мы – бесконечность

бездонность синевы неба прокрадывается в сознание, и лёва думает — как же это похоже на его глаза. в вышине отражаются небрежно спадающие на лоб темные пряди. она поправляет аккуратно, невесомо касаясь пальцами. он улыбается легко-легко, но взор свой устремляет куда-то в сторону. берет за руку и ведет куда-то к небу, не оборачиваясь на рушащиеся мосты и закрывая уши от глухих криков. валере очень хочется стать кем-то другим — желательно тем, до кого не доносятся бездушные крики. тем, кого не цепляют тысячи рук, уговаривая провалиться в бездну. бежать, не ощущая ничего. в этом они с лёвой похожи. но валера так не считает. замечая знакомый развевающийся от ветра красный галстук, в этот раз завязанный слабо и беспомощно болтающийся на шее, кончиками задевая проницаемый воздух, валера сожалеет, что хлопов не затянул его на минимум. лёва отворачивается специально, но краем глаза видит, как валера только сильнее сжимает хрупкую ручку сергушиной, положившей голову ему на плечо. настя прикрывает глаза. а она чувствует его тепло так же как я? лёве невыносимо знать, что она вдыхает его запах. каждый день. и просит взамен того же — он дает. лёва не просит ничего и взамен получает хлесткую пощечину. «не подходи ко мне» — и что-то неимоверно тяжелое внутри разбивается на кусочки, заставляя легкие имитировать дыхание чаще. лёвино сердце не бьется, кровь по сосудам не течет — но смотря через матовую пелену накатывающих слез на валеру, целующего ее в лоб, организм забывает, что он не может ничего чувствовать. кошки выдирают когтями лежавшие где-то глубоко на дне остатки безысходности. безысходность — отличное слово для аннотации к жизни лёвы хлопова. «к жизни». даже самому как-то смешно становится. потерянность — страдание — раздражение — неуверенность — отвращение — безысходность. потерянность — беспокойство — ревность — досада — привязанность? — безысходность. миллионы сценариев и заканчивается все одним и тем же. когда-то яркие воспоминания обратились в блеклые картинки, расплывающиеся за пределы рамок. контраст, объем — все пропало. безвозвратно — уверен лёва. да и черт бы с ним. хлопов думает, что если каждый день будет повторять себе, что через год все закончится, то станет легче. но легче не становится. даже совсем чуть-чуть. ощущая за спиной валеру лагунова, положившего руку на плечо сергушиной, лёве хочется вырвать из себя мертвое сердце и растоптать в кучку маленьких камней. он заставляет его биться, и лёве адски больно чувствовать, как внутри него чужая кровь огненно циркулирует, сжигая и так бездыханные артерии.

вокруг меня дома и серое небо

падаю, падаю и разбиваю колени свои

вероника улыбается, и кладя руку на плечо, с дурацким сочувствием смотрит на лёву. ему ужасно не хочется чувствовать себя жалким, но, будь он на месте кого-угодно, сделал бы так же. хлопов думает, что она издевается. вот бы валера оказался на его месте. вот бы он чувствовал то же самое. вот бы и по его артериям скользила чужая кровь, обжигая ледяные внутренности. тогда, чтобы отомстить, лёва бы приковал его серебряными цепями и каждый день садился напротив и сажал на свои колени девочек, целуя, облизывая губы и смотря прямо ему в глаза. но как только лёва подумал о сладострастном плане мести, о том, что валера будет такой же безжизненный, что лёве больше никогда не услышать его ускоряющегося сердцебиения, вместо сладкого ощущения эйфории он почувствовал такое мерзостное отвращение к самому себе, что захотелось приблизить конец прямо сейчас. нет, все-таки они разные. лёва бы никогда, никогда такого не сделал. можно поспорить с самим собой и поставить на кон все, что у тебя есть. у лёвы нет ничего, но это не мешает размышлять кому глотку хочется перегрызть сильнее — валере или сергушиной. в привычных серых карикатурах обрывающегося то и дело сна лёва идет по черно-белому лесу, наступая на такие же безжизненные, как он, опавшие иглы сосен. длинные, усыпанные листьями ветви редких берез задевают макушку. лёва чувствует до боли знакомый запах и со всех ног бежит, огибая многочисленные стволы сосен — к нему. валера единственное, что кажется немного ярче, чем все вокруг. хлопов резко останавливается, замечая вытянутую руку, ладонью повернутой к нему. — даже не думай подходить ближе, — в голове шум, конвульсиями бьющийся о виски, но эту фразу он слышит очень отчетливо, до скупой боли в полушариях мозга. даже во сне валера не дается — вот досада. — пожалуйста.. — хотя бы во снах хочется ощутить его дыхание. — я ничего тебе не сделаю, валера. я обещаю, — из-за спины лагунова высовывается светлая голова. ну нет, в моих снах появляться не смей. не могу тронуть тебя в жизни — трону здесь. лёва вдруг чувствует себя нечеловечески сильным и приближается настойчивыми шагами, игнорируя все валерины жесты. никаких предрассудков, только обжигающее желание наконец прижаться головой к родной груди, чтобы слышать, как горячая кровь приливает к стучащему как никогда быстро сердцу. как никогда и ни с кем. даже с этой мерзкой сергушиной валера такого не чувствовал — лёва почему-то в этом уверен. подходит донельзя близко, опуская его выставленную вперед руку, и вспоминая про сергушину, все еще прячущуюся за спиной ее спасителя. давай же, посмотри на меня. послушай, как рядом со мной его сердце бьется чаще. чаще, чем с тобой. ты не заслуживаешь вдыхать его запах каждый день. лёва забывается в нахлынувшем предчувствии мести. но валера отталкивает его, и он летит в бездну. бесконечно падает вниз, наблюдая за анастасийкой, судорожно хватающей лагунова за края футболки. как же все это надоело. ненависть к вселенной, льющаяся через края, заставляет лёву проснуться от мерзкого послесонного вертиго. лучше бы заснуть насовсем, без снов. лишь бы никогда больше не ощущать себя отторгнутым. желание утащить с собой на дно безысходности валеру пугает до мурашек.

