«Рома».
Рома родился на шесть лет раньше Дани, так что когда их мама подарила Дане жизнь, Рома уже готовился пойти в школу. Несмотря на то, что они были родными братьями, отцы у них были разные. Вероника Никольская, в шоубизнесе больше известная как “Ника Никс”, была женщиной ветреной, молодой и успешной. Много снималась в клипах, часто тусила на радио и занималась организацией почти всех концертов в Очагово. Из-за своей востребованности она пропадала на работе сутками, поэтому мальчишки по большей части росли одни. В десять лет Рома после школы забирал четырёхгодовалого Даню из садика и вёл домой, где самостоятельно готовил ему ужин. Для Дани Рома заменил и отца, и мать, поэтому брат его боготворил, и даже когда, по мере того, как Даня рос, в их с Ромой внешности становилась всё больше видна пресловутая разница, они продолжали считать друг друга братьями, ни капли не подвергая сомнению своё родство. Несмотря на то, что оба совершенно не были похожи. Рома был светлорусым, зеленоглазым, с тонкими чертами и правильным овалом лица, и уже в тринадцать было понятно, что он вырастет высоким и статным парнем. Он обладал легкостью и грацией, присущей, разве что, кошачьим. У него были чарующая улыбка и тихий обаятельный смех, а голос всегда звучал мягко, даже когда Рома злился, что происходило не так уж и часто, поскольку характер у него был уравновешенный и во многом стрессоустойчивый. Даня же лет до восьми был неуклюжим и неповоротливым непоседой, этаким крепко сбитым пухляшом с широкой костью и не слишком аккуратными чертами. И в отличие от Ромы, славянские корни которого было видно за версту, Даня был жгучим брюнетом с тёмно-карими глазами и носом с горбинкой — не уродливой, но придающей его лицу специфическую форму. Тёмные брови были слишком густыми, слева на подбородке имелась маленькая тёмная родинка; голос был ломающийся, а смех некрасивый — чересчур громкий и резкий; даже, можно сказать, грубый. Такими же были и манеры. В то время пока Рома покорял сердца девушек игрой на гитаре, своей бескрайней тактичностью и изысканным вкусом в музыке и комплиментах, четырнадцатилетний Даня курил, матерился как сапожник, покупал пивас по поддельному удостоверению и бродил с местной гопотой по району допоздна, травя байки и рассказывая пошлые анекдоты. В пятнадцать лет он выбрил себе могавк, оставив длинную челку, и осветлил волосы. В тот же год Рома присоединился к молодой и креативной музыкальной группе, которая давала концерты по городским клубам, и стал всё реже бывать дома. Для Дани этот период дался нелегко. К тому, что мама бывала дома лишь по выходным, он привык давно. Но Рома... Рома — это другое. Рома был для него весь этот чёртов мир. Мир, в котором они до ночи рубились в приставку, смотрели голливудские фильмы, кидаясь друг в дружку попкорном, бились на игрушечных роботах и до утра с неугасаемым блеском в глазах обсуждали какие-нибудь идеи. Рома штопал и подшивал Дане спортивные штаны для занятий физкультурой в школе, потому что сам Даня с трудом управлялся с иголкой и быстрее исколол бы себе все пальцы, чем попал «ушком» в нужную петлю. Рома готовил ему завтраки и обеды, давал деньги на карманные расходы, занимался с ним чтением, когда Даня начинал отставать в школьной программе. Рома дал ему свой айфон, когда Даня опаздывал к репетитору, забыв свою нокию-«раскладушку» дома на подзарядке. Именно Рома приехал за ним в тот вечер, когда Даню и его дружбанов-корешей из школы, по глупости забивших «стрелку» братанам с района, жёстко избили в подворотне. Когда Рома ступил в гулкую темноту высокой арки, Даня был последним, кто ещё оставался в том переулке: он сидел на асфальте, согнув колени и привалившись спиной к холодному и отсыревшему кирпичу стены, дрожа от боли и холода, со свистом втягивая воздух сквозь сцепленные зубы и периодически шмыгая носом. “Иисусе...” — Рома подбежал к брату и, обняв его