Королевство на троих

                    Изана всегда был жадным и этой идеей загорелся, как только услышал — ни имени, ни лица не помнит того парня, лишь только что на втором году колонии это было. Во время ужина кто-то похвастаться решил, что незадолго до ареста ему одновременно две девушки отсасывали и целовались в процессе.              А Курокава всего полгода как старшим Хайтани владеет и только познает прелести взрослых отношений так еще и на трех. Когда двое тебя почти боготворят и буквально на все согласны, лишь бы своему Королю угодить. А угодить Изане отчего-то все сложнее.              Слишком жадный, слишком нетерпеливый, слишком хочет все и сразу почувствовать и захлебнуться в своем удовольствии.              И заставить двоих его спермой захлебываться.              И самым сложным в этом желании было дождаться выхода из колонии.              Как оказалось позже, еще сложнее было выпроводить младшего Хайтани куда-нибудь погулять. И плевать, что его только-только выпустили, пусть проветрится где-нибудь, с Моччи и Шионом зависнет в каком-нибудь клубе, лишь бы не мешал Изане одну из самых сладких фантазий в жизнь воплощать.              И лофт Хайтани лучше всего для этого подходил, тут все необходимое было: душ, большая кровать и кожаные наручники. Ран прежде любил своих шлюх связывать. А теперь сам течет, как истинная шлюха, когда Изана его грубым ремнем связывает. Дрожит и тяжело дышит, словно и не он часов десять назад напоследок втрахивал Изану в шаткую кровать лазарета. Так сказать, оставили на смятых простынях прощальный подарок конвоирам, пусть убирают.              На свободе им самим за собой убирать придется. Но уж лучше так, чем за колючей проволокой вдали от наконец-то повзрослевшего Хитто. Если бы их только не накрыли в тот день, Изана бы уже давно своего мальчика обучил, но они так и остановились на поцелуях. А Хайтани как никогда вовремя патлы обрезали. Наконец-то больше не похож на Карен, когда свои косы расплетает.              С едва-едва отросшим ежиком он на Какуче похож был, хотя кожа идеально гладкая. Само удовольствие ему на лицо кончать и пальцами сперму размазывать. Отчего-то Рана хотелось в грязи обвалять, сбивая корону с головы. Хитто хотелось неспеша лелеять и дразнить, постепенно обучать всему, что фейерверки перед глазами вызывает.              И сейчас самое время было. Он как никогда по своему мальчику соскучился. И теперь тянуться приходилось, на мыски подниматься и крепко за широкие плечи обнимать, чтобы равновесие в переизбытке эмоций не потерять. Какуче времени зря не тратил, почти не выползал из тренажерного зала, чтобы порадовать Курокаву после выхода.              На руки его поднять, до боли крепко к себе прижимая и все не разрывая поцелуя. Языком он тоже гораздо лучше владеет, за что непременно стоит выпороть мальца, пусть Изана и знает, что он на грейпфрутах тренировался. Или по классике на помидорах. Но оправдываться он не станет, как и Изана не станет слушать — это вечная истина их отношений. Король всегда прав.              Потому не стоит спрашивать, почему за ними с горящим взглядом Ран наблюдает, облизывает мысленно сплетенные фигуры и раздевает. И раздевается, не теряя времени, первым в душ уходит. Изана любит чистоту.              И в ближайшие полчаса не отпустит губы Какуче, зацеловывая до капиллярного кровотечения, смешивая металл со слюной на их подбородках. Слишком давно не виделись. Еще дольше не прикасались друг к другу. И теперь Курокава точно осознает, что никем не сможет своего мальчика заменить. Даже смешно становится, что обычный слуга ему так дорог стал.              Чертов Хайтани вездесущим червем тоже до сердца добрался. Почти эдемский змей со своими яблоками, что каждую идею Изаны поддерживал. Особенно эту, где позволено прикоснуться к самому чистому из них, кого они всей оравой от полиции прятали, выгораживали на всех допросах.              