Не до 17 этажа.

Всё выше и выше. Кабина лифта медленно тянется вверх на самый последний этаж, везя в себе двух пассажиров. Шото и Кацуки не нарушают повисшую между ними тишину. Тодороки стоит около самого выхода, словно желает как можно скорее выйти и оказаться в любимом номере без чьей-либо компании. Один факт рушит прекрасные мысли: в отеле он живёт в одном номере вместе с тем, кто так благополучно разделяет с ним одну кабинку лифта. Они А-классом уже пару недель проходят стажировку в другой стране, наблюдают за тем, как работают иностранные герои и набираются бесценного опыта. И каким трудом он им достаётся: с утра до позднего вечера ребята мотаются по городу, помогают другим про-героям и по возможности оказывают помощь всем нуждающимся. Каждый ученик А-класса также пишет диссертацию, в которой описывает свои наблюдения, приводит личные выводы и размышления о том, что нового узнал и тому подобное. В общем – сложно, интересно и трудно. Настолько, что до кровати могут доползти только самые избранные и крепкие. Шото, как один из избранников, был близок к потери своей стойкости и авторитета и готов был завалиться спать прямо в душной кабинке. Да и нахождение Кацуки за спиной не оказывало никого положительного влияния. Сегодня Бакуго кидал уж слишком пронзающие взгляды в адрес парня, и Шото, ловя их, чуть ли не вздрагивал: «Да что не так-то, Кацуки!?». Ответа, естественно, он не получил. И не получит. Возможно. Как назло, кабинка лифта злорадно остановилась, так и не доехав до 17 этажа. – Ну нет… – отчаянно выдохнул Шото, сразу метнув взгляд за спину, в параллель нажимая на кнопку «Вызов диспетчера». Бакуго, демонстративно сложив руки на груди, даже и взглядом не повёл. Пару секунд спустя в динамике ответил противный старческий недовольный голос. «Слушаю». – Э.. Здравствуйте. Мы застряли. То есть лифт застрял. С нами, – усталость настолько обрубала концы трезвого рассудка, что язык отказывался правильно переворачиваться во рту и адекватно излагать свои мысли. «Ясно» – раздался раздраженный выдох. Женщина чуть ли не прорычала. «Ожидайте мастера через 20 минут». «Так долго…» – мысленно взвыл Тодороки. – Ремонтировать примерно сколько будут по времени? «Сколько понадобится, столько и будут». Раздались короткие помехи, и диспетчер отключилась. – Просто замечательно, – шикнул парень, грубо ударив по панели кнопок кулаком. Теперь ещё больше хотелось оказаться в мягкой постели номера, поскорее нырнуть под душ с теплой водой или же отмокнуть в горячей ванне. Мысль об ожидании где-то в 40-50 минут, а то и больше часа выворачивали чуть ли ни не на изнанку. Тодороки лениво прошел до боковой стенки лифта и осел на пол, вскидывая голову и прикрывая глаза. Хочешь, не хочешь, а надо ждать. – Ну подождешь пару минут, принцесса. Ниче с тобой не станет, – рядом с ухом раздался насмешливый голос, Шото резко вкинул голову, ловя взор алых глаз. Бакуго сидел перед ним на корточках, а на лице уже во всю играло злобное ехидство. – Бакуго? – А что? Не рад? Компания Кэруми приятнее, да? – недовольно рыкну блондин, немного наклоняя голову вбок. Взгляд был пронзающим настолько, что Шото чувствовал себя бабочкой, нацепленной на иголку и повешенной на всеобщий обзор в каком-нибудь дорогом музее. – В каком плане? – не понял он, вспоминая, что сегодня было, и когда и сколько в его дне было Кэруми – сенпай и наставник Шото. Как-то так получилось, что у них оказались практически одинаковые причуды, только вместо