***
В один из таких солнечных воскресных дней незнакомка раньше, чем обычно, заскакивает в кафе с напуганным видом и выискивает кого-то глазами, но натыкается на вопросительный взгляд Ишимори. Её руки сжимают край барной стойки, а сама она резко наклоняется вперёд. — Извините, — хрипло шепчет молодая женщина, опуская взгляд вниз. Иши старается не пялиться на едва заметную щетину и засохшие капельки чего-то прозрачного на подбородке. — Не могли бы вы вызвать полицию? Пожалуйста! Мой бывший молодой человек угрожает мне расправой! Ишимори хмурит брови и подзывает Нанджо, что в это время мечтательно докуривал очередную сигарету. Серьезный тон друга подбивает парня к тысяче навязчивым мыслям, а одно упоминание о розововолосой посетительнице и вовсе заставляет пошатнуться. Он ещё не готов. Он не выглядит на все сто, как планировал. А ещё от него воняет не дорогим парфюмом и кофе, а дешёвыми сигаретами. Он нервно зачёсывает волосы назад и выходит, почти вылетает из обеденной комнаты. Его взгляд тут же цепляется за поникшую девушку. Кулаки непроизвольно сжимаются, и Джо машинально говорит Ишимори, что справится сам. Спустя секунду он отводит посетительницу в комнату персонала, где всё ещё воняет сигаретами. Сердце Коджиро бьётся так сильно, когда его рука в доброжелательном жесте поддерживает её локоть и тут же разбивается, ведь она одёргивает руку и с испугом шепчет: — Извините, я. Вызовите полицию, пожалуйста. Джо всматривается в лицо незнакомки и останавливает взгляд на впалых щеках, а после спускается ниже, обращая внимание на багровые, почти чёрные следы от укусов и кровоподтёки вдоль слишком выраженного для девушки кадыка. — Я не могу вызвать полицию без надобности, сами понимаете. Будьте добры назвать свою причину, леди.? Коджиро отступает на безопасное расстояние и открывает окно, чтобы выветрить очевидно неприятный для посетительницы запах. Девушка грустно усмехается, не поднимая болезненного взгляда. — Я. Не леди. Зовите меня Каору, — он закусывает губу и смотрит на бейдж. — Приятно познакомиться, Нанджо. Джо старается не выглядеть ошеломлённым, поэтому лишь кивает и неловко заводит руку за спину, чтобы с силой вжать ногти в кожу ладони. Какой стыд. Он три месяца тек по парню, как какая-нибудь школьница. — Мне нужна помощь, потому что мой парень. — он хрипит, делая несколько широкие паузы, и тревожно потирает запястье об запястье. — Мой парень насиловал меня на протяжении недели и не позволял выходить из дома даже за водой. Но сегодня воскресенье, отдых, как он говорит, но. он вернулся пьяный, злой. поэтому я пришёл сюда. Это кафе — единственное место, где он мне разрешает появляться, потому что оно находится относительно недалеко от его работы, и он в любой момент может заглянуть сюда и забрать меня обратно в своё дьявольское пристанище. Последние слова парень шепчет почти с желчью и ненадолго прикрывает опухшие глаза, но тут же широко распахивает, как только слышит шорох со стороны мужчины напротив. Нанджо непроизвольно приближается ближе и тянет руку к Каору, но тот убирает её за спину раньше и с опаской смотрит из-под опущенных ресниц. Каору начинает ощущать себя дико некомфортно в обществе незнакомца в два раза больше его самого. Поэтому он обнимает себя руками и кончиками пальцев сквозь тонкую рубашку очерчивает выпирающие косточки предплечий. Джо с сожалением понимает, о ком, скорее всего, идёт речь. Он устало выдыхает. — Я не могу вызвать полицию. Вам от этого станет только хуже. Кафетерий «Хэппинесс» находится за городом, недалеко от заправки. Единственное место, где может «работать» парень посетителя — трасса, предназначенная для гонок на скейтборде. Джо