А теперь в четыре руки обнимали. Курокава все от саднящих губ отстраниться не мог, а Ран к выбритому затылку прильнул, совершенно несдержанно кусая и бледную кожу втягивая до тех самых откровенно-влажных звуков, от которых у всех троих в штанах тяжелело, а после колени подгибались от вырывающихся стонов Хитто.              И было все сложнее Изану на руках удерживать и не оставлять синяков на бронзовой коже — наутро придется за каждый отвечать, сейчас же хотелось хоть немного нежности ему подарить, но мысли путались все сильнее, оставляя по себе лишь желание сильнее губы раскрыть, до основания юркий язык в себя пуская, насыщаясь сполна за все месяцы разлуки, когда удавалось лишь на полчаса в тесной комнате под чужим надзором встретиться.              Изане глубоко плевать на конвоиров тогда было, но он бы никогда не овладел своим мальчиком в столь отвратительном месте. Даже сейчас, в предельно богатой обстановке, сдерживался. У него есть возможность дать Какуче больше. И Хайтани этому обязательно поспособствует, сейчас подталкивая обоих в душ и обещая все в лучшем виде сделать.              Кто ж знал, что Ран собирается аккуратно выложить на прикроватной тумбочке все свои ремни и цепи, надев на себя один только тонкий ошейник. Истинная королевская шлюха.              Назвать так Какуче язык не поворачивался. Он фаворит — все еще слуга, но он достоин самых чувственных поцелуев и трепетных прикосновений. Изана скучал. И жадно целовал каждый сантиметр длинной шеи, заново изучал. Почти по-звериному рычал, осыпая укусами острые ключицы — опустившись на кафельный пол, лишь до них и мог дотянуться.              Только и мог, что выгибаться под жаркими прикосновениями, что смывали с него пот двухчасовой дороги, и пропитываться привычным ароматом сушеного розмарина. Видимо, не один Курокава в красках этот день представлял, ибо зачем же еще Какуче до колонии и обратно таскал с собой его любимый гель для душа, а теперь намыливал настолько осторожно, что почти не чувствовалась шершавость его мозолей.              Они слишком долго представляли этот вечер, чтобы сейчас срываться на грубость. Теперь-то у них точно все время мира есть или хотя бы этот день до рассвета, когда в лофт ввалится непременно пьяный Риндо. Но пока что даже не закат, а дверь бесшумно отворяется, впуская в ванную комнату заскучавшего Рана.              Было самое время полностью на Короля переключиться, первым делом ему угождая, смывая густую пену, сцеловывая потоки теплой воды, зажимая его своими телами, чтобы стало слишком жарко дышать и слишком сложно держать глаза открытыми.              И слишком сильное желание, чтобы тратить время на возню с полотенцем — куда лучше припасть искусанными губами к смуглой коже, оставляя по себе ярко-алые следы. Снова поднимая на руки, но теперь уже Изана обнимал ногами торс Хайтани, пока Какуче их плечи поцелуями осыпал, обратно к кровати пробираясь.              Обязательно спотыкаясь по пути через сброшенную впопыхах одежду, сталкиваясь губами и более не разбирая, где чей язык — слишком хорошо им было втроем. Слишком правильно было нависать вдвоем над Королем, расписывая его тело поцелуями, случайно встречаясь ладонями, сплетая пальцы. И друг на друга набрасываясь, следуя за руками Изаны. Ран и Какуче еще ни были знакомы так. И каждое прикосновение в новинку было. И потаенно желанным, спрятанным от чужих глаз и наконец-то вырвавшимся на свободу.              И это невероятно было.              Без слов соглашаться на единый сценарий, послушно на колени опускаться, ластится к протянутой руке. Сперва желание Изаны. Широкие ремни на запястья, заведенные за спину руки и небольшой карабин, ставший символом полной покорности.              И воздух нагревается безмолвием, что ожидает дальнейших приказов. Они послушные на коленях около кровати стоят, обездвиженные, зацелованные, во все глаза смотрятся и ждут.              