огня и льда у рыжеволосого и зеленоглазого паренька были вода и молния. *** – Хэй, Шо-кун, у тебя что, двойная причуда? – Кэруми-сан, – Тодороки обернулся, замечая героя рядом с собой. Тот быстро нагнал его, патрулирующего город, и сравнял с ним шаг. – Да. Огонь и лёд. – Вау-у-у, да это бомба, – присвистнул Кэруми, хитро улыбаясь. – А пошли ко мне в, так скажем, ученики, а?? Мы похожи, только у меня вода и молния. Могу давать советы и прочее. А ещё я это, – про-герой приспустил ворот рубашки, показывая длинный, уходящий к груди багровый шрам. – Тоже жизнью меченный, – подмигнул он, запахиваясь обратно. Шото кивнул и слабо улыбнулся. Напоминания о шраме уже не были сильно больной темой, хоть неприязнь ко всей ситуации и осталась. – Я могу помочь тебе использовать две причуды одновременно. К примеру, если я соединяю воду и ток, что идёт от молнии, то получается своего рода заряд. Им здорово мутозить врагов, оглушая и останавливая. Или же ты можешь научится охлаждать или нагревать вокруг себя воздух. Я так разряжаю атмосферу, чтобы мои молнии действовали на больший радиус. – Ого. Ну, можно. Я не против. *** – В каком плане? А чего непонятного, Половинка? Вы сегодня целый день так мило ворковали, что мне кажется журналюги уже завтра  настрочат здоровые посты о том, как японец-стажер чуть ли не потрахался с Зарядом*. – Кацуки… От такого заявления глаза Шото стремительно полезли на лоб, а глаза сделались по 5 рублей. Но парень быстро взял свои эмоции под контроль и вернул лицу прежний усталый и равнодушный вид. Тем временем мозг, хоть и медленно, но составил все пазалки нынешнего дня в одну ревнивую и обиженную картинку. – Погоди, стоп. Ты… Ревнуешь? – Ещё чего. Больно ты мне сдался, – Бакуго закатил глаза, скалясь. – Сдался, – Шото улыбнулся и провёл пальцем по щеке блондина, как бы успокаивая того и говоря: «Мне никто другой не нужен. Успокойся. Я только твой». – Тц, как же ты меня бесишь, – Кацуки резко вскинул голову и грубо приложил её около головы Шото, нависая над парнем и утягивая того в ревностный поцелуй. – Мм!? – Тодороки возмущенно пихнул Бакуго в грудь, но тот, вместо того, чтобы отстраниться, лишь увеличил свой напор, проникая глубоко в чужой рот и терроризируя его. Большие руки легли на аккуратную талию Тодороки и сжали. Шото мотнул головой, разрывая поцелуй. Жар нахлынул на всё тело, а возбуждение медленно пронизывало каждую жилку, в которых кровь постепенно начинала чуть ли не закипать. Бакуго цыкнул и принялся покрывать молочную шею поцелуями, которые уже переходили в засосы-метки и оказывались всё ниже и ниже. – Кацуки, остановись… Не тут ж-… – Молчи. Мне похуй, – и Бакуго продолжил своё нападение, расстёгивая комбинезон своего парня и оголяя рельефную и такую манящую грудь. – Бакуго! А Бакуго словно не слышал и заткнул возникающего своего-Шото очередным поцелуем. Грубые пальцы опустились на набухшие соски, играя с ними, щипая и оттягивая. Вырвавшийся стон из уст Тодороки успешно был заглушен. Кацуки отстранился, и между губ парней протянулась тоненькая серебристая ниточка слюны. – Детка… – тон голоса Кацуки сменился на такой нежный и чувственный, и Шото просто вело от того, как его называл его же парень, – как же я сегодня хотел тебя трахнуть. Ты бы знал, – развратный шёпот сводил у сма. Хотелось утонуть в нём, утонуть в ощущениях, которые мог дать его обладатель. Хотелось утонуть в самом Кацуки. Бакуго оперся коленями на пол, раздвигая ноги и, потянув на себя