своей сильной рукой за корпус, помог подняться на ноги. — “Как ты??” Даня свистел, шмыгал и изредка всхлипывал, но держался молодцом. Он слабо кивнул, давая знать, что всё в порядке, хотя в порядке он не был абсолютно. Рома не стал ругаться, не стал читать ему нотации или длинную нравоучительную речь. Он просто взял такси и отвёз его в травмпункт. А затем ещё неделю ухаживал за ним, когда Дане наложили шину, так как у него оказались сломанными несколько рёбер. Он лишь спросил, что произошло. Даня рассказал ему всю правду, и больше этой темы они не касались. Матери оба соврали, сказав, что Даня записался в карате-клуб. Через какое-то время, когда подлечился, Даня действительно туда записался, но проходил всего пару месяцев, поскольку очень скоро понял, что ему это неинтересно. Тогда же он понял, что ему больше интересен хип-хоп, и записался в танцевальную студию. Уход Ромы в группу он воспринял болезненно. С одной стороны, он был горд за брата, но с другой... С другой, ему не хватало их прежних совместных вечеров, и одиночество стен пустой квартиры начало давить на него с двойной силой. Возможно, за этим и крылась истинная причина того, почему Даня пришёл к «квартирникам», которые устраивал у себя в отсутствие мамы и брата. Тогда же он бросил танцы и занялся фотографией, сняв на свои деньги небольшую студию неподалёку от дома. В этом был весь Даня — он никогда ничего не доводил до конца. Когда ему исполнилось восемнадцать, и его брат уехал в свой первый тур с группой, Даня, на тот момент уже переметнувшийся от фотографии к геймдизайну, подал заявление о трудоустройстве в «Медиасофт» — самую большую и широко известную международную компанию по разработке игр, софта и развлекательного контента в стране. К тому моменту о братьях Никольских в высших кругах не знал только ленивый, и если о Романе слава ходила поистине завидная — молодой и успешный музыкант, соавтор и продюсер группы, популярный блогер, делающий заметки о музыке и путешествиях в гастрольных турах, — то Даня снискал себе печальную известность человека непостоянного, недалёкого и токсичного, грубого и полного сарказма, ведь он не выдерживал никакого сравнения с братом. Что, с одной стороны, было закономерным, а с другой — заставляло Даню чувствовать себя ущербным. Мать — успешная актриса и радиоведущая, брат — талантливый и перспективный музыкант. А вот он, Даня, за что бы ни брался, ни в чём не мог найти своего призвания. Из-за постоянных подколок и насмешек друзей, знакомых и журналистов в его сторону, Дане пришлось отрастить непробиваемый панцирь пофигизма и показного безразличия с едкой примесью язвительности. Ещё больше дело омрачало то, что чем сильнее он пытался отличаться от брата, тем «аномальнее» он был. Ведь его брат являлся классическим образцом успешного человека. А Даня... Даня настолько запутался, что уже сам не понимал, кто он такой. Друзей у него было мало, люди его не любили, девушки — тем более, ведь он вёл себя с ними как беспросветный мудак. Возможно, он бы и в «Медиасофт» никогда не попал, если бы не Женя...«Женя».
Евгений Янычар был гендиректором коммерческого отдела — пожалуй, самым молодым в истории: двадцать шесть лет. Он отвечал за рекламу, разработку и продажу контента, был креативным коучем, бизнес-тренером и человеком, которого чаще всего отправляли в командировки с целью привлечения иностранных инвесторов. У Жени имелась хорошая бизнес-хватка, отличное понимание потребностей клиента и намётанный глаз в соучредительстве. Вдобавок ко всему, он окончил курсы вебдизайна и прошёл несколько тренингов по руководству людьми, поэтому прекрасно знал своё дело. В день, когда «Медиасофт» рассматривал заявления о принятии на работу новых сотрудников, Евгения поставили одним из кураторов отдела кадров, так как геймдизайн был косвенным профилем отдела разработки. Фамилия «Никольский» сразу же помогла всплыть в голове нескольким