уверен, что подумал о правильном месте и человеке. Парень, нервно заплетающий свои длинные волосы в косички, останавливается и с ужасом смотрит на мужчину. — Что? Но почему? Пожалуйста, Вы моя последняя надежда! — У него непроизвольно подгибаются колени, и он почти падает на них, но удерживается благодаря тому, что хватается дрожащими кулаками за футболку Джо. Нанджо разводит руки в стороны, лишь бы лишний раз не касаться этого тощего чуда. — Я действительно хочу помочь вам, Каору. Но если я позвоню в полицию, то его не задержат. Исходя из того, что вы сказали, я могу предположить, что ваш парень — это тот самый основатель подпольных гонок Айносукэ Синдо, что недавно довёл до самоубийства одного из своих подчинённых и во время гонок убил несколько человек. Это всего лишь слухи, но я верю им. Айносукэ способен на это. И его не задержат. Как минимум потому, что он достаточно богат, чтобы купить весь наш город, а на сдачу взять какой-нибудь из островов Океании. Он просто напросто откупится, а после забьет вас насмерть. Джо прикрывает ладонью лоб и старается не пялиться на раскрасневшееся лицо оппонента. — Нет. Нет, моего парня зовут Адам, а не Айносукэ. Это точно не он, — Каору говорит совсем тихо, неуверенно и сипло. Нанджо даже не хочет думать о том, почему парню больно говорить. — Адам — псевдоним на трассе. Его настоящее имя Айносукэ. Каору смаргивает выступившую влагу и медленно садится на пол, держась за стену. Это невыносимо больно. Слишком больно осознавать, что человек, которого ты любил, несмотря на нескончаемые унижения, не говорил тебе даже своего настоящего имени. Адам. Айносукэ. Какая теперь разница, если одно упоминание об этом монстре с саднящей болью отдаётся куда-то под рёбра? Каору утыкается лбом в поджатые колени и осознаёт, что выглядит сейчас слишком жалко даже для человека в его положении. Но он не может встать. Он не может попросить Нанджо не жалеть его. Не может, потому что знает, что заслужил каждую секунду своих страданий. Его ведь отговаривали все, кто мог. Даже дворняжка, что пыталась оттянуть парня от Адама за конец малиновой юкаты. Джо не решается предложить Каору пересесть на диван или взять хотя бы что-то на подобии одеяла и не морозить ноги. Ему кажется это предложение лишним. Это нарушит интимность момента. Сейчас руки Каору замёрзнут, и он сам их протянет. А если Джо предложит одеяло раньше, чем руки остынут, то они так и останутся друг для друга обычными незнакомцами. Каору дышит громко и редко. Сдерживает слёзы, как может, и просто надавливает на свою макушку пальцами, зарывается ими в волосы и оттягивает в разные стороны. Как избавиться от грязи на своём теле? Как отмыть себя после всего того, что сделал с ним Адам прошлой ночью? А доживёт ли он вообще до следующей, если сейчас он чувствует, как его кости разъезжаются в стороны под невыносимым напором разочарования и ненависти к самому себе? А Джо не знает, куда себя деть: он присаживается рядом, старается не касаться плечом плеча парня, вспоминая все предыдущие реакции на его попытки взаимодействия, и садится в ту же позу, в которой сидит Каору. Он складывает руки на коленях и прижимается к ним щекой. Смотреть на страдания полюбившейся сердцу макушки сравнимо разве что с варкой в котле, хотя и это сравнение кажется не самым точным в этот по-странному сближающий момент. — Я. Кхм, — Джо выпрямляется и замечает, как голова Каору перестаёт дрожать так сильно, как раньше. — Я бы хотел поднять тебе настроение. Хотя бы на капельку. Можно? Парень ничего не отвечает, лишь утвердительно трясёт длинными розовыми волосами. Его дыхание всё ещё сбивчиво, а пальцы по прежнему с силой сжимают