Морская пена

      У Айзавы Шота рано появились синяки под глазами, как и звание капитана их могучего судна. Такая должность застигла его врасплох. Ему нравилось море, путешествие по его пусть и не всегда, но приветливым волнам, он чувствовал, как он расслабляется, смотря в горизонт по вечерам. Если его звание помощника капитана назвали заслуженным, то поднявшаяся должность в связи с гибелью прошлого командора в бою вызывала обиду. Он не был ребенком, но он также не был и до конца зрелым, он чувствовал сомнение от этой перемены. Ему также не нравилось, что всё его внимание должно быть завязано на судне, море он будет рассматривать только стоя у штурвала. Он до ужаса боялся, что его собственный страх может кто-то увидеть…Команда должна быть сильной, а сильной она становится лишь благодаря капитану, но какой будет прок от сомневающегося капитана?       Примеры капитанов, что он видел в свое время, помогли ему опираться в этом деле. Его глаза смотрели на команду и вдаль, его сердце нежно держали двое товарищей, помогая со всем чем могли, как словом, так и делом, его уши были заполнены шумом моря. Когда ему станет легче от своих новых дел, он обязательно вернется к любованию заката, но теперь точно не один и точно не прячась от посторонних глаз. Теперь ему было все равно, что будет заметь его кто-то из команды. Он был не один.       У Айзавы рано появились шрамы от ошибок. Они были еще до службы на этом судне, еще до того, как он стал капитаном. Если кто-то о них знал и имел с ними дело, то только Ширакумо Оборо и Хизаши Ямада. Бедный своим неожиданным положением и слишком юный возрастом капитан делал всё возможное, чтоб не появилось новых ран не у него, не у его команды. И что стало важнее прочего, то точно не у его друзей, которые стали ему как семья…       Шота не знал, чтобы с ним случилось, если бы не вера и помощь друзей с его новой должностью. Они стали его верными помощниками. Что-то случилось? Шота уже об этом знал. Что-то стало известно? Известно и Шоте, ведь всё что происходило на судне было известно благодаря помощникам. Иногда их болтовня раздражала, но он был счастлив смотреть на закат с ними. Морские волны бились о борта корабля, и он стал себе позволять уловить этот покой и расслабиться рядом с его новой семьей. Он желал, чтоб этот момент был вечностью. Его вечностью и его друзей, ставшей семьей.       Сердце Айзавы стало захвачено не только морем, но и двумя близкими людьми. Пусть и появились цепи в виде обязанностей, он будет продолжать любить самое важное его жизни. Смех Ямады напоминающий стекло с сахаром, превращающийся во что-то ангельское во время пения, его желтые волосы, завязанные в пучок или развевающиеся на ветру. Яркие глаза Оборо, теплая улыбка и манящие пушистые волосы. Их привлекательные взору и ощущениям части он мог бы рассказывать всю тихую ночь морским волнам, но уж точно не самим парням, слишком много чести и радости для двух активных ребят, от объятий которых он бы точно погиб, как погибает рассвет, выплыв полностью за горизонт. Быстро и сменяющееся. Шота не знал, как выглядит в глазах ребят, но он чувствовал, что им это не важно. Хотя услышать что-то приятное, вместо родного ворчания они были бы рады.       У Шоты рано разбилось сердце. Он проклял этот день. День когда нужно было развернуть судно. Когда нужно было прислушаться к внутренней тревоге. День, когда он возненавидел туман и черные волны, когда любоваться закатами спустя долгое время им пришлось лишь вдвоем.       Море, казалось, резко загудело и забилось, почувствовав напряжение в своих просторах. Шота хотел бы умолять его унести прочь от бед, но волны лишь красивы, они не внемлет мольбам, они жестоки, как и враги, решившие что то, до чего можно дотянутся может стать их.       Бои на кораблях были трудными, требующие тактики, быстроты и предвиденьем итога каждого своего шага и шага противника. Это был не первый бой, в котором участвовал Шота, но он был первым в его новой роли, о чем он меньше всего сейчас переживал. Улыбок его друзей хватило, чтоб он почувствовал уверенность и смело ринулся в бой, отдавая приказы и успевая выкрикнуть пару ругательств другому капитану. Он видел победу его команды, он уже понимал, что еще немного и напавшему судну придется давать деру, он видел это настолько прекрасно и отчетливо, что не сразу понял, что не видит знакомой шевелюры.       