Контактный зоопарк

Когда телефон трезвонит в первый раз, Гэвин слишком занят, вколачиваясь в тело Коннора, и противный писк кажется ему звоном крови в ушах. Ему точно не до разговоров, точно, он вот-вот собирается кончить, а такое приятное дело всегда занимает его больше разговорчиков. — Рич, возьми трубку, — молит он, — я вот-вот… — Не смей кончать, Рид, — Коннор наклоняется сверху, и взгляд у него убийственный — и что, Гэвин виноват, что от этого у него стоит крепче? — Я тебя прирежу, клянусь! Бедра у него двигаются быстро-быстро, и каждое движение взрывается в голове Гэвина и в его паху — бах, бах, бах, — и тот пытается сдержаться, серьезно, он пытается, но когда Коннор запрокидывает голову, кусая пальцы, да какой титановый член надо иметь, чтобы вынести все это?.. — Рич! — Только посмей, — голос у Коннора именно такой, какой бывает в трех секундах от оргазма — низкий, и хриплый, и полный огня. Долбаный кирпич кончил бы песочком или что там у него внутри, и если угрозы должны остудить Гэвина, то нихрена они не остужают! Телефон пиликает, Коннор сжимает плечи Гэвина стальными пальцами, толкаясь, сраный телефон звонит… — Рич, да возьми трубку! Охуенная задница Коннора стискивает его до искр перед глазами, волна накатывает — и пиздец, Гэвин больше не может терпеть. Не может! В себя его приводит нежное — если так можно назвать оплеуху — похлопывание по щеке. — Ах ты ж гаденыш, — говорит Коннор задушевно. — Ричи, убей его, я не могу — я слишком люблю его, чтобы разрезать на куски, а меньшего он не заслужил. Он по-прежнему сидит на Гэвине, вот только член у него стоит со всей торжественностью, которую Гэвин не может при всем своем желании поприветствовать. Неловко вышло. — Прости, Кон, — начинает было Гэвин, но Коннор прижимает палец к его губам, и умный человек заткнулся бы, а Гэвин не дурак. Ричи отвлекается от ноутбука и снимает наушники, потому что ну конечно, на Коннора он реагирует, засранец. — Я не в настроении для ваших страстей, — сообщает он, — а у тебя много полезных деталей кроме хрена, Гэвин, справишься. Засранец. — Если бы ты любил меня, то скинул бы одежду и спас меня от неминуемой смерти. — Ты попал, Гэв, — меланхолично говорит Ричи, — каждый сам за себя. Он «не в настроении», потому что у них кончилось бабло — ну, или он считает, что кончилось, ведь запросы у него о-го-го, — а когда у него нет бабла, то смерть всему живому и поганое настроение, от которого мозги Коннора всегда начинают соображать вдвое быстрее, а он и обычно по жизни не тормозит. Он придумывает гениальные идеи — а Ричи придумывает, как вытащить жопу Коннора из этих идей, и — мать его — такая жопа стоит того. — Окей, — кается Гэвин и тянет Коннора к себе, жадно целует, пока его руки сжимают эти округлые ягодицы, — я тебе отсосу, у тебя мозги расплавятся — и никто не пострадает, Кон. Как тебе такое предложение? — Обещания тебя не спасут… Телефон снова пиликает — да какого хрена он никак не может уняться? Похоже, кто-то пиздец настойчивый хочет с ними поговорить. — Алло, — Коннор отстраняется, вылавливая телефон из черной дыры между смятых простыней и тыкая в экран, — Гэв, погоди. Черта с два Гэвин собирается годить. Он уже испытал сегодня судьбу. — Добрый вечер, — здоровается Коннор и слезает с коленей Гэвина, ублюдок, — изображает, что он в любезной фазе. — Слушаю. Что вы?.. Он давится воздухом и стонет, ведь именно в этот момент Гэвин берет его член в рот, нахуй звонки, кому надо — тот перезвонит попозже, в более удачное время. — Ричи, — сипит Коннор, кидая телефон через всю комнату — Рич ловит, — поговори. И Гэвин, уже не слушая, о чем там Рич договаривается, принимается за дело — как следует, ведь он в любом деле стремится к результату. А уж в таком ответственном деле он всегда был особенно хорош. *** — Почему в багажнике моей, мать ее, машины лама? — спрашивает Коннор, и тон у него такой, что Гэвин на всякий случай отступает. Хотя ему тоже хочется знать, почему у них в багажнике — точнее, у Коннора в багажнике, — мать ее, лама. Просто когда у Коннора делается такой спокойный и дружелюбный тон, лучший вариант оказаться как можно дальше. Типа как от радиации. Только от Коннора. Лама, судя по жалобной физиономии, тоже предпочла бы отвалить, но сделать это со связанными ногами редко кому удается, и лама тут не становится каким-то особенным исключением. — Это альпака, — говорит Рич. Коннор поворачивается к нему, и Ричи тоже отступает, потому что мозговитый парень. За это Гэвин его и полюбил, ну, еще немного за фигуру и лицо, но Гэвин не какой-то там сраный лукист. Он считает, что главное в человеке — душа. Душа у Рича необъятная. — Спасибо за ценное уточнение, Ричард, — говорит Коннор, не впечатленный широтой души — и размахом инициативы — Рича. — А теперь — что в багажнике машины, мать ее, делает эта — мать ее — альпака, которой не было там с утра, и в этом я уверен, так как утром положил в этот самый долбаный багажник сумку? И где моя сумка, Ричи? Звучит опасно. Как будто шершень уже почуял мясо и готов цапнуть тебя за задницу прямо через штаны. Рич, видимо, тоже почувствовав угрозу заднице, наклоняется, засовывая руки под… эээ, альпаку. И достает оттуда сумку Коннора. Всю в альпачьей шерсти. Миленькие можно будет связать носочки, кстати, как раз на зиму Кону. Если к зиме он их не кинет нахрен и не сдаст конкурентам. Этот засранец может. — Не понимаю, чем ты недоволен, — заявляет Рич и звучит до чертиков амбициозно и дерзко, ага, — всего-то доедем в соседний штат, передадим альпаку — нежно — покупателю и разбогатеем на несколько тысяч. Работа легкая, деньги приличные. Которые он сможет потратить на барахло, но этого Рич не говорит, хотя и идиоту понятно, что планы у него на бабло вполне конкретные. — Отвезем в соседний штат, — говорит Коннор ровно, будто внезапно оглох и не расслышал, что там напарник блеет. — Пара пустяков. — Точно, — соглашается Рич, ведь этому парню не привыкать к стервозности Коннора. — Ламу. — Альпаку. — В багажнике. — Да, — и Рич пожимает плечами. Будто да подумаешь, фигня какая, перевозить скот в багажнике. Все так делают. — Вот поэтому я и не даю вам договариваться о работе, — говорит Коннор и, махнув рукой, забирается в машину с видом, что до лампочки ему все это предприятие, — потому что вы засовываете в багажник ламу. Ну, лучше уж живая лама, рассуждает Гэвин, чем то, что Коннор обычно засовывает в багажник — о, чертов багажник повидал всякое на своем веку, однако благоразумнее промолчать, так что Гэвин молчит. Полезнее для здоровья. Коннор, конечно, лукавит — кичится своим здравомыслием, но та работенка, что он находит, порой здравомыслием и не отдает. Пиздюлями она отдает, это да, вот только до сих пор им удавалось открутиться от живительных пиздюлей и неплохо поднимать на этих самых пиздюлях, получаемых всякими другими лохами. К трупам Гэвин еще готов отнестись терпимо, потому что он вообще по жизни очень терпимый, а в семейных отношениях просто блистает, но расчлененка даже его семейные отношения ставит под угрозу. Из разряда такой угрозы, после которой идут к семейному терапевту. Как в тот раз, когда их наняли найти и выкрасть несколько тел, от которых мафия в Нью-Джерси планировала избавиться, и нихрена это была не легкая работенка (в буквальном смысле слова, Гэв тогда спину надорвал), ведь некоторые тела там провалялись неделями. И не целиком, а отрезанные хуи нихуя, если можно так сказать, не способствуют потенции даже такого молодого и здорового во всех отношениях парня, как Гэв. Да, порой на пути их семейной лодки стоят тяжкие испытания. — Ладно, в чем подвох? — спрашивает Гэвин, когда они все усаживаются в машину. Коннор крутит монетку, делая вид, что ему все похую, но на самом деле ему не похую, иначе он не крутил бы долбаную монетку. — Зачем кому-то платить за ламу в багажнике? Рич вздыхает. Словно ответ очевиден. — Затем, что она ворованная, — поясняет он, — зачем еще? И правда, зачем еще. Рич, как всегда, в ударе — как и всякий раз, когда на горизонте начинают маячить большие деньги считай что ни за что. — И довезти ее надо к послезавтрашнему утру, дело срочное, — добавляет Рич, а вот и подвох, как же без него? — Окей, ты опустился до кражи животных, Ричард, — с искренним сожалением говорит Коннор. Будто и не этот засранец не далее чем месяц назад умыкнул персидскую кошку какого-то редкого окраса, чтобы перепродать втридорога большой шишке из Вегаса. Которая — шишка, а не кошка — еще и не хотела им платить. И сам Коннор мог бы, конечно, на этот прискорбный факт забить, но в его безжалостном сердце есть крошечное мягкое местечко как раз для Ричи, а Ричи расстраивается без гонорара. — Но что в этой ламе такого ценного? — Альпаке, — поправляет Рич, — это разные животные. Окей, окей, я вижу, что ты теряешь терпение. Все просто — мы доставляем ее в Атланту, не налетаем в дороге на копов, послезавтра утром передаем заказчику и тратим деньги. Ему захотелось именно эту альпаку, она племенная и очень ценная. Я проверил, и правда племенная, ничего сложного. — Кроме одного, — Коннор страдальчески вздыхает, — мы передаем ее послезавтра, а значит, нам надо будет остановиться в отеле. А значит, Ричи, нам придется куда-то девать ламу ночью. А лама это не кошка, и в багажнике мы ее не оставим. Да с чего ты взял вообще, что она не сдохнет в багажнике?.. Ричи хмыкает. — И верно, может, перенесем ее в салон?.. — Мы не будем переносить ее в салон! — Ладно, ладно, — Ричи примирительно вскидывает руки, — мы не будем переносить чертову альпаку в салон. И я понятия не имею, что ты вдруг взбеленился — будто нам не доводилось перевозить что-то более замороченное. Он прав — Коннор и правда бесится на пустом месте. Тот глубоко вдыхает, выдыхает, и Гэвин отодвигается — ну чисто на всякий случай. — Ладно, извини, — признает Коннор. — Перевозили и более замороченное. Просто у меня какие-то предчувствия гнилые насчет этой ламы… — Альпаки. — Альпаки, Рич! Так вот, у меня предчувствия, ясно? Предчувствия, ясно. А вот Гэвину ясно, что Кон что-то темнит — и, казалось бы, ничего удивительного, Кон