Запретное созидание

Дверь заскрипела, возвещая о моем приходе. От скрежета петель по коже пробежали мурашки. В зале было тихо. Слишком тихо. Шаги отдавались эхом в пустоте пространства. Перед центральным постаментом, к которому вели широкие ступени, возвышались массивные белые колонны, поблескивая от слабо проникающих через окна лучшей солнца. Я замерла, когда увидела Эрагона, стоящего ко мне спиной. Он не обернулся и даже не двигался. Это казалось странным. Не окликая его, я тихо подошла ближе. — Эрагон? Ответа не последовало, и стоило мне коснуться рукой его плеча, как он тут же рухнул наземь. Паника охватила меня в тот же момент и все, о чем я думала минуту назад, забылось. Первая промелькнувшая мысль была о том, что он мертв. Что я не успела. «Нет, он не мог умереть, мы не могли снова потерпеть неудачу!» Когда на пределе паники уловила, как едва заметно вздымалась его грудь, я издала внутренний вздох облегчения. Теперь было безразлично на этот злосчастный Горн, важно другое — спастись! По коже поползли мурашки, подобно мелким насекомым, они стремительно расползались по всему телу до самых кончиков пальцев. Я ощущаю, как холод начинает пробираться под одежду и заполнять каждую частичку моего тела. Я резко развернулась. Голод стоял позади, неподалеку от двери. Все это время он был поблизости. Всадник медленно двинулся в мою сторону. — Бессмертный жив, — лениво протянул мужчина, а после добавил:— он придёт в себя, когда меня не будет рядом. Затем Голод вынул из кармана пачку сигарет, вытянул одну, снова водворил пачку на место и закурил. Пуская дым, он обводил комнату пустым взглядом. Наконец глаза его остановились на мне. Мелкая дрожь била меня, то ли от страха, то ли действительно от холода, который мужчина принёс за собой. Я с интересом смотрела на Всадника, пытаясь уловить в каждом его движении и взгляде хотя бы какой то намёк на допустимость своих дальнейших действий. Медленно и неуверенно я достала из кармана Эрагона камень-портал, все еще не отрывая глаз от всадника, с крайней осторожностью продолжая попытки поскорее убраться с этого злополучного места. Голод отбросил окурок в сторону, и снова медленно двинулся на меня, сокращая наше расстояние, все так же с интересом изучая. — Не подходи! Я загородила собой Эрагона, выставив руки вперед, в попытке хоть как то уберечь его от смертельного исхода. Всадника изрядно забавляли мои нелепые попытки самозащиты, он смеется и тихо произносит: — Ты дрожишь. Тебе холодно или страшно? В действительности, нахождение рядом с Голодом не оставалось и для меня без последствий. От него веяло холодом. Таким, что хотелось скорее укрыться, закутаться в теплое одеяло и избавиться от надоедливых, покалывающих кожу мурашек. Он остановился лишь на несколько секунд и снова двинулся в мою сторону. Эрагону становилось хуже и мне ничего не оставалось как шагнуть навстречу Всаднику, дабы хоть как то облегчить страдания друга. Я почувствовала холод на шее, когда ледяные пальцы Голода потянулись ко мне. Новым приливом мурашки прошлись по всей коже. Я почувствовала это, хотя он еще не коснулся моего тела, но кожей я ощущала его прикосновение. Паника. Сдерживаемая истерика. Эти чувства охватили мое сознание, от той мысли, что мужчина не даст нам уйти сейчас. Что вот-вот и мы снова в заложниках, или чего хуже — мертвы. Но Всадник молчал, оставляя за собой момент интриги. От этих мыслей, накрывших меня пеленой, одна маленькая слезинка все же прорвалась на волю и потекла по щеке, оставляя за собой мокрый след. Он бережно дотронулся до моего лица и большим пальцем стер слезинку со щеки. — Какая нежная кожа, — Всадник прикрыл глаза от наслаждения и еще несколько раз провел