ассоциациям. — Не тот Никольский, — машинально скривился сотрудник из отдела кадров. Женя склонился над компьютером и пощёлкал мышью, пролистав анкету и прилагающееся к ней резюме. Материал был хороший. А вот стажа не было. Это заставило его нахмуриться. Он взял со стола папку с распечатанной информацией. — Ладно, вот что. Я сам проведу собеседование. В конце концов, я директор, и мне решать, стоит брать на работу этого парня или нет. Подчинённый кивнул, соглашаясь — довольно быстро, чтобы понять, как очевидно он не хотел заниматься этой головной болью. Поэтому когда секретарь пригласила Даню в кабинет, там сидел только Женя. Беседа длилась около часа. За это время Даня успел рассказать о своей работе фотографом и о том, как однажды помогал срежиссировать клип своей мамы на студии. Женя этим заинтересовался, хотя к геймдизайну эта информация не имела никакого отношения. Оба сами не заметили, как из формального разговор перетёк в неформальный, и они начали обсуждать кино, рекламу и клипы. Кончилось всё тем, что Женя сидел на краю стола, болтая ногами, а Даня крутился в кресле на колёсиках. Их беседу прервал звонок на секретарь-автомат во главе Жениного стола. Женя снял трубку. Последовало несколько коротких фраз, прежде чем он положил трубку на место и спрыгнул со стола. Даня поднялся на ноги. Он почему-то был уверен, что сейчас Женя пафосным тоном скажет заученную наизусть фразу «Вы нам не подходите», но вместо этого тот протянул руку, чтобы пожать, и уверенно произнёс: “До понедельника?” Даня сбивчиво кивнул, пожимая ладонь в ответ. Перед тем как он покинул кабинет, в спину его догнал Женин голос: — Редкое имя: Данияр. Даня обернулся, а Женя поспешил с улыбкой ретироваться: — Прочёл в твоём файле. — Только мне оно не нравится. — Почему? Даня пожал плечами. — Не такое звучное как Роман. Женя удивлённо посмотрел ему вслед, пока дверь, наконец, не закрылась. ...С Романом Никольским Женя познакомился спустя три месяца на одном из «квартирников» Дани, посвящённом «Медиасофту». Любой знает, что лучший способ сблизиться со своим коллективом, это вместе набухаться. Здесь, среди музыки, уютной домашней мебели, приглушённого освещения и портвейна, все коллеги вмиг забывали о работе и начинали узнавать друг друга чуть лучше. Обычно Женя старался держать субординацию с подчинёнными, но в этот раз ему просто хотелось «накидаться» с ребятами на домашней вечеринке. К тому же, было бы невежливо отказываться от приглашения сотрудника, которого он сам же недавно нанял. Даня встречал гостей у порога и провожал их в зал, где они с радостными возгласами узнавали друг друга и тотчас сбивались в отдельные группки по интересам. Где-то меж ног бродил пушистый полосатый кот Никольских, с поднятым трубой хвостом потираясь о вновь прибывших и оставляя на них чуть заметные следы шерсти. Громкая музыка, напитки. Стол ломился от еды. На краю серванта стопкой друг на дружке лежали четыре коробки с пиццей, самая верхняя из которых была раскрыта и сиротливо обнажала последние два куска. Женя поздоровался за руку с некоторыми из ребят, двигаясь глубже в дом. Его у порога встретила Катя — замглавы отдела по маркетингу. Она же сказала, где отыскать Данияра. Даня копошился на кухне, выкладывая очередной салат в глубокую хрустальную вазу и мимоходом облизывая испачканные в майонезе пальцы. Таких вазочек на столе стояло штук семь. Женя остановился в проходе, облокотившись на косяк. — Сказал бы, что закажешь банкет, мы бы скинулись. — Это не банкет, — машинально откликнулся Даня, продолжая орудовать ложкой, — а кулинарные эксперименты. Женя отстранился от дверного косяка и неуверенно шагнул чуть вперёд. Вид у него был крайне озадаченный. — Хочешь сказать, ты сам всё это приготовил? — Ну да. — Даня поднял на него глаза. — Мамы же почти никогда не бывает дома, а брат всё время в турах. Я сперва думал, что обойдусь быстрозаваримой лапшой