Больше смерти

По привычке проснулась я рано, ожидая звонка от искусственного интеллекта, чей голос напоминал симбиоз женщины и машины. С характерными дребезжащими нотками, с официозом в тоне и с полным отсутствием эмоций. Искренне обрадовавшись, что проснулась раньше обычного и теперь могу спокойно собраться, я откинула в сторону одеяло и сладко потянулась, жмурясь из-за пробивавшихся в комнату солнечных лучей. А когда распахнула глаза, готовясь встретить новый день, то… О ужас. Сначала я увидела вместо своей облюбованной чистой комнатки черти что, а затем и спящего маньяка в параллельном углу. Я уж было решила, что утро совсем не задалось, как пригляделась к спящему альбиносу. Он лежал лицом ко мне, а белесая чёлка падала ему прямо на глаза. Мерно приподнимавшаяся грудь. Раскиданные по подушке локоны. И меня поразило то… Что он спит. Как нормальный человек. Ну честно, я привыкла к его ночным кровавым похождениям, к возлежаниям в ванной и уходам до того, как я проснусь в неизвестном направлении, но то, как он безмятежно сопел, укутанный в одеяло… Это странным образом сближало нас. «Однако, и у такого «чудесного воскрешения» есть свои нюансы. Ты никогда не сможешь измениться внутренне. Твоё сознание блокирует любые действия, которые не совершила бы прошлая ты.» Нет. Сблизить нас уже не сможет ничто. Я теперь не я. И он теперь не он. Мы лишь тени прошлого, копии лежащих по ту сторону трупов. Каким образом человек, что жил во имя смерти, может научиться любить? Сострадать? Прощать? Как я могу быть счастлива с тем, кого ненавидела, боялась и… Убила? Да, в моём затуманенном скоростью разворачивающихся событий разуме не было мыслей о морали, о горькой правде, единственно верных логических суждениях… Но наступил новый день. Опьянение иллюзией счастья сменилось хладнокровностью и трезвостью суждений. Всё, больше и капли приторных речей акудамы не хлебну. Это вредно для здоровья. Я пыталась выстроить в голове чёткий постулат: «Акудама по-прежнему хочет меня убить. И я, и он сознаниями застряли в определённом промежутке времени. Мы просто выполним задание, и…». И многоточие. Даже если я впечатаю в своём сознание эти золотые слова крупным твёрдым подчерком, всё равно третий пункт, касающийся нашего совместного будущего, не подлежит завершению. Ну вот теперь день точно пошёл коту под хвост. Сознание акудамы будет блокировать те действия, которые бы не совершил прошлый он. А если вспомнить сказанные им перед смертью слова, то получается… Что его забота обо мне все-таки фиктивная. И что дальше? Вот прямо сейчас схвачу его за плечи, потрясу и спрошу о намерениях? А он на полном серьёзе ответит: - Да, мой ангелочек-цветочек-грибочек, хочу тебя подзарезать. Как-то враз сникнув, я предприняла попытку развеяться. Поднялась на ноги и решила, что все-таки рискну принять душ. Потому быстро застелила кровать и мышью проскочила мимо сторожевого кота, дремлющего неподалёку. Ели слышно притворила дверь, и, поразмыслив, подперла ту стулом. Как говорится: «доверяй, но запирай». И, радуясь своей находчивости и весело насвистывая какой-то привязавшийся мотивчик, бодро прошлась до ванной. Холодные струи душа отгоняли остатки сонливости. В воздухе витал приятный запах хозяйственного мыла и шампуня с экстрактом ванили. На полках стояло множество пестрых склянок, благоухающих флаконов и мазей. На забрызганных водой и пеной кафельных плитках я ощущала себя коровой на льду, потому, резво вцепившись в белую шторку, выскользнула из душа, оставляя за собой мокрые следы. Скептически оглядела отражение в зеркале, но долго мешкать с умыванием, как и следовало ожидать, не захотелось. Мало ли, психопат дверь решит выбить. Потом же ещё изъясняться и в ноги кланяться владельцу. Хотя… Я была бы рада, даже если бы и такое «потом» наступило. Одевшись и накинув на плечи сухое полотенце, я решила все-таки отпереть акудаму. Если перспектива спокойно приготовить завтрак меня и прельщала, то