Какие, к чёрту, Сид и Нэнси!

— Мы ж как Сид и Нэнси, ё-моё! — То ли дохлый, то ли живой Горшок положил сворованную магнитолу, хотя, на самом деле, уже хотелось её выбросить. Видать не фурычит совсем — Надо только решить, кто из нас тёлка — И он зажал сигарету губами, крепко так — Какие, к чёрту, Сид и Нэнси! Это омерзительная парочка наркоманов, отвали от меня! — Андрей отошёл от Миши. Лучше сказать отшатнулся       Впервые за долгое время он рассматривает ту реальную атмосферу анархии, в которой эти двое находились. Накаркал Горшенёв. Правда она слегка отличалась от соображений в Михиной голове, но, что ж, до идеала идти всегда сложно. В последнее время в квартире никто не убирался. На стене красивое пятно от вина, кто-то кинул бутылку в стену недели две назад. Везде ёбаный мусор, пластиковые стаканы, в которых плавают бычки. И мухи. Везде. Крики на улице дополняли картину, вообще не ясно, в каком они выблядском районе сейчас. Да и квартира, кстати, не их. На квартиру всё равно, в целом, просто снова переезжать лень уже. А как насчёт обслуживания и помощи со стороны, раз уж они в таком дерьме. Да какое там обслуживание, коммуникации с людьми. Себя бы обслужить. Трусы постирать, да зубы почистить. У кого сколько осталось. Их сейчас стошнит уже от этой обстановки. Есть только два здравых ответвления. Два «Они». ОНИ играют одно, а Они — совсем другое. Что значит первое и второе. «ОНИ» — это Король и Шут, а «Они», не такое масштабное, — это Андрюша и Мишенька. Ради бога, все знают, они не лучшие, но главное, что ребятки так чувствуют, ощущают. Даже если это не так. В Музыке-то они не сказать, что на пике, но их уже признали, их любят, они нравятся. Но это состояние, при котором все дерьмо считывается на лице убивает. «О да! Это я! Это я-я-я сел на наркоту! Это я пытаюсь подсадить ещё и друга! Я! Это я! Я горжусь!». Это буквально читается на лице у Миши, это он — воплощение поколения нигилистов! Отцы и Дети, кстати, полная хуйня. «Он же звезда!», «Да он просто больной». Некая мерзкая пища для размышления, что же из этого является правдой, а что поганой ложью… — Что ж, похоже, у нас, есть что-то общее. «Милая парочка». — Добавил Андрей, заканчивая осматривать хату — Что ты вообще делаешь? — Он вновь проанализировал кадры из фильма, сравнив с реальными. Ещё и эта магнитолка спизженная. По какой чёрт Горшку она резко понадобилась в пьяном нарко-угаре — Он для меня очень важен, я хочу его найти!       Сигарета выпала изо рта, Миша метнулся на балкон. Там плохо закрывались окна, из-за чего было ужасно холодно, но никто их об этом не предупредил. За такую цену, которую загнула хозяйка берлоги, тут должны быть хоромы! Андрей умолял, чтобы Мишка выбрал другую квартиру, любую! Но нет же. «Мы ж панки, ё-моё! А не какие-то там звезды с эстрады, можем себе позволить». Могут, а теперь последний хрен без соли доедают. Так вот про балкон. Он достаточно широкий, пошире, чем обычные балконы. Однако, это же Питер, мать твою! Чтобы люди с жиру побесились, можно и сделать балконы пошире, побольше! Чтобы будущие, заядлые нарколыги, ютились там тогда, когда в комнате уже места не будет из-за мусора. Эти же двое пошли другой тактикой: сначала «облагородить» балкон, чтобы потом и кухню с комнатой захламить. На полках газеты какие-то, журналы, ещё что-то. Не рассмотреть. И говоря про наркалыг, речь идёт не о них. Пока не запущено — можно остановить — Чёрт, заткнись! Где это Чёртово мыло!       Горшок бегал по квартире и искал мыло. Скорее всего, когда он его найдёт, то этот кусок нужно будет хотя бы водой сбрызнуть… Андрей стоял на кровати в ботинках. Почти чистых. Он же, все же, панк, но не до такой степени. Тем более таким он себя и не считает. Ну может от части только. Кому Миша кинул это заурядное «Заткнись», Князь не понял. Хотелось наорать на Горшка, совсем уж угашенный. У него вообще несколько стадий: на первой он конкретно вне себя, потом уже постепенно носиться туда-сюда начинает, а на второй… — Нэнси, помой, пожалуйста, посуду!       На второй начинаются излюбленные реплики фильма. «Ну и кому он это говорит. Какая посуда. Её же не было даже, как и воды». Но воду отключили недавно, так что они оба относительно чистенькие — Да, ты идёшь чётко по тексту. Мих! Миха! — Андрей падает на смятые бутылки пива, где-то немного было, поэтому всё, что могло вылиться — вылилось — Дюх, Дюша. Мама приедет, обязательно приедет и увидит вот это. Надо хотя бы посуду помыть...       