пальцем на том же месте. В момент я отстранилась и теперь уже более уверенно запустила камень-портал. Казалось, все прошло быстро, идеально и выверенно, что осталось лишь шагнуть в закручивающееся водоворотом пространство и мы будем спасены. Но Голод похоже только этого и ждал. Он стремительно приблизился ко мне и приобнял одной рукой за плечи, удерживая. Настойчиво, но мягко, словно страшась причинить мне боль. От его тела исходил мороз. С очередным его вздохом я уловила запах сигаретного дыма смешанного с ментолом. По коже вновь пробежались мурашки и сердце пропустило удар. Я в ужасе застыла, глядя на портал, куда путь мне был уже заказан. — Нет. Теперь я тебя не отпущу. Я растерялась, не зная, как реагировать на его слова. «Что это значит? Почему? Почему опять со мной все это происходит? Что же делать? Что делать?» — все эти вопросы вихрем кружились в голове, не давая возможности сосредоточиться ни на одной конкретной мысли хоть на минуту и никак не могли выстроиться в более-менее четкую логическую цепочку. Я раскрыла рот в немом вопросе, не в силах произнести ни единого слова. Эрагон становился все бледнее и бледнее. Он умирал! И нужно было быстрее что-то делать. Со мной все понятно… Но у Эрагона еще должен быть шанс. — Хорошо, я останусь. Мое согласие его отнюдь не интересовало, Всадник нарочито громко ответил: — Я разве спрашивал? Принимая всю безысходность ситуации я робко кивнула. — Отпусти его. — Он мне не нужен.. Это была удача, хотя бы Орден не потеряет своего лидера. Голод отпустил меня и поднял Эрагона так, словно тот ничего не весил, а затем одним легким движением бросил в портал. Он тут же схлопнулся и в зале снова стало тихо. — Вот, что бывает когда доверяешь кому-то. И вновь в его руках появилась сигарета. Всадник затянулся, выпустил изогнутое колечко и проткнул его кончиком сигареты. Наблюдая за клочьями дыма, мужчина продолжил говорить: — Я указал нескольким бессмертным на разные местоположение наших Горнов, чтобы найти того, кто сливает вам информацию. И я нашел его. Это Фенцио. Придётся его убить, — безразлично бросил Голод, и снова силой выпустил дым, который безобразным потоком растворился в воздухе. Всадник вздохнул, словно ему было лень и его раздражала предстоящая работа. «Дино этого не переживет…» Он сократил расстояние между нами до минимума, и теперь я могла рассмотреть густые ресницы на его глазах, а в нос с новой силой ударил запах никотина и… мужского парфюма? Сердце снова пропустило удар, еще удар, а потом пустилось вскачь. Его близость пугала. — Но прежде я займусь тобой. Голод навис надо мной, взглянул с задумчивым прищуром, а затем коснулся моего лба ослепляя. И тут же глаза застлала белая пелена. Я открыла рот, пытаясь закричать, но не услышала даже собственного голоса. Не было ничего: ни зала, ни музыки, ни холода исходящего от Всадника. Была только пугающая белая пелена. *** Я с трудом разлепила веки, через секунду в глаза ударил свет и я снова зажмурилась. Пытаясь восстановить хронологию последних событий, я все больше ужасалась произошедшему. Радовало одно — Эрагон в безопасности. И снова попытка открыть глаза не увенчалась успехом. Я встала, нащупав занавески тут же запахнула их, и вот теперь, когда солнечный свет больше не проникал настойчивым потоком внутрь, я смогла прогнать стоящий перед глазами туман, сквозь который вдруг начали проступать очертания незнакомой комнаты. Потолок кружился, стены качались, я тихо застонала от боли и села обратно на кровать. Письменный стол с тетрадями и знакомыми университетскими учебниками, книжный шкаф, комод... Это была бывшая комната студента. Однако, интерьер вызывал восторг, и хотя сейчас было не до того, но все же