Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.
Что интересней на свете стены и стула?
Зачем выходить оттуда, куда вернёшься вечером,
Таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?
***
Кроули не читал романы Джейн Остен, не слушал классику на виниловых пластинках, не говорил о собственных чувствах. Последний пункт можно вычеркнуть. Перечеркнуть. Выжжечь из составленного в голове списка с забавным названием «Я никогда не…». Демон проклинал девушек, посоветовавших ему излить душу. А главное — кому. Ангелу.
Его Ангелу. Нет. Он проклинал то, что
его Ангел более таковым не является. Он едва ли взглянул на Кроули, уходя вслед за Метатроном, следуя за ним словно ручная зверушка.
Он злился на весь мир: на Метатрона, на любого смертного, проходящего мимо, на каждое существо, чьё сердце способно биться. Злости не находилось для старого друга. Друга ли? Кроули не может сказать точно, кем они теперь приходятся друг другу. Кто они? Незнакомцы, знающие друг о друге всё? Возможно, всё ещё друзья? Родственные души солдат, сражающиеся по разные стороны баррикад? Раньше они представлялись лучшими друзьями. Задав этот вопрос Кроули из вчерашнего дня, ответ появился бы незамедлительно, в ту же секунду, демон ответил бы не задумываясь, они — лучшие друзья. Азирафаэль — его единственный друг.
Кроули глупо понадеялся, что между возвращением на небеса и ним, Ангел выберет демона. Откажется от Рая и примет
их сторону.
Его Ангел с невиданным ранее блеском в глазах говорил о предложении Метатрона, а Кроули продолжал надеяться. Он томился в ожидании выпрыгивающего клоуна из коробки иллюзиониста, ждал конфетти, вылетающих из хлопушки и такого желанного «Это шутка, дорогой!», или «Я отказался, я выбрал
тебя. Я выбрал
нас», что в итоге идиотом оказался он, а не Ангел, которого Энтони таковым обозначил.
Растения, расположившиеся на заднем сидении машины более не казались Кроули самыми величественными в Лондоне. Для Демона ничто более не казалось привлекательным. Песни Queen стали бессвязным бредом, под который не хотелось подпевать, срывая голос в ночной тиши, беспокоя отдыхающих соловьёв, которые больше не запоют для Кроули.
Демон в последний раз окинул взглядом книжный, который, кажется, вознёсся вместе с истинным владельцем. Магазин опустел, покрылся неразличимой, едва уловимой ледяной коркой. Ушёл в спячку, отказался от физической оболочки. Стал другим. Кроули уловил связь с бывшим владельцем ранее уютного места, ставшего новым домом для Демона. Дом — не всегда четыре стены. Дом Кроули там, где Азирафаэль. А сейчас он унаследовал судьбу бездомной малышки, продававшей тела за считаные копейки. Такой же бездомный, не имеющий понятия, что делать дальше. Он словно сменил человеческий лик на тело слепого новорождённого котёнка.
Инь и Ян. Инь символизирует тьму, Ян — свет. Замечали ли вы, что оба существуют за счёт друг друга? Инь не до конца обречён и имеет вкрапления света, Ян не остаётся безгрешным и имеет в своём составе частицы тьмы. Инь не может существовать без Ян, Кроули не способен на житие без Азирафаэля.
Не было желания ехать слишком быстро для лондонских дорог, не хотелось вжимать педаль газа в пол, набирая скорость до сотни миль. В один момент Кроули задумался, видимо, на недопустимо долгий для водителя промежуток времени, из-за чего откуда-то позади слышались окончания бранных слов, адресованной ему.
Поборов желание спалить Лондон, как бы иронично это не звучало, к чертям — Кроули чуть сильнее надавил на педаль, устремившись вперёд. Куда ему ехать? Где теперь его дом? Его не ждут в аду, и уж тем более, его не ждут на небесах. На Земле дома у него нет. Только машина и растения. Альфа-Центавра? Нет, точно не туда. Это место вдоль и поперёк имело у Демона ассоциации с Азирафаэлем. Напоминало о совместной отмене Конца Света, о безнадёжных попытках спрятать его Ангела от всего зла, греховности и гнили этой планеты, небес и преисподней. Кроули хотел быть на их стороне, являться оттенками серого, где будет свет, будет тьма, но не стопроцентный белый с чёрным. Будет серый. Но Ангел не разделял его желаний. О каком сером цвете идёт речь, если рядом нет
его?
