а была ли ночь?

— просто дай мне руку. кадзуха взял его за ладонь и провел пальцем по линии жизни. высокая трава поля качалась под порывами ветра. ветер пел. свист воздуха вился будто рисунок на бумаге. куникудзуши рассеянно поднял на него глаза, ослепленный белыми одеждами и седыми волосами юноши напротив. — ты проживешь долго и счастливо, — сказал кадзуха. куникудзуши закусил губу. — я не верю в «долго и счастливо», — ответил куникудзуши. — я тебя переубежу, — кадзуха улыбнулся. лес позади шумел. на поляне высились деревянные домики. кухня, хлев, общий дом, где спали все вместе. девушки смеялись и собирали венки, молодые парни играли на гармошках и свистели в флейты. небо было чистым настолько, что сквозь лазурную оболочку виднелись едва заметные бледные огоньки спрятанных за дневным светом звезд. людей становилось больше в этом островке покоя. — у тебя линия жизни длинная, красивая, — кадзуха продолжал водить по его тыльной стороне ладони и мягко улыбаться, а куникудзуши смотрел на его красную прядь. кадзуха чем-то красил ее, и цвет немного вымылся и стал грязным. куникудзуши смотрел на эту прядь и видел свою мать: она давала ему пощечины за то, что он не проронил и слезы, когда умерла тетка. она давала ему пощечины за трудности в школе, за проваленные вступительные в институт в первый раз. если ее сын не мог быть подходящим, идеальным, то ему не следовало рождаться. куникудзуши поступил на антрополога и оставил родной дом. а теперь он уехал к другу по переписке, тоже японцу, в швецию и сидел среди колосков полевых цветов, куриной слепоты и ядовитых анисов. — ты тоже красивый, у тебя глаза как море, только темные-темные, — кадзуха каснулся его лица и засмеялся. — хочешь стать королевой мая? — я мужчина, — куникудзуши замотал головой и ушел от касания, словно испугавшись. — ты говорил, что танцуют только девушки. — если есть желание, то почему бы нет? просто танцуй от всего сердца, и боги тебя услышат. — богов не существует, кадзуха. кадзуха снова улыбнулся ему. эта улыбка не несла в себе фальши или злобы. куникудзуши хотел ей верить, а потому сдался: — я не хочу стать королевой, но я хочу станцевать с тобой. кадзуха поднялся первым и потянул его за собой. куникудзуши почти споткнулся. только дети держатся за руки, хотел сказать он, но не смог. кадзуха сделал выпад, и они пустились в безудержный пляс, словно только это могло бы привлечь внимание богов. белые одежды развевались, а куникудзуши почти задыхался. солнце стояло в зените и словно не двигалось с места. к ним присоединились и девушки. они бросались цветами и громко смеялись. в воздухе летала пыльца и смятые венки. парни играли громче, и трель раскатилась по полю, приминая траву. куникудзуши всю жизнь прожил без друзей. с матерью, которой не все равно становится в случае провала, у него не было ни шанса на удачную социализацию. особенно в японии, где ты или часть коллектива, или же никто. он был никем. мальчишкой с дурным именем и дурными наклонностями. здесь кто-то ему сказал: ты наш брат, и все мы тебе братья и сестры здесь. здесь ты будешь любим и никогда не станешь отвергнут. дыхание сбилось, в груди болело, а сердце билось сумасшедшей птицей. кадзуха держал его за руку, не отпускал, и словно открывал ему мир. одно случайное сообщение, разные часовые пояса, и вот, он предложил приехать к нему на праздник в европу. куникудзуши согласился без раздумий. все лучше, чем гнить на рваных островах, где не было приюта. — напишешь научную работу обо мне? — шутил кадзуха, и в его карих глазах, отливающих вином на солнце, мелькали такие же звезды, как и на небосклоне. куникудзуши кивал, ведомый и очарованный. вместе с куникудзуши приехали еще какие-то ребята из америки и девчонка из россии. получился анекдот про американца, русскую и азиата. куникудзуши держался особняком, оттого он и полюбился хорге. хорга предложила ему дом и принятие, и куникудзуши по-глупости согласился. через день после их приезда трое сбросилось со скалы, и куникудзуши восхищенно смотрел, как разможженные мозги после кувалды разлетались во все стороны. кадзуха с тревогой поглядывал на него в этот момент, и куникудзуши покачал головой. он не боялся. он был в восторге. он вместе с хоргой стонал от боли, когда один из стариков выжил после падения и дожидался смертного облегчения. куникудзуши даже подошел ближе, сдерживая рвотный позыв, и поклонился упокоенным душам, заметив несколько прошлогодних костей. потом начали исчезать люди. но куникудзуши это мало волновало. он хвостиком ходил за кадзухой и послушно становился