вечно что-то темнит, но Гэвину уже хочется избавиться от ламы как можно скорее. Ее печальный и немного упрекающий взгляд пробрал его до глубины души: похоже, бедное животное очень хочет в Атланту в заботливые руки нового хозяина. — Короче, нахуй это все, — говорит Гэвин решительно, останавливая полемику в зародыше, — нахуй предчувствия, Кон, без обид. Все равно Рич уже взял аванс. — Который мы все еще можем вернуть, — предлагает Коннор, и — господь всемогущий — Гэвину приходится посмотреть наверх, потому что небо падает на землю! — Мы ничего не будем возвращать, мы можем ее довезти, — возмущается Рич. Еще бы. — Ладно, — Коннор тяжко вздыхает и заводит мотор с таким видом, будто делает огромнейшее одолжение, и в такие моменты все самые неприятные стороны его характера как на ладони. Но Гэвин все равно любит этого отморозка. Лама громко фыркает из багажника, и под этот ободряющий звук они трогаются с места. Время, в конце концов, не резиновое. *** И поначалу все идет круто, Рич врубает музыку, с каждой милей они все приближаются к денежкам, которые сделают настроение Ричи лучше, а значит, Коннор тоже станет мягким, как плавленый воск, а это самый устраивающий Гэвина расклад… Звон оглушает его, следом машина виляет, он пребольно трескается головой о боковое стекло, и за сыплющими из глаз искрами не сразу видит, что за хуйня происходит! — Коннор! — это Рич подает голос, пока Гэвин смаргивает искры. Он вцепился в ремень безопасности и тянется вперед, пихая Гэвина в бок, и… — Ты?.. — В порядке, — отзывается Коннор, резко выворачивая руль в сторону, и нет, нихуя это не в порядке, насколько Гэвин может судить. Их, мать его, обстреливают — обстреливают прямо сейчас, какие-то засранцы стреляют по их машине! А точнее, по машине Коннора, которую тот весьма ценит, и если ее раздолбают, он устроит чертов ад на земле. А если пристрелят ламу, оплату за которую Ричи потратил в своих мыслях, то ад на земле устроит уже он. А нахуя Гэвину ад на земле? — Ах вы ж козлы! — возмущается он, выхватывая из кобуры пистолет, — вам пизда, я гарантирую. — И он отцепляет ремень безопасности, поворачиваясь назад, пытаясь разглядеть что-то на виляющей туда-сюда дороге. — Веди ровнее, Кон! — Если я буду вести ровнее, то мы превратимся в решето, — заявляет Коннор, и ладно, тут он не ошибается — похоже, преследующие их козлы настроены серьезно. И что-то Гэвину подсказывает вдруг, что, во-первых, предчувствия Коннора — явно — взялись не на пустом месте. А во-вторых, что вся эта внезапная хуйня может быть связана с ламой. Альпакой. Животным в багажнике. Гэвин думает все эти умные мысли, отстреливаясь от мельтешащей сзади машины. Меткость его не уступает меткости преследователей, так что пока счет держится ноль-ноль, но Гэвин всегда был оптимистом. — Держитесь! — кричит Коннор, выкручивая руль, машина визжит покрышками, а вместе с ней орет Гэвин — инерция швыряет его вбок, впечатывая в дверцу, перед глазами снова искрит, и если сегодня ему удастся обойтись без сотрясения мозга, то господь не такой уж и засранец… Машина взлетает в воздух, что-то трещит, ощущение невесомости накрывает — Гэвин даже испугаться не успевает, — а потом их встряхивает так, что сразу ясно — господь-таки засранец, а Гэвин закончит день в больнице. Мимо мелькают темные стены, какие-то торчащие балки, в салоне становится темно как в жопе, что символично. Жопа символизирует жопу. — Ебаный символизм, — бормочет Гэвин. А следом Коннор останавливает машину и поворачивается к Ричу, и физиономия у него совершенно спокойная, невозмутимая, прямо жуть берет, какая спокойная. — Какого черта происходит? — и начало не сулит ничего хорошего, — ты не говорил, что на ламу несколько желающих, Ричард. *** — Да с чего ты взял, что это связано? — спрашивает Рич, вот так прямо и спрашивает, и судя по тому, как непреклонно он подпирает задницей капот, он не собирается уступать. — Это альпака, а не чемодан с деньгами, кому надо посылать за ней наемников? Гэвин, в принципе, с ним согласен, а без принципа лама и у него вызывает какие-то дурные чувства. Сомнения в правильности выбранного пути и жизненных ориентирах — особенно если сосчитать дырочки в любимой машине Коннора. Лама спокойно стоит между ними, как яблоко раздора, совершенно не пострадавшая при погоне, и жует жвачку. Гэвин от нее старается держаться подальше, потому что где-то читал, что ламы — это маленькие верблюды, а верблюды плюются будь здоров. Не хочется подставляться. — С того, что еще вчера меня никто не пытался убить, — возражает Коннор, и окей, это логично. — Да ладно, — пожимает плечами Рич, — тебя постоянно кто-то пытается убить. Это тоже логично — Коннор любит нарываться. Сейчас тот хмурится и обходит ламу по кругу. Вроде как рассматривает ее, хотя нахуя Коннору ее рассматривать? Вид у него такой, будто он не прочь подсыпать кому-нибудь стрихнина в чай, хоть бы даже и ламе, а чая, как назло, нет, и теперь придется засовывать стрихнин в глотку насухую. И при этом сдержанный такой вид. Коннор один сплошной парадокс. — Ну допустим, — неохотно признает он, — допустим, ты прав, это не связано. Ты сам сказал, что в этой скотине нет ничего ценного. Тогда мы подставились под кого-то, кто имеет на нас зуб? Но как они нас нашли? Вопрос своевременный. — Я всегда прибираю, Коннор, — начинает оправдываться Рич, а как же, прямой напор он может выдержать, но вот когда Кон начинает уступать — уже нет. — Ты же знаешь меня, никаких записей или цифровых следов. Рич способен даже образцы дерьма достать, если ему надо присмотреться к клиенту поближе, а уж всякие счета, телефонные звонки и электронные письма — легко. — Может, это ты что-то мутишь? — спрашивает Гэвин, чтобы выручить Рича из-под обстрела. — Или упустил? Коннор поворачивается к нему, наклоняет голову, и ладно, Гэвин брякнул не думая. Когда надо, Коннор еще может Рича поучить педантичности и душности, и шанс, что он оставил где-то неучтенную голову или попал на камеру парковки, стремится к нулю — и все же. Как-то они попались, а значит, кто-то залажал. А уж версия «мутит» и вовсе вероятна на сто пятьдесят процентов. — Я знал бы, если бы я проебался, — говорит Коннор очень уверенно, снова поворачивается к Ричи, — я бы знал. Рич молчит несколько секунд. — Да, — говорит он наконец, — ты бы знал. Это будто вердикт в суде, и Гэвин чувствует себя то ли долбаным прокурором — то ли долбаным адвокатом, потому что открывает рот и говорит: — Да похрен, зачем нам эти разборки? Нам надо сообразить, как перевезти сраную ламу и забрать деньги, а уж охотников за головами будем решать потом. То есть проблему охотников будем решать, — поправляется он, — но так тоже хорошо. Сраная лама в этот самый момент решает оправдать сраный эпитет, и Гэвин отходит в сторону, чтобы не попасть под удобрения. Он, конечно, потомственный фермер, но еще не готов погрузиться в наследие. Не настолько глубоко, по крайней мере. — Найдем их, — Рич пожимает плечами, — после того, как закончим заказ. — Как насчет: найдем вместо того, чтобы закончить заказ? — Коннор продолжает сверлить его взглядом, и реально, он прямо взбеленился с этой ламы. — Эти ребята настроены решительно. И он тыкает пальцем в дырку на задней дверце. — Мы не будем сливать заказ! — Ой, Ричи, перестань… — Мы не будем, Коннор! Несколько секунд кажется, что они подерутся — и Гэвин тихо охуевает: что за херня, они никогда не дерутся! — но потом Коннор говорит: — Мне угрожали, — спокойненько так. И вот теперь Гэвин охуевает громко. — Что ты сказал? — возмущается он. Потому что серьезно, это типа как взорвать говнобомбу в стерильной комнате — все в говне и все в шоке. Как кто-то может угрожать Коннору? То есть физически — как может? Коннор полностью отмороженный ублюдок, да Гэвин уверен, что сатана не стал бы ему угрожать, потому что Кон может надрать жопу сатане, да и чего он там не видел среди котлов? — Я сказал, что мне угрожают, — терпеливо повторяет Коннор, — написали несколько писем с угрозами, все из публичных мест разных штатов. Мне не показалось серьезным, — и он пожимает плечами. У Гэвина даже от сердца немного отлегает от его спокойствия. — Дай, — говорит Рич, протягивая руку, и Коннор безропотно вытаскивает телефон из кармана и протягивает ему. Иногда степень их доверия даже немного напрягает, и ведь Коннор еще, можно сказать, оберегает личное пространство — Рич-то и вовсе готов наизнанку вывернуться. — Давно писали? — Последний раз дня три назад. — И ты думаешь, это те, кто тебе угрожал? — лама прихватывает край куртки Гэвина, и это заставляет его отпрыгнуть и найти мозги, взболтанные тряской в машине, спором и этими долбаными потрясающими новостями, которые Коннор всегда так мастерски преподносит. — Ну, это суки, которые продырявили твою машину? И правда, есть вероятность (и немаленькая), что это кто-то из прежних «клиентов». Карьера в последнее время развивается довольно бурно, чему Гэвин не устает радоваться, но порой рабочие вопросы нагоняют в самых неожиданных местах. Коннор качает головой: — Я просто предполагаю, понятно? Считаю, что нужно отказаться от дела и заняться насущной проблемой. Все-таки кто бы нас ни нашел — охотники за альпакой или за нами, — они готовы побегать с оружием. — Почему ты не сказал? — Ричи возвращает телефон, но сжимает крепко, когда Коннор пытается вытянуть мобильник из его пальцев, — что за секреты? Вот, не зря Гэвин сразу заподозрил, что тут что-то нечисто! — Никаких секретов, — и Кон наконец-то выдергивает телефон, — я же сказал, считал неважным. Теперь не считаю. Он подозрительно лаконичен, и Рич смотрит на него — шарики в голове явно крутятся как бешеные. — Я подумаю, что можно раскопать, — говорит он ровно — как наковальня, если по ней от души ебнуть молотом, вот такая примерно ровность в его голосе, — не выследят, если сменим тачку. К тому же, тачка Коннора — красивее некуда, вся в дырках и стекло разбито, прям приманка для полицейских. И лама. Элегантно выглядывающая из багажника — долбаный замок сломался, и теперь крышка приоткрыта, — она привлечет внимание всей полиции штата. Чертова