Немного о сумеречных зонах

Этот сезон весны был омерзительным. Шан Цинхуа, который стал лордом пика всего три года назад, уже хочет сложить свои полномочия и свалить в закат, и плевать ему на весь сюжет. Он устал; он устал так, как никогда не уставал, не видя сна и не чувствуя голода, только потому что у него не было времени даже подумать о них. И если он увидит лицо Лю-шиди, то, возможно, он сделает что-то глупое: например, попытается убить. Никогда ещё в своей жизни Самолёт, Стреляющий в Небо, не думал, что может ненавидеть мужчину с таким красивым лицом, но, да, блять, шиди, у нас нет денег, чтобы отстроить целую гору. Возможно, его убийственное намерение было столь очевидно, что из всех людей, Шэнь-блять-Цинцю предложил ему отправиться в далёкую, неспешную миссию на самом краю карты государства, чтобы привести себя в форму. Спасибо, шисюн, очень лестно, но у меня нет времени. Однако, чжанмэнь-шисюн, половая тряпка личности, решает, что да, ему нужен отдых. Нет, Шан Цинхуа нужен не отдых, а чёртовы результаты решения его бесконечных проблем, и… Скорее всего, они правы. Избавила ли его длинная дорога от бумаг, которые он должен был заполнить? Ха. Следующее три недели он был занят только тем, что тренировал свой навык письма в движении по неровным дорогам. Шан Цинхуа уже упоминал, что ненавидит свою работу? Так вот, очень. (Конечно, он не обязан делать ничего из этого; конечно, секта как-то раньше работала без его нововведений и реализации мышлений оптимизации двадцать первого века в угоду эффективности; конечно, ему необязательно было брать на себя весь этот труд, особенно тогда, когда секта всё равно будет уничтожена Ло Бинхэ лет через тридцать, но… кто, если не он?) Оглядываясь назад, Шан Цинхуа, как писатель, никогда не говорил, где начинается или заканчивается мир; он также никогда не говорил, что этот мир не равен планете Земля, и все эти годы он предполагал, что Система сделала его схожим с реальным миром, однако: — Что это за херня? — спрашивает он, оглядывая огромную, невероятно огромную стену из тумана, неподвижную и невидимую никем, кроме него, очевидно. Извозчик усмехается его удивлению, дёргая поводья. — Край мира, бессмертный мастер, — отвечает мужчина, как будто это нормально; его ученики кивают по обе стороны от него, не особо рассматривая эту штуку. Очевидно, Система решила, что у этого мира есть только зоны, созданные им.

***

— А что по ту сторону? — спрашивает он, наклоняясь вперёд из окна, едва замечая ранее важную работу. Ему не отвечают: ни сопровождающий, ни ученики; словно никто и не слышал его вопроса. Он спросил ещё три раза — на него никто не обратил внимания.

***

Он находит себя в том, что стоит на краю мира, смотря в туманную пустошь. Шан Цинхуа может поклясться, что видит там огни и слышит гул голосов с музыкой. Будто он главный герой ужастиков, незнающий страха, он проходит сквозь туман. Он идёт и идёт, слыша голоса всё лучше и видя оттенки чего-то красного и высокого, похожего на ворота и стены; он идёт и идёт, пока не врезается в силуэт, возникший из ниоткуда; Шан Цинхуа видит ярко-красную ткань и серебро. — Надо же, — говорит глубокий голос, и он смотрит вверх, наверное, на одного из самых красивых мужчин в его жизни с пиратской повязкой на глазу; прости, мой король, я был уверен, что ты самый невероятный, но, возможно, я нашёл тебе достойного конкурента, и это даже не мой сын; — не думал, что когда-то доведётся встретить существо из запределья, — красный глаз осматривает его сверху-вниз, впитывая его образ, ища угрозу или просто изучая, как один неизвестный вид мог оглядывать другой. Странно, что тебя расценивают, как нечто стоящее опасаться. Шан Цинхуа нелепо смеётся; разве это не должны быть его слова? — Не думал, что за туманом прячется целый город, — отвечает он, чувствуя все бессонные ночи в своих костях; ох, возможно, это был его глупый билет в один конец; он может чувствовать силу неизвестного мужчины перед ним, ему кажется, что он стоит перед стихией. — Каким туманом? — спрашивает его мужчина, и Шан Цинхуа оборачивается назад; нет, туман на месте, слава богам; возможно, этот мужчина видит что-то иное, чем он? Шан Цинхуа не спрашивает, отсмеиваясь. — Извините-извините, ничего такого, — он делает разумный шаг от мужчины, к которому всё это время был столь близко, — я могу посмотреть город? — спрашивает он, потому что хочет избежать опасной темы шуток с сумеречными зонами. Мужчина в красном смотрит на него, не моргая, пока его губы не растягиваются в улыбке, вежливой и опасной, как нож; мужчина разворачивается к нему боком и Шан Цинхуа следит за движением серебра, зачарованный чистотой металла, краем глаза он видит светящихся бабочек и едва не уходит за ними, как потерявшийся ребёнок. Мужчина издаёт смешок, это красивый звук, как и всё в этом месте. — Позвольте мне провести вас по городу, — говорит он, как хозяин, предлагающий продемонстрировать свой дом, — зовите меня Хуа-чэнчжу. А, так он угадал; и Шан Цинхуа нервно подпрыгивает в догонку, спохватившись: — Ох, я… — и мужчина останавливает его, закрывая ему рот; его ладонь холодная, как у мертвеца. — Подумайте над этим; имена имеют силу, — Шан Цинхуа не может оторвать взгляда от качающихся украшений мужчины, — в этом месте вы можете выбрать, как хотите, чтобы вас называли; не стоит разбрасываться настоящим именем. Шан Цинхуа опускает эту холодную руку вниз, почувствовав себя дерзким, развлекаясь: — Кто сказал, что я живу под настоящим именем? — и это правда, которая выходит так легко; он слишком долго был Шан Цинхуа. — Зовите меня Шан Хуан, — и в противоречие, он говорит то, кем не был много лет; что-то старое и вновь найденное. Единственный открытый глаз Хуа-чэнчжу загорается насмешкой.