Инь потерял своего Ян. Инь стал исключительной тьмой. Ян остался в его мыслях, но во тьме больше нет и надежды на луч света. Остался исключительно чёрный. Никакого серого, никакой «их» стороны, никакого света. Всепоглощающая тьма, разрывающая Кроули на атомы. Не только его душу, которой до окончания времён суждено вариться в котле, но и самого Демона. А была ли у него душа? Павший ангел, демон, искуситель — выбирайте понравившееся клеймо. Кроули никогда ранее не задумывался на тему имения души. Вроде он — воплощение зла, а вроде и поток нахлынувших эмоций разрывает его изнутри. Душа ли это? Почему Демон стал ощущать её наличие где-то в недрах сознания только после ухода Ангела? Что это: кармический урок, который ему не суждено усвоить, его призвание, его смысл? Смысл в вечных страданиях? В уходе Ангела, который, кажется, забрал частичку Кроули с собой? Нет, не частичку. Целую половину, если не больше.
Погрузившись в чертоги сознания, Демон не заметил, как оказался на окраине Лондона. Забытое, покинутое место. Кроули ощущал явную взаимосвязь этого места с ним: пустырь, укрытый туманом, да пара засохших коряг. И дождь. Именно это показалось Кроули забавным: ранее дождь ассоциировался у Демона с навесом, взглядом в любимые глаза, внезапным поцелуем. А сейчас он сидит за рулём, окружённый растениями, вздрагивающими при любом движении владельца в их сторону. Под дождём. Ничего из представлений не оказалось действительным: не было ни навеса, ни любимых глаз. Был поцелуй, наполненный болью, отчасти скорбью. Можно ли это назвать поцелуем? Это было отречением, разрывом связи, созданной ещё до появления Богини, но точно не поцелуем. Прикосновение к сжатым губам, шокированный взгляд возлюбленного, никакого блеска в глазах, дрожащие руки, поглаживающие Демона по спине просто потому что «так надо», так делали в фильмах и романах Джейн Остен. Отстранённое прикосновение губ. Не поцелуй. Такое нужное, вынужденное прикосновение, но не поцелуй.
Поцелуи состоят из чувств, позитивных эмоций, приоткрытого рта, случайных касаний языком, морщинок, проявляющихся из-за полуулыбки. Поцелуи состоят из любви. Взаимности. Ничего из этого не было в этом внезапном порыве. Не было взаимности, ответных действий, Азирафаэль испытывал страх, смущение, возможно, он ощущал разочарование. Одно Кроули знал точно — Ангел не любил. Не любил Демона, целоваться, непреднамеренно соприкасаться носами, оставлять лёгкое прикосновение на губах в конце, ощущать вкус дорожных конфет и отдалённо чувствовать мяту на языке.
Кофе. Четыре буквы, слетающие с губ. Четыре звука, одно короткое слово. Слово, произнося которое уста не смыкаются. Четыре звонкие буквы, произнося которые происходит лёгкое присвистывание. Набор звуков, ранее любимый Кроули. Ранее, но не теперь. Демон возненавидел кофе, возненавидел миндаль и кофейню, расположенную напротив книжного магазина. Он больше не закажет шесть порций эспрессо в одном стакане и не выпьет крепкий напиток залпом. Он скорее заснёт на века, тысячелетия, пожалуй, он даже не прочь погрузиться в сон до следующего армагеддона.
Существует синдром «спящей красавицы» и Кроули, пожалуй, не прочь погрузиться в созданную им же кому, лишь бы не видеть картонные стаканчики с примитивными рисунками кофейных зёрен, людей, проходящих ранним утром, держащих в руке горячий напиток, обеспечиващий бодрость на добрую половину дня, заведения с забавными слоганами, живущие за счёт сонных смертных. Кроули сам бы сжёг этот мир, лишь бы не лицезреть всё, что так или иначе имеет взаимосвязь с кофе, всё, что навевает на него воспоминания. Всё, что хоть на долю процента связано с Азирафаэлем.
В машине находилось несколько бутылок красного вина, привезённого несколько столетий назад прямиком из Франции. Демон хранил их на случай очередного конца света, остановленного их с Азирафаэлем дуэтом. Какая ирония! Вино предназначалось для праздника, а по итогу Кроули устроил своеобразные поминки. Не буквальные, конечно же, но ему в действительности казалось, что часть его души вознеслась на Небеса, где его ничтожную душонку опоили святой водой, испепелив изнутри.
В Бентли, кстати, стояла склянка с намоленной водой, и, сказать честно — его изрядно напугала возможность перепутать её с вином, будучи в нетрезвом состоянии, потому он взял ёмкость, буквально являющейся его смертью, оставив на водительском сидении. Подальше от алкоголя, поближе к себе. Возможность испепелиться в Лондонской глуши пугала и манила одновременно. Кроули не имел ввиду смерть физического тела, ведущую за собой лишь бумажную волокиту. Святая вода в мгновение ока уничтожит его, отправив кануть в небытие.
