Insatiable

Прохладный вечерний воздух ласково касался распаренной кожи, а густой запах мокрой от дождя земли приятно обволакивал, и Хирако остановился на террасе, чтобы сполна насладиться им. — Гортензии в этом году цветут особенно красиво, — он проскользнул внутрь, придерживая съезжающее полотенце на голове, но дверь за собой не стал задвигать до конца. — Ты каждый год это говоришь, — Соуске даже не поднял головы, аккуратно выводя очередной столбец иероглифов. — И каждый год это правда, — Хирако стянул полотенце и тряхнул влажными волосами. Все же отстричь их было хорошей идеей, теперь они хоть не сохли целую вечность. Он потянулся и окинул взглядом своего лейтенанта, сдержав рвущийся наружу смешок. Посмотрите-ка, какой сосредоточенный. — Соуске-е-е… — Это нужно сдать завтра, — мгновенно возразил тот, так и не взглянув на капитана. За все эти годы он должен был бы уже понять, что это только разжигало азарт Шинджи. А может, Айзен как раз-таки понимал, поэтому так себя и вел. В любом случае, Хирако хотелось его отвлечь не из нарциссичного желания быть важнее бумажек, хотя это тоже, но потому что его забавляло, когда Соуске стремился безукоризненно выполнять свои лейтенантские обязанности, несмотря на все попытки капитана саботировать его усилия. Сегодня у Шинджи было особое настроение. Конечно, он получал невообразимое удовольствие, когда действовал Соуске на нервы, а запах дождя, цветущие гортензии и то, как отлично он расслабился в бане, только подогревали в нем желание. Юката упала к ногам, и он шагнул ближе к столу, но не стал заходить спереди. Сталкиваться с Айзеном лицом к лицу было провальной стратегией — нужно было говорить на языке, который тот понимал, поэтому Хирако сел сзади и чуть левее, положил ладони на широкие плечи, которые сначала напряглись под прикосновением, но тут же расслабленно опустились. Одна рука с длинными цепкими пальцами с нажимом скользнула вниз по плечу, затем по предплечью и дальше, чтобы аккуратно забрать кисть. Шинджи ощутил сопротивление, и вторую ладонь положил на горло Соуске, вжимаясь губами в ухо, наполовину закрытое мягкими каштановыми прядями. — Время это иллюзия, Соуске, а ты разве не мастер иллюзий? Айзен тихо усмехнулся от настолько безыскусной попытки заигрывать. — Ты можешь лучше, — он закрыл глаза, чтобы прочувствовать жар тела Хирако, его руки на себе, дыхание у щеки, и наконец отпустил кисть. — Я сам доделаю их утром, — ложь Шинджи звучала соблазнительно, хотя они оба знали, что капитан не проснется настолько рано и точно не станет тратить утро на бумаги, потому что, если Айзен все же поддастся на провокацию, ночью им будет не до сна. Лейтенант аккуратно собрал готовые бумаги в стопку, отложил их прочь со стола, убрал чистые листы, чувствуя, как растягиваются у уха губы капитана в улыбке. Выждав паузу, он схватил Хирако за запястье и потянул. Тот удивленно охнул, кисть упала на стол и скатилась на пол, но о чернильных пятнах на татами Айзен думал в последнюю очередь, когда устраивал полностью обнаженного Шинджи у себя на бедрах. Выражение на красивом лице его капитана было все таким же лукавым, а Хирако, прекрасно осознавая свое великолепие, оперся на стол позади себя. Безмятежное спокойствие в глазах Айзена сменилось таким взглядом, будто тот хотел то ли вскрыть капитану глотку, то ли заставить Шинджи кричать, но совсем не от боли. Учитывая контекст ситуации, второй вариант был правдоподобнее, но с Айзеном сказать наверняка было невозможно. Чтобы этот голодный и угрожающий взгляд было лучше видно, Хирако потянул за мост очков и отложил их в сторону, купаясь во внимании, которое теперь было направлено исключительно на него, а не на