***
Темно-синее полотно нависало над острыми пиками елей, что молчаливыми рядами стояли по округе. Прогретый ушедшим солнцем ветерок оплетал тонкими пальцами иголочки, путался в листве сосен и тихонько завывал какую-то далекую песню с Востока, вселяя в души заблудших девушек тоску. Однако ничего не могло испортить их настроение, даже само осознание последнего месяца лета. Они шли едва переставляя ноги, толкались и громко смеялись, напевая песни и гордо закидывая руки вверх, чуть ли не валясь на землю. Алиса была полностью растрепанной: волосы взлохмачены, лямка черной майки спала с плеча, джинсовые шорты были заляпаны оранжевыми разводами, а на руках были новые синяки, что говорило о том, что она повеселилась на славу. Она громко хихикала, закидывая голову и поглядывала с глупой улыбкой на лице на Нурият, что помогала идти, придерживая за талию. Нурият была одета довольно скромно, однако со вкусом: длинная юбка почти до щиколоток, черная блузка с вырезом в виде треугольника, а на шее свисали излюбленные амулеты с красным камнем и с символом иерусалима, который она бережно хранила после смерти тети. Некогда ухоженные волосы были взлохмачены, одной сережки недоставало, а темная помада слегка стерта с губ, как будто она недавно ела чернику, хотя в лесу ее не было. Все плыло перед глазами и размывалось, из-за чего деревья казались странными сгустками чего-то зеленого и коричневого, но при этом она уверенно шагала вперед и не собиралась падать, потому что была уверена — если они заснут прямо здесь их съест медведь, а в этом регионе они наверняка опасны. Или это просто бредни пьяного сознания и никакой опасности нет, но у Нурият настолько сильно развит инстинкт самосохранения, что никакой алкоголь не может его затмить. — Ну и я сказала этому Диме: пошел ты нахуй! И шлепнула по роже… а он такой завыл и зарычал как волчара… наверно больно было. Но он правда придурок, особенно когда выпьет. Скажи, Нури? — Я считаю… что это было плохо. Девочки так себя не ведут, но он первый начал, так что… — Ой, ну перестань! Я в первую очередь человек, а не только девушка. Я даже вот поступила, вроде. А ты кстати неплохо поешь! Правда. И не нужно говорить, что твой голос скрипучий… Алиса споткнулась об выступающий из земли корень и повалилась носом вперед, но ее вовремя подхватили под плечи и она, облокотившись об Нури, встала на ноги, громко гогоча и раскинув руки в стороны. Нурият покачала головой и тяжело вздохнула, глядя на подругу тем самым «материнским» взглядом, когда ребенок делает какую-то забавную ерунду. Алиса лишь пожала плечами и игриво улыбнулась, зажмурив мутно-серые глаза. В них ясно читалось бурная жизнерадостность на грани безумия, в них прятались блики полные счастья и безмятежности, похожие на обычную детскую радость, но это вовсе ее не портило. А придавало ее «повидавшее некоторое дерьмо» лицо яркости, жизни. Она не понимала как, но сейчас чувствовала себя как никогда счастливой, исполнив небольшую мечту в виде концерта, обрела настоящего друга и самое главное — у нее была надежда на дальнейшую жизнь. Некоторая предсказуемость. И это невероятно сильно теплило ее душу, раскрывала крылья и становилось как-то лучше, легче. И видя это все у Нури так же раскрывались крылья, так как она чувствовала себя нужной. Чувствовала огонек внутри себя, который хотелось беречь и никому отдавать, потому что это только их мирок. Только их огонек, который никто и никогда не разрушит. — Так, давай без переломов сегодня, хорошо? Звезды сегодня сказали что если если сломать себе что-нибудь — это к дождю. — Нури, эти звезды большие наебщики! И да, я ничего себе не сломаю, не волнуйся, мои ноги и все что на мне будет цело… — Хорошо, поняла. — Хихикнула Нурият, снова приобняв за талию и глянула в темень чащи, где деревья переплетались меж собой. — Теперь надо как-то выбираться отсюда. Есть идеи? Потому что мой телефон сел и я не… — Мы найдем путь по звездам! — Крикнула Алиса, указав пальцем в темно-синее небо, в котором мерцали звезды, словно чьи-то призрачные глаза. Девушка гордо ухмыльнулась, когда услышала смех подруги. — Алис, это исключено! Звезды молчат. Нам придется как-то самим идти, пока нас не съели комары или медведи… — Да не ссы, все будет заебись! Главное