Соседи

Если на свете существует бог, то он испытывает к Шан Цинхуа двойственные чувства. Хорошее детство? Нет, не очень, но, например, далёкие родители, которые, как бы оставили его воспитывать самого себя, не так уж плохи с точки зрения плохого детства. Университет? Нет, денег на него не было и пришлось бросить после первого семестра, но по какому-то кармическому обмену теперь его веб-романы приносят ему деньги так, что ему не нужно идти устраиваться на работу по высасыванию душ. Дом? Ха-ха, кто вообще может купить дом при такой экономике? Ответ на этот вопрос — Несравненный Огурец, который, как он выяснил, настолько богат, что это почти головокружительно, и нет, он не купил ему дом, но он подёргал за ниточки, чтобы устроить его в какую-то элитную шикарную квартиру, которой владеет его семья, или что-то в этом роде, за аренду даже ниже, чем его дерьмовая квартира в коробке из-под обуви в плохой части города. Конечно, это было слишком хорошо: отличная, большая квартира в очень шикарном здании (с бассейном на крыше? И да, может быть, это нормально для хороших жилых комплексов, но в его старом комплексе на крыше было только дерьмо птиц и какие-то хлипкие ограждения, чтобы ветер не опрокинул кого-нибудь через край), а ещё лучше то, что на этаже Шан Цинхуа почти никто не жил. Что-то вроде того, что большинство квартир формально сдавались в аренду, но использовались только богатыми владельцами, когда у них были дела в этой части города или что-то в этом роде, не то чтобы он жаловался! В конце концов, отсутствие соседей означает отсутствие шумных соседей. И, конечно же, в тот самый день, когда он в авторских примечаниях к одной из глав фрикфеста, где его последний жеребец-протагонист впился в задницу какой-то дриады, упомянул о том, как он рад своему уединению, в дверь его дома постучали. И не то чтобы в его дверь никто никогда не стучал. Обычно это посылки и прочее! Вот только в этом очень милом и очень крутом жилом комплексе в подъезде стоит такая штука для сбора почты, потому что посторонним вход воспрещён, так что с тех пор, как он переехал, к его двери ни разу не приходила посылка. Это не семья: его семье, во-первых, на него наплевать, а во-вторых, они даже не потрудились спросить его старый адрес, так как он очень любезно уведомил их о своём переезде. Друзей тоже нет, потому что их у него не так много, а те, что есть, общаются исключительно в интернете (Огурец, правда, знает, где он живёт, так как платонический-сахарный-папик купил для него новую квартиру; однако, когда он впервые предложил ему встретиться в реале, он уверен, что сломал ему мозг, потому что тот на три дня ушёл в оффлайн. Что, ой! Но это справедливо!) Поэтому он ожидает увидеть там одного из хорошо одетых работников комплекса, который скажет ему, что они решили его выгнать, потому что его дорогой Огурец-бро решил перестать быть его благодетелем или что-то в этом роде. Вместо этого он открывает дверь и обнаруживает… ребёнка? Да, у его двери стоит ребёнок. Ему на вид лет шесть-семь и у него невероятно пушистые волосы, завязанные в маленький хвостик. Он выглядит как модель постера для какого-то детского журнала мод или типа того. Возникает вопрос: откуда, чёрт возьми, взялся этот ребёнок? — Привет, дружок?.. — начинает он, открывая дверь полностью, потому что было бы странно разговаривать с маленьким ребёнком через щель в двери. Он кривится от того, что на нём слишком большая футболка и баскетбольные шорты, слишком короткие, чтобы выйти на улицу, но идеальные, чтобы поваляться на диване, и что его волосы спутаны в беспорядочный пучок, скрепленный ручкой. Дети осуждают! Наверняка его осуждает мини-супермодель, стоящая у его двери! — Папа сказал, что надо раздать печенье новым соседям. Но я не нашёл соседей, — говорит ребёнок, надувшись. Он выглядит расстроенным, как это бывает