Съешь сердце – получишь любовь

      Александру что-то беспокоило. Ее персонаж – серийный убийца, по сюжету проживающий в Балтиморе, штат Мэриленд, по удивительному совпадению там же, откуда их новый приятель, доктор Брэдшоу.       У преступника есть реальный прототип – год назад убивший семь женщин, задушив, вскрыв грудную клетку и сожрав их сердца. Еще дюжину покупателей и сотрудников магазина в элитном квартале Маунт-Роял-Террас он погубил, заявившись с угрозами и требованием выдать ему главного детектива, расследовавшего дело.       Серийника прозвали Сердцеедом, он погиб при взрыве в магазине вместе с заложниками, его последние слова сочли признанием – однако Александра была уверена, что полиция ошиблась и обвинила не того. Человек с бомбой был самозванцем, настоящего Сердцееда так и не нашли… Но художественный вымысел, выполненный профессионалом, неотличим от реальности.       Сердцеед Александры был жив – как минимум в строчках ее нового романа. Он был вовсе не психопатом, обозлившимся из-за неудач в карьере, переставшим рационально мыслить от регулярного злоупотребления наркотиками, он убивал не для развлечения и не в поисках признания и известности.       Кэтрин помнила интервью с Александрой – в качестве приглашенного гостя на канал книжного критика Мистера Пуха, посвященный новостям из литературного мира, – вышедшее около месяца назад. Читатели уже ждали новый роман, репутация как у автора, так и предыдущих книг, была неоднозначная и вызывала резонанс – особенно из-за выбранной темы.       – Серийных убийц начали называть серийными только в 70-х годах XX века, когда криминалисты и профайлеры ФБР решили дать множественным убийствам с повторяющимся паттерном название, – рассказывала Александра в видео. – В 80-х «Нью-Йорк Таймс» популяризировала словосочетание, описывая новости криминального мира. Оно стало магическим заклинанием, которое парализует страхом, возбуждает интерес, делая каждого убийцу на порядок могущественнее, будто он получал титул.       – Ты хочешь сказать, что общество само создало себе образ монстра нового тысячелетия?       – Создало, описало, возвело на пьедестал. Типичный потрет серийника по Триаде Макдональда: пироман и живодер, страдающий энурезом. Добавьте сюда пережитое психологическое и физическое насилие в детстве, неблагополучную семью, сексуальные девиации вроде зоофилии, некрофилии или геронтофилии, социальную неадаптированность, коэффициент интеллекта средний или ниже среднего… Вот, вот, у тебя уже мурашки. Надеюсь, не от возбуждения.       – Жуть какая. Как это может нравиться?       – Романтизация, идеализация, называйте как хотите. Раньше все хотели быть невестой графа Дракулы, а теперь – каннибала и серийного убийцы.       – Но ведь это правда. Книги о серийниках по-прежнему популярны, про них снимают фильмы, с ними делают мерч…       – Красивая сказка, популяризаторская ложь, вкусный плод, проданный в красочной заманчивой обертке. Плодотворная почва для фантазий, архетип дьявола, троп красавицы и чудовища.       – Мама дорогая! Но так и ты туда же! Сердцеед, семь молодых и красивых женщин за пять месяцев, потом массовое убийство и одновременное самоубийство. Настоящее Балтиморское чудовище. А еще и художник! Может даже алхимик и поэт, все как ты любишь.       – Юрист советовал мне говорить, что мой новый роман не основан на реальных событиях, а я лишь ими вдохновлялась, – рассмеялась Александра. – Я рассказываю альтернативную историю Сердцееда – как если бы он был совершенно другим человеком.       – Зачем?       – Потому что могу.       – Справедливо.       – Нед Эверглейд, тридцатилетний нарцисс, психопат, бывший школьный хулиган, художник, который не мог рисовать свое, а делал – пусть и достаточно хорошие – копии чужих работ под заказ. Сын заместителя окружного судьи штата Мэриленд – наркоман и бездельник, золотая молодежь, которая не знает, что хочет. Неужели это герой вашего романа?       – Ну, – протянул Мистер Пух, – какой-то скучный.       – Вот и я о том же. То, что его не могли поймать несколько месяцев, и он продолжал делать свои делишки под носом у полиции и ФБР трех штатов – неудачное стечение обстоятельств, вовсе не признак того, что у него высокий IQ.       – Ты так говоришь, как будто была с ним лично знакома.       – Я перерыла кучу информации, прежде чем садиться за работу. Каждая новостная сводка, каждый отчет перед прессой, вся история расследования, каждый день по хронологии, каждое действующее лицо и каждая локация. Естественно то, что было освещено публично.       – Как настоящий детектив.       – Ничем не хуже.       – И ты нашла нестыковки.       – Для того чтобы воссоздать события истории Сердцееда, мне не нужны доказательства – потому что моя версия событий воображаемая. Я увидела ее иначе. Я расскажу о ней иначе – и доказательства, по всем законам детективного жанра, с криминалистическими подробностями, будут в книге.       – И в чем же отличие?       – Он человек.       – Человек?       – Нарцисс не человек, психопат тоже не человек – потому что у них нет эмпатии, социального стопора, не дающего причинять боль, наносить вред. Мой Сердцеед обоснованно жесток – и сам проходит все этапы понимания мотивов собственных действий.       – Подробнее, давай подробнее, – Мистер Пух воодушевленно потирал руки и ерзал в кресле. – Обоснованную жестокость и убийство оправдывают только в формате самообороны – и то не всегда.       – Как всегда, я ничего не придумала, – развела руками Александра. – Я лишь рассказываю то, что уже произошло. Классический портрет серийного убийцы. Пережитое насилие, травма, социальная изоляция.       – Он жертва?       – Да. Людской жестокости, недопонимания, систематического игнорирования естественных человеческих потребностей.       – Ты решила его оправдать.       – Я решила рассказать его историю – как бывает. У меня уже заготовлен ответ для тех, кто любит связывать автора и его сюжеты, психоанализировать и все в таком духе… Если бы не алхимия и не психотерапия, я бы тоже была серийником. Если бы не вовремя обретенные знания о том, что всякое дерьмо в жизни это не моя вина, а таковы законы мироздания, и что злиться и обижаться на мироздание бесполезно, я бы убивала людей так же, как делал это Сердцеед. Пластиковые куклы, без сердца, невежественные роботы без души, с пустыми глазами и головами.       – У меня же есть текст его письма в «Криминальных сплетнях»! – воскликнул Мистер Пух, потянувшись к телефону, а затем пояснил: – Это портал криминальных новостей, особенно популярный в Штатах.       – Сердцеед писал анонимное письмо их журналисту, давая насмешливые подсказки следствию, – добавила Александра.       – Вот, видишь, я же готовился, – Мистер Пух набрал воздуха в грудь и приступил к чтению: – Начну по порядку. Профайлеры считают, я убиваю их, потому что у меня член не стоит, и я обижен женщинами, и что каждой я за что-то мщу. Нет, вовсе не так. Мне плевать на них, они всего лишь мясо, они выбраны случайно, никого из них я не знал. Обычные пустые куклы, как бройлерные тушки, все под копирку. Я одну от другой не отличал.       – Он убивал определенный фенотип женщин. Блондинки, с искусственными губами и сиськами, тридцатилетние замужние модницы, которые ходят в фитнес-клуб и на йогу, с творческой профессией, ведут соцсети, проживают в Маунт-Роял-Террас. В итоге они были еще и его одноклассницами – потому что там все между собой знакомы.       – Твой типаж?       – Меня такие тоже бесят. Поначалу по почерку преступлений ФБР полагало, что это хейтер, сталкер, кто-то из завистников.       – Или шизофреник в обострении.       – Для шизофреника или биполярщика в мании слишком организованно и спланировано, растянуто не на несколько недель, а на месяцы.       – Но он точно извращуга, дальше вот самое сочное, – хмыкнул Мистер Пух. – Профайлеры утверждают, что я перверт и обжора, что у меня оральная фиксация, расстройство пищевого поведения, что мне приятно жрать их сердца. Приятно, да. А с едой у меня все в порядке, спасибо за бесплатную консультацию диетолога и психолога.       Александра вздохнула и откинулась на спинку кресла.       – А вот это вовсе не смешно. Люди, страдающие от булимии или компульсивного переедания, умирают от разрыва пищевода, а желание насытиться и ощутить, как тебя что-то заполняет изнутри – чтобы успокоиться – это реальная проблема. В тоннельном мышлении сложно остановиться, боль как сигнал, чтобы остановиться, наступает позже, чем следует.       – Заполняться изнутри надо безопасно, – хохотнул Мистер Пух. – Все верно. Не забывайте про лубрикант. Погоди, он их сердца прямо ел? Прямо по-настоящему ел?       – Ел.       – С кетчупом все вкусней.       – Чисто физически, конечно, это очень сложно – потому что рвотный рефлекс никто не отменял. Если глотать не жуя – реально. Потом дотерпеть до места, где можно выблевать – потому что оно все равно будет проситься наружу. ДНК на месте преступления не находили, значит, его не рвало в момент поедания. Выдержка и самоконтроль спецагента.       – Профайлеры предположили, что я уродливый задрот, недовольный своей внешностью, боящийся отражения в зеркале. Мое отражение меня вполне устраивает, и я не делаю из этого ни трагедии, ни бури ликования.       – Ты видел фото Эверглейда?       – Ага.       – Урод?       – Моральный.       – По результатам расследования было выяснено, что Эверглейд за пару лет до убийств попал в автокатастрофу и делал пластические операции, чтобы скорректировать шрамы, и у него развивалась дисморфофобия. Судя по его психологическому портрету, он всегда был озабочен собственной внешностью – как типичный нарцисс. На фото он ухоженный, будто только что из барбершопа, шестифутовый бодибилдер.       – Но у тебя Сердцеед не Эверглейд.       – Да. Мой Сердцеед тоже выглядит хорошо, он красив, он тоже шестифутовый бодибилдер – потому что таков был вывод криминалистической экспертизы по следам на месте преступления.       – Значит, он не урод – не серийник в хоккейной маске.       – Вспомним про социальную дезадаптацию и изоляцию, травмы в детстве. Жертва буллинга в школе, нелюбимый ребенок в семье… У этого часто есть предпосылки – внешность.       – В детстве он был гадким утенком?       – В точку. Я, кстати, тоже в детстве была гадким утенком.       – Да ладно.       – Шумная, худая, с поведением, как у мальчика, вечно в своих фантазиях, разговаривала с воображаемыми друзьями – или наоборот подолгу молчала. Моя бабка меня ненавидела, моя мать меня стыдилась, а отцу на это было насрать.       Александра развела руками, Мистер Пух закинул ногу на ногу и дрыгал кроссовком.       – То есть дело во внешности, – заключил он.       – Да. Дети жестокие, а родители нечуткие. У Сердцееда из книги был лицевой дефект, расщелина верхней губы.       – Заячья губа? Я думал, такое сейчас не проблема, оно же исправляется во младенчестве, и даже не заметно!       – Не всегда. Анатомические особенности, медицинские показания, стечение обстоятельств… Исправил лицо он себе только после совершеннолетия.       – Тогда понятно, почему он такой.       Александра впервые за все видео посмотрела на собеседника серьезно, строго и даже осуждающе.       – Художественный прием, с помощью которого автор влюбляет читателя или зрителя в персонажа – сочувствие. Тяжелое испытание, вопиющая несправедливость, человеческое качество даже в самом отъявленном злодее и чудовище… Когда сбрасываются маски и обнажается душа. Мой Сердцеед счел себя в праве отнимать жизнь, потому что представители рода человеческого для него просто мясо. Однако он не делал это из желания убивать в удовольствие, пусть и упивался властью и безнаказанностью – в короткие периоды наступавшего облегчения. Его называли чудовищем всю жизнь – и теперь он будто бы подтвердил мнение о себе, сделал это на спор со своей совестью, пошел против своей природы.       – Но ведь природа убийц – убивать.       – Природа человека – убивать.       – Я читал твою статью – серию статей – про ген убийцы. Хороший сюжет для научно-фантастического романа про ученых, которые создают искусственный интеллект по выявлению преступника на основе данных ДНК и профайлинга.       – В Сердцееде многие увидят себя. Свои травмы, свою борьбу за мгновения счастья, за свою правду, за свою личность и право просто быть, просто дышать, просто занимать место.       – У тебя всегда правдоподобные персонажи. Им веришь. Даже специфичный преподаватель школы сомелье на виноградниках в Италии, который был еще и аутистом и собачником, мне стал понятен. Но ты… – Мистер Пух сделал вид, что подбирает формулировку, – оправдываешь преступника.       – Оправдывать – это не то слово. Я объясняю, я рассказываю. Оправдывать или осуждать будут читатели.       – Господи боже, я думал, это будет треш-контент про маньяков, а мы тут про вопросы морали и этики!       Александра вновь развела руками. Она была готова к диалогу, пусть ее и опечалила затронутая тема – потому что сложно объяснить то, что рассказывается не за одну реплику, не за одно видео и даже не за одну книгу.       Мистер Пух решил продолжить чтение письма Сердцееда.       – Профайлеры распознали во мне альтер-эго, все так. Но это не поклонение демону и не жертвоприношение инкубу, это пир. В некотором царстве, некотором государстве жил был дракон. Жители близлежащего замка и деревни у подножия скалы считали дракона красным демоном, регулярно приносили ему в качестве дара человеческие сердца. Я кормлю своего дракона, считая, что он демон – а он всего лишь дракон.       – Мультфильм «Умный рыцарь» – лет двадцать назад его показывали по Балтиморскому телевидению. Дракон жил под горой, ел человеческие сердца, приносимые ему жителями близлежащей деревни в качестве жертвоприношения; дракон носил маску демона, чтобы казаться страшнее. Умный рыцарь решил доказать всем, что дракон смертен – и додумался завалить вход в пещеру, заморив дракона голодом. Дракон мертв, все рады, но дракон не виноват, что он дракон. Он ел то, что ему приносили – и был бы рад сидеть под горой и никого не трогать, если бы ему позволили просто жить.       – Это ребус?       – У Эверглейда нашли маску, деревянную, покрытую красным лаком, в виде морды дракона. Знаешь, зачем нужна маска?       Мистер Пух уже перестал что-то соображать, он покачал головой в надежде, что гость сам все расскажет.       – Маска – инструмент условной диссоциации, – молвила Александра. – Для погружения в контекст, для вхождения в роль.       – Как стимуляция для возбуждения?       Александра вздохнула. Если бы видео закончилось кровопролитием, никто бы не удивился – но она лишь грустно улыбнулась.       – Дракон – элемент из системы символов Сердцееда, означающий того, кто был неправильно понят – и несправедливо убит. Дракон – облик сильного страшного зверя… Надень маску зверя – стань зверем, нарисуй на камне глаза – сделай его живым, убей врага – забери его душу. Съешь сердце – получишь храбрость, съешь сердце – получишь любовь.       Если бы Сердцеед был жив и посмотрел это видео, он бы разрыдался – потому что слово это такое же оружие, как нож, которым он вскрывал грудную клетку, как зубы и когти, которые впивались в плоть.       Кэтрин хотелось верить, что Сердцеед Александры, все же, не настоящий – потому что такой боли не заслуживает ни одно человеческое существо.