не ссать. — Алис, перестань ругаться! Под ногами хрустит засохшая трава, иногда приходится переступать через выступающие корни, но это не особо мешает им, даже веселит. С каждым новым смехом и с каждым новым писком комаров становилось темнее. Холодный ветер завывал меж деревьев, как будто помогая заблудшим девушкам выйти из молчаливого леса, вызывающий некоторое спокойствие, легкую напряженность. Наверняка Нури по возвращению домой будет всем рассказывать, как после концерта возвращались пешком через лес, как они шутили, как рассказывали нелепые истории и чуть ли не спотыкались, пару раз порезав руки об острые сучья или об пенечки. Воздух постепенно становился влажным, ощущался запах хвои и какой-то сырости от которой немного закладывалось в носу, тьма сгущалась тонкими лезвиями и растворялись, заставляя Алису и Нурият ощущать себя частью этого огромного океана, не чувствовать себя одинокими, покинутыми. Где-то ухнула сова и из полурасхлябанных кустов постепенно начали выползать светлячки, похожие на мелкие крупицы разноцветных осколочков, которых поднял неуловимый ветерок. Алиса остановилась и завороженно смотрела за их полетом, что мерно подымались к черно-синему небу, затмевая ярко-горящие звезды, сбираясь в небольшие клубочки дыма, что мерно мерцали, невольно гипнотизируя. Уводя за собой из реальности, жестоких людей и жестоких событий, которые были у нее в прошлом, невольно вызывая у нее слабую, пьяную улыбку. Нурият остановилась рядом и тепло улыбнулась, устремив взгляд на пленящий душу вид, от которого у нее замерло сердце и как-то приятно стало внутри, но, не успев что-то проговорить, как вдруг она услышала где-то в дали приглушенное пение. Зазывающий голос смутно знакомого певца пробил лесную тишину, от чего по позвоночнику пробежал неприятный холод, заставив содрогнуться всем телом. В груди что-то болезненно екнуло, заставив Нурият развернуться. Светлячки разлетелись куда-то во тьму, напоследок взмахнув светящимися тельцами и Алиса нехотя отвела взгляд, щурясь от ярких и неприятных бликов, похожие по форме большие зеркала. Девушки увидели плывущие между одиноких деревьев пучки света, издававшие тот самый искаженный, как будто бы динамиком радио, голос под шальной ритм, от чего становилось не по себе. Однако они по какой-то причине, понятной только им, привлекали, вселяли некоторое успокоение и надежду на выход из темени и летнего зноя, что захватил их бренные души. — Что это такое? Мы че, настолько сильно нахуярились что… — Алиса! Наверно это машина или егеря на обходе. Эй, мы здесь! Нурият подняла руку и замахала, щурясь от непозволительно яркого света, от которого веяло какой-то тревогой, опасностью. Может быть она была чересчур тревожной и нервной, но ни к чему хорошему этот свет, эта внезапно возникшая музыка и приближающийся смутно знакомый запах не предвещали. Но что-то было в этом магическое, странное. Однако она не хотела выглядеть при подруге трусихой, по большей части ради избежания острых подколов, поэтому первой побежала к сиянию, ловко перепрыгивая через выпирающие корни и расталкивая ногами сухие шишки, напоминавшие маленьких ежиков во тьме. Алиса не ожидала такого неожиданного ускорения подруги, тупо вглядываясь в ее длинную, хрупкую спину, на которой даже сквозь одежду выглядывали выпирающие лопатки. Какое-то чувство детского веселья на грани с господствующим похмельем заиграло в известном месте и она сломя голову побежала за Нури, видя перед собой плавающие деревья, меж которых медленно отъехали два диска света и едва слышно прозвучал шорох колес об асфальт, который затих вместе с надоевшей, но любимой мелодией Алисы—Фредди Меркьюри как никак. В груди громко забилось сердце, к горлу подскочил смех, а в теле было необычайное чувство воздушности, легкости, которое она так давно хотела ощутить. Но не успела она разглядеть новый силуэт впереди, как носок ботинка зацепился за что-то твердое, больно вперившись в щиколотку, подобно остриям небольших ножиков, и она со всей силы рухнула лицом на землю. От этого неожиданного удара, который на самом деле нехило напугал, она начала смеяться. Громко, звонко и немного истерично, щуря глаза от подступающих слез. Боль была конечно не из приятных, но ее пьяный шальной