Ран должен быть первым, должен показать. Он следует за ведущей рукой к подрагивающему члену. У Изаны цвет насыщенно-карминовый и такой же яркий вкус, словно он весь из розмарина сделанный. И еще немного из нетерпения.              Потому что Какуче смотрит столь внимательно и жадно, что это едва ли не больше удовольствия за язык Рана, что скользит у основания, приносит. Слишком уж Изана любит, когда в нем нуждаются. Когда его жаждут до потяжелевшего желания, вздутых вен на руках и до предела расширенных зрачков.              Какуче такой красивый в своем желании, что хочется еще несколько часов помучить его, не давая желаемого, заставляя лишь наблюдать со стороны, как грубо Ран в своего Короля входит, резко на всю длину толкаясь, вынуждая кричать в экстазе и неконтролируемо сжиматься.              Когда-нибудь они обязательно попробуют это, когда-нибудь они попробуют все, что порой мешает Курокаве спать. Сейчас ему мешают распухшие алые губы Хитто, которые он все активнее кусает, облизывает и снова кусает. Хватает лишь одного короткого взмаха рукой, чтобы он ближе прильнул, приподнялся, пошатнулся чуть и поплывшим взглядом по усыпанной засосами груди мазнул.              Настолько возбужденный, что это наверняка приносит ноющую боль в паху и мелкие судороги в конечностях. И немного колет в губах, когда удается вновь в поцелуе сплестись, одновременно на затылок Рана и Какуче надавливая. Чтобы глубже приняли, наполняя комнату сдавленными стонами и мокрыми прикосновениями, когда губы полностью раскрыты, натянуты и готовые принять в себя все, что предложит Король — член и язык, отдающие желанной тяжестью, призывающие желать большего.              Целовать, жмуря глаза до алых вспышек, с металлическим звоном руками дергать в стремлении прикоснуться к бархатной коже ладонями, губами, всем своим телом. Изана им кислород заменял и сладчайшим ядовитым газом был. До головокружения доводил, заставлял извиваться непослушно, жаждать большего, покорно ожидая нового приказа.              И, продолжая одной рукой давить на затылок Рана, второй Курокава ласкал Какуче по щеке, шее, плечам, вел по груди и мысленно помечал, что непременно стоит проколоть ему соски. Им двоим. И спустить Хитто к губам Рана.              Пусть сперва поцелует старшего — в щеку, уголок губ, проведет языком по его натянутым губам, соскользнет на покрытый слюной член. И они оба прикоснутся к головке кончиками языков, надавят сильнее и отстранятся — сперва поцелуй друг с другом, неожиданно нежный, медлительный, сладкий, что Изана чувствует сахар на кончике своего языка, когда видит, как Ран и Какуче языками сталкиваются. Стонут протяжно, но ни капельки не пошло, тянут ниточку слюны меж губами и сливаются в новом поцелуе прежде, чем она порваться успевает.              И все повторяется вновь, понемногу сводит Курокаву с ума, вынуждая руки на их головы вновь опустить, надавить, рассоединяя целующихся, звеня карабинами их наручников — напоминание, что они все еще слуги, — и подталкивая к себе.              Потому что Изана по-прежнему жадный, ненасытный и эгоистичный. Эгоистично хочет, чтобы Хитто все первые прикосновения ему посвятил, чтобы давился впервые именно его членом, разочарованно вздыхая, когда не получается так сразу до основания взять. Черт его знает, на ком Ран тренировался — лишь бы не на своей излюбленной дубинке, — но он превосходно себя чувствует, когда до основания заглатывает и прямо в глаза Изане смотрит.              Ждет похвалы.              И получает легкое поглаживание по стриженному затылку. И такое же для Какуче в качестве поощрения. У них еще много тренировок будет, а сейчас пусть тянется ближе, облизывает раскрасневшиеся губы Рана и член своего Короля, целует коротко стриженные волосы и бедра, возвращается к возбуждению. И ведет линию поцелуев по лицу Хайтани — ему не запрещено — спускается на шею и плечи, что острее прежнего, покрыты татуировкой. И приходится отгонять мысль о присоединении еще одного брата, более нежного.              