у маленьких детей, когда что-то идёт не по их плану, хотя никто в этом не виноват. — Ты здесь живёшь? — Гм… да, это моя квартира. Соседи… вы переехали на этот этаж? — спрашивает Шан Цинхуа и малыш кивает. — О! Это круто. Э-эм… да, на этом этаже и в коридоре не так много людей. Думаю, есть несколько человек на дальних концах в других коридорах, но почти всегда только я. Мальчик хмурится, а затем быстро разворачивается и уходит. Далеко он не исчезает — подходит к двери, расположенной рядом с квартирой Шан Цинхуа, и заходит, закрывая её с такой силой, которая кажется слишком большой для шестилетнего ребёнка, оставляя его на пороге в растерянности. Итак, у него появились соседи, причём соседи напротив. И, судя по всему, это была семья… семья с ребёнком. Это, конечно, не идеальный вариант, но ведь могло быть и хуже? Он закрывает дверь и возвращается к дивану, где проводит большую часть дня, сочиняя свои множества дерьмовых порно-романов. Его самолюбие лишь слегка уязвлено тем, что этот паренёк оказался таким странным! Конечно, тот был разочарован тем, что переехал в такой хороший дом и узнал, что его единственный сосед — невзрачный, всклокоченный неудачник. Прости, приятель! Здесь нет твоих ровесников, с которыми можно было бы подружиться, только отчисленные из университета, пишущие веб-романы нищие безработные. Шан Цинхуа едва успевает поудобнее устроиться на диване, как в дверь снова стучат. Он застонал и решил не отвечать: опять этот мальчишка? Родители отругали его за грубость или что-то ещё? Он не возражает! Ему совсем не хочется выслушивать неловкие извинения ребёнка, на которых явно настояли его родители. Но потом он думает о том, что ребёнок знает, что он дома, что он будет жить рядом с этими людьми бог знает сколько времени, и было бы обидно испортить неловкую соседскую динамику на таком раннем этапе. Поэтому он с протяжным страдальческим вздохом встаёт и идёт к двери. — Эй, ты… — за дверью, оказывается, не ребёнок. За дверью — взрослый мужчина. — Привет, сосед! — говорит мужчина, и ох. О, боже. Мужчина перед ним выше его ростом, а его телосложение таково, что он мог бы голыми руками крошить бетон. Внезапно становится гораздо понятнее, почему у этого маленького ребёнка длинные волосы, в то время как большинство детей, которых видел Шан Цинхуа, коротко подстрижены. Это потому, что у отца ребёнка тоже длинные волосы, но они более длинные, волнистые и роскошные, такие тёмно-чёрные, что при отражении света кажутся почти синими. Этот человек скульптурно сложен, как бог или что-то вроде того (линия челюсти, способная резать алмаз, и всё это клише, но это действительно так! Это чертова реальность!), а глаза у него самого диковинного бордового цвета, который, как мог поклясться Шан Цинхуа, при свете кажется красным. Как и его сын, этот человек выглядит как супермодель, и он вынужден предположить, что слишком обтягивающая рубашка, которая, кажется, может порваться на его мышцах, и несколько расстёгнутых пуговиц, обнажающих большую часть его груди — выбраны не случайно. — О… эм, привет! Вы… вы, должно быть… отец того ребёнка? — Шан Цинхуа проклинает себя за то, что не спросил имя мальчика. Теперь он понятия не имеет, как называть этого человека… о боже, а что, если он не отец? Вдруг это старший брат?.. ладно, он не выглядит достаточно молодым, чтобы быть братом для такого маленького ребёнка, но всё же. К счастью, мужчина только усмехается. — Ах, да. Я должен извиниться за своего Сяо Бина. Он просто немного расстроился… понимаете, я сказал ему, чтобы он пошёл раздал печенье соседям, ну, знаете, такой маленький подарок. Но он настоял на том, чтобы сначала посчитать, сколько у нас соседей, чтобы быть уверенным, что испёк достаточно… а потом, когда он уже испёк дюжину печенья, оказалось, что только один человек здесь живёт. Он так расстроился, когда