мозг не хотел никак реагировать на какой то пустяк, потому что другие ощущения были важнее—радость от свободы и надежда на лучшее. На счастливое будущее. Нурият вскрикнула от ужаса и подбежала к подруге, умудрившись чуть не упасть на ровном месте, за что потом непременно себя отчитает и присела рядом, взяв за плечи. Ее ногти неприятно сжали ткань одежды, глаза выражали очень сильную тревогу, смятение и грусть, а руки мелко тряслись, как будто она очень сильно замерзла. Сердце билось быстро, первые признаки паники начинали закрадываться в сознание тонкими ниточками, блокируя рациональные мысли, нормальную мимику и тон голоса, а похмелье как Дьявол—только сильнее распалял эти чувства. Алиса заметила первые звоночки неприятных для нее вещей в подруге и тут же махнула рукой, криво усмехнувшись: —Да не ссы! До свадьбы заживет. Ну ебнулась я, чего бубнить-то? —Нет, тебе нужна помощь! А вдруг перелом? Сотрясение? Внутреннее кровотечение? Черт возьми, осторожней надо быть и смотреть под ноги! А что если бы в капкан или… —Вас подвезти, девчонки? Послышался звонкий, но невероятно плавный и бархатистый голос позади. Нурият обернулась, ощутив, как сердце пропустило удар от внезапного появления незнакомца. Во тьме летней ночи он выглядел невозможно высоким, тощим и настолько сюрреалистичным, что девушке на миг показалось, что сквозь него пробиваются тоненькие лучи месяца, прячущийся за тканевыми облачками. У него было вытянутое лицо, в котором было лишено каких-либо изъянов, чуть вздернутый носик, немигающий насмешливый взгляд и улыбка. Обаятельная, теплая и такая одновременно отталкивающая, что заставило неприятно съежиться как будто бы от холода. Его поднятые кверху волосы, немного лохматые, но не лишенные своеобразной формы, напомнили ей прически типичных супер-героев или кумиров молодежи, о которых быстро забывали. Бойс-бэндов примеру. На нем был белый халат, достигающий почти до щиколоток со странными серыми разводами, заплаткой над правым соском и конечно же с красным крестиком над левым, на котором был вшита бирка с черными буковками: Дунаев М. П.. Он слегка повернул голову вбок, осмотрев девушек заинтересованным взглядом, грудь едва-едва приподнялась при вздохе, и протянул костлявую тонкую ладонь, растопырив паучьи пальцы с идеально подстриженными ногтями. От него пахло медицинским спиртом, вот что было для Нури чем-то знакомым, какой-то необъяснимой влагой и веяло холодом, колющим, нереальным, словно перед ними стоял какой-то древний призрак аристократа, любезно предлагающий помощь заблудшим душам. Однако никаких призраков не существовало. По крайней мере звезды об этом молчали. — Прошу прощения, что напугал, но время слишком позднее для прогулок. Особенно для таких красавиц как вы… — Мы с концерта возвращаемся… не рассчитали что путь через лес будет очень плохой идеей. Потому что мы… — Набухались! И идея была шикарной, смотри какого красавчика откопали! Весело крикнула Алиса, снова заливаясь смехом. Несмотря на очевидный перелом ноги и скользящую боль, что заставляла легкие сжиматься и сердце отчаянно колотиться, ей совершенно было до лампы свое собственное состояние. Ее шальные блестящие глаза скользили по тощей фигуре, который не вызывал никаких подозрений, а лишь притягивал, манил к себе особыми тоненькими волнами, которые начинали невольно успокаивать возбужденный мозг, картина перед глазами стала более менее четкой, а звуки стали ярче, интереснее. Максим никак не отреагировал на слова девушки, лишь улыбнулся пошире, помогая Нури встать на ноги и подошел поближе к ней, окидывая сканирующим взглядом. Нурият обеспокоенно смотрела на подругу из плеча и от волнения покусывала губу, в надежде что ничего серьезного не произошло, но и ей одновременно было стыдно за ее поведение, ведь все-таки это незнакомец. И врач в том числе. Максим осторожно коснулся щиколотки Алисы, на что та тихо зашипела и зажмурилась, хмуря тонюсенькие брови. Ее на короткий миг пронзил холод, словно к косточке прикоснулись лезвием ножа, который передержали в морозильнике, но сама мысль об этом вызвало у нее усмешку. Под алкоголем все выглядит смешным, верно? Пальцы осторожно провели по щиколотке, словно сканирующие проводки. Ощупывали, гладили и касались кожи, после