недельку-другую, но... чёрт! У неё такой дешманский вкус. Да и постоянно сидеть на «роллтоне» — так и до гастрита недалеко. А в кафе-ресторанах питаться даже мне с моей зарплатой слишком понтово. Вот я и решил начать готовить. Нашёл на Ютубе пару шеф-поварских каналов — и вуаля! Не «Мишленовские звёзды», конечно, но дёшево и сердито. В ресторане бы такой стол вам обошёлся в шесть косарей. А то и в шестнадцать, — добавил он, вновь посмотрев на салаты и немного подумав. Женя присвистнул. — Ого! Да тебе самому впору ресторан открывать! — Не болтай, лучше помоги мне, — Даня тут же всучил ему в каждую руку по вазочке с салатом и хлопком в плечо отправил в гостиную. ...Вечеринка была в полном разгаре. Женя уже успел выпить несколько бокалов вина и неплохо заобщаться с некоторыми из своих коллег, сидя в полутёмной гостиной на диванчике и гладя растянувшегося поперёк коленей кота, когда заметил, как какой-то новопришедший парень в снепбеке с надвинутым на глаза козырьком и сверкающей серёжкой-кольцом в ухе поочерёдно расспрашивает у ребят, не видел ли кто Даню. Один из ещё не очень пьяных гостей подсказал ему направление, и парень, благодарно кивнув, скрылся в межкомнатном переходе. Женя настороженно поднялся, переложив кота на нагретое место. Когда он миновал зал и добрался до кухни, двое парней уже стояли в дверях, к нему спиной, и Даня наталкивал какие-то свёртки в чужой рюкзак. — У нас стоянка тридцать минут, я сразу от вокзала взял такси. Вика и Костя ждут в машине, а Лёша дежурит на платформе. Транзитный поезд, отсюда и дальше стоянок больше не будет. Я не собирался заходить, но хотел повидаться. Знаешь, у нас ведь турнэ ещё месяц... Слушай, не накладывай так много, у нас там вагон-ресторан... Но Даня не слушал. Женя неловко протиснулся вперёд, задев при этом плечо парня в снепбеке. Тот обернулся. Женя моментально его узнал. — Вы брат Дани? — неуклюже спросил он. — Роман Никольский. — Парень протянул твёрдую ладонь. — А Вы? — Мой работодатель Женя, — не глядя ответил за него Данияр, пока молодые люди обменивались рукопожатиями. — Евгений Янычар, — кивнул Женя. У старшего Никольского заиграла музыка на телефоне. Он поднёс трубку к уху и ответил на звонок, одновременно жестами показывая брату, чтобы тот закруглялся. “Да, Лёш. Да, мы уже едем. Буквально десять минут...” Затем нажал на кнопку отключения связи и опустил руку. — Прости, Дань. Всё. Пора бежать. Даня передал ему порядком разбухший от набитых в него продуктов рюкзак. — Позвони, когда доберётесь до места. — Обязательно. Он перекинул обе лямки рюкзака себе за спину и двинулся к входной двери, огибая Женю. — Ром! — окликнул его Даня и подошёл, чтобы обнять. — Поесть не забудь. Рома улыбнулся в ответ тёплой улыбкой, понятной только братьям, и, отвесив на прощание кивок обескураженному Евгению, скрылся в конце длинного коридора.***
...Катя искоса поглядывала на Женю, сидевшего за рабочим столом и задумчиво пялившегося куда-то в окно, хотя их офис был расположен на четвёртом этаже. Минут пятнадцать назад тут побывал Даня, который спустился со своего шестого, из отдела разработки и геймдизайна только для того, чтобы занести Жене кофе, купленный по пути на работу в Старбаксе. Потому что Женя любил кофе из Старбакса. А Дане вовсе не трудно было за ним зайти. Это же Старбакс, а не та дрянь, что разливают у них на этажах в автоматах. Катя постучала кончиком зажатой в пальцах ручки по накрашенным губам. — Ты ведь в курсе, что ты ему нравишься? — Кому? — выпал из своих мыслей Женя. — Дане, — последовал лаконичный ответ. Катя кивком головы указала на дверь, словно Данияр Никольский вышел из неё всего минуту назад. Женя уронил ироничный смешок. — Если ты про кофе, то... — Дело не только в кофе, — перебила Екатерина. — Дело в том, как он на тебя смотрит. Как с тобой говорит. Ты правда ничего не замечаешь? Женя фыркнул, отмахиваясь. — Брось! Вам, девчонкам, лишь