виски. Коджиро хочет взять его руки в свои, но с опаской понимает, что сделает этим ещё хуже. — Тогда я расскажу тебе кое-что смешное и нелепое, ладно? Ох, эта история на самом деле ощущается как удар стеклянной бутылкой по затылку, ха! — Джо со смешком чешет голову, будто вспоминая этот «удар». — В общем, три месяца назад ты впервые зашел в наше кафе, верно? Твои шелковые волосы так очаровательно блистали на свету, что я невольно забыл обо всём. В частности о том, что я в первую очередь бариста, а не ценитель искусства. В тот день была целая куча недовольных посетителей, потому что я всё время отматывал записи камер наблюдения и любовался тобой. Я звучу, как какой-нибудь извращенец, верно? Мужчина уже смеётся увереннее и выпрямляет одну ногу, оставляя на второй расслабленную руку. — Только не обижайся, но я подумал, что ты девушка, и считал так вплоть до сегодняшнего знакомства. Господи, это так нелепо, да? Тысячи извинений! Я просто слепой, а ты слишком красивый для мужчины. Ха-ха! Каору медленно поворачивает голову, ложиться на руки щекой и ломано улыбается, смотря куда-то сквозь Нанджо. — Ты мне безумно понравился. Я бы сказал, настолько, что я начал бриться и гладить одежду каждый день. На случай, если ты решишь заглянуть в любой отличный от воскресенья день. И работоспособность у меня повысилась раза в три, благодаря желанию зацепить тебя, как и ты зацепил меня своей идеально выглаженной рубашкой. С того дня я думал только о том, насколько нежны и холодны твои пальцы. Я уверен, что они холодные, потому что ты весь такой отчужденный и неприступный, но так кажется лишь на первый взгляд. Ты заметил, как сильно улучшилось качество кофе и что у меня стали ровнее получаться сердца? А я видел, как твоё лицо менялось каждый божий раз, когда ты пробовал этот чертовски обжигающий капучино и слегка поднимал уголок губ. Ох, не подумай, что я один из тех озабоченных уродов, что цепляют девок на ночь благодаря слащавым словам! Боже, это действительно звучит как оправдание! Мне так стыдно! Джо ударяет себя ладонью по лбу и тихо посмеивается от своих же слов. Он поворачивает голову в сторону Каору, и удивление растёт на его лице с каждой секундой всё сильнее. Почему Каору выглядит таким расслабленным и счастливым сейчас? — Каору? — Нанджо, — его голос звучит чуть увереннее и теплее, чем до этого. Он поднимает голову и слегка ударяется ею о стену сзади, но игнорирует это и протягивает трясущуюся изящную руку Джо. — Убери, тебе будет неприятно. Мои желания не стоят твоих жертв, тем более, что мы знакомы чуть больше пятнадцати минут. Парень сам тянет руку к руке Джо и аккуратно касается её кончиками пальцев. Почти невесомо, но достаточно, чтобы подтвердить свои догадки: руки Каору и вправду холодные. Джо вдыхает полной грудью и взглядом спрашивает разрешение коснуться самому, на что Каору отвечает мелким кивком. И Коджиро действительно касается. Берёт в свою большую горячую ладонь тонкое запястье парня и нежно поглаживает насыщенного цвета синяк большим пальцем. Он прикусывает губу, когда слышит шипение, и шёпотом извиняется, чтобы не спугнуть. Он продолжает нежно касаться руки, проводить пальцами по костяшкам и просто зачарованно наблюдать за тем, как подрагивает ладонь Каору. Джо знает, что тому до пульсации в глотке страшно давать трогать себя, поэтому отпускает руку, и та со стуком ударяется об пол. Мужчина широко раскрывает глаза и с непониманием смотрит на парня. К нему тянется вторая рука. — Каору, не заставляй себя, пожалуйста. Тот в ответ молчит, но руку не убирает. Нанджо просто надеется, что Каору нравятся его прикосновения. Нравится тепло, исходящее от его руки. Нравится