чего он покачал головой и тяжело вздохнул, опуская уголки губ. Он выглядел напряженным, сосредоточенным. — Ну че у меня? Все? Смерть? — Нет, все предельно просто. Небольшой перелом лодыжки со смещением. Я так понимаю, возник после падения. Нужно зафиксировать конечность и обработать ранки, их у вас немало, и принять обезболивающее — Будничным тоном проговорил Максим, чуть сощурив темные брови и усмехнулся, выпрямившись. -Жить будете, я и не такие травмы лечил… А вы… — Меня зовут Нурият. Я подруга. Скажите, это надолго? И вы правда поможете? Простите пожалуйста что тревожим в такой поздний час, просто так получилось и… — Нет нет, перестаньте! Я только рад любой работе, даже ночью. Я предан своему делу и поэтому готов взяться за что угодно, что развеет мою скуку. К тому же ничего сложного нет, а я без труда потом могу довезти вас по домам. И снова эта мягкая и обаятельная улыбка, от которой кровь стыла в жилах и сердце замирало. И несмотря на то что похмелье у Нури закончилось раньше, чем у бестии Алисы, она буквально могла заметить как в океанических черных глазах блеснул огонек. Белый, с острыми языками и кроваво-алыми отростками, которые вызвали лишь на мгновение ужас. Природный ужас. Но она решила не обращать на это внимание, так как сейчас нужно было сконцентрироваться на других вещах, и ей было приятно что они встретили такого приятного и явно знающего свое дело врача, который пусть и был странноватым, но желающим только добро. Однако в ее душе после того огонька и самого внезапного появления некого врача, машины с большими фарами и зазывающей музыкой, рождался бутон сомнений. Откуда он здесь? Что он здесь делает в нескольких километрах от города? Может патрулирует или же это ненастоящий врач вовсе? А может он хочет обмануть? Иногда мама рассказывала, что многие парни на тусовках да и в принципе, не пропускают юбки и хотели бы провести увеселительные шальные ночи, и по-моему это довольно больно и ужасно. Однако эту мысль она отсекла тут же. Максим Дунаев выглядит порядочным и обходительным человеком. Он не такой. И по-другому быть не может, так? Так? Врач осторожно берет девушку за талию, мягко обвивает пальцами и одним легким движением (что заставило Алису еще раз залиться звонким смехом) взял на руки, прижав к себе. Нурият удивленно взглянула на него, видя как он без особого труда понес Алису в сторону стоящих в ровный ряд деревьев. За ними уже не было бликов света, а лишь перья наступающих сумерек, делая все окружение более мрачным, жутким. Воздух внезапно стал плотнее, режущим, отчего невольно в горле пересохло, а тревожный крик совы где-то в глуши заставил сердце болезненно екнуть в груди. Однако она отмела навязчивые идеи и последовала за ними, тихонько ступая по земле и оглядываясь по сторонам, обняв себя за плечи. Густые тучи заслонили тысячи огней, холодный ветер медленно растопыривал свои пальцы, касаясь выпирающих позвонков и закрадываясь сомнения в глубь тонкой иглой, но это совершенно не волновало Алису. Она повисла на практически костяных руках Олежи, опустив голову к земле и болтала руками, задевая качающиеся лохматые волосы, которых так же трогал ветер, словно утягивая за собой. На лице была широкая глуповатая улыбка, глаза блестели огнем и весь мир для нее казался таким же глупым и простым, как и те мысли что крутились в голове. Ее в этот момент не волновала ни боль в ноге, ни слишком громкий смех в тихом лесу, не тот факт что ее кто-то несет на руках, как-то особо неприятно сжимая талию. Внутри нее полыхали чувства, радость и алкоголь, которые управляли ею, заставляли чувствовать себя гораздо лучше и смелее. Она без зазрения совести снова подмигнула врачу, улыбалась и хлопала по его острому плечу, болтая какие-то мерзкие и глупые слова, в надежде привлечь внимание. Но Максим был совершенно беспристрастен к глупым комплиментам, объятьям и словам подвыпившей девушки, которая истощала особо приятный, но интересный аромат, который ощущал только он. Он глядел куда-то во тьму, уверенно ступая вперед, словно проповедник, ведущий учеников к истине Божьей, вознося одного из них ради демонстрации Дара. Он шел уверенно, не обращая внимания как ветер щупал и без того лохматые волосы, как облегал его тело, словно пытаясь