понял, что перепёк, что сразу же пошёл ко мне, — мужчина смеётся, а Шан Цинхуа никогда не слышал, чтобы ребёнок расстраивался, что у него слишком много печенья, но он смирился с этим. — Что ж, надеюсь, вы не будете возражать против более, чем одного печенья, а? Небольшой подарок от семьи Ло для вас. — Я буду очень благодарен! Правда! — говорит Шан Цинхуа, не замечая, что стоящий перед ним мужчина одет в очень красивую одежду, в то время как он сам одет в рваную рубашку, которая почти полностью прячет его слишком короткие шорты. И тут он понимает, что не представился. — Я Шан Цинхуа, приятно познакомиться! Я… я живу здесь один и работаю на дому, так что если вам понадобится помощь, просто постучите. — Ло Тяньлан. Приятно познакомиться! — сказал мужчина, протягивая руку. Шан Цинхуа не знает, как определить хорошее рукопожатие, но этот Ло Тяньлан точно хорош! Его собственная рука кажется слишком маленькой, и он опасается, что мужчина поймёт, что его ладонь слишком потная. Кроме того, рука как бы сминается, что должно было бы насторожить, но в его мозгу промелькнула мысль: ух ты, у этого человека сильные руки. — Итак, Цинхуа… могу я тебя так называть? Я не умею быть формальным; не хочешь ли зайти ко мне? Уверен, Сяо Бин будет чувствовать себя лучше, если увидит, что его печенье хорошо приняли. К тому же я хочу отдохнуть от распаковки вещей, так что это будет приятным развлечением, — произнёс Ло Тяньлан, и в эти несколько предложений вместилось столько всего, что у Шан Цинхуа мгновенно отключился мозг. Так он оказался в квартире Ло, окружённый коробками и сидящий за очень красивым столом, пока Ло Тяньлан рассказывал ему о том, как хорош этот дом и как он рад, что у него есть хотя бы один сосед на случай, если ему вдруг понадобится импровизированная няня для сына. Шан Цинхуа не понимает, как этот человек может быть таким доверчивым: только познакомился, а он уже сыплет прозвищами и говорит, что доверяет ему своего сына, и это… много? Конечно, гораздо больше, чем готов выдержать такой интроверт, как он. А может быть, он вовсе не странный человек в этой ситуации? К такому выводу он приходит, когда Ло Тяньлан вскользь говорит, что раз уж они будут часто видеться, как соседи, то он должен называть его по студенческому прозвищу, потому что все его друзья зовут его именно так. Это очень мило, но и неприятно, потому что, конечно, одна единственная встреча не делает их друзьями? И ещё, что это за прозвище: Тяньлан-цзюнь? Ему кажется, что это совсем неприлично, но тут в разговор вклинивается Ло Бинхэ и говорит: — Папа, тебя никто так не называет, кроме а-Чжу, — от чего Ло Тяньлан становится таким грустным, что Шан Цинхуа тут же говорит, что прозвище ему очень нравится и он с удовольствием будет его использовать. Да, это они странные, а не он!!! Странный не только отец. Всё время, пока он находился в квартире, Ло Бинхэ (или Сяо Бин, Бинбин, а-Бин, Бин-эр, или любое другое из многочисленных ласковых обращений отца к нему) молча наблюдал за ним, выглядывая из-за углов и ящиков. Это нервирует его, а также общая нервозность от присутствия рядом такого красивого мужчины, как Тяньлан-цзюня, заставляет его заедать печенье молоком, которое ему дали, в неясной попытке успокоить себя. Это не слишком помогает ему чувствовать себя спокойно. — Итак, Ло, то есть Тяньлан-цзюнь… что привело вас сюда? Я уже почти подумал, что останусь здесь один навсегда, ха-ха… — говорит он, откусывая, должно быть, уже пятое печенье. Ух ты, какие вкусные. Они настолько хороши, что он почти не верит, что их испек шестилетний ребёнок, но они также слишком хороши, чтобы быть купленными в магазине. — А, знаешь… мне кажется, нам нужно было сменить обстановку. После смерти жены стало немного тяжело, и дом без неё казался слишком пустым… — ответил Тяньлан-цзюнь, и Шан Цинхуа внутренне