Демон и так ощущал себя в прострации. Нервными окончаниями он чувствовал состояние, разделяющее его между физическим и астральным телами. Он возжелал вернуться в период появления Адама и Евы, ему хотелось вновь пережить всё, что они прошли с Ангелом: всемирный потоп, подставленное убийство козлят и детей истинного богослужителя, спасение Азирафаэля от казни за пересечение границы из-за блинчиков, празднование в Ритце — совместные воспоминания можно перечислять до следующего армагеддона, и то — не факт, что времени хватит, если брать в счёт паузы на брань и внезапно нахлынувшие порывы чувств. Демон не любил тактильность, объятия, рукопожатия, но его Ангелу он бы позволил всё. Позволил, взяв бы полную ответственность за очерствение его безгрешной души.
Кроули задумался: как бы выглядела душа его Ангела, будь она чем-то материальным? Исключительно белая, возможно, в ней виднелись бы проблески тьмы, но их перекрывал бы свет, ведь ложь — ничто, если брать в сравнение его бесконечно преданную службу Богине с момента его рождения.
А ведь он тоже был Ангелом. По сути, он и сейчас им является, только падшим. Получается, что все Демоны — падшие. Неугодные Богине.
И вот он вернулся к размышлениям насчёт самого себя: какова была бы его душа? Мысли о существовании души всецело поглотили его. Вероятно, не такой уж и чёрной она бы была? Вспоминая всё, что он сделал для существования этой планеты, все… Ангел называл это «поступками по доброте душевной», да, пускай они. Все поступки по доброте душевной: спасение тех же козлят, превращение детей в ящериц… Он отвратительный Демон. Безусловно. Но и такой же отвратительный Ангел. А кем он тогда является? По сути, сейчас он ничем не отличается от смертных. Если только долгожитием, которое не приносит никакого удовольствия.
Кроули опустошал вторую бутылку красного, всё больше погружаясь в собственные мысли. Он уже не вычёркивал из мыслей «его Ангела». Сил не было, желания, возможностей. Демон настолько привык к тому, что Азирафаэль — его Ангел, что это стало чем-то инстинктивным, приелось на молекулярном уровне и от этого не хотелось избавляться. Это словно стало установкой в голове. Азирафаэль — его. Не будь того несчастного, отречённого, вынужденного прикосновения, которое Ангел, скорее всего, считал слишком интимным — его Ангел всё ещё оставался бы таковым. И Кроули сейчас не находился бы в какой-то глуши, смакуя вино.
Он никогда не находил спасение в алкоголе. Алкоголь — способ временно забыться, разъедая мозг только для того, чтобы через несколько часов погрузиться в ещё большую апатию. Алкоголь — лишь временное отречение, отстранение от этого мира.
Смертные имеют особый термин — алкоголизм. Относится ли он к Кроули? Он не считал себя человеком, не принадлежал ни к одной из сторон. Он не относится к Аду или Раю. Он просто существует. Он создан Богиней, является падшим, но за несколько прошедших, словно несколько часов, тысячелетий, так и не смог определиться, кто он. Он не знал, существует ли подходящее понятие, описывающее его состояние и принадлежность, он просто потерялся. Потерянный ни то Демон, ни то Ангел. Он просто… Раньше он сказал бы, что на их с Азирафаэлем стороне, но в отсутствии Ангела не знал, существует ли эта «их» серая сторона.
«Его» сторона не имеет цвета, оттенка, очертания. Она просто существует. Прозрачная, без вкуса и запаха, совершенно нематериальная сторона. Не между Адом и Раем, она где-то за пределом человеческого познания. Невозможно ощутить эту тонкую грань между наличием «его» стороны и всем остальным. Возможно, эта сторона и является мультивселенной? Это понятие слишком неочевидно даже для Демона, прожившего на Земле немаленький срок, создавшего звёзды и эту самую планету, ещё будучи богослужителем, несущим крест. Этот крест он несёт и по сей день. Крест несёт, но цели и приоритеты сменились. Его не знают, его не ценят, его словно вообще не существует. Забавно, опять эта связь с пустырём на окраине города: что место, что Кроули — покинутые. Их создали и забыли. Какое-то время присматривали, но после — они стали ненужными. Ненужными, словно погремушками, купленными младенцу. Ребёнок вырос, игрушки остались. Остались пылиться в дальнем углу в замшелой коробке на чердаке. От них когда-то избавятся, возможно отдадут малоимущим или передарят на праздник, но сейчас их просто оставили на произвол судьбы.