его вскрыть, показать истинные мотивы, которые были в нем, но были скрыты ото всех. Но не сейчас. Максим Дунаев прекрасно знал, что все получится. Он знал, что сможет им помочь, во что бы это ни стало. Когда по просьбе Максима Нури открыла тяжелые двери фургона, в ее сторону улетел запах спирта, каких-то медикаментов, духоты и тепла, от которого по телу протекла короткая дрожь и все перед глазами стало внезапно резким, более отчетливым. Углы кушеток заострились, напоминая те самые пыточные лежанки, к которым привязывали ремнями жертв и проделывали ужасающие вещи, которые существовали только в тех кровавых фильмах, которые она никогда не любила. Белый свет стенок машины неприятно давил на сознание, тихая на этот раз песня Фредди Меркьюри немного успокаивала ее тревожные мысли, а видя как чересчур веселая Алиса смеется и болтается на руках врача, вся тревога улетела вместе со странным запахом, отдающийся нотками стали. Максим осторожно положил девушку на кушетку, прикрепил ремни ей на груди и ноги, делая это предельно осторожно, изысканно. Его паучьи пальцы мягко оплетали ножки, перебирали жесткие ремешки и прикрепляли надежно, чтобы ничего не повредила себе, а на лице сияла улыбка. Милая, обаятельная и искренне теплая, стараясь успокоить девушку и самому быть спокойным, так как Нури подозревала, что он немного раздражен ее поведением. Но он был вполне доволен. Максим обернулся на пятках, пригласил Нури усесться рядом на кресло и закрыл двери с громким хлопком. Он подошел к шкафчику, где стояли разнообразные небольшие ящики с бутылочками, коробочками и рулоном бинтов, что были сложены аккуратно, наподобие небольшого города. Дунаев любил порядок. — Как вы себя чувствуете? Болит? Пожалуйста постарайтесь особо не двигаться, не напрягайтесь, чтобы не повредить себя еще больше… Максим достал одну из коробочек, подошел ближе к Алисе, поднес бандаж к поврежденной лодыжке. Эластичный, крепкий, но теплый, он лег на кожу девушки, четко фиксируя положение, ловко перебирая пальцами и слегка касаясь ладонями, иногда поглядывая на Алису. Ощущения были очень неприятными, ноющими, словно в щиколотку вонзилось холодное тонкое лезвие, вызывая короткую дрожь, тянущую боль вплоть до колена, однако она не хотела обращать на такое внимание. Она лишь дурашливо улыбалась, зевая во весь рот, игралась в рукавом врача и хихикала, ощущая как пьянящая усталость и веселье постепенно клонит в сон, не видя возмущающих темных глаз Нури, усевшись рядом. — Вот так, должно меньше болеть… Скажите, вы где живете? Вы гуляете в такую рань, наверно родители разволновались и я могу вам помочь, все равно я свободен. — Конечно! А… — По поводу ножки я все скажу и расскажу, пропишу все необходимое, это без вопросов. А сейчас рекомендую отдохнуть и расслабиться. Так куда вам? — Я живу везде! Это мой город, сучки! — Крикнула Алиса, взмахнув руками и тут же расслабившись, устремляя шаловливые глазки на врача, разглядывая его тощую, но очень красивую фигуру. — Несомненно, естественно. — Кивнул Максим, сложив пальцы вместе и заглянул в глаза Нури, вытянув к ней шею. Он выглядел немного уставшим, нервным, но при этом вполне мирным, сосредоточенным. Когда Нури сказала адрес, Максим хмыкнул с улыбкой, снова развернулся на пятках, подобно роботическому движению, и достал стаканы с водой, предлагая девушкам выпить. — Возможно вам кажется что я страшный и непонятный, и хочу только одного, но поверьте, я врач. И давал клятву о том, что я не наврежу своим пациентам и здоровым в том числе. Сейчас выпейте и отдохните, вам это необходимо. Тьма.***
Яркий, до тошноты белый свет. Это первое, что увидела Нури, слегка приоткрыв глаза. Голова словно была чугунной, мысли едва-едва отлипали от извилин, а все тело отдавалось тупой болью и усталостью, словно ее вынудили пробежать кросс на несколько километров. Дышать было необычайно тяжело, в легкие как будто бы понапихали камней, а ноздри забились удушающим запахом лекарств. Словно сквозь пленку где-то играла ритмичная песня, отчетливо ударяющая по ушам своим пронзительным голосом и битом, в которой она едва уловила стиль Фрэдди Меркьюри, правда какая именно песня была Нури не смогла понять. Она судорожно вздохнула насколько могла и попыталась двинуть