поморщился. Он не хотел задеть больную тему! Он предполагал, что мамы Ло Бинхэ нет в живых, но не собирался копаться в этом, а тем более узнавать, что она и правда умерла! — Ой, извини… я не хотел навевать плохие воспоминания, — говорит он, опустив взгляд. В глазах Тяньлан-цзюня застыло тоскливое выражение, но он не подал виду. Наоборот, он усмехнулся и похлопал его по плечу. — Всё в порядке, не волнуйся, я справляюсь! Даже если её уже год как нет, моя Сиянь не простит мне, если я хотя бы не упомяну о ней такой лихой милашке, ха-ха. Она могла бы преследовать мои сны, если бы я этого не сделал! — говорит он, и Шан Цинхуа настолько потрясён его словами, что едва успевает вздрогнуть от того, что его назвали милашкой. Краем глаза он видит, что Ло Бинхэ всё ещё смотрит на него, и замечает, что ребёнок не выглядит так, будто собирается плакать или что-то ещё из-за темы о маме, что хорошо, потому что он не знает, что делать с плачущими детьми. — Кроме того, переезд был к лучшему. Дом был слишком велик для меня и моего маленького Бинбина, и, кроме того, эта квартира находится ближе к его новой школе. И в ней есть бассейн! Разве это не здорово, Бинбин? Ло Бинхэ просто смотрит. Шан Цинхуа почти задался вопросом, не обидел ли он чем-то маленького ребёнка. Или просто его внешний вид настолько оскорбителен? Шорты короткие, но не настолько! Они вполне приличные! Разве короткие шорты, или как их там называют, не в моде? Или это из-за слишком большой рубашки? Или это просто его общая аура неопрятного человека, который спит по пять часов в сутки? Он наполовину ожидает, что мальчик высунет перед ним язык или что-то в этом роде, но вместо этого он подходит ближе, проведя все это время, прячась за вещами, и встаёт прямо рядом с ним, а затем смотрит на него своими большими блестящими глазами. — Понравилось ли… понравилось ли геге печенье, которое испёк Бинхэ? …ах!!! Это слишком мило!!! Боже мой! — Да! Они очень вкусные! Бинхэ правда их испёк? Они очень вкусные! Я уже много лет не ел домашнего печенья, так что оно мне очень нравится. Спасибо, что сделал их, — Шан Цинхуа помнит, как Тяньлан-цзюнь упоминал, что Бинхэ переволновался при мысли о том, что он мог перепечь, и считает, что ребёнок будет счастлив, если будет знать, что печенье не пропадёт зря. — Мне очень повезло, что по соседству живёт такой мастер-пекарь! Круглое лицо Ло Бинхэ покраснело, и Шан Цинхуа мог поклясться, что глаза его сверкнули, а затем он убежал, не сказав ни слова, скрипя ботинками по полу. На секунду Шан Цинхуа задумался, не обидел ли он случайно мальчика, и тут Тяньлан-цзюнь разразился хохотом. — Ну что ж, Цинхуа, ты очаровал моего сына! Поздравляю! Обычно его труднее завоевать, — говорит мужчина, и Шан Цинхуа удивлённо моргает. Это, конечно, не было похоже на «завоевание» ребёнка. Почувствовав его замешательство, Тяньлан-цзюнь начал объяснять: — Он просто побежал в сторону кухни. Я думаю, что он сейчас сходит с ума с выпечкой; наверное, он в ужасе от того, что ты сказал, что давно не ел домашней выпечки. Готовься к тому, что позже он будет ломиться к тебе в дверь с охапкой кексов и печенья. Так начинаются его странные отношения с новыми соседями. Как и обещал Тяньлан-цзюнь, позже в тот же день к нему в дверь стучится Ло Бинхэ с банкой кексов и говорит, что: «сделает всё, чтобы геге больше никогда не приходилось покупать в супермаркете невкусные кексы и печенье», — ох, ребёнок настолько очарователен, что у Шан Цинхуа даже не хватает сил внутренне поворчать на богатых людей, у которых есть время не спеша печь всякую вкуснятину, потому что им не нужно забивать свой график работой. И с этого момента всё… гладко? Странно, ведь в его жизни никогда ничего не бывает гладко, но почему-то семья Ло вполне вписывается в его жизнь, несмотря на то, что прерывает его привычное уединение. Например, Тяньлан-цзюнь