Кроули пришёл к очевидному для всех, но не для него выводу: у него есть душа. Она разбросана по всему телу, возможно, даже по всему миру, однако она существует. Возможно, она чёрная, словно смола, но это не отменяет её существование. Не было бы у него души — чувствовал бы он всепоглощающую боль от ухода самого близкого человека? Стоял бы он под дождём, поглощая бутылками красное полусладкое, чувствуя, что его щёки обдаёт редкими солёными каплями, и это вовсе не дождь? Демоны не способны на сочувствие, на боль, грусть. Кроули не был Демоном. Теоретически, он им являлся, но внутренне не ощущал этого. Он был божественно созданным существом, но не мог отнести себя ни к кому. Он был просто… Кроули.
От людей он узнал о пяти стадиях принятия: отрицание, гнев, торг, депрессия, и, соответсвенно, принятие. Он не был уверен, что дойдёт до последней. Сейчас он находился на развилке между третьей и четвёртой. Так близко к желанной пятой, однако он знал, что будет метаться из стороны в сторону, от первой к чертвёртой и никогда не дойдёт до конечной.
Алкоголь ударил в голову и он почувствовал знакомое омбрэ. Любимый, до боли знакомый, выученный наизусть, въевшийся в мозг запах. Аромат его Ангела. Последствия алкоголя ли это? Вероятно, но Демон был готов принять и это. Возможность почувствовать уже привычный приторный аромат стоила любых богатств этого мира. Любых и всех сразу.
В горле застрял ком, когда сквозь призму солнцезащитных очков проявился полупрозрачный, практически неразличимый с ночной гладью силуэт. Кроули снял очки, начав тревожно покручивать их в руке, изучая на ощупь, словно впервые. На самом деле, он делал это после каждого пугающего, пошатывающего его нервы момента. Он наизусть знал орнамент, с точностью практически до миллиметра мог назвать диаметр линз, он знал, какая часть приевшегося украшения была гладкой, а где становилась ребристой. Вот и сейчас он мысленно вспоминает, где находится эта тонкая грань. И всё это время он не отрывал глаз от расплывшегося силуэта, словно стоит ему отвернуться, и тот исчезнет. Моргнёт — Азирафаэль исчезнет. Пожалуй, он готов не моргать часами, не отводить взгляд, довести себя до критичности, лишь бы силуэт не исчезал.
А что Ангел? Он лишь смотрел Демону прямо в глаза, не выражая никаких эмоций. Поначалу Кроули казалось, что тот разочарован, однако это была пустота. Пустота, создающая в нём дыру размером с галактику. Смотрел и повторял…
— Вознесись, Кроули.
…Однотипно, безэмоционально, безпрерывно.
Уже спустя минуту Демону казалось, что он потерял смысл в сказанном, что это — сплошной белый шум. Пытка, которая будет продолжаться вечность и канет с ним в небытие. Будет преследовать после смерти.
Кроули хотел забрать слова, сказанные им ранее по поводу травмирования себя. Ему не придётся. За него всё сделает безэмоциональный, бессвязный бред. Он звучал уже не из уст Азирафаэля. Он доносился отовсюду. Из каждого угла, куда бы Кроули не повернулся — назойливые крики доносились именно оттуда. Они поглотили его. Демон зажмурился. Резко появилось желание отрезветь. Останавливало одно: Азирафаэль пропадёт. Хотелось прикоснуться, прижаться, взять за руку, но Демон не мог и шаг сделать в сторону его Ангела. Это и вправду оказалось влияние алкоголя. И действительно, он лишь временно притупляет боль, вгоняя в животный страх и сильнейшую апатию.
Неприятный вкус на языке, отупляющая мигрень и отсутствие его Ангела. Красное полусладкое позволило ощутить присутствие Азирафаэля, хоть и со своими причудами.
«Хорошо там, где нас нет». А ведь действительно, Кроули был готов броситься в море, наполненное святой водой. Кануть в небытие и погрязнуть в нём, словно в зыбучем песке, откуда уже не выбраться. И всё ради Ангела. С приходом Азирафаэля, если кратковременные галлюцинации можно было так обозначить, единственное, чего Кроули желал на тот момент — избавиться от назойливого шума и полупрозрачного силуэта.
И вот опять наступила маниакальная стадия.