вероятность того, что придётся выслушивать причитания хозяина квартиры – не очень. В скором времени я уже стояла у плиты, жаря омлет из купленных вчера продуктов. Процесс готовки на плите с характером скорее мог не отвлечь от тревожных мыслей и успокоить, а упокоить сразу же. Но я терпела, то увеличивая жар на конфорке, то убавляя. Само блюдо ведь не изволило говорить, когда оно горит, а когда не очень, что не могло не расстраивать. Когда же я закончила, облегченно выдохнув, то ощутила себя в кольце рук, сомкнутых на моём животе. Я рефлекторно приподняла согнутые в локтях руки вверх и развернула голову вправо, чтобы хотя бы периферическим зрением видеть акудаму. Мои влажные волосы чёрными плетьми прошлись по вороту толстовки альбиноса, оставляя на нём мокрое пятно. Он наклонился чуть ближе, принюхиваясь к запаху моего шампуня. Его руки ловко развернули меня лицом к себе и я запрокинула голову, чтобы заглянуть в глаза акудамы. Он потянулся ко мне за поцелуем, и я тоже потянулась… За чистой сковородой, стоящей на столешнице. «Бам,»- раздался глухой удар чугунного изделия о черепушку неудавшегося любовника. Альбинос возмущённо отстранился, почесывая ушибленное место и болезненно вздыхая. - То дверью, то сковородой.., - простонал Маньяк: - Почему самым действенным способом моего устранения всегда оказывается лобовое столкновение с предметами быта… Я на это заявление лишь пожала плечами: - Ну да, молекулярного меча в груди вам оказалось мало. Акудама ошарашенно замер, будто действительно обнаружил, что в него воткнуто лезвие. Медленно отстранился и выпрямился, всё с таким же непониманием глядя мне прямо в глаза: - Что поделать, в здоровых людях не заложено желание умереть. Ну, а если я по-любому погибну в скором времени, то не хочу, чтобы мне воткнул нож в спину дорогой мне человек. И да, это в переносном значении. Я знаю, что вы скорее всего предпочтёте убить меня, не задействовав оружие. Акудаму будто током прошибло от моих слов. Ну что-ж, надо отдать ему должное. Его актёрская игра – это высший пилотаж. - Моя роза покрывается терновой лозой.., - прошептал он, по-прежнему глядя на меня так, как будто впервые видел. - Да что с вами такое?! – не выдержала я: - Вы ведь сами столько раз говорили, что хотите меня убить, а теперь, - прервалась на миг я, сглатывая подступившие слезы злости: - теперь и я, и вы застряли в том отрезке времени, когда я вас больше смерти ненавидела, а вы пытались меня задушить. И после этого вы правда думаете, что я даже теоретически смогу испытывать к вам что-либо, кроме гнева? Взглянув на спокойное и сосредоточенное лицо альбиноса, я как-то враз сникла. Эмоции, что недавно вытеснили мозги, как истинные гады исчезли, оставляя меня одну разбираться с той чертовщиной, что они только что устроили. - Ты помнишь, как мы с тобой впервые встретились? – непонятно что имея ввиду, зашёл издалека акудама. Я кивнула: - Я вместе с пятью акудамами вытаскивали вас из гильотины, и… - Нет, - оборвал меня на полуслове он: - другое. - А-а, на стройке? - Да, - коротко бросил альбинос: - Мой ангел ещё затронул тему о нашей смерти в том мире, а я тогда тебя поблагодарил. Ты ведь так и не поняла, за что?.. Вспомнив, я произнесла: - Если честно, не особо задумывалась над этим. - А зря, - выдохнул акудама, придвигаясь ко мне ближе, на что я угрожающе выставила вперёд сковородку. - Убив меня, ты сохранила мои чувства к тебе. И теперь независимо от того, есть ли над тобой очаровательный нимб, или же его нет, меня всегда будет тянуть к тебе. - Вы забываете, - грустно хмыкнула я: - О каких чувствах вообще идёт речь? Будто бы вы не помните, что испытывали ко мне в последние секунды жизни. Которую, к слову, отняла у вас я. - Конечно помню, - странно улыбнулся он: - Но ты ведь не думаешь, что я так возился с каждой своей жертвой? Нет, всё моё существо тянулось к тебе, а единственное, что могло бы быть настолько же приятным, как и сорвать алый цветок, - начал