Андрей-то даже трезвый, ни капли в рот, ни сантиметра в жопу, как пошутил бы Миша, если бы был в состоянии. Но сейчас Андрей всё ещё смотрит в стену и теперь не знает, что делать: идти и притворятся, что моет посуду, идти покупать эту посуду, оплачивать коммуналку, что делать-то. Главное не дать по роже Горшку, иначе тот отлетит в шифоньер и, дай бог, очнётся через часа два-три. Дай бог, что через два-три… дай бог. Да что дай бог-то. Руки есть, ноги есть, талантище есть безграничное! Но нет же, мало. Хочется вогнать себя во мрак, а потом чувствовать, как мрак вогнан в тебя и циркулирует по телу — Я ухожу — Князев спихивает с себя тяжёлое тело и спускается на пол. Следы от ботинок оставили серые пятна. Где-то осыпалась земля — Выглядишь ты, Миха, хреново. Особенно когда лежишь на постели в песке — Не уходи! Давай уколемся на прощание! Дюх! Нет. Не уходи! — он комкает руками одеяло, натягивает на себя и снова срывает, закидывая голову в истерике — Не уходи! Ты даже не обнял меня. Давай уколемся! Давай кольнёмся, Андрюха!       Дальше не особо разборчивое мычание, слова, конец которых обрывали судорога в руках и ногах, чрезмерная боль в суставах. И челюсть не слушалась, то дёргалась, то еле шевелилась. Позже выкрики сменились замедленной и несвязанной речью про мать, отца, «Нэнси, помой посуду» и ударами себя по лицу. Глаза, которые и так были красными, покраснели ещё больше. Казалось, что один зрачок значительно больше другого, такого ещё не было. Либо печень отказывает, либо почки. Часто бывает, что у людей из-за этих болезней случается хуйня с глазами. Иногда из-за лёгких. Короче все соматические заболевания. Жуть страшная, на нервы влияет безвозвратно. Это Андрей называет так, — Точка невозврата. Типа аналогия такая: когда в младших классах раскачиваешься на стуле, на тебя ещё училка орёт, чтобы ты перестал, а ты на зло дальше делаешь. Одна секунда и ты в полёте, а за парту схватиться уже не можешь. Это и есть «Точка Невозврата» в детском её понимании и в аналогии Князя — Миша, мать твою! — Он толкает убитого по виду Горшка с кровати. Всё теми же ботинками, поэтому теперь отпечаток подошвы украшает костлявый бок Миши       Вроде как он ещё никогда не был таким худым. Ну, костлявым. Упал он глухо и не отзывался. Вот сейчас Андрею надо было идти, но в место этого он стал разбрасывать вещи по углам ещё сильнее, чтобы найти бутылку воды. Не пива. Просто бутылку воды, чтобы хотя бы несколько капель было. А самое главное-то что. Какое осознание самое ценное? Осознание того, что как раньше уже не будет. Нет ни одного момента в жизни, который можно в точности повторить. Если только «в точности, но наоборот». Это фраза такая есть. Или «точно такой же, но другой». Это уже интерпретация. Так обычно думают, когда человек остался собой, а внутри что-то поменялось. Часто это по лицу видно, а иногда и по походке, но это уже встречается реже. Хотя вот у Горшка именно так было. Когда стал употреблять, говоря всем, что это не так или «я слезу, как захочу». У него походка поменялась. Голова при ходьбе смотрит вниз, плечи подавались вперёд, да и осанка поменялась. Не прям чтобы сильно, но видно было. И вот это характерное покачивание с ноги на ногу. Не стабильная траектория движения. Даже визуализировать в голове легко       Андрей нашёл бутылку с водой. Даже закрытую, когда-то купленную. Искал золото, а нашёл алмаз. Так тоже иногда говорят при большой удачи иди ещё когда-то… — Очнись, блять! Очнись! — Князь со спокойным лицом открыл бутылку и немного плеснул на лицо Горшку, а потом приподнял его голову, приближая горлышко бутылки к губам Миши       Конечно, сам бы он разлил всю воду. Это было очевидно. Хотя нет, не разлил бы, потому что даже руку не смог поднять, чтобы взять её. Просто подержать. Просто попить воды. Кажется, так легко. В пьяном угаре сложно банально поссать сходить, поэтому про нарко-состояние и попить можно не говорить — Мих, надо лечиться — Андрей продолжил, как только Горшок открыл глаза и стал вглатывать воду, насколько мог. Чем она сейчас поможет? Да хрен знает, все токсины из организма она явно не выведет. Вообще говорят, что всю хуйню можно вывести через сперму, но чёрт тебя дери, в угаре член-то даже встать не сможет… Но попытаться можно       Андрей, как в первый раз, даже заботливо, закинул тело Горшка на кровать. Было бы хорошо сначала убраться на ней, выкинуть мусор. Да матрац поменять тоже надо, на самом деле… Но это потом, потом! Миша взвизгнул, а Андрей, не ожидая этого, чуть рефлекторно не заехал ему по голове. Прям по темечку, как иногда шутя говорит Балу. «Ну прям по темечку! Прям по темечку!»       