рукой, но она внезапно стала невыносимо тяжелой, словно дополна набита водой и ни один палец не согнулся. Нурият резко дернулась и глаза широко раскрылись, словно были готовы вылезти из орбит. Сердце билось словно бешеное в груди, разгоняя кровь по слипшимся венам и очертания помещения начали постепенно проясняться. Над ней был плоский потолок, похожий отдаленно на тот, который был в церкви, в которую по воскресениям любила ходить с родителями, однако ни запах, ни общая атмосфера вовсе не подходила под это место. Нури тяжело вздыхает, ощутив, как что-то коротко кольнуло в груди, а сердце странным образом застучало, напоминавшее протухшее мясо в пакетике с кровью, чьи слипшиеся края едва держались за вены. Губы мелко затряслись, она непонимающе озиралась по сторонам, пытаясь понять что происходит. В голове рождались уродливые и тревожные мысли, раздражающая, но одновременно приятная музыка больно давила на сознание, призрачный кулак впился в гортань, заставив Нури свистнуть, но предвещающая паника тут же прекратилась, когда она повернула голову в сторону. Рядом с ней на другой кушетке привязанной ремнями лежала Алиса. Ее одежда была в некоторых местах разорвана, словно кто-то небрежно пытался разодеть куклу, волосы были сострижены и кое-где на непривычной лысой голове виднелись клочки и кусочки чего-то красного, жилистого. Алиса мелко тряслась и мычала что-то неразборчивое, глядя куда-то в пустоту и из ее гортани вырывались свистящие и завывающие звуки, напоминавшие зимний ветер. Нури не понимала почему она не могла оторваться от этого зрелища, разглядывая в безмолвном страхе, как ее левая рука была черной и слишком худой, будто ее обглодали очень голодные собаки. Когда она перевела взгляд ниже, она заметила, что Алиса была наполовину голой, меж ее ног был установлен странный агрегат, напоминавший огромные щипцы, раздвигающие в разные стороны, а вместо ступней были вогнаны две кривые железки, ржавые, противные, по лезвиям которых стекала бурая кровь. Сердце забилось еще быстрее, но не успела она издать крика, как вдруг услышала рядом хрип. Она перевела взгляд и встретилась с этими глазами… теперь не веселыми и шальными из-за алкоголя, в которых плескался только ужас, болотисто серая жидкость и некоторую стеклянность, которую придают фарфоровым куклам. Губы мелко тряслись, обугленная рука, словно черная змея, неестественно дерганными движениями потянулась в сторону Нури, дрожащие пальцы едва растопырились и девушка лишь слегка могла ощутить их прикосновение к плечу, похожее на… дерево? — У… ходи… Этот… сих… он… — А ну не трогай ее, неидеальное создание! Резко прозвучал знакомый голос сверху и цепкие пальцы крепко схватили за запястье Алисы. Нури вздрогнула от неожиданности и увидела перед собой того самого Максима. Он вовсе не казался дружелюбным и улыбчивым врачом, который радушно помог заблудившимся девушкам увести домой. Из-за света ламп он казался слишком угловатым, его худые плечи были острыми, словно крылья демона, волосы взъерошены как после хорошей драки, пол лица скрывает кроваво-белая маска, а на его белом халате помимо кровяных разводов были также кусочки мяса, мозгов и волос. Воздух снова стал душным, звуки вокруг начали тлеть и вибрировать, подобно кругам на воде, желудок грозился выйти через глотку, но внезапный звук разрывания плоти отрезвил ее. Черная кисть упала совсем рядом с кушеткой Нури, а из обрубка сочилась струя крови, обливая веселым фонтаном ее лицо, шею и грудь, что-то попало в рот, потому что она ощутила тот самый стальной вкус и из глаз произвольно полились слезы. Она снова задергалась, пытаясь пошевелить хотя бы рукой, встать и хорошенько избить похитителя, но все было тщетно, тело словно было наполнено ватой, оно отказывалось слушаться ее и ужас наполнял ее сознание так быстро, как смертельный газ наполняет камеру с заключенными. — Епт твою мать, ты испортила свою подругу и мое новое Творение! Он же не примет ее из-за тебя, сука! Максим со всей дури ударил Алису по щеке. Раздался хруст и Алиса приглушенно вскрикнула, вцепившись зубами в ладонь Максима. Он рыкнул сквозь губы, нахмурился, ударил снова, на этот раз кулаком. Смачно так. Изо рта потекла кровь, а зубы, маленькие, красно-желтые, как леденцы, что