лама. — Значит, угоним новую! — предлагает Гэвин, — а дальше все просто, засовываем животное в багажник, колесим в Атланту, на вырученные деньги покупаем тебе новую тачку. Не делай такое лицо, Рич! А потом на новой тачке находим этих придурков и… Звучит его план охуенно. Эти угрозы — про которые он еще спросит Рича, потому что ему Коннор свой телефон хрен даст, — могут быть связаны с нападением, а могут и оказаться нелепой шуткой или спамом. Может, все нападение вообще заговор любителей лам, которые наняли бандитов, чтобы помешать сопернику выиграть какой-нибудь ламовый конкурс красоты! — Если они не найдут нас раньше, — говорит Коннор. Вечно он придирается к деталям. — Ну так постараемся, чтобы не нашли! Будто сложно просто кивнуть; Коннор, мать его — вечно любит все драматизировать, и сделать в таком неуступчивом настроении с ним ничего невозможно, разве что у Рича есть шансы. Но Коннор, похмурившись еще немного, улыбается, и все раздражение как рукой снимает: такие перемены в его настроении — когда из дотошного и жестокого чувака он превращается в милейшего парня на земле — порой пиздец как пугают. Наводят на всякие темные мысли о его прошлом. — Ладно, вы правы, это всего сутки. — Сможешь достать машину? — спрашивает Гэвин на всякий случай. Хотя за такой вопрос можно и яиц лишиться — Коннор способен найти хоть машину, хоть космический корабль посреди мексиканской деревни, однозначно, — но тот не бесится и кивает. Сможет, дескать. Без проблем. Вообще, Гэвин у них типа как стратег. И Рич, и Кон — оба слишком уж цепляются к деталям порой, хотя и по-разному, — и мыслить широко приходится Гэвину. Так что сейчас его стратегическое, мать его, мышление предлагает замять уже тему проебов, коллективных или, так сказать, частных. И подумать о насущном. О ламе. Которая все еще стоит и меланхолично жует что-то, и Гэвин надеется, что это что-то скотина не вытащила из сумки Коннора — там дохрена нужные Коннору вещи. Стоит приладить ей какую-нибудь веревку на шею — Гэвин вообще-то не мастер общаться с животными, кроме бывших сослуживцев, но смутно вспоминает, что всяких там коз и верблюдов водят за веревку (это и в отношении сослуживцев работало, но сейчас не время предаваться ностальгии). Веревка наверняка есть в сумке Коннора, сумка в машине на заднем сидении — или была там, пока в них не начали стрелять, и есть надежда, что она по-прежнему там. Потому что дохрена нужные Коннору вещи и все такое. Гэвин оборачивается. Рич прижимает Коннора к раздолбанной тачке, обхватывая его подбородок пальцами, если б не лама, то Гэвин наверняка загорелся бы от такого зрелища — Рич любит показушные выражения доминирования, такая у него эротическая игра. Коннор в нее когда играет с удовольствием, а когда Рича на хую вертит с его закидонами, и хер угадаешь, что конкретно сейчас у него в мозгах. Сейчас Рич целует его — видно, утешает насчет угроз или насчет тачки, а может, просто хочет стравить напряжение, потому что напряженный Коннор легко превращает все вокруг в выжженную пустыню, — но Кон мягко, но настойчиво выворачивается. Вытаскивает сумку, из нее веревку, кидает Гэвину. — Машину-то я угоню, — говорит он, — а вот вам придется придумать, как затащить животное в отель. *** С чего Коннор так настроен против долбаной зверюги, совершенно непонятно. Во-первых, он любит животных — по крайней мере, Гэвин предполагает, что он любит животных, потому что однажды Кон взял в руки паука размером с тарелку и не заорал, а в его лице Гэвин уловил даже какую-то симпатию. Лице Коннора, а не паука, хотя паук вроде не сопротивлялся, и все это Гэвин помнит неважно, потому что был слишком занят паникой. Так что если это не любовь к животным, то что тогда назвать любовью? А во-вторых, Коннор такое провозил в тачке, что лама тут ну совсем никак не выделяется. И да, Гэвину тоже не нравится запах — но воротить нос от денежной работки только из-за запаха? Не похоже на Кона. Но предположение, что его напугали какие-то угрозы непонятно от кого, вообще просто смехотворное. Сразу вспоминается прошлый заказ по «уборке». Агент, с которым Кон иногда сотрудничает, звонит им в шесть утра: Гэвин как раз спит, как ягненочек в яслях, положив голову на грудь Ричи, а ногу на бедро Коннора, и этот сладкий сон просто преступно прерывать работой. Вот только Коннор ненавидит отказываться от работы. В итоге уже в семь они сталкиваются с последствиями вечеринки богатых детишек, пошедшей в каком-то непраздничном направлении. — Ненавижу мажоров, — говорит Гэвин, пока Коннор надевает бахилы. И что же, тогда нет никаких проблем с тем, чтобы затаскивать всякую дрянь в машину. А как насчет того случая с ворованными фотками, когда какие-то козлины, чтоб им сдохнуть, закопали Коннора с мешком на голове, а он восстал из могилы и устроил ночь живых мертвецов еще до прибытия подкрепления? Гэвин тогда много седых вопрос отрастил, а ведь Кону ничего не жало ни лезть в машину перемазанным землей с родной могилки, ни закидывать в багажник головы для опознания. Отстойная была ночка. А когда Рич вывалился из БДСМ-клуба весь в мини-юбке и розовом масле с головы до ног, да еще и с огромным черным парнем на поводке? То, что парень черный, понять можно было только по члену — тот интригующе торчал из прорези между ног, все остальное тело, затянутое в костюм с головой, больше напоминало лаковый дилдак размером с человека. Рич так непринужденно затолкал его на заднее сидение, что Гэвин и возразить не успел. Запах розового масла все равно заглушил бы его справедливые возражения. Даже тогда Коннор только скривился от вони — и даже глазом не моргнул, когда парень сполз с сидения вниз и принялся вылизывать голые коленки Ричи. Громко. Громко. Короче, воспоминаниям — хорошим и так себе — Гэвин может предаваться долго, а фишечка-то в том, что никогда прежде Коннор не кривился с работы только потому, что ему не нравится запах чертовой ламы. Ну, то есть не ламы, а… Любой, в общем, запах. Коннор — как это ни странно — вообще не придирчивый. Чего не сказать о нем прямо сейчас, когда он ведет машину с таким невозмутимым видом, что за версту видно, как ему на самом деле все это не нравится. И может, конечно, все проще — Кон не любит, когда с ним спорят, — но Гэвин и эту мысль отметает как завиральную. Значит, все же «угрозы»?.. И врагов, и конкурентов у них хватает, да и в прошлом каждого из них можно поковыряться — хотя нахрена ковыряться в навозной куче, Гэвин хоть убей не поймет, — чтобы найти там пару-тройку жаждущих крови и плоти засранцев. Но чтобы те приперлись прямо сейчас? На всякий случай Гэвин хлопает Коннора по коленке и ухмыляется в ответ на недоумевающий взгляд: — Не переживай, Кон, закинем скотину, найдем этих придурков и в отпуск, да? — море, солнце, серфингисты, Коннор сразу перестанет психовать. Зато начнет психовать Рич, но ему иногда полезно попсиховать от ревности, ревность расшевеливает эту ленивую задницу. В отличие от гиперактивного Коннора, Рич, в общем и целом, впахивать не любит. И трудиться. И вообще тратить свою драгоценную жизнь на работу и прочую хуйню. Он любит красивые вещи и баловать себя приятными мелочами, и то, что деньги не растут на деревьях, наверняка стало самой большой гребаной трагедией его детства. Гэвин красочно воображает, как маленький засранец тыкает ножиком пиньяту, чтобы выдала ему штуку баксов на подарки, и разочарованно ревет, когда на голову ему падают только конфетти. Вполне возможно, что после этого пиньяте достается от Коннора, ведь он за Рича расчленит даже милую игрушку. А сам Рич вообще-то миролюбивый. В принципе. Но одни джинсы на его великолепной заднице стоят полторы штуки, и лишь красота этой самой задницы спасает Гэвина от приступов классового гнева. Лапая задние карманы, трудненько не вспоминать оплатившие это великолепие закапывание заживо и отрезанные хуи — к счастью, за лапаньем чаще всего следует снимание, и мысли Гэвина легко и непринужденно покидают материальный план. При этом деньги Гэвина так же легко и непринужденно покидают бумажник, потому что Рич избалованный красавчик, и если этот парень хочет джинсы за полторы штуки, то надо не иметь сердца и члена, чтобы ему отказать. Гэвин громко чихает, не успев зажать нос: к моменту, когда Коннор паркует тачку, машина провоняла насквозь, а сердце и член Гэвина перестают казаться такими великодушными и щедрыми — джинсов у Рича, в конце концов, не одна пара… Ночь перевалила за середину и двигается к утру, и они могли бы поменяться и поехать дальше, но они не опаздывают, а день в дороге с ароматной скотиной доконает кого угодно. Гэвину нужно в душ. — Ну что? — говорит Коннор, — переодеваем ламу твоей подружкой, Ричи? — Какой ты злой, Коннор, — вздыхает Рич, будто и правда ранен жестокими словами, — лучше твоей. Коннор интересуется и девочками, и мальчиками, и Гэвин как-то не додумался проверить, мальчик эта лама или девочка — чтобы рассудить их спор, ведь Рич не по кискам, он любит старые добрые хрены… и в какой момент мысли Гэвина перешли на пол скотины и хрены? Он просто задолбался, денек был непростым со всеми этими перебранками, настроением Коннора, жадностью Ричи, животным в багажнике. И наемниками. Стоит ли выкидывать из головы наемников? Юмор — это, конечно, хорошо, но доставка и комфортное размещение их верной компаньонки — задача первостепенной важности, если Гэвин хочет сегодня попасть в кровать, а Кон — у которого чаще всего и бывают смелые идеи — что-то помогать не спешит. Может, не хочет в кровать, а может, просто злопамятный засранец. Хм, Гэв даже и не знает, что выбрать. — Вот ты засранец, — говорит он, — что нам делать? Потому что Рич про ночевку не подумал, а самому Гэвину не приходит в голову ничего дельного, кроме как оставить ламу в багажнике или засунуть в салон машины. Оба варианта какой-то тухляк: в первом они угробят ламу, скотина и так весь день провела связанной с редкими остановками на «погулять, развеяться», и ее племенная ценность и несравненная красота наверняка падали с каждой милей; второй вариант чреват тем, что любой прохожий дохрена