Но так было далеко не с самого начала. Так было не всегда. Когда начался спад не заметил никто. Вот жаль, что Андрей перестал вести дневник! Было бы забавно потом прочитать про все вот эти блевотно-мерзотные ситуации в формате стихов. Сумбурных и нескладных, потому что больное романтизировать опасно, может и прижиться. Да так прижиться, что остаться навсегда. Страшные вещи — красивыми стать не могут. Заисключением злой улыбки Горшка, которая часто обливала Андрея теплом и облизывала чем-то родным, кончиком языка проводя по щекам и оглаживая засохшие губы. Первая ссора была не такая страшная, скорее обидная, что она была из-за денег, из-за материальных благ, а беречь-то надо душу… — Да у тебя никогда денег нет! — Миша пихнул Андрея ещё сильнее, что тот откатился на пятки и в попытках удержать равновесие, привстал на носки, наклоняясь корпусом вперёд, хмуря брови и закусывая левую щёку, что на ней образовался кратер, в виде аккуратной и обтекаемой вмятинки — Есть, конечно, деньги, но почему именно я должен платить — Со спокойной интонацией вылупился Андрей, да так, что в глазах были хорошо видны блики — У меня всегда есть на пожрать, у меня только нет в паспорте штампика, что я в отцы к смазливой девчонке заделался! — В мамочки ты сам записался, даже в блядской очереди постоять успел ко мне. Жаль, Андрюша, что твой максимум, — мой минимум — И он поднимает голову выше, чтобы попытаться показать своё превосходство — Ты тоже должен за репетиционную точку платить, понимаешь, да? — И лыбу тянет — Так тока мы с Балу и оплачиваем!       С этого переломного момента и выяснилось, куда девались деньги у Миши, бережно переданные то от мамули, то заработанные по барам-клубам. Дорогой героин был реально Дорогим, поэтому впопыхах найденная доза, которая не стоит своих денег, ещё сильнее била по организму. Но иногда больнее было Андрею, чем Михе — Блядина! Не можешь запоминать головой — запоминай жопой!       Лицо Андрея впечатали в подушку, из которой торчали перья. Эта подушка пережила многое, но точно не больше, чем Андрей. Скорее они были на равных. В обездвиженном положении Князь совсем не чувствовал себя Князем, а скорее мрачным мордобойщиком. Мордобойщиком он себя чувствовал, потому что в открытую сейчас продувал. Был бы он на ринге, так бы и поднял смех в зале. Его руки крепко прижаты к собственной спине, короткие ногти Горшка врезались в нежную кожицу, чуть оставляя красные вмятины. Князь то сводил, то разводил лопатки, в надежде выкрутиться. «Не сейчас… блять… не сейчас же…». Смело, но безрассудно. Обычно такое забавляло Горшенёва, но сейчас хотелось влепить Андрею по заднице, чтобы не брыкался, да как бы не возбудить его случайно — Да, давай, сделай ещё хуже, давай… добивайся своего…       Андрей закусил край подушки, потому что знал, что будет после его сладостных слов, но за этим пошла другая реакция. Миша грубыми пальцами огладил у Андрея выпирающие косточки позвоночника, постукивая где-то посередине своими отбитыми в драке костяшками. Тонкая душевная организация Адрюхи не могла вытерпеть чего-то нового в заломанном состоянии — В твоём маленьком плане есть большая-большая ошибка — Горшок склонился над алым ухом Князя и нашептал свои мысли прямо в мозг, просверливая и прочёсывая каждую извилинку, накручивая на средний палец — Сверху-то я, понимаешь, да?       