выдавали во время концерта, выпали один за другим на пол. Максим гневно смотрел на Алису, грудь часто подымалась, пальцы сжимались в кулаки и он ненадолго замер в некую уродливую, слишком грубую статую. И в следующий миг, который произошел за считанные секунды, но для Нури было целой вечностью: Максим достал небольшой молоточек для отбивки мяса, поднял над собой, крепко сжимая пальцами рукоять, и опустил. Лицо Алисы, миленькое, красивое, превратилось в кровавое месиво, в котором проглядывались разбитые челюсти, нос был сбит в лепешку, а на лбу зияла дыра, высвобождая куски мозгов и кровь. Язык медленно припал к левой щеке, глаза скосились по сторонам, словно ударили куклу, а не человека. Снова удар. Мерзкий хлюп плоти, хруст костей, нос провалился еще глубже, глаза съехали ближе к вискам, а из разорванной глотки вырывались истошные хрипы, прерывающиеся на всхлипывания и кашель. — Прекрати! Только это смогла крикнуть Нури, вобрав в легкие последние силы. Она хотела отвернуться, лишь бы не смотреть, что произошло с ее подругой, но не могла. Что-то притягивало к себе это расплющенное лицо, похожее на стопку сырых, свежих стейков, которые нещадно били молоточком. Один глаз содрогнулся из-за очередного удара, оторвался и упал на пол, четко глядя на Нури. Осуждающе, ужасающе и печально. Нури крепко зажмурила глаза, тошнота подкатывала к горлу, а в ушах все еще стояли звуки чавкания плоти, хруста сухожилий и костей, и хрипы… умоляющие, громкие и страдающие. Нет, такого не может быть! Это все нелепый сон, и скоро она откроет глаза и очнется на поляне в лесу, рядом живая, красивая Алиса, еле проснувшаяся после похмелья и они возьмут другую попутку. Да, именно так! Нужно просто захотеть! — Нури, просыпайся! Раздался властный голос сверху и снова удар, но только по ее щеке. Нури распахнула глаза и увидела перед собой Максима. Окровавленный, от него веяло запахом гнили, прожженного мяса и грязи, тонкие паучьи пальцы крепко стискивали ее плечи, а в глазах, цвета темного моря, плескался яростный огонек, не предвещающий ничего хорошего, готовый сжечь несчастную девушку до тла. Он припустил маску и улыбнулся, широко, невероятно обаятельно и вместе с этим натянуто, неестественно. Он мелко трясся, дыхание, теплое, режущее сжигало, проникало насквозь, но тело все еще не поддавалось ей, как бы она не пыталась скинуть с себя его. Нури нахмурилась и отвернула голову от него, однако крепкие цепкие пальцы схватили больно за ее подбородок и насильно развернули прямо. Музыка сменилась и где то начала играть ария Богемской Рапсодии, от которой по телу пробежал табун мурашек, сердце закололо в груди и она четко поняла: Эта песня станет ее похоронным маршем. — Чшш, успокойся, дорогая. Не нужно кричать и бояться. Ты же не хочешь чтобы Он принимал слабое создание? Максим медленно провел пальцами по щеке. Мерзкие, слишком неживые и отдающие вонью стали и крови, она попыталась отодвинуться от них, но ей не позволили. Он нагнулся к ней поближе, усмехнулся и провел взглядом от ее лица, потом ровной красивой шее и на грудь, отчего Нури стало еще хуже. И что есть мочи истерично крикнула: — Отпусти меня сейчас же! Ты… зачем ты это сделал?! Ты ублюдок! — Заткнись. Заткнись, я же к тебе хорошо отношусь, значит и ты будь покладистой. — Он снова ударил ее по щеке, из носа девушки потекла кровь, а из глотки вырвался надорванный вздох. — Вы всегда такие пугливые как лани, и свирепые как волки. Ну зачем так? Я хочу лишь лучшего. Не положено хорошим девочкам брыкаться, материться, напиваться и гулять где им вздумается, так нельзя. Нури мелко тряслась. Все, конец, она действительно чувствовала себя пойманной в капкан ланью, слезы сами лились по щекам, все эмоции сливались в один неразборчивый ком, дыхание сбивалось, а сердце пыталось прогнать на сколько возможно прокачивали кровь по атрофированным нервам и сосудам. Губы мелко тряслись, а пальцы, едва ощутимые, пытались сжаться в кулаки. Максим усмехнулся, внимательно разглядывая лицо девушки, затем достал из кармашка скальпель и поднес к шее, ласково проведя по нежной коже. — Умничка. Будешь меньше выкобениться, Он примет тебя получше. А я улучшу тебя до идеала, хотя ты ближе к этому в отличие от твоей крикливой манды. Ты не