И голову мгновенно новые желания заполняют — лизать и целовать, пока не устанет язык, но даже так продолжать, лаская пульсирующее основание, пока Ран размеренно головой движет. Выпускает, чтобы Какуче его слюну слизал, повторяя изгибы темных вен, и вновь опускается, давая поцеловать себя, мокро, смазано и жарко.              И хочется от всей жары откинуться на кровать, закрывая глаза и полностью ощущениям отдаваясь. Но нельзя было ни мгновения из виду упускать. Запомнить каждый рычащий вздох Какуче, пока он учится касаться правильно, приносить удовольствие своему Королю и получать его, в кулаки сжимая руки за спиной. Будь цепь чуть длиннее, он бы Рана за руку держал, словно на первом свидании, только вместо мороженого у них член Изаны.              И теперь они вместе его губами обхватывали, давили и скользили языками вокруг головки, друг друга целовали, обмениваясь солоноватой горечью точно дорогим коктейлем. Специально — не сговариваясь — ослабляли давление, чтобы сполна новым опытом насладиться, подразнить совсем немного и тут же к начатому вернуться, поочередно лаская уретру, внимательно за реакцией Изаны наблюдая. Как он глаза жмурит и пытается за волосы ухватить, но способен лишь воздух в руках сжимать.              Давить на головы своих слуг — своих не совсем нежных мальчиков — и дрожать кончиками пальцев от подступающего оргазма. Их губы слишком хороши. Горячие, мокрые, едва-едва царапают лопнувшей кожей, раздражают чувствительную уздечку и скользят ниже, чтобы языком с мошонкой поиграться, немного в рот втянуть, согреть и вновь начать подниматься.              Вместе с каплями предэякулятом выдавливая из Изаны хриплые стоны, столь тихие, что Какуче почти нервничать начинает — Ран словно только и ждал этого, чтобы плечами соприкоснуться, взглядом заговорить и напомнить, что они только-только из колонии вышли, где шуметь особо нельзя, потому сейчас без труда дыхание друг друга слышно.              И оно сливается воедино, отражая каждое движение — Ран намеренно широкие мазки языком делает, учит и уже с минуту почти не дергает руками. Теперь точно привык к столь скованному положению, привык к слегка удушающей полоске черной кожи на шее и чувствовать на щеках горячее дыхание Какуче. А после его поцелуи, столь невинные, что даже закатное солнце за трехкамерным окном греть начинает, ласкает плечи и вместе с рукой Курокавы на затылок давит.              Необходимо снова глубже взять и уверенно к краю подвести, сжимая губы для большего давления, втягивая щеки и не сводя взгляд с Хитто. Когда-то и он научится так делать — в самое горло Короля пускать и желать еще глубже его ощутить. Испить до последней капли и улыбнуться ласковому прикосновению к лицу.              Сегодня придется с Какуче делиться. Теперь всегда с ним делиться придется, в последний момент выпускаю набухшую головку со рта, чтобы младший присоединился, слился с Раном в небрежном поцелуе, пока Изана извергается на их губы, сжимает шеи, изгибается весь и глаза наконец-то прикрывает.              И Какуче впервые глотает чью-то сперму. Сперва задерживает на языке, выжидающе на Курокаву смотрит, ждет последнюю каплю и улыбается. Все же смог своему Королю угодить. Ему лишь собачьего хвоста, что довольно из стороны в сторону бьет, не хватает. Взгляд сверкает почти. Рану почти обидно, что на него Какуче вряд ли так смотреть будет. Преданно, послушно, ожидая похвалы.              — Хорошие мои, — доносится глубоким шепотом и теплом по всему телу распространяется, начиная с точки поглаживаяния по щеке.              Спускаясь к каждому на грудь, коротким ногтем задевая соски и обратно поднимаясь к подбородкам. Заманивая к себе на кровать точно молодых песиков, которых еще предстоит хорошо выдрессировать.              Сейчас их предстояло щедро наградить.              И на щедрость у Курокавы вся ночь была и первые лучи нового дня.