не видит ничего страшного в том, чтобы пригласить себя в квартиру Шан Цинхуа, когда Бинхэ в школе, потому что, цитируя: «ему одиноко», — и почему-то вместо того, чтобы выйти на улицу, пойти в парк или ещё куда-нибудь, мужчина решает устроить себе второй дом в квартире Шан Цинхуа. Он узнаёт, что этот человек из богатой семьи и что формально занимает высокий пост в семейной компании, но даже сам Тяньлан-цзюнь признаёт, что этот пост в основном пустой, и максимум, что ему приходится делать, это просматривать электронную почту и, возможно, посещать пару встреч в месяц. Он узнаёт, что тот женился на своей покойной жене Су Сиянь, когда они оба были молоды, и что она умерла, когда Бинхэ было пять лет; что-то вроде того, что роды ослабили её организм и что она прожила дольше, чем ожидали врачи. Когда Шан Цинхуа вскользь упоминает о том, что после развода родителей он практически сам себя воспитывал, а вся любовь мамы досталась сводным братьям и сёстрам, Тяньлан-цзюнь выглядит настолько грустным, что казалось, будто он мог заплакать. Это… немного странно, но в то же время это первый раз, когда кто-то проявил к нему столько заботы и сочувствия; впервые кто-то подошёл, обнял его сзади и сказал, что он заслуживает гораздо большего, что быть всего лишь ненужным ребёнком и что он ни в чём не виноват. Он немного плачет, наверное потому, что эти объятия — самое человеческое общение за последние годы, и потому, что никто и никогда не был так добр к нему. Тяньлан-цзюнь не стал доводить дело до неловкости: сразу после этого отправился на кухню, пригласил его отведать лапши и рассказал о том, как «любопытна и нова» эта лапша. Шан Цинхуа находит это настолько очаровательным, что сглаживает присущий ему ужас от того, что кто-то настолько богат, что считает лапшу быстрого приготовления «новинкой». Через пару месяцев Тяньлан-цзюнь настолько влился в его повседневную жизнь, что ему даже не кажется странным, когда они оба лежат на диване, каждый со своим ноутбуком, и делают свою «работу» — писать порно в одной комнате с кем-то ещё… это, оказывается, высший эшелон комфорта! Не то чтобы Тяньлан-цзюнь знал, что он пишет порно, но всё же! Он находит себя достаточно комфортным, чтобы делать это, и это главное — и не похоже, что присутствие рядом с ним сверхкрасивого мужчины затрудняет описание его сильного мускулистого героя фэнтези, понимаете? Иногда Тяньлан-цзюнь заглядывает к нему домой после посещения тренажёрного зала, и, ох, как трудно удержать лицо, когда тот одет в облегающую майку и слегка вспотевший после тренировки. Он отклонил все приглашения пойти с ним в спортзал (спортзал, расположенный в жилом комплексе, ведь он уже говорил, что это место чертовски роскошное?), потому что думает, что может умереть, если увидит как мужчина напрягает мышцы, блестящие от пота, и все эти гейские фантазии, которые его мозг придумывает против его воли. Не только Тяньлан-цзюнь очаровал его. Ло Бинхэ, похоже, уверен, что здоровье Шан Цинхуа зависит от его маленьких рук; похоже, что ребёнок решил так, однажды постучавшись, чтобы доставить партию печенья, и обнаружив, что Шан Цинхуа набивает свою кладовую, что означает, что он запихивает туда свои десять пачек лапши быстрого приготовления. После того как ребёнок в течение нескольких минут читал ему лекцию о потреблении натрия (чему, чёрт возьми, учат детей в школе в наше время? Шан Цинхуа совершенно уверен, что в шесть лет он даже не знал, что такое натрий. Правда, в шесть лет он иногда начинал есть грязь, если его мать на несколько часов оставляли его без присмотра во дворе, так что, возможно, он был просто немного глупым ребёнком), он должен был позволить затащить себя в квартиру Ло, чтобы Ло Бинхэ потребовал от отца пригласить Шан Цинхуа на ужин. О том, что его новая жизнь включает в себя приём очень красивого