Ямада, плавно и быстро уворачиваясь от любых ударов, поздно ощутил отсутствие тепла за спиной. Его разделили в этой битве с голубоволосым другом, но он всё равно продолжит бой. Оборо тоже, как и Шо, видел победу и уже чуть ли не восторженно визжал предвкушая ее, пока его не накрыла тень от старпома другого судна. Что же радость его закончилась и совсем ступилась, как шпага о сталь другого оружия. Его тиснили к краю борта от своей команды, от самой битвы и он не мог решит хорошо это или плохо. Корабль дрожал и свистел, Ширакумо хотел бы крикнуть о помощи, но стать менее достойным бойцом в глазах этого опытного и свирепого морского волка он позволить себе не мог. К черту всех морских тварей. Когда фальшборт неприятно влип в спину, Оборо почувствовал ошибку. Следующим, что он почувствовал это пустоту в руке, но он заменил ее чужой кровью, ведь никто не отменял рукопашный бой и этому ухмыляющемуся ублюдку сломанный нос очень даже кстати. Корабль встречается бортом о чужой, они оба не успевают среагировать и устоять, поехавшие по палубе ящики резко пихают их и перекидывают через борт. Оборо замечает, как Шо начинает осматриваться, чтоб понять ущерб, но заметить товарища, падающего к волнам, не успевает. Ширакумо пытаясь освободиться от объятий врага, неожиданно бьется головой о борт, острая боль выбивает воздух из легких. Сознание мутнеет, ему становится все равно на другого человека, вес которого тянет их глубже в воду. Холодные волны приветливо облизывают его тело и только острая боль с страхом отдаются в его голове. Его семье придется справляться без него, и он надеется, что они его простят.       Лишь когда звон шпаг и стрельбы утих, а другой корабль стал отдаляться прочь, он стал осматривать придирчивым взглядом команду. Все они постарались, но нужно было проверить их состояние, Шото не мог бы в слух сказать, но он был почти горд. Почти…       -Где Ширакумо?... – голос Заши сквозит напряжением. Шота начинает вертеть головой пытаясь увидеть пушистую шевелюру.       - Кажется… - неуверенно начинает старик, тут же замирая, когда на него тут же обратили внимание, - возможно я видел его у левого борта ближе к каютам. Он бился с старпомом, но успешно ли я не увидел, отвлекся… - последнее он добавляет, торопливо следуя за Айзавой.       Шота мог не поверить в слова о том, что их ждет беда в тумане, но если бы кто-то сказал, что может пострадать кто-то из дорогих ему людей, то он бы запер их в каюте. Даже если бы в итоге он сражался бы один, он бы это сделал. Если бы он знал, что единственное, что останется от его любимого друга это шпага и теплые горестные воспоминания, он бы не повернул корабль в туман, он бы сделал всё возможное, чтоб изменить судьбу, но раз это невозможно, то сейчас…       - Меняем маршрут. – хрипло проговаривает столпившейся команде капитан, нависнув над когда-то подаренной им и Заши для Оборо шпагой. Край был притуплен, Ширакумо отлаживал его заточку, но рукоятка, отливающая голубым рисунком, продолжала сиять вопреки угасшей жизни в пучине моря. Рисунок прекрасных, легких, голубых волн подходил приятелю и несмотря на что либо, тот часто следил за его состоянием, называя важным и вообще дорогим сердцу подарком.       - Ч-что? – нерешительность команды сейчас очень сильно выводила Шоту из себя. Равнодушие море, пришедшего в себя и переставшего буянить, добивало его сердце. Вода и битва забрала у него две важных ему вещи, его любовь к морю и его воплощение любви, утонувшей в море с его и наверняка также с сердцем Заши. Поэтому, когда он бросил на команду предупреждающий, но короткий и, наверное, слишком агрессивный взгляд, те были готовы отправиться с ним хоть в Бермуды.       - Догнать это чертово судно и пустить ко дну, если что-то ценное не утонит, то берем себе. – каждому человеку того корабля придется заплатить за то, что забрали его сокровища, разбив сердце. Он чувствовал, как стучит разбито его душа, и он был уверен, что мелодия Ямады совпала бы с его. Но он чувствовал лишь боль и тепло ладони, опустившейся на плечо. Они разобьют в щепки корабль.       Одобрительный вой раздался по команде, беспрекословно теперь выполняющей приказ. Их торопливый топот по лестнице и палубе был фоновым шумом для двух разбитых душ, готовых отдастся печали, но желание отомстить за такого важного человека заставило подняться их с колен.       Корабль был настигнут через три дня. Судно успешно потерялось в проклятом тумане, пока судно Айзавы возвращалось в его сторону. Но будь Айзава дважды проклят, он его нагонит и уничтожит. Туман не спас не людей, не деревянное судно. За время погони не Заши и не Шо не проронили ни слова, они лишь держась за руки смотрели как корабль под крики его обитателей горел этой все еще холодной мертвой ночью. День потери любимого друга слился в дни преследования и казался одним темным днем, за которым Шота наблюдал полу прикрыв глаза. Он улыбнется с Хизаши пламеню, и они вместе решат, что не зря потратили греческий огонь. Это того стоило в отличии от корабля, поэтому даже команда с ледяным спокойствием смотрела на этот костер на воде. Это было им заслуженно. Черные волны облизывали из борт и шипели на огонь. Айзава, смотря на пейзаж, чувствовал, что небо и море скорбело с ними о потере друга, который был для них словно закат.