__________________
— Уже уезжаешь? — отец вытирает руки о фартук и подходит ближе, Ямамото перекидывает сумку через плечо и коротко улыбается. — Ага. — Если ему и жаль, то только потому, что приходится оставлять его одного, потому, что он не сможет стать опорой, которую тот заслуживает, не сможет помогать. — Эй, — отец опускает ладонь ему на плечо, словно чувствуя его сомнения, несильно сжимает пальцы и ободряюще улыбается: — Ты всё правильно делаешь. Не переживай так о своём старике, я умею о себе позаботиться. Ямамото смотрит на него какое-то время молча, иногда ему кажется, что тот давно обо всём знает, пусть и никогда об этом не говорит. Наверное, это у них семейное. Наверное, он понимает, что Ямамото просто не готов сам об этом говорить и чувствует вину за то, что втянул его в это. — Ага... — Ямамото закрывает глаза и медленно выдыхает, когда снова смотрит — привычной лёгкостью улыбается в ответ. Спасибо. — Ну, я пошёл. Буду звонить!__________________
Гокудера сидит, склонившись над кипой бумаг, бумаги в его кабинете повсюду: на столе, рядом, на подоконниках и даже на диване, на котором иногда Ямамото заставал того дремавшим. Последнее время Гокудера почти не выходит и почти не спит, слишком много в чём надо разобраться, понять, как действовать дальше, откуда ждать удара, с кем налаживать связи, а с кем... Ямамото не стучит, бесшумно проходит внутрь, а Гокудера так уходит в чтение, что и не замечает; в очках и с низким хвостом он всё ещё выглядит, как школьник — от этого Ямамото невольно улыбается. Он ставит кружку кофе на край стола, которому повезло быть не заваленным документами, и будто бы между делом берёт одну из папок, пробегается взглядом по тексту. — Ого. А они смелые. — Гокудера тут же ощеривается и выдёргивает её из его рук. — Не трогай. — Ха-ха, обещаю не устраивать бардак! Хотя куда уж больше... — Бардак тут только от твоего присутствия, придурок. — Гокудера хватает кружку с кофе и делает несколько глотков сразу, с раздражением ставит её на место и берётся за новую папку, уходя в чтение с головой, будто не замечая присутствия Ямамото, а может и правда не замечая — иногда Ямамото заходит, словно между делом, словно ему просто нечем заняться, никогда они особо не разговаривают. Гольдони, да? Это станет проблемой. — Не смелые. Идиоты. — Бросает Гокудера, и с этим Ямамото согласен: так открыто выступать против Вонголы? На что они надеялись? Или всё дело в том, что Десятый — не только ещё слишком юн, но и выходец из Японии?__________________
— Ты кто, чёрт возьми такой? — Маттео Гольдони пятится назад и вздрагивает, когда лопатками упирается в стену, с ужасом оглядывается назад, словно не веря собственным ощущениям. — Ха-ха, ну надо же, — Ямамото улыбается привычной непринуждённостью, но улыбка не касается глаз, взгляд его — холодная сталь; он постукивает обратной стороной катаны по плечу задумчиво, ерошит волосы, будто раздумывая, что на это отвечать. И правда — что? Он не думал, что Гольдони настолько не осведомлены, что не узнают одного из Хранителей Вонголы. Или просто не посчитали его угрозой? Неважно, впрочем: — Друг говорит, что просто бейсбольный придурок. — Издеваешься?! — Ох, извини. — Ямамото замирает, а Маттео не сдерживает предвкушения, разве что с языка его не срывается «Тебе конец». Гокудера был прав — они идиоты. Скуало тоже был прав — он должен стать серьёзнее. Дело в привычке? Ямамото лёгким, незаметным почти жестом переворачивает рукоять оружия в руках: — Момент, — Ямамото будто извиняется снова, просит подождать, и уже в следующую секунду не улыбается — его движения отточены и молниеносны, он разворачивается и наносит удар одновременно; лезвие катаны режет одежду и кожу нападавшего сзади так легко и естественно, что становится не по себе, но Ямамото заставляет себя не отводить взгляда, смотреть, как у того подкашиваются ноги, смотреть, как тот — падает замертво. Моментальная смерть. От этого не по себе ещё больше, но Ямамото — смотрит. Кровь растекается по полу, стекает с лезвия катаны. Кровь — на его руках. Пусть так. Он знал и должен был быть к этому готов. Гордился бы им учитель или сказал бы, что Ямамото снова был беспечен? Наверное, второе. — На чём мы остановились? — Ямамото возвращает взгляд Маттео, стряхивая кровь с лезвия одним лёгким, но резким движением руки: — Ах, точно, — делает шаг ближе, ещё один, — Вонгола. — Последнее говорит уже без улыбки, не видит необходимости пояснять, даёт время осознать.__________________