бы придумать какой-нибудь пейринг для шипперства — что я, не знаю, что ли? Мы тут работу делаем, как бы. — Вот-вот: “как бы”, — в ответ фыркнула Катя. — Никогда не обращал внимания на то, что ты единственный в компании, кого он постоянно трогает? А интонации, с которыми он с тобой говорит? Ты тупой, поэтому вряд ли бы догадался. Не благодари. Девушка вернулась к документации, а Женя тем временем снова крепко задумался. Не сказать, чтобы он совсем ничего не замечал. Иногда ему и правда казалось, что Даня ведёт себя как-то странно. Не только по отношению к нему. Однажды он зашёл в отдел и услышал, как тот объясняет что-то своей коллеге "по цеху": «Леночка! Ну тут же всё просто!..» Это была интонация из серии манерного мальчика-гея, но Женя не придал ей значения, решив, что это обычный Данин стёб. Время от времени Даня «манерничал», но это всегда было поверхностно, не всерьёз. Словно его собственный способ высмеять что-то — какой-нибудь человеческий недостаток или косяк. И за это многие в компании его не любили. Даня бывал резок, но эта его особенность высмеивания была в сто раз хуже. Пока однажды в приватной беседе Женя не услышал от него: «Женечка, ну подумай!..» В тот раз они говорили про режиссёров, и Даня спросил о том, кто, по мнению Жени, срежиссировал три последних клипа, которые он показал ему у себя в офисе на рабочем компе. Женя ответил первое имя, которое пришло на ум. “Женечка, ну подумай!..” Это прозвучало не как издёвка, а как подсказка. Странным здесь было то, что Даня использовал такую нежную и совершенно “не-мужскую” фразу вместо привычного: "Чувак, что ты городишь))" И Жене, безусловно, было приятно слышать своё имя в таком ключе, но, пожалуй, только сейчас он начал задумываться о том, насколько со стороны это могло показаться... неоднозначным. Словно в подтверждение этой мысли ему один за другим стали вспоминаться все те случаи, когда Даня был рядом. Каждый раз его рука то и дело блуждала по свитшоту Жени: то хлопала его по плечу, то тянула за рукав, то «бездумно» дёргала за шнурки капюшона. А ещё Данин смех... он менялся. Обычно Даня смеялся громко и резко, с нотками плохо воспитанного человека. Но рядом с Женей его смех звучал очаровательным, и смеялся Даня так часто, как видел Женю. Он словно становился счастливее, как бы это ни звучало. И Жене внутренне нравилось производить такое впечатление, вот только... боже! ...Евгений откинулся на спинку стула, прошитый внезапно пришедшим на ум осознанием. Неужели Катя права? Нет, не может этого быть.***
То, что Женя был бухой в говно, понятно было по тому, что он едва мог связать вместе два слова и на ногах держался исключительно на честном слове, пошатываясь и пытаясь протиснуться поближе к диванчику, на котором уже сидел (точнее — почти лежал, вытянув ноги вперёд и возложив их на журнальный столик перед диваном) Даня. Свитшот с очередным модным принтом был залит пивом из стаканчика, который Женя держал в руке, нетрезвой походкой пробираясь через танцующих ребят в гостиной. У Никольских снова была вечеринка, на которой собрался весь «Медиасофт». Стоило только Роме укатить в очередной тур с группой, как Даня почти в те же выходные пригласил ребят отметить день рождения компании у них на хате. Женя поначалу не хотел приходить, но это была их «партнёрка», так что визит на эту вечеринку для него являлся скорее рабочим, нежели просто приглашением потусить. К тому же, в последний момент пошёл и Стас — а кто Женя такой, чтобы отказаться от тусы, если даже интеллигентный и в быту не пьющий Станислав Королёв не побрезговал участием в этом совместном предприятии. Кругом были столики с напитками, высокие красные пластиковые стаканчики, заполненные пивом и газировкой, пустые банки из-под энергетиков, шампанское, ром в тёмных бокалах, какие-то коктейли, на полу валялись пластиковые трубочки, обрывки от конфетти и прочий цветной мусор. Женя