сбавляю темп, я не хочу разбиться

только, пожалуйста, можешь мне больше не сниться?

сил нет больше видеть мерзкую сергушину. только бы ее кто-нибудь укусил. лёве не трудно — он может сделать это в любой момент. но не делает. и никогда не сделает, потому что он не такой. лёва кулаки сжимает и хочет выдернуть валеру из цепких пальцев дурацкой сергушиной. следующей ночью лёва снова обрекает себя на голод. аккуратно садясь на пол и опираясь на тумбочку, дотрагивается до саднящих шрамов на лице, регенирирующихся безумно медленно — валера постарался. невольно появившиеся слезы заполоняют пустоту, и жгучая боль от соли впивается в душу. валера слышит тихие всхлипы и бесшумно поднимает край простыни. лёва обнимает острые колени и почти засыпает, надеясь, что больше никогда не увидит ни одного сна. шепотом, не замечая проснувшегося валеру произносит что-то невнятное. валера улавливает связь между звуками только с четвертого раза. — мне тоже больно.. — лёва чувствует знакомое тепло и поднимает полные слез глаза на кровать лагунова — встречаются взглядами.

пытаюсь удержаться на плаву

я снова чувствую тепло

валера думает, что ему все снится и пытается проснуться, но все тщетно. это не галлюцинации и не сон — перед ним действительно сидит хлопов. настоящий. — что, боишься меня, да? — надорванный лёвин шепот отдается чем-то острым в области сердца. валера молчит ошарашенно, и лёву это бесит. — нет, — после долгого молчания воспринимается, как снег на голову. лёва чувствует, как валера под одеялом сжимает бутылку святой воды, и смаргивает соль. — врешь. я с улицы чувствую твой страх. — а тебе не было бы страшно? — мне — было бы. потому что если бы ты был на моем месте, то давно бы меня убил, — валера снова долго молчит, заставляя лёву сжимать кулаки от плескающейся внутри ярости. — зачем ты так? — кинутое в валеру «ты бы убил» заставило его резко выпрямиться, сорвав простыню со спинки кровати. — как — так? что, не нравится правду слышать, да? ты бы из меня всю кровь выпил, даже не шелохнувшись. я это чувствую. ты и сейчас убить меня хочешь. а хочешь что скажу? мне плевать. я даже сопротивляться не буду. лагунов вдруг вскакивает с кровати и смотрит на лёву сверху вниз так, будто он его кипятком ошпарил. — вставай, пошли, — валера круто разворачивается к двери и оборачивается на испуганного лёву, который так и сидит, обнимая коленки. — а?.. — пошли говорю, сейчас покажу кое-что, — лагунов протягивает ему руку и, поднимая, полностью ощущает его вес на себе. лёва кажется безумно легким — не ест ничего. он бессильно плетется за ним, аккуратно обходя коридоры — едва успевает. валера останавливается, прислушиваясь к звукам, проверяя нет ли еще кого, решившего в два часа ночи прогуляться. зеленые стены сегодня пустуют — значит в тот раз свистуха все-таки отправила к директору тех старших. на улице вдаривает в нос холодный ночной воздух. лёва начинает медлить и спотыкаться, и валера тянет его за руку, подхватывая на ходу. — куда мы тащимся, лагунов.. я больше пяти метров не пройду, сам меня тащить будешь потом.. через минуты две перед глазами открывается вид на отблескивающую кремовой луной воду. заросший травой песчаный берег мягко обрывается ближе к заходу. южный ветер развевает пряди. лёва готов задохнуться прямо здесь и сейчас, лишь бы чувствовать легкий запах его волос вечно. валера смотрит на него, и хлопов чувствует мягкость его блестящих глаз за долгие километры. сегодня в них отражается луна, а завтра снова будет солнце. — у меня с собой ничего, — роняет валера, садясь на влажную траву. — я знаю. не боишься? — лёва падает рядом. — все равно. — безразличие хуже любого действия. лучше уж бойся меня. только