я отметила отделанную в нежных тонах комнату, с большой кроватью и шикарным балконом. Я никогда раньше здесь не была. Вновь с усилием встала. Голова болела, хотелось пить, сердце стучало изо всех сил. «Что теперь делать? Как сбежать отсюда? Что будет дальше?» На душе вдруг стало тревожно и грустно. «Балкон!» Я стремительно понеслась к другому концу комнаты, где располагался балкон и в ту же секунду, когда стала пересекать грань из комнаты на открытое пространство меня с силой отбросило назад, так, что я отлетела аж к самой входной двери и, больно ударившись головой, едва ли смогла перебороть себя, дабы снова не отключиться. Стон от адской головной боли громко раздался по комнате. Я оперлась руками на пол, пытаясь встать, но безуспешно. Дыхание сперло, голова закружилась и все вокруг заплясало, поплыло. Я наконец смогла вдохнуть, и теперь из глаз бесконечным потоком ринулись слезы. От отчаяния. От безысходности той ситуации в которой мне пришлось оказаться снова. Кажется, в комнате стало холоднее на несколько градусов. Ледяные до невозможного пальцы аккуратно подхватили меня под локти, наконец поднимая с пола. А затем Всадник осторожно поднял меня на руки, как поступают с невероятно хрупкой и ценной ношей, и бережно положил на кровать. — Ты, должно быть, голодна, Вики? — от того, как он произносил мое имя, низко и хрипло, моя голова закружилась. Я покачала головой, не желая произносить для него ни слова. Это было небольшим протестом, несущественным, ведь он забрал мою свободу. Но я была голодна. Очень. Он окинул меня пронзительным взглядом своих голубых глаз, словно заглядывая глубоко в душу. Изучая, с нескрываемым интересом и поражающей увлеченностью. На меня раньше никогда так не смотрели. Воздух вокруг нас потрескивал от напряжения, и я старалась игнорировать тот факт, что его изучающий взгляд задерживался порою в районе моей шее и груди. — Голова болит? Спросил Всадник, но в ответ снова ничего не последовало. А ведь голова действительно болела. Нещадно. Зверски. Безжалостно. — Сейчас пройдёт. Мужчина был немногословен. Его рука медленно приближалась к моей голове, осторожно, опасливо, словно боялся, что — дотронься он до меня, — и я рассыплюсь, растаю, исчезну. Когда его пальцы, наконец, коснулись моего лба, я на мгновение застыла от страха, решив, что Всадник снова хочет меня ослепить. Но уже через секунду, от прикосновения его пальцев к моему лицу, я с облегчением обнаружила, что головная боль сошла на нет. И облегченно вздохнула. Но Голод не собирался останавливаться, теперь он провел пальцами вдоль шеи к ключице, остановившись прямо над грудью. Там где он прикасался, ледяная тьма пронзала кожу, а его глубокие глаза словно поедали меня. — И что теперь? — не выдержала я. Мой вопрос прервал звенящую затянувшуюся тишину. — Какова твоя цель? — У меня нет цели в отношении тебя. Ты просто будешь. Рядом. Там, где я скажу. Пальцы мужчины коснулись нежной кожи бедра. Я вцепилась в его руку в попытке оттолкнуть, но Голод тут же перехватил мое запястье с силой сжал, сразу одернув себя и ослабил хватку, а затем вовсе отпустил. Я посмотрела на него с холодным презрением и отвращением. — Я тебе неприятен? — Он говорил надменно и холодно, с нотками обвинения в голосе. Говорил, как человек, прекрасно сознающий свою власть надо мной. И какой ответ он надеялся услышать? — Прикоснись ко мне, — скомандовал он. Я застыла в ступоре. Трогать его мне не хотелось, да и в целом контактировать с ним было для меня испытанием. — Это приказ. Короткая фраза, заставившая содрогнуться всем телом. Руки слегка дрожали от волнения, сердце отбивало бешеную дробь. Я медленно подняла руку и робко дотронулась до его щеки. Голод