бумаги. Это внимание и прохладный воздух посылали по разгоряченной коже мурашки, светлые волоски на позвоночнике встали дыбом то ли от предчувствия опасности, то ли от очередного дуновения сквозняка, и горячие ладони, так удобно лежавшие на его талии, будто им там самое место, создавали восхитительный контраст. Может, если бы Шинджи решил углубиться в эти размышления, он бы подумал, что его отношения с Соуске в принципе состояли из контрастов, но мыслям в его голове было не место, когда зубы сомкнулись на его соске, и тут же язык, будто в качестве извинения, обвел чувствительную ореолу. Хирако слегка отклонился назад и медленно выдохнул, представляя себя маслом, тающим под жаром рук и губ Соуске. На его бледной коже укусы расцветали красным, но легкая боль была приятной, потому что сменялась ласковыми поцелуями. Шинджи сдвинул руку в попытке отклониться на стол еще сильнее и вздрогнул, ощутив под пальцами влагу. Естественно, Айзен это заметил, поднял голову и усмехнулся, и за этот смешок капитан провел испачканными чернилами пальцами по гладкой щеке нахала. Лучше бы полотенце дал, а не смеялся. Соуске же совсем развеселился и, взяв Шинджи за тонкое запястье, повел его руку ниже на шею и грудь, после чего вынул собственные руки из рукавов и скинул юкату с плеч. Чернила влажно блестели, отчего на мгновение показались Шинджи кровью. Которая, конечно, принадлежала не Айзену. Пугающий образ исчез, как только чернила подсохли, а пальцы Хирако продолжили выводить узоры на чужой груди. Соуске наслаждался легкой щекоткой и слегка запрокинул голову, когда кончики пальцев поднялись к горлу, очертили кадык и легли на подбородок. Шинджи притянул лейтенанта ближе, улыбаясь лукаво и расслабленно, и позволил себе несколько секунд просто купаться в тишине между ними, пока мысленно отчитывал секунды до момента, когда терпение у кого-то из них окончательно не истлеет. Соуске первым сократил жалкие сантиметры между их лицами. Гедонистические наклонности были не чужды Айзену, и он готов был признать, что не готов исключить из своей жизни, например, крепкий чай. Или одежду из приятной ткани. Или удобную постель. Или секс с капитаном. Однако нравился ему не сам секс, скорее Соуске воспринимал его как инструмент выражения своих желаний по отношению к Шинджи. Исключительно к Шинджи, если уж на то пошло. Ему нравилось держать узкую талию в своих руках, ощущать обманчивую хрупкость тела, сплетаться с ним, чувствовать прикосновения тонких пальцев и горячее дыхание на губах. Это было сродни наркотику — проникать внутрь Хирако и буквально и нет, пробираться под его кожу, растворяться в крови, как яд, чувствовать некий контроль, который мог оборваться в любую секунду, отчего вызывал еще больше азарта. Все внутри Айзена тянулось к нему и хотело обладать. Вечернее небо снова заволокло тучами, а в приоткрытые седзи доносился шум возобновившегося дождя, но Соуске был сосредоточен на тихих звуках, которые вырывались из груди капитана. Очередное плавное движение бедер, и Хирако ведет ладонью по напряженным мышцам спины, лопатке, плечу и зарывается цепкими пальцами в волнистые каштановые волосы. Лихорадочный румянец на скулах Шинджи был совсем не похож на тот, который был после ванной, а все еще немного влажные волосы разметались по татами. Иногда Соуске сожалел, что не мог больше намотать длинные пряди на кулак или долго пропускать их сквозь пальцы, словно шелк, но это сожаление исчезало, когда он плавно тянул одежду с узких плеч Хирако и мог беспрепятственно проследить губами позвонки под бледной кожей. Он бы хотел сделать это и сейчас, перевернув капитана на живот, но Шинджи притянул его к своей шее, и Соуске оставил обманчиво