удивится, увидев в окно машины ламу. Гэвин прям представляет популярное видео на ютубе с тысячей лайков, и такая слава ламе точно не нужна. Протаскивать зверюгу в номер и проводить ночь в ее компании вообще уныло, но что еще делать? — Наверняка в отеле есть неиспользуемые помещения, — предлагает Коннор, — только не трансформаторная. В его голосе насмешка, и да, за жареную ламу вряд ли заплатят. Так что Кон идет вселяться в отель и на разведку, пока Гэвин и Рич скучают в машине, а лама кряхтит в багажнике. — Думаешь, стоило отпустить ее поразмяться? — спрашивает Гэвин. Лама кряхтит громче, пока Рич неопределенно пожимает плечами. — Думаешь, она там все засрала? — спрашивает Гэвин. — Это еще не худший вариант, — отвечает Рич. — А… Но в этот момент как раз звонит Кон и говорит, что склад полотенец и белья на третьем этаже готов к приему постоялицы. *** После душа Гэвин начинает походить на человека — слегка одичавшего, но все еще нормального парня, а если удастся еще и пожрать, то он точно возродится, как Лазарь. Рич валяется на кровати, засунув руку в штаны, глядя на Коннора с вызовом, и у Гэвина сразу чувство, что он пришел то ли в разгар драки, то ли самой страстной ебли. Возможно, и того, и другого. — Проблемы? — спрашивает он настороженно. Не хотелось бы их разнимать, особенно когда у него самого образуется стояк, а двигающаяся туда-сюда рука Ричи нихрена не пакет со льдом. — Нет, — говорит Рич, — Коннор решил работать и игнорировать мое погибающее без внимания тело, — он запрокидывает голову, раздвигая ноги, и бугор в штанах явно не только его рука, — ты же поможешь мне, Гэвин? Да Гэвин никогда не откажет в помощи! — Кон?.. — Я посижу немного, — говорит Коннор таким непринужденным тоном, что у Гэвина сразу возникают долбаные подозрения. Обычно если Кон чем-то раздражен или встревожен, то чем выше градус накала, тем более легкомысленного милаху он строит. На людей это производит впечатление самое удручающее, ведь от такого харизматичного котика как бы не ждешь пера в бок, а удручение в такой ситуации легко может перейти в летальный исход. — Детка, ты точно не хочешь? — переспрашивает Гэвин, потому что хороший минет решает множество проблем, — расслабимся и отдохнем, лама никуда не денется. — Альпака, — поправляет Рич и стягивает футболку. Под ней он просто конфетка. Хочется взять и облизать, а все эти перипетии пробудили в Гэвине аппетит во всех смыслах слова. Дело за малым — дождаться, пока Рич разденется, вытряхнуть из одежды и из мрачных мыслей Коннора, и Гэвин бы сейчас с удовольствием поиграл бы с ним своим языком, пока Кон не подобреет. Но Кон не дает его языку — весьма умелому, между прочим, — шанса. Из сумки он достает наушники Рича, водружает их на голову и, улыбнувшись как ангел (ангел смерти, напоминает себе Гэвин, сердечко которого психованно подпрыгивает), утыкается в ноутбук. — Он реально не в духе, — проницательно замечает Гэвин, хотя голый торс Рича и отвлекает его от глубоких рассуждений, — будем знать, что ему не нравятся ламы. — Ему не нравятся наемники, — говорит Рич. — А у меня чувство, что я сейчас умру, если не потрахаюсь. Ну да, он интересно проводил время и до Гэвина — явно пытался расшевелить Кона. Джинсы отправляются за футболкой, полторы штуки, мельком вспоминает Гэвин — и забывает, потому что под джинсами Рич полностью готов ко всему. Его член натягивает белье, и Гэвин разорвал бы эти трусы голыми руками, если бы Рич ему потом мозги не проел, так что он ограничивается тем, что просто спускает долбаные трусы сразу до коленей. Член у Рича — загляденье, ровный и красивый, Гэвин не какая-то там романтическая фиалка, но этому члену готов писать стихи. Они будут с рифмами типа «кровь-любовь» и «член-плен», но главное ведь чувства! Впрочем, у Рича полно и других заслуживающих стихов достоинств; Гэвин все их прокручивает про себя, когда Рич поворачивается к нему спиной и упирается ладонями в кровать, расставляя ноги, и — мать его — его задница обещает райские кущи прямо сейчас. В этот самый момент. — Гэвин… — произносит Рич прерывающимся голосом. Член такой тяжелый, что Гэвин видит его сзади, и рот наполняется слюной. — Я готов, ковбой. — Иду к тебе, сладкий, — обещает Гэвин, когда Рич оборачивается и ухмыляется ему. Если при этом он еще и стреляет глазами в якобы погруженного в работу Коннора, то тут Гэвин его не осуждает. Он и сам сейчас мечтает погрузиться в эту задницу, пока Кон как следует отдерет его сзади. Да любые наемники в обнимку с ламой тут же улетучатся из головы как минимум до вечера. Кон, однако, только розовеет слегка и кусает губы, но не сдается, потому что он упорный сукин сын, и Гэвин его за это уважает. Когда не ненавидит, конечно, и сейчас сложно сказать, какой вариант. Ягодицы одновременно мягкие и твердые под ладонями Гэвина, тот, не сдержавшись, хлопает по одной из них ладонью — сочный звук смешивается со стоном Ричи, и тот дергает бедрами, будто прямо сейчас готов кончить. Ну уж нет. Наклонившись, Гэвин оставляет засос на левой ягодице — в комплект к следу от ладони на правой, — задерживает дыхание и входит одним толчком. — Ох, — выдыхает он, они с Ричем пару недель не делали ничего такого, и теперь внутри тот тесный и неподатливый, и от этого сносит крышу, — ох… Может, стоит чуть подождать, может… — Сильнее, Гэв, ну, — торопит Рич, подаваясь бедрами назад, вжимаясь в пах Гэвина, двигаясь, — не тормози! Что остается простому ковбою с членом в плену? Только не тормозить. Так что он трахает Ричи сильнее, размашистее, и обхватывает вокруг талии, чтобы как следует приласкать его страдающий от холода и одиночества член — и сосредоточенное лицо Коннора и его закушенные губы придают каждому толчку остроты. Гэвин кончает с блаженным возгласом в обмякшего от собственного оргазма Ричи, утягивает того на постель, запуская руку ему между ног, погружая пальцы в горячее и скользкое теперь нутро и наслаждается стонами, пока Рич выталкивает из себя остатки оргазма и здравого смысла. Кайф, на несколько минут Гэвин полностью забывает о любых неприятностях. Он лежит и смотрит в потолок и думает, заснуть прямо сейчас или сначала попить водички? Но постепенно шум кондиционера проникает в уши, а холод от этого самого кондиционера шибает прямо в его расслабленный член, и бедолагу сразу хочется спрятать под одеяло, в тепло. Коннор по-прежнему пялится в монитор, будто представление не произвело на этого засранца никакого впечатления, серьезно, будто там в экране что-то куда интереснее. Порнуху он там смотрит, что ли? Но когда Кон смотрит порнуху, то заводится и краснеет, а сейчас он нихуя не заведенный на вид. Сразу хочется встать и посмотреть, что у него там за сокровища, но Гэвин слишком размягчился, чтобы вставать. Вообще, в компах у них рубит Рич, Коннор любит работу, так сказать, с людьми. В полевых условиях и с творческим подходом, хотя от его творческого подхода иногда мутит даже такого крепкого парня, как Гэв. Но сейчас бледный свет экрана превращает его лицо в маску мертвеца. Гэвин таких насмотрелся, и ему становится не по себе. — Кон, — зовет он и хлопает по одеялу рядом с собой ладонью, — не пора в постельку? Уже утро. Еще есть время и силы для освежающего, а заодно и расслабляющего, минета. Гэвин сам как тряпочка, но готов потрудиться, честное скаутское, — ради Кона он и не на такое готов. Коннор поднимает взгляд: он выглядит уставшим, и в глазах тоже усталость — и вместе с тем упорство. — Я еще поработаю, — говорит он твердо. Отъебись, дескать. Так что Гэвин отъебывается — обняв Ричи поперек талии, он закрывает глаза и старается не думать о долбаной ламе, но это сложно — а еще не думать, что настроение у Коннора какое-то стремное, а еще… Со всеми этими не-мыслями он засыпает. *** Конечно, любой может задаться вопросом, как Гэвину — простому бывшему солдату Гэвину — обломилось такое счастье, и вопрос этот будет справедливый и правильный. Обломилось ему внезапно. И сразу по башке. В общем и целом, познакомились они не без драмы. Гэвин с помпой увольняется из армии и уже готов ехать к бате в Миссисипи, продолжать фермерскую династию, но по пути жизнь заносит его то в Вегас, то в Чикаго, много в штатах хороших городов для бойкого парня с полезными навыками, а Гэвину чертовски неохота посвятить молодую жизнь крокодилам. У него с сельским хозяйством не складывается контакт. Дела идут неплохо, Гэвин пристраивается наемником к кое-каким шишкам, делает для них кое-какую работу и даже получает кое-какие премии, но его амбиции постепенно начинают нашептывать, что, может, он и хорош в роли пушечного мяса, но более высокооплачиваемое пушечное мясо всего лишь чуть дороже низкооплачиваемого. И пусть все заебись, бегать с пистолетом и выколачивать дерьмо из всяких отморозков становится все унылее и унылее. Да и всегда есть шанс попасть на более отмороженного отморозка. Это, в общих чертах, с Гэвином и происходит. Ему с парой парней дают наводку на одну оптовую базу — дескать, там конкуренты текущего богатого мафиозного хуя, по совместительству босса Гэвина, прячут несколько картин, уведенных прямо из-под носа у этого босса… по ходу Гэвин вообще поэт, раз умеет сочинять стихи не только ради музы-члена! Короче, картины. Гэвин в душе не ебет, как выглядят картины, об этом ему должны рассказать шестерки конкурентов, а заодно и помочь с поисками — Гэв уж готов попросить как следует. Так что они с парнями — хер знает, как их зовут, пробираются внутрь чертова ангара как в кино — через вентиляцию, и, просочившись мимо нагромождений ящиков внутри, Гэвин чувствует себя неебически крутым. Впереди в углу пост охраны, миленький столик и лампа, вот только вместо безобидного пенсионера там сидит здоровенный бугай, и даже со своего места Гэвин видит недвусмысленно приоткрытую кобуру. За Гэвином шуршит, и он едва удерживается от порыва шикнуть — еще не хватало, чтобы их заметили раньше времени, — его долбаные напарники долбаные идиоты, ясное дело. Чувствуя себя ниндзя, он достает пистолет, беззвучно подкрадывается к охраннику и прижимает дуло прямо к его затылку. — Не