его голос. Да и сам он от головы до пят нравится ему. К сожалению, реальность с громким треском разбивает все мечты, и мужчине приходится отпустить руку Каору и посмотреть в глаза запуганному Ишимори. — Не хочу нарушать вашу идиллию, но пришёл Адам, — Ишимори кусает кулак, чтобы не завопить от ужаса. Он помнит, как несколько лет назад Джо чуть живой вернулся после очередного заезда и сказал, что кидает скейтбординг навсегда, а потому начинает мотать голову из стороны в сторону, замечая, как злость на лице бывшего соперника выливается в с силой сжатые челюсти и бешеные глаза. — Нет, Джо, пожалуйста, никаких больше заездов. Я думал, что потерял тебя тогда. И слава небесам, что ты живучая тварь. Джо закрывает глаза и думает. Что он может сделать прямо сейчас? Сбежать? Бегут только трусы. Выиграть Каору у Адама? Он не будет участвовать, потому что. Точно. Джо вскакивает и с нескрываемой радостью кидается с объятиями на Ишимори. Точно! — Ишимори, милый, где находится Адам прямо сейчас? Ему не верится, что он и взаправду сможет спасти это дрожащее чудо. Он прижимает к себе друга ещё ближе и слегка отрывает его от пола, сжимая до хруста позвонков. — Он. Он за столиком номер шесть. Агх, Джо, больно ведь! Нанджо с такой же резкостью, с какой обнял, отпускает его на землю и пулей вылетает из помещения. Каору удивлённо смотрит на Ишимори, а Ишимори чешет затылок и старается развеять непривычную для них обоих тишину глупыми шутками.***
Каору, кажется, полегчало. Он больше не дёргается от каждого прикосновения. А ещё отныне и впредь он будет делить постель только с одной гориллой, чьи волосы цветом напоминают самую мерзкую жабу на свете. Но его, честно говоря, такой расклад более чем устраивает. Спустя два года проживания под одной крышей Сакураяшики понял, что просто терпеть не может сопящих мужчин, а ещё готовить по утрам что-то большее, чем чашечка кофе. Но и это он готов со всей своей стальной волей и мужеством вынести. Так уж и быть. Ему не сложно.***
Всё то же воскресное утро в том же кафе, только уже без конченных бывших и слёз с утра пораньше. Каору лениво потягивается, распластавшись на барной стойке. — Ску-кот-ня, — тянет парень, постукивая указательным пальцем по гладкой поверхности. — Я же говорил, что здесь нечем заняться до открытия, — Джо устало выдыхает, протирая тряпкой стаканы и выставляя их в ряд. Каору садится на край стойки и пальцем манит к себе Коджиро. Тот, делая вид, что повинуется, подходит ближе и чувствует, как его тянут за край воротника. Поцелуй не длится слишком долго. Не из-за того, что Каору по-глупости выбрал одну из самых неудачных поз, а точно потому, что дыхалки у Джо не хватает. Он хмыкает про себя и отпускает Нанджо с громким чмоком, после чего спрыгивает со стола. Парень потягивается в пятый или шестой раз за это утро, даже не смотря на то, что оно только началось. — Мм. Хотел спросить кое-что, да всё времени не находил, — он устало поглаживает поясницу и садится на высокий стул, вновь растягиваясь по всему периметру стойки. — Ты серьезно? Думаю, за два года я нашёл бы время, чтобы ответить на все твои. Каору закатывает глаза и поворачивает голову в другую от Джо сторону. Он, конечно, знал, что Нанджо зануда, но чтоб настолько? Перебивая его, Сакураяшики продолжает: — Я хотел спросить, как ты это сделал? — Сделал что? — Достал меня из преисподней. Мужчина едва не роняет стакан. — Это долгая история. — А я никуда не тороплюсь. Мы никуда не торопимся. Джо поджимает губы. Ему не хотелось начинать это утро таким образом. Не с Адама. Не с кого либо ещё. Только они оба и нежные прикосновения к лицам друг друга. Но если он не скажет правду