частью руны во время трапез напротив ярко-желтого храма, где наступит кульминация их недельного празднования. — этот дом похож на лимон. знаешь, как больно, когда лимонный сок брызжет в глаза? — куникудзуши стоял напротив, не подходя ближе к условленной границе. кадзуха похлопал его по плечу. — неужели ты хочешь внутрь? — нет, не хочу. в день выбора королевы куникудзуши отправился танцевать вместе с девушками. старейшины хлопали в ладоши в такт музыке, а он плясал, раня ноги о мелкие корешки. его кружили в хороводе и кружили в реальности. сестры щебетали словно нимфы, ласково называя его братишкой. они не давали ему упасть, когда резко меняли направление, когда солнце пекло его темную макушку и он был близок к солнечному удару. куникудзуши овладел азарт, и он вопреки всему собирался получить венок королевы. когда ноги отказали ему, он оказался последним. его радостно поздравляли, накидывая цветочные ожерелья. кадзуха радостно поцеловал его, куникудзуши сначала испугался такого жеста и отшатнулся. но никто не смотрел на него с осуждением, а только с принятием. когда куникудзуши сказал матери, что он гей, та выгнала его из дома и отказалась иметь с ним какие-либо дела. — я не чувствую женщин, — признался куникудзуши под ником скарамуш еще в переписке кадзухе, когда у них зашла об этом речь. кадзуха некоторое время печатал, куникудзуши видел иконку, а потом замолчал. через час от него пришло сообщение: — это не проблема. я тоже. — в тебе есть любовь, — старейшина наклонился к нему, отогнав хохочущих девчонок. кадзуха держался в отдалении. после пропавшего американского парнишки, случайно обломавшего ветки на памятном древе предков ради забавы, его красная прядь стала ярче. — ты не подаришь ребенка ни одной из своих сестер, но это не значит, что ты не заслуживаешь нашей любви. — вы разделите со мной даже это? — изумился куникудзуши. — конечно, — ответил старейшина. — мы — семья. кадзуха целовал его на поле, а потом им выделили дом на один сон, где накануне их сестра зачала от постороннего ребенка. куникудзуши помнил стоны наслаждения, раздающиеся сквозь деревянные бревна. кадзуха показал ему сквозь щель. королева мая имела свои привилегии, и ей было дозволено стать свидетельницей чуда зачатия. в том же доме куникудзуши был обнят с незнакомой ему теплотой, и на утро его обложили сердечниками и голубыми цветками лена, а кадзуха лежал у его ног, гладил его живот и что-то шептал, что у них все же будет ребенок и это его подарок от богов. ночь не наступала. куникудзуши ждал ее, но солнце клонилось к западу, белело, а затем вставало на востоке, будто и не ложилось. куникудзуши ждал чего-то, но не мог понять чего. ему дали самокрутку из незнакомой травы, о которой он никогда не слышал, и он прорастал. становился цветком в дивном поле, сливался с лесом и новой семьей. ночь не наступала. наку дурманил его разум. кадзуха рассказывал ему о дивных мирах, где куникудзуши тоже отвергали. но он встречал кадзуху и обретал покой. в последний день солнцестояния из куникудзуши сделали короля мая. красивая шляпа в цветах, нежные белые одежды, колющееся льняное волокно щекотало кожу. за ним тянулся тонкий шлейф из редкого здесь шелка. он выбирал тех, кто станет подношением прошлому, настоящему и будущему. рулетка крутилась. кадзуха вышел вперед, когда назвали его номер. королева мая имела привилегии, но не все они позволяли ей быть королевой. ночь наступила тогда, когда куникудзуши этого не ждал. он хотел бы крикнуть, остановить, знал, что произойдет. но судьба распорядилась так, что он мог спасти кого угодно, но не кадзуху. тот не печалился. куникудзуши впервые стало страшно: тот был готов и добровольно отправился в желтый молитвенный храм. куникудзуши смотрел, одетый в цветы, одурманенный психоделикой-наку, как в желтое здание заносят факелы и оно занимается огнем. он не мог пошевелиться, как ни старался. не мог открыть рта. в груди что-то, только выросшее, разбилось до кровоточащих осколков. он побежал навстречу догорающему пепелищу, никто не смог остановить его, и огонь с радостью принял его, терзая кожу. цветы сетью исчезали в пламени и осыпались пеплом. охватив уродливое мертвое тело, воняющее запахом пережаренной плоти, куникудзуши рыдал, не чувствуя, что пламя пожирает и его, загораясь с новой силой. — просто возьми меня за руку, — просил он, но никто не откликался. — ну же, возьми. ночь прошла, словно не было ее и вовсе. праздник кончился. осталось пепелище у берега озера. выстроилась новая руна, означающая конец трапезы. в пепле нашли лишь кусочек солнца.