Глаз Андрея видно не было, но было ясно, что они метались туда сюда, а пульс отдавал то в брови, то в виски, отплясывая кан-кан в самом лучшем его проявлении. Руками он больше не вырывался, а ноги и вовсе расслабились. Лежал без напряжения, как будто отдыхал после дополнительных выступлений где-то-где-то. Душно было ужасно, было бы славно открыть окно. А потом сигануть оттуда, как думал сейчас Миха, но виду не подавал, ему ещё Князя трахать — Я не думал, что банальный вопрос проделает у тебя дырку в башке — Он мокро облизывает ухо, переходя на открытые участки шеи       Язык горячий, кожа тоже полыхает, как после огненного душа. Михин стояк упирается куда-то ближе к пояснице Князева, так блаженно протираясь, как бы случайно, просто к слову. К действию. Член Андрея тоже уже был наготове, чтобы его обхватили и сжали как можно сильнее, но не дрочили, а поиздевались. Вязко и долго, чтобы можно было начать унижаться, в мольбах о разрешении кончить и завизжать в предоргазменных судорогах, с липким от естественной смазки членом. Щекой Андрей потёрся о подушку, ожидая хоть немного ласки от нависающего сверху Миши, но получает он только крепкую хватку большой руки за волосы — Повернись ко мне, посмотри на меня — Миха оттягивает блондинистую голову, буравит взглядом и тянет. Тянет на себя, чтобы Князеву больно было, он любит это. Они оба влюблены в боль при сексе. «Любовь должна быть с побоями», «Не бьёт — не любит»       Горшенёв стягивает с Андрея штаны, аккуратно бросает на пол — А то потом опять разорётся, вот, погладить теперь нужно — и оглядывает ягодицы при тусклом свете. Тусклом, но не хоть глаз выколи, видно было хорошо. Облизнув один палец, он приставил его к узкому колечку мышц. Уже пульсирующему. Руки у Горшка всегда были холодные и тёплая слюна этого не исправила — Андрей дёрнулся, снова случайно приластившись к чистой и приятно пахнувшей порошком наволочке. Как будто резко накатил уют… но сразу растворился, потому что вместо одного пальца в него пихнули два, без всякой предворительный растяжки или нежности, и так нормально пальцы в слюне извозились — Ё-моё… — Миша медленно протискивался в Андрея, разводя пальцы внутри, сгибая их и сильно — насколько это было возможно — вдаривался в тёплые, пульсирующие стенки — Надо же… вот и погреюсь       Наверное, в голове у Миши это звучало более пошло-красиво, но на деле это просто была констатация факта. С хлюпающим звуком он вынул пальцы и перевернул Андрюшу на спину, бесстыдно раздвинув ноги, одну он закинул к себе на плечо, погладив голень и подтянув всю его возбужденно-горящую тушку к себе. Облизал засохшие губы. Кстати тоже холодные и треснутые в середине. Кажется, что один смачный поцелуй, — и на них выступит кровь, подтекая на нижнюю губу, где не было сухой трещинки. Потрёпанные джинсы Горшка спустились до колен и из трусов был выпущен налитый член, на стволе которого чуть виднелись венки. Дай бог в член колоться не будет, хотя на тот момент он в целом был в завязке около двух месяцев. Если бы плотно сидел, то хуй бы не встал, как бы того не хотелось. Но под герычем он потрахаться всё равно успел. В такие моменты самоощущение меняется. Становится такое Эдакое! восприятие себя. Смоченная той же слюной, головка члена пихнулась вперёд к ноющей дырочке Андрея и он завыл, как молодая, но подбитая скотинка. На износ работает, выгибается, слегка стоны симулирует, красуется и подставляется, чуть протяжно и сладко ноют бедра, когда не могут подтянутся ближе к паху Горшка, потому что их вдавили руки. Немного поизмываясь, Миша подался вперёд — ему и самому уже невтерпёж было, хотелось так, что в головушке постукивало — и он с силой ударился в Князева, задевая все чувствительные точки, которые мог задеть. Он толкался с новой силой и в разном темпе, сбиваясь, — иногда случайно, но только иногда. Прокручивал соски Андрея, пару раз пытался согнуться так, чтобы укусить их, но так и не дотянулся. То ли лень в моменте становилось, то ли реально настолько нескладный… негибкий. Сердце отстукивало где-то в животе. Иногда Андрей замечал, что у него пульсация даже в указательный палец отдаёт. В планах было запомнить каждую мелочь, чтобы потом надрачивать на эти моменты, стыдливо вдыхать запах с оставленной в очередной раз Мишей футболки и кончать себе на живот, с осознанием «подрочил — и жить милее стало». Оба устали, им жарко. Грязные словечки и фразы не переставали выбивать то одного, то другого из колеи — Ещё… мне нужно прямо туда… ты же уже почти всё… — Андрей огладил грудь Горшка и тот, не сдержавшись — а хотелось потрахаться ещё дольше — кончает в Князя, как тот и попросил. Ну, когда нужно, значит можно