дважды споткнулся о кота Никольских — во второй раз едва не разлив всё содержимое из своего стаканчика прямо на роскошный велюровый диван. Хорошо, что мама Ромы и Дани работала в эти выходные организатором концерта каких-то приезжих артистов — её бы удар хватил, если бы она увидела, во что «медиасофтцы» превратили её жилище. Даня предусмотрительно убрал ноги со столика, дав Жене свободно пройти к дивану. Когда тот плюхнулся, наконец, на седалище, часть пива из его стаканчика всё же выплеснулась ему на джинсы. “Бл*ть”, — Женя попытался оттереть рукой подсыхающие капли, чем заставил Даню как обычно от души рассмеяться. Даня всегда смеялся, когда смотрел на Женю, а на Женю он смотрел практически постоянно, особенно когда тот оказывался в поле его видимости. Даже сегодня весь вечер, сидя на диванчике в стороне от всех, он исподтишка наблюдал за ним, пока Женя болтал с Катей и Максимом, накидывался алкоголем и пытался переспорить Жору «Скотча» в не самой трезвой дискуссии в мире о том, какую серию фильмов стоит считать классикой кинематографа — «Рокки» или «Крёстного Отца». Сам Даня тоже был не то чтобы особо трезв, но, в отличие от Жени, алкоголь он усваивал легко, да и накидывался в отсутствие Ромы почти каждую неделю. Возможно, именно поэтому организм уже привык к постоянным встряскам и воспринимал спиртное как нечто ему знакомое и родное. Навроде кофе. Семён, Влад, Лиза, Лена и Артём пошли танцевать. Макс ставил пластинки — ему в этот раз выпала честь побыть диджеем. Лена изучала диски на полке у Романа и каждые минут тридцать звонила своему парню, чтобы тот приехал до полуночи её забрать. С утра ей нужно было лететь в командировку в Корею. Даня как типичный интроверт пил в одиночестве на диване. Будь здесь Рома, они бы уже замутили какой-нибудь диспут на тему музыки и видеоклипов, но Ромы не было. Да и старший Никольский не очень-то поощрял подобные тусовки, особенно с участием алкоголя. Так что Даня просто безнаказанно «отрывался» в отсутствие брата. Комната слегка плыла перед глазами. Всюду светились неоновые диорамы. Прыгали где-то в середине танцующей толпы в гостиной и периодически мерцали «красные ушки» Кати на её головном обруче. Данияр поморщился и отпил ещё пива из своего стаканчика. Катю он недолюбливал, и мало кто знал, почему. Вряд ли это можно было связать с тем, что Катя работала с Женей в одном офисе. Он вздрогнул, когда диван под ним прогнулся. Женя пошевелился, снова попытавшись оттереть пятно от пива на своём свитшоте. — Да оставь, — бросил Даня. — Отстираешь дома. — Блин, угробил свой лучший мерч. — Во вздохе Жени послышалась неподдельная печаль. — Серьёзно? Даня снова громко и весело рассмеялся: только Женя Янычар мог надеть на дружескую "вечеринку-тире-попойку" мерч за пару сотен евро. Однако споткнувшись о грустный взгляд Жени, Даня смеяться перестал. — Если застирать сразу, пятна не останется, — тут же серьёзно добавил он с видом знатока. У Жени не было причин ему не верить, он уже хорошо знал от Ромы, что вне работы и в отсутствие матери именно Даня тянул на себе всё домашнее хозяйство. А уж про то, как здорово и вкусно он готовил, не стоило и говорить — об этом знали все в «Медиасофте». Рома не раз говорил, что если бы не Даня, они на пару с котом точно умерли бы с голоду. Логично было предположить, что лайфхаки по стирке Даня тоже знал на зубок. — Пошли в ванную, попробуем реанимировать твою обновку. Даня поднялся с дивана, отставив пластиковый стакан на столик. Жене для этого понадобилось чуть больше времени. По дому Никольских они шли, как по какому-то сказочному лабиринту: куча коридоров, в которых какие-то люди играли в карты на раздевание и курили кальян, отовсюду слышалась громкая музыка, пьяный смех, чьи-то крики и притоптывания. И двери. Много дверей. Женя едва не впечатался в одну, когда Даня потянул его за рукав в один из проходов. В ванной было пусто и на