двигаться! — шипит он и нажимает сильнее. Охранник наклоняется вперед, целую секунду Гэвин едва не стреляет — а потом тело заваливается набок и падает к его ногам. — Какого хуя? — справедливо удивляется Гэвин. Кто угодно удивится такой подставе. Мелочи, которые из-за сосредоточенности на охраннике ускользали от его внимания, теперь набрасываются: и кровь на углу стола, и открытые ящики, и то, что камеры не мигают огоньками. — Джесс? — зовет он напряженно, и точно, того парня звали Джесс, хотя сейчас это совершенно неважно. — Что тут, мать его, происходит? Тишина. Гэвин оборачивается и глазам своим не верит: прямо на границе света от гребаной лампы на полу валяется, мать его, Джесс, и над ним наклонился какой-то парень. Он вскидывает голову, смотрит на Гэвина секунду — и исчезает в темноте за ящиками. И. Какого? Хера?! — Стоять! — приказывает Гэвин, бросаясь следом — и стоило бы, конечно, подумать башкой, а не жопой, но это он соображает только тогда, когда его от души прикладывает об стенку ящика. Нападающий тут же отскакивает, явно намереваясь свалить, воспользовавшись ошеломлением Гэвина, но тот успевает схватить его за плечо. Мгновение — и он валит засранца на пол, вжимая дуло в его подбородок, придавливая всем весом, чтобы не вздумал рыпаться. — Спокойно, детка, — цедит он — ярость пульсирует внутри, этот вот ублюдок успел тут все обнести до Гэвина и еще пришил Джесси, хотя до сей минуты Гэву было на Джесси глубоко насрать. — Ответь-ка на пару вопросов. У ублюдка красивое лицо с высокими скулами, разбитая губа и наглые темные глаза, и почему самые симпатичные парни по жизни какие-то моральные уроды? — Нет, — говорит моральный урод. — Почему? — да Гэвин просто эталон терпения. Он ойкает, почувствовав острую боль в паху, его рука вздрагивает, но вовремя выравнивается, пока сам он покрывается холодным потом. Этот говнюк прижимает ножик к его яйцам и успел уже прорезать штаны, обозначая намерения. Каждый вдох вынуждает Гэвина чувствовать, как лезвие царапает чувствительную кожу. — У меня их два, — говорит он, потому что хотя его яйца под угрозой, они все равно стальные, — а башка у тебя одна. — Не стоит рисковать, — на этот раз холодный голос раздается сзади, и — кажется — Гэвин окончательно в дерьме, — убери от него руки. — Вот поэтому и стоит работать с напарником, — говорит Гэвин. И засранец сзади отвечает: — Ага, — пока Гэвин слезает с его дружка. Напряжение в воздухе такое, что звенит, как яйца молодожена, и Гэвин вот-вот останется без головы, а он так и не успел унаследовать отцовскую ферму. Он прощается с жизнью, успевает заметить, что у первого хмыря вся штанина в крови… А потом ящики над головой взрываются. Это гранатомет, уж Гэвин знает, и сегодня склад больно оживленное местечко. Наверное, ценные были картинки; увы, полюбоваться Гэвину теперь точно не светит. Он падает на пол, оглушенный, успевает заметить, как второй парень отстреливается, пока в голове как-то пытается утрястись все это внезапное дерьмо — а нелегко что-то утрясти, блядь, когда тебя самого так трясет! — Похоже, твои коллеги, — шипит окровавленный ублюдок — пестика у него нет, но он ловко вытаскивает у приятеля гранату — что, гранату? — и явно собирается кинуть ее, увеличивая степень горения до ебаных небес! — Или конкуренты, в душе не ебу! Да он очаровашка. Знакомый свист вынуждает Гэвина упасть на землю, прикрывая голову, но в последний момент он по какой-то непонятной причине дергает этого говнюка за ногу, и все взрывается опять — и Гэвин нихуя не мечтал о контузии в эту чудесную, мать ее, ночь! — Знаете дорогу? — орет он сквозь грохот крови в ушах и грохот горящих ящиков, дым лезет в лицо, а крики где-то на заднем плане изрядно нервируют, хотя Гэвин по жизни нихуя не нервный. — Отсюда, блядь, подальше! — Я знаю, — бросает второй из парней, в дыму и лица-то его не видно, но голос стальной. — Но они… — Тогда сваливаем, — перебивает Гэвин, он в таком дерьме на службе бывал не раз, ему бы только карту или проводника, — я выведу, если нас не убьют, как собак. Тот отморозок, что его порезал — яйца до сих пор болят, между прочим, — забирает у напарника пистолет. — Нас не пристрелят как собак, — обещает он. *** Когда неделю спустя в дверь его берлоги стучат — негромко и вежливо, — Гэвин ожидает обнаружить на пороге убийц, но почему-то совсем не удивляется, увидев там этого красавчика. — Коннор, — говорит тот, — можно нам зайти? Кто-то дохрена вежливый, но Гэвин пожимает плечами. Ему любопытно и, в общем, нечего терять. Коннор, значит. Тот заходит внутрь, слегка хромая, за ним появляется напарник, и нихера себе, Гэвин только сейчас догоняет, что они близнецы. — Рич, — говорит этот второй и протягивает руку. Подумав, Гэвин ее пожимает. Все происходящее слишком уж напоминает фарс, и зачем такие пляски, если его пришли убить? — Мы хотим предложить тебе работу, — заявляет Коннор. На глазах охуевшего от поворота событий Гэвина он открывает кухонный шкафчик, достает оттуда бутылку виски и стакан. Да Гэвин даже среагировать не знает как на эту наглость. — Нам нужен такой человек, как ты. И он протягивает Гэвину наполненный стакан. — Такой, как я? — презрительно хмыкает Гэвин. — Солдат? Бандит? Тупой расходник? Ой, да пошел ты… — Такой — это человек с мозгами, — перебивает Коннор ледяным тоном, и под его взглядом Гэвин берет стакан — как загипнотизированный, — который знает, что делать, когда все катится в ад. Который знает, как работают определенные… структуры. У нас большие планы на будущее, Рид. И я знаю, кому продать картины. Потому что, ну естественно, он их и спиздил, Гэв не сомневался. Коннор то еще лживое хуйло, но Гэвин верит ему моментально — и не прогадывает. Он чокается стаканами с Ричем — Коннор за рулем, — и это начало восхитительной истории их любви. У них есть стиль, а Гэвин не против внести в свою жизнь немного стиля. *** Его будит ужасающее чувство, что кто-то прижимает ладонь к его лицу, и это выбрасывает Гэвина из сна с такой силой, что тот едва не падает с кровати. Он готовится к бешеному сопротивлению, но это Коннор — сидит на краю постели, закрывая Гэвину рот, и лицо у него встревоженное. — Тихо, — шепчет он. Тихо? Сердце у Гэвина колотится, и он никак не может отогнать сон, поэтому соображает туго. Тихо? Да он и так не шумит… — Они здесь, — шепчет Коннор. Несмотря на шепот, лицо у него невозмутимо-дружелюбное. Вечная эта его привычка самое отборное дерьмо сообщать с ангельским видом. Секунду — кто они? Гэвин только сейчас замечает, что Рич рядом торопливо одевается, а вот Коннор полностью одет все в ту же одежду, что раньше, а значит, не ложился спать. Его ноутбук торчит из сумки в кресле, провод валяется рядом, и Гэвин отсюда видит, что в стоящей на столике чашке полно кофе. Часы на стене показывают два пятнадцать дня, и соображать что-то в такое время вдвойне трудно. Так что Гэвин не тратит время на соображения и хватает свою одежду с кресла — вроде он точно кидал ее на пол, но хрен ее знает, может, она переползла. — Что происходит? — шипит он, как только от резких движений кровь хоть немного приливает к голове. Рич прикладывает палец к губам — будто Гэвин не догоняет, что надо не шуметь! — и прижимается ухом к двери. Лицо у него сложное, как алгебра в старшей школе. — Какие-то ушлепки вломились в номер, который я для нас снял, — негромко говорит Коннор Гэвину в ухо — пиздец, он подкрался, пока Гэвин пялился на Ричи, — кто знает, не начнут ли искать нас по этажу? Как предусмотрительно, в самом деле, что ночевать они пошли в свободный номер, а не в тот, который сняли для себя. И обычно Гэвин предложил бы на этих ублюдков наехать, чтобы разузнать, что за мудак их нанял — но хуй знает, сколько их там вообще, сколько осталось внизу и с чем они вообще имеют дело. Такая настойчивость больно уж подозрительна. Напрягает, прямо сказать. — Надо валить, — решает Гэвин. — Эвакуироваться на всех парах, а потом уже разбираться с этой хуйней. «Эвакуация» на глазах превращается в мощную операцию: протаскивание ламы по пожарной лестнице, выведение из строя камер, форсирование коридоров с упирающейся зверюгой на поводке. Рич пыхтит, но не жалуется — ну еще бы, это была его затея, — лама свирепо фыркает и пытается вырваться при каждой возможности, и финальный спуск на лифте на парковку становится тяжким испытанием. — Если твой клиент не заплатит, — пыхтит Гэвин, заталкивая животное в многострадальный багажник — в последний момент лама (про себя Гэвин уже почти придумывает ей кличку, но в последний момент себя останавливает: он жалостливый парень, он не хочет привязываться) решает, что в багажник не хочет, и начинает сопротивляться как агнец на заклании, — я его убью. — Согласен, — коротко бросает Рич. И заныривает в машину. Лама сама себя не продаст. — Короче, эти ублюдки настойчивые, — говорит Гэвин, отдышавшись и отплевавшись от шерсти. — Конечно, интересно, как они на нас вышли, но не похер ли сейчас? Главное избавиться уже от этой чертовой ламы, засесть на дно и копаться в свое удовольствие. Хотя он не фанат копаться во всяческом навозе. — Согласен, — Рич зато фанат копаться во всяческом навозе. — Коннор? Коннор подозрительно долго молчит. — У меня есть идея, — говорит тот наконец, и что-то по тону ясно, что восторгов его идея не вызовет, — только надо будет дожить до вечера. Охуенные, конечно, у него бывают формулировки. — Что за идея? — спрашивает Рич. Коннора часто осеняют идеи в самый неожиданный момент, а граница между безумием и гениальностью в его планах порой не то что тонка — прозрачна. — У меня тут есть один знакомый, — уклончиво говорит Коннор и стучит пальцем по навигатору, — у него свой ночной клуб. — Нет, только не этот знакомый, — вклинивается Рич, тон у него твердый. Непримиримый. У Гэвина в голове трезвонит сигнализация размером с горн. — Это что за знакомый? — Просто знакомый, — Коннор вскидывает руки, но тут же снова кладет их на руль под протестующий возглас Ричи, — какая разница? — Да похоже, разница есть, — тянет Гэвин, натыкается на огненный взгляд в зеркало заднего вида и затыкается, чтобы