не сильно, ладно? а то опять убежишь. — не убегу. смотри, — и он показывает пальцем на безграничную темноту неба, усыпанного сияющими точками. — тебе никогда не хотелось стать одной из них? — у валеры голос совсем другой — непривычно мягкий, и лёве даже страшно. — одному — нет. что там делать одному? смотреть на других таких же? мне и здесь этого хватает вот так, — и он краем руки проводит по шее. валера озадачивающе молчит, не находя нужных слов. — тебе было страшно? тогда? умирать.. — лёва отрывает взгляд от непроглядной черноты и поворачивает голову на валеру. — страшно, — валера чувствует мертвенную пустоту от этих слов, и ему впервые хочется обнять лёву. просто обнять и защитить от всего мира. в голову ударяет, и валера осознает, как несправедлива вселенная. и как несправедлив он. придвигаясь чуть ближе, чувствует холод, исходящий от хлопова. лёва даже вздрагивает от неожиданности — дурацкое сердце снова запускается, даже не думая спрашивать разрешение у владельца. хлопов берет до невозможности горячую руку валеры и осторожно кладет ее на сердце. у валеры приоткрывается рот и распахиваются глаза. теперь луна видна еще четче. — не надо, лёва. я не могу так.. — аккуратно опускает руку, но хлопов перехватывает и кладет себе на щеку. лёва терпеть не может, когда на него смотрят так. с дурацким сочувствием. как будто через минуту им не станет все равно. валера чувствует на своей ладони влажность, и хлопов ощущает, как ускоряется его пульс. у него даже слезы холодные.

это похоже на сон

знаю, когда-нибудь я не проснусь

все будет хорошо –

я улыбнусь, я улыбнусь..

— почему? совсем ничего не чувствуешь? — слезы невольно подступают к горлу, и он закусывает губу. валере эти слова — нож в спину. и содрогающийся перед ним лёва — тоже. — это очень сложно.. будет.. я не смогу так.. — ну почему? почему.. — в душе лёва кричит — как в реальности — он не знает. валера вздрагивает от каждого слова. он не хочет говорить почему. — я не переживу, лёва.. как ты не понимаешь... — до лёвы вдруг доходит. — я не смогу потом жить.. через год.. — я умру раньше. у валеры улыбнуться (всебудетхорошо) не получается. поэтому он наклоняется к лицу лёвы. ближеближеближе. свет луны позволяет разглядеть на бледной коже множество шрамов и блестящие дорожки слез. вторую ладонь кладет на щеку такую же мокрую — и целует. долго. размазывая слезы новые и новые — лёва отвечает. отрываясь наконец, утирает рукавом и свои — и голову кладет на плечо, сцепляя пальцы с чужими, холодными. валера хочет закрыть уши на всякий случай, чтобы не слышать всяких глупостей, которые может сказать лёва. чтобы не дать лёве ожидаемую им паузу, валера говорит то, что, казалось, хотел сказать с самого начала. — это нечестно. нельзя делать никому так больно.. — ну, или почти то. — я не хочу, чтобы ты умирал, лёва. я не хочу, чтобы все было так.. валера знает, что ему нельзя сейчас молчать, но слова встают поперек горла. лагунов до смерти боится. — я люблю тебя.. и вся вселенная раскалывается на кусочки. небо крошится — звезды падают в бездну, земля с треском проваливается туда же. только лёвино «я люблю тебя» кровью льется в подставленные ладошки. бояться уже нечего. — я спасу тебя, лёва.. это не последняя смена.. — и лёва прижимается к его груди, которая вот-вот разорвется. — ты мне веришь, лёвочка? без конца всхлипывая, лёва вжимается в тело еще сильнее, ледяными пальцами цепляя мокрую футболку. — верю.. вероника смотрит из-за дерева и сама роняет пару слезинок, вспоминая ее игоря. вот какая она коварная — любовь. но она верит, что все закончится — кульминация уже близко. раз уж валера намерился спасать своего лёвочку — тут даже стратилату не устоять.