удивление тихо. Даня включил воду и уже колдовал над раковиной, совершая какой-то волшебный замес из стирального порошка, жидкого мыла и ещё какой-то штуки — Женя не понял, какой. — Снимай свитер. Вздохнув, Женя послушно стянул свитшот через голову. Вот к чему Даня не был готов абсолютно, так это к тому, что под свитшотом у Жени ничего не будет. Не то чтобы эта мысль не приходила ему в голову, но он как-то совершенно не обдумал этот вариант, поэтому слегка запаниковал. Правда, на всякий случай решил держаться спокойно и не подавать виду. Орудуя одежной щеткой с нанесённой поверх волшебной массой, Даня старательно застирывал свитшот Жени под краном, пока Женя, стоя рядом, отчаянно мёрз, переминаясь с ноги на ногу. — Можешь пока надеть что-нибудь из Роминого, — мотнул головой Никольский в сторону кучи с постиранными вещами. Женя невпопад кивнул и принялся рыться в чистом белье. И сколько Даня ни пытался сосредоточиться на своём занятии, отвести взгляд от голого торса Жени у него не получалось. И это при том, что Женя не был качком, а спортзал посещал от силы раз-полтора в месяц. Но татуировки приковывали внимание. Даня когда-то тоже хотел сделать себе одну. Или две. Но дальше «хотения» дело так и не зашло. Возможно, потому что Рома сказал, что это глупо. Хотя сам Рома при этом носил серьгу в ухе. Вот уж что, по мнению Дани, было действительно глупо. А татуировки — нет. Во всяком случае, не те, что были у Жени. Дане они отчего-то нравились: цветные, компактные — их хотелось потрогать. Одна на внутренней стороне руки, другая на левой половине груди — как раз её Женя сейчас прикрывал какой-то найденной в стиранных вещах рубашкой, наброшенной на голое тело, застёгивая пуговицы и с трудом попадая в петли. Пальцы путались, и с губ Жени постоянно слетало тихое «блядь». Даня, отложив свитшот с застиранным пятном в сторону, стряхнул воду с рук и потянулся к рубашке Жени. Он сделал это машинально, на автомате, без задней мысли. В конце концов сколько раз он вот так помогал Роме с костюмами в примерочной. Но встретившись взглядом с Женей, отчего-то начал краснеть. Пальцы замерли на планке. Жене хватило одного вдоха, чтобы дотянуться губами до губ Дани и, прижав того к раковине, поцеловать. Он был слишком пьян, чтобы думать, но теперь уже прекрасно знал об отношении Дани к нему. Всё-таки как бы тот это ни прятал, это было заметно — особенно когда Даня так сильно оживился, стоило только Жене появиться на вечеринке. Это видели абсолютно все, даже Лена, которая работала в одном отделе с Даней. Женя всё это так же хорошо понимал, как и пытался отрицать. Вряд ли бы Роме Никольскому понравилось, если бы про его брата сказали, что он гей. А в том, что Даня он и есть, Женя почему-то не сомневался. Ну хотя бы потому, что когда Женя поцеловал его, Даня не врезал ему тут же, сломав нос. Напротив, он ответил на поцелуй. А ещё спустя минуту или три Женя обнаружил себя тесно вжимающим Даню в раковину и стоящим к нему впритык, пока его язык жадно вылизывал Данин рот. В сознание его вернули пальцы Дани, которые до боли вонзились ему в плечи, пытаясь не то отстранить его от себя, не то притянуть ближе. Вид у него был безумный и всклокоченный. А ещё напуганный и растерянный одновременно. Никто из них явно не ожидал такого продолжения событий. Единственная мысль, которая в эту минуту пришла к Жене в голову, была о том, как жёстко Рома отметелит его по возвращении из тура, когда узнает, что Женя трахнул его брата прямо у них в ванной. В этот самый миг позади них послышалось робкое "Извините", и побелевшая как полотно Лена выскочила в коридор, быстро захлопнув за собой дверь. Это привело обоих в чувство. — Блять... — вырвалось у Дани и, оттолкнув Женю от себя с такой силой, что тот едва не упал на пол, свернув по пути полочки с лосьонами и шампунями, он выскочил за дверь, вслед за своей коллегой. Больше в тот вечер Женя его не видел.