послушать объяснения. Которые не заставляют себя ждать. — Это нормальный знакомый, он пытался убить меня всего-то два раза, — сквозь зубы поясняет Коннор — у него от необходимости оправдываться всегда челюсть сводит, — зато у него наверняка есть нужная информация, которую не достанешь по твоим каналам, — и он многозначительно смотрит на Ричи. Вместо того чтобы смотреть на дорогу. — Чтобы он всего-то попытался убить тебя в третий раз, — с сарказмом произносит Рич. Машина виляет, когда Коннор возвращает внимание на дорогу, но выравнивается гладенько и без тряски. — Не попытается. — Он тебя хотел продать работорговцам! — Погорячился. Стремный это какой-то знакомый, думает Гэвин. — Так, я все же не понял, Кон, зачем тебе встречаться с парнем, у которого на тебя такой зуб? — перебивает он, потому что атмосфера в машине и так удушливая. То ли из-за этого срача, то ли из-за ламы, то ли из-за встречи с во всех отношениях неприятным индивидом, потому что прикончить Гэвин еще может понять, но продать работорговцам? Фу. — Нелогично это как-то, детка. Коннор вздыхает. Тяжело. — Я думаю, что он замешан. Гэвин трет уши — они его наверняка обманывают. Наверняка. — Схрена ли ты так думаешь? — схрена ли какой-то мужик только что всплыл, а уже может быть замешан, вот что Гэвин хочет спросить, все эти угрозы-нападения и всего несколько часов сна плохо действуют на его нервную систему. По шкале между безумием и гениальностью тащиться на вечеринку, когда за тобой охотятся какие-то головорезы, к мужику, который тебя и заказал, да еще и с горящей доставкой ебаной ламы — что ж, по этой шкале затея определенно ближе к безумию. — Он прислал дикпик. — Он прислал дикпик? — переспрашивает Гэвин. — В письмах с угрозами был дикпик. Гэвин поворачивается к Ричу. — Он прислал дикпик? Рич кивает. Да что за бред. — Нахера он прислал тебе дикпик… так, секунду, не хочешь же ты сказать, что ты его по хую опознал? Подробности всплывают все более интригующие. — Это было давно! — возмущается Коннор. — И не в романтическом смысле! И это не имеет отношения к делу. Хрена с два это не имеет! В неромантическом ключе Коннор обычно рассматривает хуи, уже отделенные от тела, а этот, судя по всему, к кому-то все еще прикреплен! — То есть ты знаешь какого-то мужика в хрен, и этот мужик хочет тебя пришить и пишет длинные любовные письма с угрозами и фотками гениталий, и это не имеет отношения к делу? Как по Гэвину, все это нихуево связано. — Так, погоди, — перебивает Рич, у которого чутье на срачи, — Коннор, что за идея у тебя была? Его тон как бы намекает, что обсудить дикпики можно будет в более спокойной обстановке. Когда в багажнике не будет ламы. Когда их никто не будет пытаться убить. Когда Коннор подобреет. Не сейчас, короче. Коннор качает головой — вот уж кто посраться всегда не дурак, — но все же сдерживается. — Ладно, — говорит он, — план такой… Короче, план у него такой: Кон болтает с этим своим приятелем, может, и удастся узнать что-то ценное (у Кона к этому делу талант), а Гэвин с Ричем вскрывают архивчик приятеля. Точнее, Рич вскрывает, а Гэвин прикрывает, и тут нет ничего такого, чего они не делали бы раньше. По крайней мере, Коннор уверяет, что там не Пентагон в смысле компьютерной защиты и вообще защиты. У этого всего есть малюсенький такой недостаток: если шлешь парню угрозы с непристойностями, а пару дней спустя этот парень рисуется у тебя на пороге будто просто потусовать зашел, то это дохрена подозрительно. Прям сто баллов по шкале подозрительности, но Коннор только отмахивается. — Да конечно это подозрительно, — говорит он, останавливая машину возле заправки. На улице уже темнеет, и выглядит местечко злачно, но там наверняка можно будет достать хоть какой-нибудь кофе. У Гэвина что-то мозги тормозят. — Ну и что он сделает? Пристрелит меня в людном месте? Чем подозрительнее, тем лучше, пока он будет гадать, вы успеете все сделать. Вроде и здравомысляще, а на выходе все равно какая-то фигня. Гэвин подбирает возражения — которых на самом деле нет, потому что Коннор все хорошо разложил по полочкам, засранец, — пока все они вылезают из машины. Это вроде должна была быть легонькая, как нравственность проститутки, работа с хорошим гонораром, на каком этапе в нее затесались вооруженные нападения и всякие злонамеренные негодяи с дикпиками? — Коннор, — бросает Рич настороженно. Вид у него тоже такой — будто он не знает, чего ожидать в любой момент, и на всякий случай готовится к разному. Коннор поворачивается, смотрит ему в глаза с этой своей сладенькой улыбочкой, от которой у Гэвина яйца сжимаются в орешки и заползают в задницу погреться. — Что? Рич делает шаг вперед, еще шаг, а на третьем шаге он обнимает Коннора за талию и прижимается бедрами к его бедрам — не в смысле «хочу тебя трахнуть» (тут он всегда готов, как бойскаут), а заботливо даже как-то. — Все в порядке? — он покачивает бедрами из стороны в сторону, как в танце, это прям дохуя мило, у Гэвина слезы на глаза наворачиваются. Он реально превращается в зефирку, когда смотрит на своих парней. Потому что злонамеренные негодяи с дикпиками отдельно, это долбаная рутина, а Коннор с самого начала всего этого приключения с ламой не в духе. А Рич жопой чует, когда он не в духе — похлеще барометра, у которого стрелочки крутятся от «лапочка и любовь моей жизни всем доволен» до «пиздец, он мне сейчас голову открутит, на кого бы перевести стрелки». — Конечно, — говорит Коннор, потому что он такой парень — у него всегда все в порядке, и потом БАМ! — и апокалипсис. — А если серьезно? — спрашивает Рич. Потому он, в свою очередь, ну такой парень, который если вцепился в тебя зубами, то его и апокалипсисом не отдерешь. Коннор вздыхает, закатывает глаза, снова вздыхает, и показухи в этом больше, чем искреннего раздражения — уж Гэвин-то видит. — Что за вопросы про член? — говорит Коннор наконец. Гэвин пожимает плечами, потому что понятно, что за вопросы. Член незнакомого мужика, Коннор, естественно, возникают вопросы. — Ты же не рассказал, — говорит он. — Ну еще бы, вы меня и так все время подозреваете. Это… неожиданный заход. — В чем? — спрашивает Рич настороженно — именно то, что Гэвин сам хотел спросить, но Рич уже спросил, так что Гэвин… Короче, Гэвин молчит. Кон сверлит их обоих взглядом, качает головой и отворачивается, и выходит что-то среднее между «да нахер мне вообще объясняться» и «все равно всем пофиг», хотя это, конечно, ну такое себе обобщение — Гэвину не пофиг. А Ричу и вовсе не пофиг раза три. Вот уж кто зефирка. — Во всем, — говорит Кон. — В чем во всем? — не отстает Рич, ему серьезно проще дать, чем объяснить, почему нет. — Во всем! — Коннор вскидывает руки. — Что я вас кину. Что могу завести интрижку. Что я придурок с пальцем на спусковом крючке. Что мне насрать на людей! Гэвин открывает рот, чтобы сказать, что последнее уж точно правда, но вовремя закрывает. У них тут семейная драма типа, если кто-то уже подпалил твою тачку, не стоит подливать керосина. — А еще что мне проще намутить головняк, чем рассказать о проблемах, — Коннор как будто искренне обижен, — разве мне нельзя доверять? И да, Гэвин иногда думает о Конноре всякое — в моменты, когда тот бесит, — но про доверие? Никогда! Коннору уж точно можно доверять, просто… — Ох, детка, — бормочет Гэвин. У них вообще-то любовь, и если Кон расстроен, то это и есть самая главная проблема — а вовсе не долбаная лама. И даже не дикпики. — Если некоторые, — говорит Рич и, к счастью, не опускается до конкретики, — такое несут, то это только потому, что они не фильтруют базар. Ты никогда нас не кинешь. — И ты слишком хорош, чтобы завести интрижку с каким-то тупым хреном, — соглашается Гэвин, — а учитывая, что вокруг одни тупицы, шансы стремятся к нулю. Коннор вздыхает. — Ну что за сладкие слова, — смягчается он. Так что Гэвин спешит закрепить успех: — И тебе не насрать на людей. — Нет, ну это уже слишком! — восклицает Рич. — Ладно, это слишком. Но Коннор говорит: — Мне насрать не на всех людей, — и скрещивает руки на груди. — Ах, детка, — умиляется Гэвин, — я тоже люблю тебя. Рич целует Коннора в щеку, и разве они втроем не самые романтичные любовники на свете? — Мне нужно украсть смокинг, — говорит Коннор, — я не взял с собой чемодан. *** Коннор, конечно, и обычно известный понторез — но тут Гэвин прям воздухом давится, настолько картинка из него выходит. Ну, из тех, что братюни из армии лепят на шкафчики и дрочат, когда никто не видит, хотя там, конечно, мало у кого был такой парень, как Кон. — Что-то ты слишком уж принарядился, детка, — ревниво говорит он, — еще раз, что это за приятель такой? Я думал, это ночной клуб. Нафига смокинг в ночной клуб? Хотя то, что Коннор обычно надевает в ночной клуб, тоже не мешок от картошки. И да, обычно Гэвин типа весь из себя понимающий партнер и не пытается контролировать, что и куда Кон надевает, но это все же чересчур! — У него там приватный зал для всяких випов, — поясняет Коннор, и звучит как «блэкджек, шлюхи и наркота», — он там зажигает со всякими премиальными клиентами, — ну точно, шлюхи и наркота, — и там типа дресс-код. Ну, знаешь, все эти бокальчики с шампанским, кокаин, богатые малолетки кидают друг перед другом пальцы, у кого часы дороже, местечковая мафия тоже захаживает. Я там не выделюсь. — Из богатых малолеток и местечковой мафии? — спрашивает Гэвин. Коннор улыбается во все зубы. — Сам выбери, — он подается вперед, его губы на губах Гэвина, поцелуй горячий и многообещающий. — Разденешь меня и проверишь, насколько я плохой мальчик… Гэвин сразу воображает себе сладкую картину вытряхивания Кона из этого смокинга, но тут Рич отстраняет их друг от друга и поправляет Коннору бабочку. — Но потом, — обламывает он, — сначала дело. *** До места они добираются без приключений, если не считать приключениями недовольно мычащую ламу (ее пришлось пересадить в салон, потому что они не какие-то там живодеры) и ладонь Коннора, смело прохаживающуюся по джинсам Гэвина вверх и вниз. В основном, конечно, вверх. Это типа как тизер, недвусмысленно обещает продолжение, как только они надерут