соседа-отца-одиночки каждые два дня для работы рядом с ним, получение выпечки от сына этого мужчины почти ежедневно и ужин у них каждые несколько дней, думать почти не хочется. Ему кажется, что это не совсем обычное поведение соседа; в конце концов, в его прошлой квартире самое большее, с чем он взаимодействовал с соседом — это удары по стене, когда тот занимался очень громким сексом в середине дня. Но это… мило. Почти слишком хорошо, и, как и всё хорошее, он знает, что это не может продолжаться долго. В один прекрасный день Тяньлан-цзюнь обязательно заметит, что его взгляд задерживается на нём слишком долго, и ему наверняка будет неприятно, что его крысиный сосед, с которым он общается, вожделеет его — разве это не странно так увлекаться человеком, который всего год назад потерял жену? У Тяньлан-цзюня была жена, и он никогда не говорил, что ему нравятся мужчины! А может быть, Ло Бинхэ наконец-то поймёт, что не нужно быть милым со своим странным соседом, и скажет отцу, чтобы тот перестал с ним разговаривать. Или что-то в этом роде! Но в один прекрасный день Ло поймут, что Шан Цинхуа — это самое дно, что с ним лучше не связываться, и уйдут. Поэтому он решает сделать максимум, пока есть возможность. Он обязательно будет хвалить Бинхэ, ведь тот этого заслуживает, потому что он просто чудо на кухне (Шан Цинхуа не уверен, что Тяньлан-цзюнь — очень ответственный родитель, раз разрешил шестилетнему ребёнку пользоваться плитой, но еда-то вкусная…) и говорить все похвалы, какие только можно пожелать. Он позволяет себе почти беззастенчиво разглядывать Тяньлан-цзюня, и он уверен, что пару раз его ловили за этим делом, но вместо того, чтобы положить этому конец, Тяньлан-цзюнь почему-то начинает ходить с ещё большим количеством расстёгнутых пуговиц и носить ещё более открытую спортивную одежду. И, конечно же, он старается как можно чаще наслаждаться домашними ужинами в их квартире, наслаждаться каждым приёмом пищи, как будто он последний. — Геге, у тебя есть девушка? — спрашивает Ло Бинхэ, протыкая ножом кусочек брокколи в своей тарелке и быстро съедая его. Шан Цинхуа, который как раз в это время ел свою брокколи (чтобы не получить выговор от ребёнка за то, что он не ест овощи, а это очень неловкое испытание для взрослого человека), подавился овощем. — Я… эм! Э-эм… нет, ха-ха. А что, у Бинхэ появилась школьная подружка? — он постарался как можно лучше держать себя в руках, не обращая внимания на придушенный смех Тяньлан-цзюня, и попытался поддразнить парня в ответ. Однако Ло Бинхэ никак не реагирует на его слова и лишь спокойно качает головой. — Нет, — сказал он, словно это не имеет никакого значения. Шан Цинхуа может поклясться, что в его возрасте вопрос о том, есть ли у него девушка в школе, был для него мучительным испытанием, но Ло Бинхэ, похоже, совершенно не пострадал. — Тогда, у геге есть парень? Шан Цинхуа подавился брокколи. Опять. Только на этот раз он наполовину уверен, что приблизился к опасной точке или что-то в этом роде, когда выкашливал свои лёгкие. — Не-не-ет! Нет! — говорит он, все ещё держась за край стола. Честно говоря, он даже не должен был удивляться: Ло Бинхэ — тот самый парень, который читал ему лекции о том, что в пище слишком много натрия, и заставлял есть овощи за столом, несмотря на то, что он младше его лет на пятнадцать, так что подобные вопросы из ниоткуда были вполне ожидаемы. — Современная молодёжь так слепа. Если бы я был молодым человеком и нашёл Цинхуа, я бы схватил его на месте! — говорит Тяньлан-цзюнь, и в его голосе нет насмешки, поэтому Шан Цинхуа пытается побороть свой негативный внутренний голос, пытающийся сказать ему, что этот пожилой человек наверняка смеётся над ним. — А-а-а, не говори так, будто ты старик! Ты очень красивый мужчина, и… э-эм… я уверен, что… в будущем ты… ну… кхм… любой, с кем ты решишь встречаться