прикрыл глаза от удовольствия, потрясшего его. От этого прикосновения каждую клеточку его тела наполнило теплое покалывание, энергия и восторг. Он не испытывал подобного чувства прежде и от того новые ощущения нахлынули на мужчину с такой силой, как девятый вал, обрушивающийся на берег в шторм. Но я не могла этого знать. Я отпрянула, забирая свое прикосновение с собой, но Голод тут же резко, но не сильно, перехватил мою руку и вернул на место. Теперь он снова приложил ее к щеке и, положив свою руку поверх моей, лишил меня возможности снова отстраниться. Все так же наслаждаясь происходящим, он другой свободной рукой, едва касаясь меня, плавно, со свойственной только ему осторожностью провел по бедру. — Фенцио.. Что теперь с ним будет? — Осмелилась задать вопрос я, отводя взгляд куда то в сторону. — Я подумаю над этим. Ты слишком много просишь. Сначала Эрагон, теперь Фенцио. — Пожалуйста, — одновременно с тем, как настойчивая просьба о пощаде, сорвалась с моих губ, я рухнула на колени перед всадником, умоляя его сжалиться над Фенцио. — Помоги ему сбежать. Ведь теперь, когда тебе все известно, он больше не может оставаться среди вас. Пусть просто уйдёт… Мне казалось, что я крикнула последнюю фразу, но на самом деле просто громко прошептала. — Встань с колен! — скомандовал он, срываясь на крик. Я была уверена в его отказе, но когда Голод снова повернул мое лицо к себе и я посмотрела в его глаза — в которых читалось снисхождение, — мои последние сомнения исчезли. Он был согласен удовлетворить мою просьбу. Я облегченно выдохнула. От Всадника такая благосклонность, конечно, вызывала у меня, с одной стороны — замешательство, но в тоже время и радость. Радость за то, что пусть даже таким образом, но я принесу хоть какую то пользу Ордену. Голод провел рукой по моим волосам и, обхватив затылок, крепко сжал. Я испугалась от подобных действий, попыталась сделать шаг в сторону от него, но сильные руки схватили меня теперь уже за талию и удержали на месте. Всадник притянул меня ближе к себе, так, что я оказалась на уровне его груди, уткнувшись лбом в шею; он же, в свою очередь, зарылся носом в мои волосы и легко поцеловал за ухом. Бисеринки пота выступили у меня на лбу от волнения и такого тесного контакта с мужчиной. Это был жар от волнения и страха, но он вовсе не исходил от Всадника. Нет. От него, по обыкновению, исходил жгучий холод. Тело его все так же было холодным. Слишком холодным, чтобы быть живым. Всадник обхватил меня за плечи и наклонился. Я вздрогнула, пытаясь сдержаться, чтобы не отстраниться, ведь кто знает как мое поведение скажется на его не так давно принятом решении помочь Фенцио. Его губы касаются меня нерешительно, осторожно. Они такие холодные и мягкие, горьковатые, с едва уловимым привкусом сладкого фильтра от сигарет. Он прерывает свой поцелуй, но лишь на мгновение, чтобы убрать волосы с шеи и, приподняв мою голову выше за подбородок, настойчиво целует. Голод втягивает в себя кожу со всей решимостью сжимает мое бедро, не очень больно, но сильно. И ему всё равно, что на вскоре на этой белой коже проступят синяки. — Прими душ, а я принесу тебе поесть. В шкафу одежда для тебя, — отстранившись от меня, сказал он. Голод развернулся, чтобы выйти. Рефлекторно, даже сама не понимая как, я перехватила его за рукав и остановила. Он посмотрел на пальцы, держащие его за локоть, потом перевел взгляд на меня. Страх разозлить его окончательно, заставил помедлить меня с вопросом, но все же, неуютно помявшись на месте несколько секунд я заговорила: — Когда.. когда ты поможешь ему? — Сегодня он уйдёт отсюда. Но эта будет последняя твоя просьба ко мне, — сухо бросил он, пресекая свое раздражение и удалился.