задницу одному придурку. Не стоит, наверное, думать о задницах. Рич тоже нервы не успокаивает: в черном комбезе, который он надевает на такого рода работу, он похож на лакричную палочку. Хочется сунуть в рот целиком. Или от души облизать. Или пососать… Но трудовой кодекс взломщиков — а Гэвин чтит некоторые правила — предписывает сначала взламывать, а уж потом сосать, и, провожая тоскливым взглядом задницу Ричи, исчезающую в вентиляции, Гэвин старается об этом помнить. Ночной клуб небольшой и не самый популярный в городе, по словам Кона, но прочно держится за счет темной стороны силы, доступного порошка, не слишком строгого пропускного контроля и взяток копам. Копы и сами не дураки потусоваться в вип-зале, так что Гэвин не осуждает — он вообще толерантен к любой коррупции. Чем больше коррупции, тем больше у него работы, а законопослушание давно осталось где-то между Вегасом и Сан-Франциско. Гэвин старается о нем лишний раз не задумываться, чтобы не портить аппетит. Итак, кабинет дикпичного хмыря прямо над вип-залом, заперт на кодовый замок и все такое, может, там даже охрана есть, хаха. У Гэвина как раз настрой дать кому-нибудь в рожу, пока Рич будет колупаться в компе. Главное, чтобы сам придурок не заявился в разгар веселья. Но никакой охраны нет. Все тихо, как в воскресной школе утром в понедельник, и благостно, как на благотворительном концерте, и — когда Рич с помощью маленького дистанционного пульта отключает камеру и взламывает замок, — они входят в кабинет как к себе домой. — Неплохо устроился, — комментирует Гэвин. Взору открывается каталог «представь себя большим боссом»: тут и дубовый стол, и кожаное кресло, и типа античные статуи, и даже хрустальный графин с наверняка дешевым пойлом, которое хозяин кабинета выдает за марочный коньяк. Гэвин почти уверен, что тот ходит в жилете, белом пиджаке, галстуке-веревочке и с тростью, как долбаный полковник Сандерс. Гэвин разваливается в кресле и задирает ноги на стол, пока Рич колдует. Снизу раздается громкая музыка, звукоизоляция тут отстой, и Коннор где-то там даже без пушки, и Гэвин изо всех сил делает вид, что его это нихрена не беспокоит. — Думаешь, этот хуила тут член фоткал? — спрашивает он со скуки, подумывая даже сфоткаться в этом кресле и послать Кону чисто по приколу. — Очень надо мне рассматривать, — Рич опускает крышку ноута, выдергивает провод и быстро сворачивает его аккуратными колечками, педант хренов, — готово. Нихуя себе он быстрый. — Нашел чего-нибудь? — нет, Гэвин все же сфоткается, просто из принципа… — Есть кое-что, но лучше рассмотреть где-нибудь подальше отсюда, — Рич засовывает провод и прочее свое барахло по карманам, — сам понимаешь, наемники, коррумпированные копы. Коннор где-то там среди них. Да, это аргумент — иногда Рич до отвращения здравомыслящий. Так что Гэвин достает телефон и вместо фоток набирает номер Коннора: кому-то пора возвращаться с вечеринки. — Алло, детка, — говорит он в трубку, — как дела? Гэвину что-то не по себе — слишком уж гладенько все идет, а в их деле «гладенько» обычно означает «мы что-то не знаем, и из-за этого чего-то все вот-вот пойдет по пизде». — Все отлично, золотце, — говорит Коннор, голос у него точно как у парня, застрявшего на немного скучной вечеринке, — вызовешь мне такси? Гэвин скидывает ноги со стола, и расслабленность слетает с него, как трусишки в отпуске, а Рич, глядя на него, подбирается тоже. Такси означает совсем не желание Коннора прокатиться с ветерком, этот дерзкий и самоуверенный сукин сын просит эвакуации, только когда потолок валится ему на упрямую башку. — Будет через минутку, сладкий, — обещает Гэвин, хватаясь за пестик… Из трубки раздается грохот, прорывающийся сквозь музыку, какой-то ор, душераздирающий скрип — телефон падает на пол, а Гэвин уже на ногах и вываливается в дверь, будто в задницу ему засунули сигнальную ракету. Вниз из кабинета ведет долбаная винтовая лестница, вся в завитушках, Гэвин скатывается с нее кеглей, с такой же грацией и таким же шумом, в главном зале все тихо — точнее, все громко и типа в порядке, так что Гэвин бросается вперед, расталкивая посетителей. Чтобы попасть в вип-зал, надо вскарабкаться по еще одной лестнице, да что за ебанутый архитектор это все придумал, как же доступная среда?.. Он вваливается в приватный зал именно в тот момент, когда какие-то отморозки затаскивают Коннора в двери напротив. Тот не особо сопротивляется — к его голове прижат пистолет, это кому угодно добавит покладистости, но Гэвин несколько секунд буквально видит красное зарево. Посетители — их человек тридцать, — орут и бегают туда-сюда, музыка вдруг затыкается, и в оглушительной тишине один из придурков с пистолетом орет: — А ну стоять! — он тыкает пистолетом в Коннора сильнее, — а ты не дергайся! Гэвин застывает, Коннор одновременно говорит: — Я не дергаюсь, — и его на глазах ошеломленного Гэвина выволакивают из зала. Дверь хлопает, и Гэвин слышит скрип замка тогда, когда уже врезается в нее с размаху. В голове бьется: что, что, что? Что только что произошло? Что произошло?! — Гэвин? — это Рич, он врывается в комнату, как ангел мщения. — Где Коннор? Не отвечая, Гэвин бросается к окнам, пытаясь понять, что внизу. Лифт, им нужен лифт, срочно… — Его похитили! — выпаливает он, — долбаные ублюдки забрали его с собой! Ошеломление на лице Рича появляется и исчезает за доли секунды, а потом он разворачивается и бросается назад, распихивая локтями вываливающихся из зала людей, и Гэвин, не раздумывая, стартует вслед за ним. Ему даже мысли читать не надо — он и так знает, что нужно успеть на стоянку. Лестница грохочет под ногами, здесь воняет куревом и каждая вторая лампочка заляпана краской, а уж чем заляпаны ступени, Гэвин и знать не хочет — но сто пятьдесят пролетов спустя они синхронно врезаются в дверь и вываливаются на парковку. Они успевают заметить зад минивэна, выезжающего со стоянки, и Гэвин едва не орет — но не орет, потому что он не какой-то паникер, тем более что Рич уже прыгает в машину, и та срывается с места, притормаживая только возле Гэвина. — Нахера он им нужен? — вопрос риторический, но лежачий полицейский у выезда бросается под колеса, машину встряхивает, лама испуганно блеет с заднего сидения — черт, Гэвин про нее успел забыть! — а с этой встряской и мозги встают на место. — Рич, ты знаешь? Рич мотает головой, его взгляд прикован к бамперу машины впереди, пока Гэвин проверяет оружие. Чертова с два они упустят этих ублюдков, хотя он и не мечтал сегодня о гонках по улицам города. Мимо мельтешат какие-то затянутые глухими жалюзи и изрисованные наскальной живописью здания, в лобовое стекло влетают то рваные газеты, то что-то, что Гэвин даже не хочет опознавать: похоже, они въехали не в самый благополучный район, и в душе все больше нарастает паника. В темноте фургону проще простого затеряться где-то в переулках или ангарах, и пока они будут этих ублюдков искать… — Не упусти их, — цедит он сквозь зубы, — Рич, только не упусти!.. Фургон впереди подозрительно виляет — ну вот точно так, как виляет машина, когда внутри что-то идет не так, не очень хорошо идет, — а потом резко сворачивает в боковую улицу. Рич хладнокровно выворачивает руль, Гэвин цепляется за ручку и ойкает, потому что ненавидит эти аттракционы всей душой, — пока по спине у него вверх-вниз прокатываются мурашки, ведь не будет же машина сама по себе так бултыхаться, точно… Изнутри раздаются выстрелы — Гэвин слышит даже через рев мотора, — дверца фургона распахивается, хлопая, снова что-то грохочет. Фургон резко дергается из стороны в сторону, так же резко сворачивает, выскакивая на пустую площадку, опасно кренясь на бок — и Гэвин тут же понимает, что все. Пиздец. Рич тоже, видно, понимает, что пиздец, потому что тормоза визжат, а Гэвина бросает вперед, и ламу бросает вперед, и вообще всю вселенную бросает вперед — и фургон впереди с диким скрежетом валится на бок. Все меркнет в глазах за секунду до удара, а потом снова меркнет уже в момент удара, Гэвина впечатывает в панель, он слышит звон стекла, и секунду кажется, что это звенят кости его черепа. Что-то точно сломано. Стопудово. Снова скрежет — это Рич выталкивает дверцу машины, буквально выпадая наружу, но Гэвин не успевает спросить, как он. Так что вместо идиотских расспросов он сам налегает на дверцу, пытаясь одновременно шарить по полу в поисках упавшего где-то между ударом и вторым ударом пистолета. Гэв без понятия, стреляет ли тот после такого падения, однако пестиком всегда можно треснуть по голове, верно? Поможет вправить мозги самым упорным. Гэвин чувствует вкус крови во рту, но зубы вроде все на месте, это главное — новые зубы стоят дохуя. Руки и ноги тоже целы, да и Рич при полном комплекте — вроде, — а вот про Коннора сейчас такого сказать нельзя. Это бандитов с ним заперли, напоминает себе Гэвин, чтобы не паниковать. Этим уродам в любом случае конец. Он выбивает заевшую дверцу как раз в тот момент, когда Рич отдирает дверь фургона — долбаный супермен, — вытаскивает изнутри какого-то чувака и со всей дури впечатывает в корпус. Тот падает как подкошенный, но жаловаться ему грех — да он господа должен благодарить, что так легко отделался. Хотя Гэвин за себя не поручится в этот волнующий момент. Он способен на все. Вторая дверца вылетает прямо под ноги Ричи, скрежещет по асфальту мерзейшим звуком, от которого сводит зубы — теперь Гэвин точно может сказать, что они уцелели, — а вслед за дверцей вылетает еще один чувак, падая сверху в элегантную инсталляцию. Он пытается вскочить на ноги, и в руках у него оружие, но Рич хладнокровно бьет его ногой. Поднимает отлетевший от удара пистолет, пока Гэвин смотрит в недра фургона. — Коннор? — напряженно спрашивает он, — детка, ты не ушибся? У меня с собой пластырь и запас патронов. Ну мало ли. Приложить к синяку что-нибудь из этого. Из фургона появляется Коннор. Он сногсшибателен в смокинге и с какой-то железякой, губа разбита, а в глазах пламя возмездия, и как-то сразу становится понятно, что внутри не осталось ничего живого. — Это разводка, парни, — говорит он спокойнейшим