или на ком женишься, будет счастлив, что ты есть в жизни этого человека! Ха-ха, — говорит Шан Цинхуа, хотя его голос больше похож на писк, чем на ободряющий тон. Не то чтобы он лгал! Тяньлан-цзюню уже за тридцать, но он уверен, что мужчины и женщины всех возрастов с радостью бросятся к его ногам, чтобы получить возможность быть с ним. Тяньлан-цзюнь от души рассмеялся, и он очень надеется, что это не потому, что его лицо так покраснело, как ему думается. Удивительно, но это маленькое фиаско за ужином не означает конец его отношений с семьёй Ло. Даже наоборот, они стали более прочными? Как будто связь стала крепче? Как в ролевых играх, где можно повышать уровень дружбы с другими персонажами, а после повышения уровня открываются новые взаимодействия и всё прочее. Потому что Тяньлан-цзюнь продолжает приходить к нему в квартиру каждый день, когда Бинхэ уходит в школу, но теперь он настаивает на близости, кладёт ноги Шан Цинхуа себе на колени, когда сидит на диване, или предлагает помассировать ему плечи и спину, даже даёт ему несколько старых футболок, потому что заметил, что Шан Цинхуа любит носить футболки больших размеров, чтобы валяться дома. Может, конечно, мужчины его возраста и любят демонстрировать свою дружбу — может, разница между поколениями мужчин в возрасте 20-30 лет и старше больше, чем он ожидал, но это действительно не очень хорошо для его бедного сердца! Он уверен, что Тяньлан-цзюнь просто хочет, чтобы его лицо покраснело от того, как сильно отец-одиночка заставляет его краснеть при всех своих «дружеских» контактах. Отношение Ло Бинхэ тоже немного изменилось. Парнишка что-то задумал — иногда, приходя за выпечкой, он дёргает Шан Цинхуа за рукав и просто смотрит, а потом извиняется, оправдываясь: «извини, геге, ты мне маму напомнил», или тоскливо вздыхает и говорит, как одиноко его отцу в квартире, когда он в школе (что… неправда? Тот проводит добрую половину своего времени или даже больше в собственной квартире Шан Цинхуа?) Он даже указывает на вещи, на которые раньше наверняка не обращал внимания: например, однажды он требует, чтобы Шан Цинхуа готовил для него, и тащит его к себе в квартиру, чтобы Шан Цинхуа приготовил ему завтрак (???), а потом говорит, что его кулинарные способности «приемлемы». Он приносит свои чучела животных с порезами, которые выглядят не случайно, а скорее, будто их специально порезали ножницами, и просит заштопать их, и даже приносит свои иголку и нитки, прежде чем Шан Цинхуа успевает сказать ему, что у него нет для этого материалов. Создаётся впечатление, что ребёнок проверяет его навыки, но речь идёт об общих жизненных навыках. Всё сводится к тому, что на выходные Тяньлан-цзюнь уезжает в командировку. Мужчина попросил Шан Цинхуа посидеть с Ло Бинхэ (хотя Шан Цинхуа уже уверен, что ребёнок достаточно умён, чтобы позаботиться о себе), и, конечно, он согласился. Тяньлан-цзюнь сказал, что он может переночевать в комнате мужчины, если хочет, или вернуться в свою квартиру, но мысль о том, чтобы оставить Бинхэ одного в квартире, его не устроила. Но и спать в постели Тяньлан-цзюня тоже не хотелось, поэтому он решил устроиться на диване. На диване хорошо спать, потому что, проснувшись, хочется начать день, ибо в лежачем положении сильно болит спина, поэтому, когда Бинхэ будит его, тыкая пальцем в щеку, он сразу встаёт и готовит ребёнку завтрак, а не хнычет, выпрашивая ещё пять минут. — Ты хочешь яичницу с разбитым желтком? Целым? — спрашивает он, ставя сковороду на плиту и прохлопывая больную спину. Бинхэ потирает глаза, присаживаясь за стол (его место — то, на котором лежат подушки, сложенные так, чтобы он доставал до стола), и, кажется, на некоторое время задумывается. Нет проблем — завтрак, в конце концов, важное решение! И, кроме того, ему нужно подождать, пока нагреется сковорода. — А ещё твой папа