В конце концов, всё закономерно. Каждый шаг, сделанный ими, привёл к тому, что есть сейчас. Ямамото не сожалеет и не думает о том, что будет дальше; не сомневается и знает, что должен делать, и, как знать, может настанет время, когда желание Цуны станет явью, когда все они смогут вернуться в дни, когда было всё просто и легко. Просто, впрочем и сейчас: нет ничего сложного и нет ничего, что он не понимал бы, но вес, который тянет за собой хвостом это «простое» — его не замолить никогда. — Ты! — Гокудера врывается на балкон, кажется, взбешён. Что-то случилось? — О, привет. Закончил с... — договорить не успевает, Гокудера не даёт ему, сминает пальцы на футболке и резко дёргает на себя. Неприятно, отзывается болезненным напоминанием собственной оплошности. Ямамото нужно ещё многому научиться, Скуало был прав: сработать чисто у него не получилось, учитель отругал бы, узнай, как глупо он подставился под удар. — Это ведь был ты? — Гокудера почти рычит, и Ямамото не понимает. — Ахах, поясни. — Не строй из себя идиота. Только ты видел те документы, и какое совпадение — они все мертвы. — А. — Ямамото выдыхает и трёт шею, встречает чужой взгляд прямо, спокойствием и почти ненормальной лёгкостью: — Ты про Гольдони? — Ты не можешь просто ходить и... блять. — Убивать? Почему нет? — Гокудера открывает рот, хочет что-то возразить, но теперь Ямамото не даёт ему, продолжает: — Ты сам отправил их на «ликвидацию». Я прекрасно знаю, что это означает, или ты злишься, что не успел сделать это сам? Может, хотел передать это дело Хибари? Тогда извини. — Да не в этом проблема! — Тогда в чём? Собирался согласовать с Цуной, прежде чем действовать? — от беспечности Ямамото не остаётся и следа, он опускает ладонь на чужое запястье и знает, что Гокудера не стал бы поднимать этот вопрос с Цуной, потому что они оба прекрасно понимают, какой ответ получили бы, какое решение тот принял бы. Может, это неправильно, но дело не в том, что они сомневаются в Саваде, дело в том, что есть решения, который невозможно решить мирным путём. Можно ли считать это предательством чужих убеждений? Наверное, да. Но Ямамото не дурак, он прекрасно понимает последствия попыток договориться в таком случае, как понимает, что, в конечном итоге, всё приведёт к тому, что руки всё равно придётся замарать Цуне, как понимает — это последнее, чего он хочет. Чего хотят они. Если этот вес Ямамото может взять на себя, то он сделает это без колебаний. Если Цуне нужно время, он отсрочит его настолько, насколько это возможно. Разве не для этого нужны друзья? И Ямамото уверен: Цуна и сам всё осознаёт, иначе почему согласился стать Десятым? Понимает он и то, что если бы проблему можно было решить иначе, то Гокудера не ставил бы метку ликвидации на них. — Я доверяю тебе, Гокудера.__________________
— И какого чёрта ты тут забыл? — Гокудера закрывает за собой дверь и, не задерживая взгляд на Ямамото, устроившемся на диване (все стопки бумаг аккуратно перетащены на пол), подходит к столу, кидая сверху ещё кипу документов. — М. — Только и отвечает Ямамото, не убирая руку от лица. Ему нужно немного времени, немного времени передохнуть, и он слабовольно сбегает туда, где чувствует себя спокойнее всего и где его точно не станут искать. Иронично, если подумать. Они никогда близко не общались, кто-то бы даже сказал, что постоянно собачились, но не было никого, кому бы так сильно доверял Ямамото. Безусловно, он доверяет каждому в Вонголе, он доверяет Цуне, но — это другое. Ямамото знает, что есть вещи, о которых не стоит говорить. Ямамото знает, что есть вещи, которые стоит не замечать. Ямамото знает: иногда нужно просто поддержать, будто невзначай, переключая внимание и давая время на передышку. Ямамото знает: Гокудере не нужно ничего говорить — он понимает всё сам. Кто-то однажды сказал, что они честны друг перед другом, поэтому и так хорошо слажены сейчас в бою, поэтому и перепираются, Ямамото тогда лишь рассмеялся на это. Они не честны. Но и не врут никогда — просто молчат, не считая нужным или боясь что-то сказать. Ямамото, в сущности, это устраивает, да и кто он такой, чтобы просить о чём-то ещё? Ямамото, пожалуй, на самом деле благодарен Гокудере. За то, что не задаёт вопросов. За то, что не проявляет излишнее беспокойство. За то, что позволяет остаться.