он, заправив мне за ухо выбившуюся прядь волос: - это собственноручно взращивать его и любоваться цветением всю оставшуюся жизнь. Я призадумалась. Крепко так. То, что акудама вполне в состоянии справиться со своим безумием, обнадеживало. Но что насчёт меня? Сомневаюсь, что мне будет достаточно оставаться живой после проведённого с альбиносом времени. Но тут было замешано и нечто иное… «Распускался ли мой цветочек для другого?..» - прозвучал в голове знакомый голос с инфантильными интонациями. Что, если акудама уже тогда читал меня как открытую книгу, прекрасно зная, что эти слова откроют мне глаза? Я ведь… Была красивой молодой девушкой, которая всегда пользовалась популярностью. Но почему-то орган, которому полагалось думать, во время попыток найти родственную душу отключался, зато другой, качающий кровь, периодически всех кандидатов отклонял… И лишь один единственный человек вызывал во мне отклик. До жути банально, глупо и неблагоразумно, но почему бы и нет? К тому же… Не то, чтобы у меня был выбор. Уловив что-то в моем взгляде, альбинос аккуратно перехватил оружие массового поражения и изолировал его от меня. Я больше не сопротивлялась, решив просто наблюдать за его действиями. И они не заставили себя ждать. Мои запястья обхватили большие сухие ладони, аккуратно заведя их вверх. Я закрыла глаза, доверив своё тело и разум, наверное, в самые ненадёжные руки на свете. Альбинос наклонился, нежно касаясь холодными губами мочки уха. Дикое желание в обёртке несмелой ласки вскружило мне голову. Неутолимый голод в каждом невинном поцелуе и холодная ярость в сдержанных касаниях. Но я не могла отделаться от мысли, что просто не заслуживаю этого. - Мистер Маньяк, - окликнула я акудаму, уперев ладони ему в грудь: - Но я ведь… По сути просто кукла, без воли и без… возможностей, - из-за нехватки кислорода слова отчаянно сопротивлялись, не желая складываться в определённую конструкцию. - Тогда почему? Да что хорошего может быть в человеке с механическим нутром? Устройство, запрограммированное на те или иные поступки, не имеет права быть… А-а! – мою речь прервал самым возмутительным образом непрошенный… Кусь. Прямо в шею. Но не успела я хорошенько испугаться и забарахтаться, как наглец уже отпрянул, облизывая губы. - Да за что? – ошарашенно выдохнула я, не ожидавшая такой подлянки. - Я не позволю моей милой Мошеннице стать жертвой самообмана любой ценой, - улыбнулся в ответ белобрысый кусака. «Ну и правильно,» - подумала я, что действительно сглупила. Раз нравлюсь – значит нравлюсь, чего пристала то? Не выдержав наблюдать, как я аккуратно прощупываю пострадавшую шею, альбинос вновь прильнул ко мне, чутко исцеловывая ранку и кидая в мою сторону виноватые взгляды. На этот раз я старалась отвечать не менее страстно, то касаясь губами крепких рук, то приобняв, то пройдясь пальцами по мраморной коже. Альбинос, невнятно что-то прорычав, схватил меня под ягодицы и усадил на столешницу. Его ставшие более напористыми прикосновения лишь разгоняли по венам жар, не вызывая того страха, что раньше. В голове клубился туман, а зрение всё никак не желало сфокусироваться. По обнажённой блестящей после душа коже пробежались мурашки, и я сжалась, толи от холода, толи от предвкушения. Акудама ещё раз впился мне в губы, сжав между ладоней сердцевидное девичье личико. Язык прошёлся по ровным рядам белых зубов, а ловкие руки продолжали избавлять от мешавшей одежды. Сдерживаясь из последних сил, готовясь сорваться с поводка в любую секунду, альбинос подхватил меня на руки, судорожно дыша и кусая губы. Абсолютно обнажённое тело согревалось о ткани гардероба полностью одетого мужчины. Я и понять ничего не успела, как уже падала с небольшой высоты на узкую кровать акудамы. А в следующий миг надо мною уже угрожающе нависал альбинос. Вновь сминал мои припухшие губы, предварительно притянув к себе за подбородок. В скором времени он отстранился, тяжело дыша. Скрежет металлической