мягкий поцелуй, который сменился восхитительной болью от укуса. Хирако в ответ шумно выдохнул и сильнее запрокинул голову, покорно открываясь и позволяя клеймить себя. Ладони Айзена горячие, сильные пальцы впиваются в узкие бедра, и Шинджи хочется бесстыдно развести ноги шире, но вместо этого он оплетает Соуске конечностями, а тот, в свою очередь, ведет ладонями вверх по бокам и вниз под поясницу, в которой капитан охотно прогнулся. Каждый поцелуй теперь жадный и мокрый, но они и не гнались за изяществом — сейчас существовал лишь голод, который требовалось утолить. А насытившись, Соуске повел носом по щеке к виску, полной грудью вдыхая головокружительный запах Шинджи. Почему-то это смущало даже спустя столько лет, и Хирако попытался хоть немного отстраниться, уйти от обжигающего ухо дыхания, но Соуске со своей добычей явно не наигрался, поэтому взял капитана за подбородок и повернул к себе, чтобы заглянуть в расплавленное золото глаз с широкими омутами зрачков. Глаза самого Айзена были темными, наполненными желанием. Шинджи бы с радостью утонул в этом мраке. Он знал: это полное обманчивого спокойствия лицо будет последним, что он увидит перед смертью, но сейчас эта мысль вызывала не тревогу, а смирение. Пусть так. Может, он даже будет этому рад. Он никогда бы не посмел сказать вслух, что хотел целовать Соуске, пока их тела не превратятся в пепел. Что провел бы в его руках вечность. Что в такие моменты ему действительно было плевать на Общество душ, на Готей-13, на все вокруг, лишь бы они вдвоем лежали вот так, сплетаясь телами и чувствуя сердцебиение друг друга. Однако одной из причин, почему он наслаждался каждой секундой происходящего, была их особая связь. Соуске не нужно было слышать ни единого слова, они существовали друг у друга в голове, словно наваждение, преследовавшее в самые уязвимые моменты и подводящее ближе к безумию. Шинджи видел, как глаза напротив наполняются пониманием, и приподнял голову, а Соуске встретил его на полпути, целуя нежно и тягуче, а пальцами вплетаясь в светлые пряди, чтобы придержать голову Хирако навесу. Пусть весь остальной мир идет к черту, пока они растворяются друг в друге и поглотившем их удовольствии. *** Тусклый свет пробирался под веки, заставив Айзена поморщиться. В его руках обычно удобно спал Шинджи, как идеально подходящая часть головоломки, а сейчас постель рядом была пуста. Он приподнялся на локте и слеповато прищурился в поисках свечи, чье пламя слабо колыхалось от проникавшего в приоткрытые седзи ветра. Хирако сидел за низким столиком и тщательно заполнял бумаги, накинув на плечи юкату лейтенанта. Дождь, кажется, прекратился, но к утру наверняка опять разразится ливень. Айзен с тихим вздохом лег обратно и потер ладонью лицо, а уголки его губ дернулись в улыбке. — Надеюсь, ты пишешь не задом наперед, — едва слышно произнес он и прислушался. Тихое скольжение мокрой кисти по бумаге прекратилось. Тишина повисла лишь на мгновение, прежде чем ее прервал смешок. — Спи, а не умничай. Айзен плавно сел и вновь окинул взглядом объятую тусклым светом фигуру своего капитана. — Хороший лейтенант не может спать, пока его начальство работает. — Ты ехидничаешь или кокетничаешь? — Хирако повернул к нему голову и улыбнулся, широко, открыто и чуть устало, потому что ужасно хотел спать. Айзен улыбнулся ему точно так же, и мгновение будто застыло. Можно было представить, что в пределах этой комнаты всегда все будет хорошо. Они будут вместе. Ничего другого не существовало. Рутинные патрули, бесконечные бумаги и вылазки в Генсей. Вечерние беседы за чаем и их взгляды, наполненные тем, что не могло быть оформлено в слова. Хирако хотел бы обманываться вечно.