сказал, что в холодильнике есть фрукты, хочешь их? То есть, не на одной тарелке с яйцом, конечно, ха-ха, я имею в виду как бы в стороне, ну, знаешь, какие-нибудь нарезанные фрукты… кажется, он сказал, что есть арбуз, но я не уверен, что он уже нарезан… — Шан Цинхуа подносит руку к сковороде, чтобы проверить, достаточно ли она горячая, и размышляет, не будет ли слишком навязчиво резать чужой арбуз. Не то чтобы это было для него, но всё же! Ведь совсем другое дело — подать ребёнку арбуз, уже разрезанный на кусочки, чем разрезать совершенно новый. Он оглядывается на Бинхэ, чтобы узнать, не хочет ли тот ответить, как ему подать яйца, или высказать своё мнение по поводу разрезанного фрукта, но вместо этого видит его в глубокой задумчивости на своём месте. Бинхэ действительно слишком милый — Шан Цинхуа не уверен, что у него есть отцовские инстинкты (что-то в том, что родители не заботились о нём, не вызвало у него детской лихорадки во взрослом возрасте, кто бы мог подумать!), но он точно знает, что готов умереть за этого малыша, поэтому, когда он видит, как тот глубоко задумался, это вызывает у него лёгкое беспокойство. Ведь в последнее время он всё время жаловался на то, как одиноко Тяньлан-цзюню, на то, что квартира была бы идеальной, если бы в ней жил ещё один человек, и даже рассказал Шан Цинхуа, что через несколько месяцев у его футбольной команды будет матч, и что ему сказали позвать родителей, причём он сделал ударение на множественном числе в слове. Он чувствует себя плохо из-за того, что его отца сейчас нет? Шан Цинхуа старался быть хорошим временным отцом, то есть делал всё то, что, как он помнит, хотел бы, чтобы его собственный отец делал в детстве, а не игнорировал его (читал Бинхэ книгу перед сном, позволял ему принимать ванну с пеной, ставил его любимый фильм и обязательно уделял внимание, чтобы потом обсудить его с ним, чтобы он знал, что его интересы учитываются, и всё такое), но он, наверное, никогда не сможет сравниться с Тяньлан-цзюнем. — Эй, Бинхэ, всё в порядке? — мягко спрашивает он. Бинхэ вздыхает и поворачивается, чтобы посмотреть прямо на него. — Геге… у Бинхэ очень важный вопрос, — говорит ребёнок, и Шан Цинхуа, кивнув головой в знак того, что ребёнок может продолжать, делает небольшое «о?». Он мысленно скрестил пальцы и стал молить богов, чтобы это был невинный вопрос, чтобы Бинхэ не спросил его, откуда берутся дети или что-то в этом роде. Но каков бы ни был вопрос, для ребёнка это явно серьёзное дело, потому что он выпрямляет спину и старается придать своему круглому пухленькому личику самое стоическое выражение. — Геге… когда ты станешь моим вторым папой? Шан Цинхуа поперхнулся воздухом и зашёлся в сильном кашле. Ло Бинхэ скрещивает свои маленькие ручки и очень выразительно не спрыгивает со стула, чтобы помочь. — Я не понимаю! Вы с папой всегда вместе. Ты смотришь на него так же, как папа смотрел на маму, а он всегда смотрит на тебя, когда ты не смотришь. Я даже спросил у учительницы, что значит, если папин друг надевает его одежду, чтобы спать, и она сказала, что я пойму, когда подрасту, но я помню, что мама тоже так делала со старыми папиными рубашками! — говорит ребёнок, и Шан Цинхуа чувствует, что может потерять сознание на полу чужой кухни, и не только потому, что он так сильно кашляет, что у него кружится голова. — Я уже решил, что только ты можешь выйти замуж за папу. А папа всё время вздыхает и хандрит, когда он не с тобой, и всё время говорит, что хотел бы, чтобы ты переехал к нам, чтобы ты был рядом. Я не понимаю! Почему ты ещё не мой отец?! Шан Цинхуа остался лежать на полу, слабо кашляя, с таким красным и горячим лицом, что он мог бы просто разбить яйцо, которое собирался приготовить, об свои щёки, и безуспешно пытался ответить, пока Бинхэ продолжал перечислять причины «почему он должен быть его вторым папой».