пряжки ремня. А когда ко мне вернулось сознание… То было уже поздно. Боль ядом растекалась по телу, сконцентрировавшись в животе. Каждое движение акудамы выбивало из глаз слезы и болезненные крики. Нутро опалило пламенем выпущенной чудовищной яростью альбиноса, его голодом. Я явственно ощутила, как долго он сдерживался, затаптывая желания. А теперь судорожно дышал мной, как в первый и в последний раз. Видя мои муки, акудама лишь порывисто поцеловал меня в висок, не останавливаясь. Сминались под моими скрюченными пальцами простыни. Комната наполнилась истерическими криками, непроизвольно вырывающимися из груди. По щекам крупными градинами катились слезы от распирающей изнутри боли. Но ласковый елейный шёпот Змея-искусителя над ухом лишь давал пустые обещания. Врал, что скоро мне будет хорошо. Врал, что скоро привыкну. Просил потерпеть и лишь лгал, лгал и лгал. Акудама сцедил с моих губ так и не сорвавшийся очередной болезненный стон. Не выдержав, я резко сомкнула челюсти, прикусывая до крови вторгшийся в мой рот язык. Горький металлический привкус лишь испортил поцелуй, не дав иного эффекта. По прежнему мне было больно, плохо и стыдно. И лишь когда моё сознание начало меркнуть, альбинос вдоволь насытился, отторгая меня, как опустевший сосуд. Отслужившую срок вещь. Придя в себя, акудама с любовью оглядел всю ту мерзость, что сотворил. Мои припухшие мокрые от слез щеки, сомкнутые веки. Следы огромных звериных лап на груди, животе и спине, укусы… И, наконец, пятно крови на простыне. Колени колотила мелкая дрожь, а кожа стала бледнее, чем у мертвяка. Альбинос был счастлив, что первым прикоснулся к манящим алым лепесткам его цветочка. Ах, сколько пришлось наплести, чтобы преодолеть терновую лозу возраста и опыта, добравшись до наивного и девствено-нежного бутона… Его аромат по-прежнему дурманил, просил сорвать его, пока он в самом соку… Но акудама учтёт ошибки прошлого. Будет более дальновидным и ласковым, чтобы его сладость не пыталась убежать. Ключевое слово «пыталась». Альбинос аккуратно прикоснулся к вожделенному телу, как к хрупкой фарфоровой кукле. Он не хотел её сломать, но осознание своей безоговорочной власти будоражило, отзывалось дрожью в кончиках пальцев. Акудама со всей нежностью, на которое только было способно чудовище, смотрел на свою игрушку. Прекрасно понимая, что она – всё в его жизни, он всё равно сделал ей больно… Но это утро определенно стоило всех упрёков и отрешенности Мошенницы. Потому альбинос, не в силах сдерживать эмоции, обнял меня и положил к себе на колени, поддерживая голову и пальцами изучая каждый дюйм девичьего лица, пока не уснул. Очнулась я у акудамы на руках. Тело всё ещё помнило ту разрывающую изнутри боль, жадные прикосновения и поцелуи. А ещё… Нежную прелюдию. Жаль я не знала, что это было ничем иным, как прелюдией к апокалипсису. Я боязливо поежилась от накативших эмоций. Тело мелко дрожало. На лбу выступали капельки пота. Было настолько больно, мерзко и страшно, что из груди наружу прорывался крик. Только вот голосовые связки ослабли, превращая вопль в собачий скулёж. Я прогнулась в спине, ощущая, как онемели лодыжки и затекла поясница. Акудама вопросительно уставился на меня, распахнув глаза. Глядя на мой болезненный оскал и опухшие от слез веки, он легко провёл подушечками пальцев по щеке, на что я отвернулась. Хотелось хотя бы попытаться выбраться из цепкой хватки смерти, вот только тело предательски не слушалось, продолжая беспомощно дрожать против воли. Я зажала рот кулаком и зажмурилась, силой пытаясь успокоиться и дышать ровнее. В лёгких ощущалась ноющая боль из-за массив воздуха, поглощаемых мною. Вдруг я ощутила тонкие пальцы, оплетающие мою вторую руку, безвольно лежащую вдоль тела. Нерешительно приоткрыв глаза, увидела свой кулак, зажатый меж двух бледных ладоней акудамы. - Дыши, - услышала серьёзный голос. Вскоре я начала обретать контроль над телом и переместилась в сидячее положение на противоположном