Шото, уместил его между ними. Парень уткнулся ему в грудь, вдыхая запах гари и нитроглицерина. Кацуки погладил Шото по голове, перебирая шелковистые пряди, другой рукой проникая пальцами в чужой рот, которые так старательно вылизывал юркий язычок Шото. Бакуго закатил глаза от удовольствия того, как Тодороки брал в рот. Если тот продолжит так похотливо работать своим языком, то он точно трахнет его без растяжки. Поэтому, дабы не сделать любимому больно, Кацуки вынимает свои пальцы изо рта и заводит руку под чужие штаны, отодвигая ткань боксёров и вводя сразу два. Тело под ним сжимается и Тодороки шипит, кусая блондина за сосок через его костюм. На это Бакуго лишь рычит и свободной рукой звонко шлёпает по чужой ягодице, начиная растягивать тугое колечко мышц. Тодороки привыкает к ощущениям пальцев внутри себя и уже самостоятельно понемногу начинает насаживаться на них, помогая. И Кацуки просто ведёт от такого Шото: от его несдержанности, открытости и полноты желания. Терпение на исходе, которое никак не прибавляет выпирающий член Бакуго, неприятно трущийся о ткань. Бакуго вынимает пальцы и рывком встаёт, утягивая за собой Шото, толкает его лицом к стене и вжимается в него сзади, стягивая одежду и оголяя желанное тело. Слышится звонок расстёгивающейся молнии, и Кацуки подставляет колом стоящий член к сочащейся дырочке. Пару раз проводит по стволу вверх-вниз и уже хочет войти в столь желанное тело… – Мастер прибыл! – раздаётся по ту сторону дверей. Тодороки словно отрезвляет чужой голос, и на тот момент Бакуго входит в него резким толчком, заставляя прогнуться в спине. – К-Кацуки..! – удивленно и протестующе шепчет Шото, оборачиваясь, но его снова вжимают в стенку и наваливаются сверху, заставляя расставить обе свои руки по бокам от головы. Бакуго кладет свои руки поверх бледных рук Шото и переплетает их пальцы, начиная двигаться. Шото давится стоном, прикусывая щёку. – Правильно, малыш. Будь тише, а то услышат... – и Бакуго наращивает темп, втрахивая Шото в стену кабинки. У гетерохрома подкашиваются и разъезжаются ноги, а перед глазами чуть ли не вспыхивают звёзды от каждого толчка. Непристойные стоны так и жаждут вырваться наружу, и Тодороки так отчаянно их сдерживает. Словно проверяя его на прочность, Бакуго ускоряет темп, припадает губами к шее парня и по совместительству с этим опускает свою руку на член Шото и начинает надрачивать ему. Пелена дурмана окутывает обоих, и Тодороки уже чуть ли не задыхается от сдерживаемых стонов. Хаотичные толчки точно попадают по простате, пробивая всё тело невозможным удовольствием, заставляющим дрожать. – И-изверг, – между вздохами отвечает Шото и кончает в руку Бакуго, изгибаясь змеёй и запрокидывая голову назад, кладя её на его плечо. Кацуки следом кончает внутрь от резкого сжатия колечка мышц. Шото обмякает и начинает вновь оседать. Бакуго ловко натягивает одежду на себя и Шото и подхватывает того на руки, прижимая к себе. В этот момент двери лифта открываются, и их встречает мастер. Бакуго кивает вместо «спасибо» и выходит, слыша тихую фразу от мужчины на английском, который парень безупречно понимал: –  These Japanese are weird. They like to ride on the elevator and fuck in it. Блондин лишь победно улыбается и скалится, припоминая, что буквально вчера, выходя из своего номера, видел, как точно такие же, как и они, запыхавшиеся и мокрые Киришима и Каминари выходили из этого злочастного лифта, который вновь не добрался до 17 этажа и застрял.