***

Он приводит странное существо в свой город, в свой игорный дом, предлагая сделать ставки. Существо выглядит, как человек, и ведёт себя, как таковой, но Хуа Чэн может видеть нечто необъятное в глубине этого человека; нечто похожее на богов, но более тяжёлое и могущественное, чем у тех слабаков, чьи храмы он сжёг. — Ах, мне никогда в них не везло, — говорит существо, представившееся Шан Хуан (нечто настоящее; он чувствует это в месте, где все лгут и начинают новые жизни после смерти), садясь за стол, игнорируя или не замечая, как все стихли рядом с ним, боясь лишний раз шевельнуться. Хуа Чэн не может их винить, ему тоже показалось, что у его порога армия из всего континента. — В чём ставки? — спрашивает Шан Хуан, и его глаза темнеют от плавленного золота до текучего янтаря; Хуа Чэну интересно, что может поставить такое странное создание; будет ли у них что-то равноценное? Хуа Чэн идёт по знакомому маршруту, выбирая безопасный путь: — Деньги, — отвечает он с усмешкой; то, что никогда не было важно в мире мёртвых. Его крупье, любившие посмеяться над этим, сейчас молчат; они не могут поднять глаз. Хуа Чэну любопытно, что видят они, более слабые призраки, если даже он чувствует, что должен вести себя осторожно. Шан Хуан хмурится, как будто вспоминает что-то, а потом принимается рыться по карманам. — Какая минимальная ставка? — уточняет существо. — Любая, — пожимает плечами Хуа Чэн. Золотая монета летит между ними, Хуа Чэн ловит её; как он думал, он не знает этого символа на обороте. Существо смеётся, упирая голову на ладонь: — Если бы другие узнали, что я трачу деньги секты на азартные игры — они бы меня начали презирать ещё больше, — это звучит жалко, но воздух сгущается и кто-то покидает игорный дом со всхлипами от давления; Хуа Чэн не думает, что существо даже понимает это, поэтому он кидает две своих золотых монеты. У него нет намерений сегодня лишаться Призрачного города. — Начинаем, — улыбается он, и это похоже на опасный бой.

***

Шан Хуану всегда не везло в азартных играх, но в этот раз он находит необычно странным, что он выигрывает и выигрывает у Хуа-чэнчжу; он не был похож на плохого игрока, но на этот раз Шан Хуану даже не пришлось мухлевать. Чудо из чудес, ни иначе. Ага, как же. Но кто такой Шан Хуан, чтобы отговаривать красивого мужчину проигрывать ему деньги, если тот так этого хочет; он немного смеётся, чувствуя лёгкое опьянение от вина и вкусной еды, похожей на стряпню шеф-поваров Царства Демонов, он уверен, что там была какая-то демоническая рыба, но, опять же, кто он такой, чтобы отказывать от бесплатной еды; ему нравится этот вечер, даже если все в какой-то момент сбежали от них, выглядя на грани обморока, оставив им в качестве компании красные стены. Лучший выходной, который у него был за последние годы, с компанией, которую он больше никогда не встретит, поэтому он продолжает: — Знаете, Хуа-чэнчжу, иногда я думаю о том, чтобы стереть мой мир, — признаётся он; у него есть свои плохие дни, и он так эгоистичен, что желает просто удалить мир, полный живых и дышащих существ, только потому что считает, что его мир принадлежит ему; он столько раз хотел удалить свой роман и забыть о нём. Шан Хуан смеётся, глухо и тихо, раскачиваясь на почему-то европейском красном стуле, перегибаясь к другому мужчине через стол. — Иногда просто думаю о том, чтобы убить всех; даже того, кого я люблю всем сердцем. Или, ну, я думаю, что люблю его; я не знаю ничего хорошего, кроме того, чтобы любить его, хотя я знаю, что никогда не получу его, — он смотрит на мужчину в красном, чей образ похож для него на призрака, на иллюзию, на что-то, что не может существовать, — понимаете, Хуа-чэнчжу? И Хуа-чэнчжу выглядит более настоящим, более пустым, более мёртвым без той вежливой улыбки, что Шан Хуан наблюдал последние часы ночи, у которой нет конца, сколько бы времени не прошло. — Да, — отвечает мужчина в красном, и Шан Хуан улыбается ему, ярко и бурно, как не улыбался десятилетиями. Шан Хуан слишком пьян, чтобы осознавать, что делает, поэтому он перегибается дальше через стол, врезаясь в губы Хуа-чэнчжу, без смысла, без цели, такие же холодные, как он предполагал; это напоминает ему его короля.

***

Самолёт, Стреляющий в Небо, Шан Хуан, Шан Цинхуа возвращается в свой мир, где время остановилось без него, своего бога, не замечая перемен, потягивая затёкшие мышцы от хорошего сна. Его кошелёк стал прилично тяжелее, на его руках есть симметричная пара браслетов из серебра, а его тело приятно болит во всех местах, где бы он желал этого. Он оставляет Призрачный город, не замечая, как все мертвецы с облегчением выдохнули. Они не готовы ко встрече с существом, которое по весу напоминает целый мир. Даже если тот понравился их чэнчжу.