от Маньяка конце кровати. Руки невольно оплетали грудь, прикрывая наготу, пусть в этом уже и не было никакого смысла. Подняв голову, наткнулась на взгляд акудамы, устремленный мне в глаза. - Прости меня, Мошенница, - раздался его надтреснутый шёпот: - Я снова сделал тебе больно. Я вновь опустила глаза в пол, под гнётом серьёзности атмосферы. Хотя сейчас нам с альбиносом было о чем поговорить. Без острот, намёков и юмора. Вот только сил на этот разговор у меня уже не оставалось – в голове словно развели кисель, и теперь эта вязкая ароматная жидкость медленно перетекала из одной фазы в другую. - Давай поговорим об этом не сейчас, - неловко прошептала я, вставая с кровати и стягивая на себя одеяло. Акудама отвернулся, а я неуклюже поплелась в душ. Ноги подкашивались. В голове витал туман спасительного обморока, до погружения в который меня отделяло пара интенсивно сжигающих энергию движений. Я оперлась боком о стену, чувствуя, как спадает на пол враз потяжелевшее одеяло. Для меня всё происходило бесшумно, в отличии от акудамы. Услышав глухой удар, он тенью прошмыгнул в коридор, аккуратно беря под руки свою ненаглядную, что уже съезжала на пол. Подхватив, альбинос донёс меня до ванной и помог ополоснуться, вкладывая в ослабшие ладони те или иные необходимые вещи. После прохладного душа мне полегчало и я уже почти без дискомфорта поглощала заново разогретый омлет. Поев и набравшись сил, я уже без поддержки акудамы сварила две кружки крепкого кофе с молоком и поставила на стол пакет с зефиром, столь любимым альбиносом. Сев, поджав под себя ноги, наконец выдохнула: - Вот теперь можно и поговорить, - и выжидающе уставилась на акудаму, строящего глазки половицам. Ей богу, скромная барышня из восемнадцатого столетия. Только корсета и пышной юбки не хватает для полного комплекта. Был бы он так же скромен немного ранее… - Скажем так: после всего того, что между нами было, я не хочу довольствоваться недомолвками. Раскройте мне уже все карты, мне кажется, я имею право знать о ваших истинных намерениях на мой счёт. Маньяк выглядел озадаченным. - Какая же взрослая… Совсем не по канону. А как же ещё пару лет страданий и глубоких душевных мук? - Вы правы, - хмыкнула я: - Уже не дети малые, чтобы ждать черт знает чего. Однако традиции нарушать не люблю, потому первым признается в чувствах мужчина. Я, может быть, ещё передумаю. Акудама лишь пожал плечами: - Разве что обстановка не то, чтобы классическая. А как же крыша, головокружительная высота, вой сирены, прожектора, кровь, омывающая твои изящные ступни, тортик из искалеченных тру.., - тут я закашлялась, перебивая полёт фантазии альбиноса. - Нет-нет! Я девушка скромная, глядишь, засмущаюсь, мне лучше будет в съемной квартирке, на уютной кухоньке с видом на милый район, - произнесла, а в голове застыл крупными литерами вопрос: какое же классическое произведение имел ввиду акудама, описывая мне откровенную резню? Или это он сам под псевдонимом триллеры пишет? - Уговорила, - дружелюбно оскалился альбинос: - Я с первого взгляда полюбил моего ангела, я хочу касаться его нежных крыльев, но не сломить их, как раньше, - с этими словами он коснулся моей щеки. А я понадеялась, что перьями в том месте не поросла. - Нет, сейчас всё иначе. Я хочу беречь их, защищать и чувствовать, как теплится жизнь под моими пальцами, хранить сосредоточие всего прекрасного, что есть на свете, нести сквозь года.., - на миг на его лице расплылась благоговейная улыбка. Но эйфорическое выражение лица враз сменилось на сосредоточенное. «Биполярка», - отстранённо подумалось мне. - Мой ангел… Даже не желая того, я ведь могу сделать тебе больно. Будешь ли ты всё равно меня любить?.. – с регрессирующей динамикой голоса произнёс он. А я поняла, что кажется, моя очередь откровенничать… ..."Постулат: «Акудама не хочет меня убить. И я, и он сознаниями застряли в определённом промежутке времени. Мы просто выполним задание, и… будем вместе? "...