тоном, от которого у Гэвина в животе все сворачивается, а между ног разворачивается, — этот козлина сделал нас как лохов. И, учитывая, что Кон обычно хотя бы старается говорить интеллигентно, сейчас он по-настоящему вне себя. — Что? — Гэвин пошатывается от облегчения, кровь отливает от головы, и соображает он по этому поводу туго. — Кто? — Да этот хмырь, к которому я ходил! — Коннор переступает через тело, и Рич тут вцепляется в его плечи. Хватает за подбородок, задирая голову наверх и рассматривая ссадину — Кон не сопротивляется, знает, что Рич нежная душа и переживает. — Это все была подстава. Гэвин тоже нежная душа. Он переживает. Он подходит на нетвердых ногах, ощупывает Ричи, потом Коннора, потом себя — надо убедиться, что никто из них действительно не истекает кровью. — Подстава? — на этот раз голос подает Ричи, и отлично, а то Гэвин чувствует себя слишком глупо, все время переспрашивая. — Этот хуесос и подкинул нам эту работу с долбаной ламой, — Коннор кипит, он едва сдерживается, и смотреть, как фасад невозмутимости трескается, одновременно жутко и захватывающе. Гэвин точно адреналитик. — Чтобы выйти на нас и отправить за нами этих малахольных, — он с ненавистью смотрит на поверженного наемника, но сдерживается и не пинает бесчувственное тело, — а я еще и приперся прямо к нему! Так, основное Гэвин уяснил — во всем виноват тот хуила. А еще что в том клубе сейчас полно полиции, и наведаться туда прямо сейчас они не смогут. А еще что полиция минут через пять будет тут, и лучше бы им отвалить подальше, пока не пришлось давать показания и делать прочие вещи, которых Гэвин старается всеми силами избегать. — Предлагаю позаимствовать вон ту хорошенькую тачку, — говорит он и показывает на несколько машин, припаркованных в дальнем конце площадки, — и уехать отсюда с ветерком. Достанем этого хрена, когда копы не будут мельтешить на подходах. Коннор сжимает зубы — наверняка ему тяжело отказаться от идеи кровавого возмездия прямо сейчас, а Ричи вообще всего перекашивает: если его вывести, то он способен перейти к кровавому возмездию с разгоном ровно в две секунды. А уж чувак, который покусился на Кона, по шкале выведения Ричи занимает уверенное первое место. Но и Кон, и Рич прошаренные парни, объясняться с полицией нихуя не весело, так что наконец Рич кивает. Восхитительно. Осталось только угнать машину… — У вас убежала лама, — говорит Коннор почти спокойно, — точнее, альпака. И уже почти с концами. Он твердым шагом направляется к выбранной машине, забивая на проблему с ламой. Потому что он засранец. Гэвин вздыхает. — Я даже знать не хочу, как это будет выглядеть на камерах наружного наблюдения, — бормочет он, стараясь поспевать за мохнатым задом впереди. *** Неплохой тихий мотель они находят час спустя, из бонусов — портье не задает вопросов насчет поцарапанных физиономий, а номера в отдельных домиках (кто-то назвал бы это сараями, но у Гэвина планка не больно-то высока). Лама отлично устраивается в их номере, сами они вселяются в другой свободный, и впервые за сутки Гэвин выдыхает. У него все тело болит, будто он встретился с поездом (хотя он встретился с грузовиком), и он почти не спал двое суток и столько же не жрал, и все же, когда он швыряет грязные вещи на пол в ванной, у него каменный стояк. Это все от нервов. Видно, у Гэвина с кукушкой проблемы, раз неприятности его заводят. Задница у него ободранная, спина ободранная, нос распухает с каждой секундой все больше, и Гэвин вываливается из ванной, как побывавший в передряге отважный воин. Кон выглядит ничуть не лучше, весь ободранный и помятый, у Ричи здоровенная ссадина на боку, уже заботливо заклеенная пластырем. — Мне тоже нужны твои любящие, заботливые руки, детка, — требует Гэвин, потому что какого хрена, ему нужны, мать их, заботливые руки! Коннор переводит взгляд с его побитого лица ниже, и отлично, у Гэвина и до этого стояло, а теперь между ног космический, мать его, шаттл, полностью готов к запуску. — Что еще заботливое тебе нужно? — уточняет Рич. Гэвину кажется, или в его голосе сарказм? Вот засранец. — Можно, например, поцеловать, чтобы прошло, — предлагает он, — еще подуть, — он сглатывает внезапно пересохшим горлом, — а то ты не знаешь, как оказывать первую помощь. Конечно, Рич умеет оказывать первую помощь: он приближается вальяжной походкой, медицинское средство у него между ног полностью готово помогать, Гэвин взгляда оторвать не может от великолепного оснащения и ориентированности на пациента… Он охает, когда Рич прижимает губы к его плечу, прямо к здоровенной ссадине, облизывает ее языком, и ободранную кожу щиплет, но одновременно от кайфа кружится голова. — Помогает? — спрашивает Рич. А то, еще бы не помогало, он же профи. Рич облизывает губы, будто вкус крови его заводит (можно подумать, вкус крови его не заводит), снова прижимает рот к ссадине, на этот раз на другом плече, и Гэвин буквально скулит от желания, когда их бедра втискиваются друг в друга. Рич горячий и готовый, и Гэвин горячий и готовый, и если Гэвин сию минуту не засунет свой член куда-нибудь, то умрет на месте. — У меня еще другое место болит, — жалуется он, — кто может помочь несчастному раненому мне? — Тебе нужно тепло, — говорит Рич очень серьезно, но уголки губ вздрагивают, — прикладывать к больному месту. — Мне тоже нужно что-нибудь приложить, — сообщает Коннор слегка задыхающимся голосом. Он откидывается на кровати, глядя на все представление нагло и с издевательской улыбочкой, и этого гаденыша сразу хочется оттрахать так, чтобы сбить спесь хотя бы до утра. Задача, конечно, практически нереальная, но Гэвин не боится трудных задач. — Что думаешь насчет сцены после титров? — спрашивает он, с трудом отдираясь от Ричи, наклоняясь и обхватывая член Коннора ладонью, сжимая, — финал был яркий, но чего-то не хватает. Может, взрыва? Да он охуеть какой казанова и романтик, как еще коленки не расползаются в стороны, стоит ему открыть рот? Коленки Коннора, впрочем, вполне себе расползаются — улыбочка никуда не пропадает, но вид у него уже не такой спесивый, и большим пальцем Гэвин протискивается ему под яйца. Пиздец, он сейчас отдаст богу душу, если Коннор не даст ему… ну, если не даст. Тот, похоже, читает мысли — или просто в нем поднимает голову (поднимает голову, Гэвин сегодня мастер, мать его, каламбуров!) природная доброта и человеколюбие, потому что в следующую секунду он закидывает ноги Гэвину на талию, обхватывая и притягивая к себе, и его мышцы стискивают головку члена Гэвина всего мгновение спустя. Гэвин видит звездочки типа тех, что мельтешат вокруг, если как следует треснуться головой. Голова у него однозначно взорвется. И член взорвется. Тот самый взрыв после титров, ага. Он выскальзывает — черт! — когда Рич тянет Коннора за руку, сажая, — и тут же снова входит, вцепившись в бедра Коннора мертвой хваткой. Толкается, поза неудобная, но охуительная, неудобно-охуительная, из-за такого угла Кон слишком узкий, но Гэвин ни за что не вынет, ни за что, он вообще ни на что осмысленное не способен, только цепенеть от кайфа и смотреть, как Рич целует Коннора. И то, что они делают своими ртами, самая настоящая порнуха. Можно кончить без члена, хотя член Гэвина сейчас очень хорошо пристроен… на своем месте, так сказать… Он теряет связность речи, опрокидывая Коннора на кровать — тот утягивает Рича за собой — и вколачиваясь уже основательно, после таких сраных дел с перестрелками и погонями на него всегда находит — видимо, смертельный риск поворачивает что-то в мозгу. Кон глухо стонет с каждым размашистым движением, его задница вскидывается все выше навстречу Гэвину, он жадно сжимается. Гэвин видит и свой член, входящий так глубоко, что с каждым толчком они с Коном будто врастают друг в друга, и как мелькают, сталкиваясь, языки Коннора и Рича, словно они сожрать друг друга пытаются, и как рука Коннора быстро-быстро двигается по влажному и красному члену Ричи в такт движениям Гэвина… Того накрывает внезапно и оглушительно, и секунду ему даже кажется, что что-то и правда взрывается — но это взрывается он сам. — Охрененно, — бормочет он, заваливаясь на кровать и закидывая руки за голову. Серьезно, если сейчас кто-то планирует на них напасть, то им придется подождать, пока Гэвин прочухается. Однако одна мысль не дает ему покоя. — Слушай, а ты сказал, этот хрен специально подкинул работу с ламой? Коннор поворачивается на бок, глядя на Гэвина из-под ресниц. Рич целует его в щеку, в подбородок, эти маленькие поцелуи шевелят в Гэвине всякие разные нежные чувства, а Кон — тот и вовсе плывет. Но в последний момент находит в себе силы спросить: — Да, а что? Точно, они же тут ламу обсуждают. Трудно помнить о мирском в такой ситуации. — Ну так нам, значит, никто не заплатит? — спрашивает Гэвин. Коннор смотрит на него несколько секунд, и Рич смотрит — а потом Рич вспыхивает и резко садится. — Черт! — возмущается он. — Черт! Коннор тянет его, вынуждая снова лечь. — Я найду, кому ее толкнуть, — обещает он. Вот уж да, Гэвин хотел бы получить хоть какое-то вознаграждение за свои труды, альтруизм не купит Ричи джинсы. — А еще хотелось бы знать, — он зевает, едва не сворачивая челюсть, — что за претензии у этого хуя к тебе, Кон. И почему дикпики? О да, это особенно хотелось бы знать. — Я тебе потом объясню, — Коннор устраивает голову у него на груди, и окей, теперь Гэвину уже совершенно не хочется спорить, — как только найдем его, сразу и настанет время откровений. Только найти его будет непросто, наверняка уже умотал из города. — Просто, — говорит Рич. Он снова садится, и лицо у него хитрое-хитрое. — Просто? — Ага, просто. — Почему просто? — Потому что я засунул в его компьютер маяк. И, о боже, это самое сексуальное, что Рич мог сейчас сказать. Коннор восторженно ахает, потому что Ричи просто золото, никто не может отрицать этот очевидный факт. — Что ж, тем раньше вы узнаете мои грязные секретики, — говорит Коннор игриво, — но сначала, — он тоже зевает, и Гэвин — как удержаться? — запускает пальцы ему в волосы. — Сначала мы продадим чертову ламу. И это звучит как план.