Отсутствие Ангела ломает Кроули. Он словно наркозависимый. Во время своеобразных приходов ему хорошо, но хочется и избавиться от смеси эмоций. После ухода Азирафаэля с него словно живьём сдирают кожу. Больно, практически смертоносно, а спектр эмоций увеличивается втрое.
Раньше Кроули считал, что сила воли — его врождённое качество. Считал, что не имеет зависимостей. И никогда не будет зависимым от чего-либо. Кто бы мог подумать, что он станет зависимым не от алкоголя, что, кстати, очень иронично, а от Ангела. От Ангела, с которым они прошли с момента сотворения мира вплоть до настоящего времени. Он в жизни бы не подумал, что белокурого более не придётся спасать, творить чудеса ради спасения книг. Ради его улыбки.
Сейчас он понял: силы воли у него нет. Он ломается.
И ломка эта заключается не только в поглотившей его апатии. У него болит тело, болит так, словно его на долю секунды окунули в святую воду, оставив гнить в Преисподней.
Кроули вспомнил забавный способ японского признания в любви. Луна сегодня красивая, правда? Он тоже так думал. Он считал, что их луна будет светить вечно, однако она скрылась в пелене тумана. Луны больше не видно. Она не засветит для Кроули.
А соловьи что? Соловьи поубивались, отправившись вариться в адских котлах. Они предпочли вечные муки отсутствию возможности петь в Баркли-сквер до конца короткой птичьей жизни.
Жизнь соловья длится восемь лет. Кроули на этой планете уже шесть тысяч. Скольких соловьёв он пережил? Они пели для него всего раз. Однажды ему удалось услышать соловьиное пение в Баркли-сквер, однако этот раз был первым и последним.
Кроули не нравилась «соловьиная», как он называл её, песня из-за простоты и сентиментальности, однако сейчас она приобрела какое-то особенное значение.
«Ангелы обедали в «Ритце»
И в Баркли-сквер пел соловей.»
Ангелы более не пообедают в «Ритце», а соловей совершил самоубийство в том самом Баркли-сквер.
Ангелы… Фактически, Кроули им являлся. Падшим ангелом. Да, пожалуй, им очень подходит эта бессмысленная песенка.
Подходила.
Кроули никогда не был оптимистом. За жизнелюбие и радость в их дуэте отвечал Азирафаэль. А сейчас что? А сейчас он размышляет о массовом соловьином самоубийстве. Забавно.
Однако в его голове что-то щёлкнуло и пронеслась внезапная, словно не его мысль:
Даже после самой тёмной ночи наступает рассвет. Его рассвет будет кроваво-красным.
И круг замкнулся. Всё закончилось в начальной точке. Было лишь одно отличие: отсутствие развилок, теперь существует лишь иллюзия выбора.
Круг замкнулся, чтобы всё случилось вновь.
Каково оно — Небытие? Ощущается персональным адом. Все события происходят снова и снова. Эмоции те же, боль та же. И ничего не помнящий Кроули.
А на лондонском пустыре безхозная Бентли, разбросанные бутылки красного полусладкого с потёртой французской эмблемой. И склянка. И никто не заметит, что в ней не хватает нескольких капель. Туман стал светло-серым. В тумане развеян прах ничтожно влюблённого падшего.
Ромео и Джульетта… Люди считают их историю любви самой трагичной. Взгляните на падшего, канущего в Небытие и, возможно, ваше мнение изменится. Взгляните на Ангела, пьющего шампанское в «Ритце» с другим богослужителем и, возможно, вы усомнитесь в справедливости Богини. И может быть вы перестанете верить в ангельское безгрешие.
Ещё одна законченная история. Богиня закрыла книгу с названием «Безымянный Прощальный Поклон». Очередной замкнутый круг для одного. История второго имеет большее количество развилок, а Кроули имел лишь одну. Исход был ясен с момента его падения. С момента отречения от Небес.
Смертные будут видеть эту книгу на полках в магазинах, похожих на книжный Азирафаэля. Книгу, не имеющую автора. Кого-то заинтересует название, кого-то аннотация. Автор же останется безымянным. Неизвестным. А эта самая аннотация — лишь строчки из причудливой песенки.
«Легенда гласит: когда двое
Влюблённых встречаются в Мейфэр,
Птицы начинают петь;
Посреди зимы настаёт весна.
Каждая извилистая улочка в Мейфэр
Оказывается под властью чар.
И я знаю —
Такое волшебство возможно,
Ведь однажды вечером
Оно приключилось со мной.
В ту самую ночь, когда мы встретились,
В воздухе витала магия,
Ангелы обедали в «Ритце»
И в Баркли-сквер пел соловей.»