уйдешь от Его и тем более от меня. А теперь расслабься и позволь Ему принять. Да, пришлось накачать вас обезболивающим, но по другому успокоить никак не мог… Но ты станешь красивой! Нури медленно перевела взгляд в сторону Алисы. Все что от нее осталось это безголовое уродливое тело с ногами больше похожие на куриные, одна рука была обрубленной и ничего более не напоминало ту самую счастливую девчонку, у которой вся жизнь была впереди: универ, друзья, карьера и может быть семья — все ушло вместе с остатками мозга, кусочками костей и глазами, в которых угасала жизнь, а изо рта больше не было слышно ни смеха, ни плача, ни крика, только равнодушное молчание. Нури нахмурилась, перевела взгляд на Максима, который копошился лезвием в ее груди, отсекая слой за слоем словно буханку хлеба, постепенно ломая ребра. Нури не ощутила никакой боли, она крепко сомкнула зубы, уставилась в потолок и расслабилась, ощущая, как сознание начинает снова плыть, звуки приглушались и сквозь дрожащие губы она шептала: — Алиса, прости меня, я ужасная подруга… Будь ты проклят… пусть из тебя выбьют все дерьмо… Ты заслуживаешь этих страданий, а не она. Максим коротко рассмеялся, с хрустом вырывая ребро красно-белого цвета, с которого сочилась кровь. Он коварно улыбнулся, оскалив острые как бритва зубы, в прищуренных глазах отразилось безумие, темнота разума и злоба, триумф. Он крепко схватил ее за подбородок, другой рукой воткнул в запястье скальп и тут же провел вдоль, выпуская новые струйки крови. Атмосфера в фургоне отяжелялась, давила своей напряженностью, музыка была зверски оглушающей, цвета становились еще более яркими и раздражающими, а сознание медленно утекало куда-то во тьму. Нури цеплялась за последние жизненные силы, пыталась не отключаться, не показывать боли, хотя бы ради Алисы, но тело предательски протестовало, пускай и не было особо больно. Физически. — Пускай сначала меня найдут, красавица. — Он нагнулся и лизнул ее в щеку, долго. Чмокнул в конце. — У меня много имен и раз вы попали в мои лапы, значит такова Судьба. Он вас выбрал, понимаешь? И я выполню его волю… чего бы этого мне не стоило. Он точно упокоит ваши души, примет вас… идеальными. — Гори в Аду, мразь… Максим разразился безудержным мерзким смехом и Нури ощутила как несколько раз острое ребро проткнуло ей шею, пробивая трахею, потом бронхи. Изо рта потекла кровь, по груди нечто холодное и неприятное растеклось, а все тело задрожало в лихорадке, глаза выпучились и она крепко стиснула зубы, чтобы не заорать, чтобы не показать что ей страшно. Максим взял ее за уголки губ и оттянул вверх, ударяя снова и снова, разрубая в разных местах скальпелем и смеялся, Последнее что видела Нури, это всплески крови, убийцу, что выкрикивал молитвы, собственные руки, безжизненно обвисшие в его ладонях. И перед тем как уйти во тьму, она, тяжело дыша, всхлипывая и издавая стоны, слышала последние строчки Богемской рапсодии, сменившиеся непрекращающейся тишиной и освобождением.***
На следующее утро полицейские заметят в лесу тела двух девушек подвешенные на ветвях деревьев словно распятые, у одной не будет головы, руки и вместо ног странные агрегаты, а другой раздвоенное тело, словно по нему проехались танком, из шеи торчит ребро, вместо глаз несколько иголок воткнутых в пустые глазницы, вырезанные груди запихнуты глубоко в тело, а на лице широкая кровавая улыбка. Рядом с кровавой инсталляцией на пенечке стояла дощечка, на которой было вырезано: Это была прекрасная поездка! Спасибо, Святой О! Полицейские и врачи, что переговаривались друг с другом, некоторые пытались успокоить опечаленных родственников, стояли несколько автомобилей, раздавались вспышки фотоаппаратов, трель ведущего новостей. Из шумной толпы выходит высокий человек в черном пальто и шляпе, настороженно разглядывая надпись, поднеся к губам зажженную сигарету. Тем временем по шассе к городу едет скорая, водитель в синей клетчатой рубахе, улыбающийся, в солнечных очках и поднятыми волосами смотрел на восходящее солнце и на всю катушку из радио играла песня Love is a long road, с зеркальца свисал амулет с иудейским символом. Мимо проезжали машины по своим делам, угрюмые и злые или уставшие. Но не он. Он был счастлив. Ведь его ожидал длинный путь.