сейчас, то и позже будет накапливать ложь и рано или поздно так называемый пузырь лопнет, как и доверие между ними. Этот шаг нереально сложный для него. — Хорошо, тогда. Хм. С чего начать? — Джо прикусил внутреннюю сторону щеки, стараясь скрыть напряжение. — За несколько лет до того, как я встретил тебя, я и Адам были лучшими на трассе. Мы были равны вплоть до миллисекунд. Наша борьба длилась год. А потом я победил. Обошёл его его же тактикой. Глупая победа, но она подкосила Адама настолько, что он попытался спрыгнуть с моста. Думаю, тогда вы и познакомились. В то время на трассе появился ещё один король — Мори. Наш Ишимори. Он обходил Адама на семь с половиной очков, а до меня ему не хватало чуть больше единицы. Я настоял на том, чтобы он ушёл из скейтбординга и пообещал ему, что потрачу все силы и всю свою удачу на то, чтобы свергнуть Короля Любви. Фактически у меня получилось, ведь я набрал на два очка больше, чем он. Но он обещал мне мир. А я слишком жадный. Я позволил ему издеваться над собой в течении суток. Он сломал мне ноги, чтобы удостовериться в том, что я больше никогда не встану на доску. Он сломал мне позвоночник, чтобы доказать самому себе его ущербную значимость в этом мире. Бессмысленно перечислять всё то, что он вытворял с моим и без того изнеможденным телом. Это было невыносимо больно и горько. Я, считай, обменял всю свою жизнь на одно единственное желание. Тупо, не так ли? Я отдал ему свой трон, своё место, своё звание. И всё ради одного желания. Я действительно мог получить всё. От славы и до своего собственного города. Образно, конечно, ведь он не ставил мне ограничений. И как же я рад этому. Я получил тебя. Джо прикрывает глаза и с ужасом вслушивается в тянущую тишину. Она окутывает его с головой, а когда что-то тёплое накрывает его шею, он и вовсе теряется. — Я благодарен Адаму за то, что он такой глупец, — начинает нежным и мягким голосом Каору, приглаживая непослушные пушистые волосы Коджиро. Он снова кладёт руки на его шею и робко целует в кончик носа. — Я благодарен Мори за его доверие. Я благодарен тебе. За терпение, любовь, поддержку. Я тебя очень-очень. Каору прижимается головой к его груди и вслушивается в сбитое дыхание. Он обнимает его и, когда его руки пробираются под гавайскую рубашку мужчины, а заветное слово уже готовится выйти наружу, колокольчик на двери трясётся и издаёт противный звук. — Доброе утро, ребятки! Ох, а я по прежнему нарушаю вашу идиллию, — Ишимори машет руками в приветственном жесте и идёт в комнату для персонала. Джо утыкается в изгиб шеи Каору и начинает заливисто смеяться. А Сакураяшики в свою очередь закатывает глаза, проглатывая рвущиеся наружу смешки. Они определённо счастливы. Вне пределов обычного человеческого счастья, разумеется. Ведь счастье для Джо — это выиграть своего человека у судьбы, убить его правдой и заставить расцвести под напором своей искрящейся любви. Счастье для Каору — это стать сверхновой для обычного бариста в ничем не примечательном кафе. Зажечь его внутренний факел и показать, что жизнь бывает и за пределами тонких стен кафетерия. А счастье для Ишимори — это смотреть на то, как два его лучших спутника по жизни из всех возможных девяти с хвостиком миллиардов целуют друг друга, нежат и боготворят. Топят друг друга в заботе, не забывая и Мори немного топить, но так, чтоб макушка загадочно торчала. Они остаются счастливыми и тогда, когда кафе перестает пользоваться популярностью, а у Джо заканчиваются деньги на его содержание. Им кое-как удаётся остаться счастливыми даже после того, как однажды Ишимори не возвращается живым с мотогонок. И не удаётся лишь тогда, когда Джо не возвращается тоже.