***
Отпуск он взял просто для того, чтобы уехать подальше. Слишком тяжело было находиться под одной крышей с Женей, тем более теперь. Слухи распространялись быстро, а Даня уже давно понимал, что с ним что-то «не так». Наверное, он знал об этом ещё со своего рождения, с того момента, когда Рома без труда нашёл своё место под солнцем, а он, Даня, чувствовал себя потерянной рыбёшкой в океане жизни. Просто до встречи с Женей он этого не осознавал. Странное желание заполучить симпатию Жени появилось в нём ещё в тот день, на первом собеседовании. Чем дольше они говорили, тем больше Даня понимал, сколько между ними общего, и какой Женя интересный и удивительный человек, щедрый и тонко чувствующий. И тем сильнее хотел работать с ним вместе. А теперь это было невозможным. Хотелось плакать — настолько сильно было отчаяние. Он просто побросал все вещи в рюкзак и уехал в первый попавшийся город. А затем ещё в один. И в другой. Рома всегда говорил, что только в дороге ты постигаешь самого себя. Роме было хорошо: он ездил в тур, чтобы найти себя. Даня же от себя убегал. Эта дурацкая гроза застала его совсем не вовремя. На душе было скверно, как в тот злополучный день, когда его избили в подворотне, только боль была намного сильнее. Он стоял в телефонной будке — не то в позабытом и похороненном под пылью времён артефакте прошлого, не то в его винтажном воскрешении, — и беззвучно пялился на жетон в ладони. Это последнее, на что у него хватило денег: благо, в одном из карманов его безразмерных штанов на низкой посадке обнаружился «завалящий» пятак, который он тотчас опустил в «лунку», в обмен получив жетон для телефона-автомата. Неуверенно он поднял тяжёлую трубку с рычажка и набрал некогда заученный номер. “Ром... пожалуйста... приезжай и забери меня отсюда.” Иногда эти слова так сложно произнести. Тот вечер в подворотне явственно возник перед глазами. Даня утёр тыльной стороной ладони влажную щёку и смахнул в сторону мокрую от дождя чёлку. Соединение установилось. “Да?” Это был не Ромин голос. Даня взглянул на цифры на приборе и закусил язык. Первым порывом было бросить трубку, но что-то его удержало. “...Дань, это ты, да?” Голос был такой знакомый и такой... любимый. Даня сжал пальцы свободной руки, покоящейся на стеклянной стенке будки, в кулак. — Можешь приехать и забрать меня? — хрипло спросил он. Это был другой город, другой регион и, возможно, другая планета. Даня даже не надеялся, что Женя ответит. Однако спустя пару секунд молчания в трубке послышалось: “Где ты?”***
Женя приехал на машине спустя пять часов. Гроза давно прошла, и трава вокруг успела подсохнуть. Даня сидел на расстеленной на земле куртке у самой обочины. Вокруг уже начинало смеркаться. Съехав с шоссе и плавно притормозив, Женя дважды посигналил, а затем включил и "помигал" передними фарами. Даня поднялся, отряхивая куртку от налипших к ней комьев земли и перекидывая рюкзак за спину. Обратно ехали в молчании. Женя ни о чём не спрашивал, а Даня ничего не говорил. Только пялился пустым отрешённым взглядом в окно на заднем сидении на пролетающие мимо пейзажи. — Ты Роме звонил? — нарушил тишину Евгений на одном из переходов уже ближе к городу, ожидая переключения светофора. — Он в туре, — прозаично ответил Данияр и, подтянув мокрый рюкзак под голову, улёгся на него, намереваясь немного вздремнуть. Его разбудил Женя уже у самого дома. Спросонья Даня даже не понял, где он находится, пока не осознал, что это не его дом, а дом Жени. — Зачем ты привёз меня сюда? — Затем, что мой дом ближе. Женя, одной рукой придерживая Даню под локоть, помог ему выбраться из машины. — Тебе влом было проехать два километра дальше? — Не препирайся. Женя захлопнул дверцу и, взяв в другую руку рюкзак Дани, повёл парня к лифту. Даню после сна трясло от холода, и он крепче кутался в куртку. Консьержка в фойе кивнула Жене в знак приветствия и снова погрузилась в разгадывание кроссвордов за стойкой. Лифт приехал через пять минут. Стоило дверям закрыться за их спинами, как Женя упёрся обеими руками в стенку с двух сторон от Даниного лица. — Я понимаю, ты устал, — негромко и совсем не злобно сказал он, однако голос его дрожал от напряжения, как натянутая струна. — Но ты уехал, ничего мне не сказав. Даже не поставил меня в известность о том, куда собираешься. Я узнал о твоём отпуске постфактум. Ты хоть можешь себе представить, что я чувствовал всё это время? Даня уставился на него в ответ огромными от удивления глазами. Сон вмиг улетучился. — Из..вини? — Извини? Это всё, что ты можешь сказать? Даня всё ещё смотрел в красивые Женины глаза, отзеркаливающие его смятенное выражение лица в глубине зрачков. Кончик Жениного носа в какой-то момент ткнулся в кончик носа Дани, и Даня прикрыл веки, послушно подставляя губы под поцелуй — мягкий, но настойчивый, нежный, но требовательный, властный, но ласкающий. Он впервые видел Женю таким — не неуклюжим коллегой, рассчётливым бизнесменом или суетливым гендиром, а влюблённым мужчиной. Женя отстранился от губ Дани, завершив поцелуй в тот самый момент, когда двери лифта открылись. Не говоря ни слова он перекинул рюкзак Дани через плечо, взял парня за руку, сплетая вместе их пальцы, и повёл за собой в квартиру.