Агата Кристи — Истерика
«Я люблю тебя за то, что я люблю тебя. Я люблю тебя за то, что ты не любишь меня»
'Я на работе переночую. Давай'. Сообщение дало знать о себе знать неприятным писком. Миша поморщился, просто смахнув уведомление. Он знал содержание этих сообщений наизусть, потому что только такими они и обменивались. Когда не хотелось слышать каких-то возражений, они просто писали друг другу. Когда пишешь сообщение, контролируешь эмоции, а с этим у них были проблемы. Поэтому, прежде чем написать ответ, Рикошет позвонил Катале, предложив ему выпить вместе. Вновь выслушивать от Брагина, что он алкоголик не хотелось, а организм требовал загрушить эмоции, притупить агрессию. Он любил Юру, но иногда ненавидел сильней, чем любил. Рикошет правда не хотел каждый раз срываться на Брагина, не хотел кричать, обвинять во всех грехах, но слова сами вырывались из глотки. А потом Юра отвечал тем же, но Шибанов понимал, что заслужил все это, всю эту злость и обиду. Он Заслужил эти колкости в ответ на просьбы бросить употреблять. И правда, Миша не тот, кто должен читать такие нотации, сам же не мог бросить пить, убивать. Причем бросить пить, кажется, сложнее, чем бросить убивать, хотя это взаимосвязано. 'Ладно. Я тебя понял'. Брагин не ждал какого-то ответа в принципе, потому что не в первый же раз это все происходило. Нельзя сказать, что Юра кайфовал от его зависимости, скорее даже наоборот, это окончательно притупляло эмоции. Но он чувствовал, что любил Мишу, как минимум он так думал. Он любил то, с какой нежностью Миша обнимал его по ночам, с каким обожанием смотрел на него. На самом деле от одного только Мишиного взгляда, от одного предложения с простым «я люблю тебя» Юра готов был заплакать. Потому что в такие моменты искренности с ним был Миша, а не Рикошет. Рикошет вызывал отвращение и призрение, но Брагин понимал, что и сам не лучше, а Рикошет это не Миша. Понятно, что Миша и Рикошет по большому счету одно и то же, но почему-то объяснения тому, какие противоречивые чувства он испытывал к этому человеку, нет. Любо все-таки Миша и Рикошет разные люди, либо Брагин попросту сходил с ума, и наркозависимость давала о себе знать. Судя по тону, какой подразумевался в сообщении, его отправил Рикошет, потому что каждый пиксель на экране был наполнен презрением. Юра всегда бесился, когда Рикошет раз за разом говорил о том, что нужно лечь в рехаб и бросить наркотики, просто потому что Рикошет не тот человек, кто мог ему указывать. Киллер сам никак не мог разобраться хоть с одной из своих зависимостей, а еще пробует что-то указывать. В отличие от Рикошета, зависимость Брагина почти не мешала ему жить, разве только проблемы со сном иногда проявлялись. Как минимум он так думал. Когда Рикошет просил бросить, Брагин в отместку накуривался так, что без капельницы он не то, что встать не мог, ручку держать не мог. И почему-то именно в такие моменты появлялся Миша, он слезно извинялся, осторожно держал за руки, сжимая их своими ладонями. В такие моменты Миша был не просто настоящим, он был его Мишей. Миша целовал, прижимал ладони к лицу, обещал, что прекратит такое поведение. И раз за разом Юра верил и уповал на такое поведение. И, если бы в такой момент Миша попросил вновь завязать с наркотиками, он бы согласился. Потому что Миша не Рикошет. Но Миша никогда об этом в такие моменты не просил. Но в конце концов это все просто заморочки Брагина. Миша это Рикошет, а Рикошет это Миша. Просто его знают под разными именами. Через полчаса в квартиру зашел Катала, шурша пакетом из ближайшего продуктового. По негласному правилу, если тебя приглашали на пьянку, нужно было принести что-то на закуску. Встретив его, Рикошет забрал упаковку колбасной нарезки и отнес на кухню. Матвей уже понимал, почему его позвал киллер, почему так поздно и прочие нюансы. — Все так плохо? — Спокойно спросил Катала, когда подошел к столу, на котором уже стояла новая бутылка водки и две стопки, — А твой этот че скажет? — Ниче он не скажет, — раздраженно процедил Шибанов, — че этот обдолбыш скажет? Он сегодня не придет. Богомолов поджал губы, кивнув. Когда Рикошет налил первую дозу, они выпили одновременно, и Катала потянулся за закуской. — Не пойму я тебя, Рикошет… Что ты тогда этого наркомана не бросишь? Ну, если все так плохо, и ты так его ненавидишь. С глухим стуком Шибанов поставил стопку, кажется, ударив ребром ладони стол. Возможно, Катала прав, и Юра на самом деле последний наркоман. Но в любом случае, только Рикошет мог его так называть, только Рикошет мог говорить, что ненавидел его. Поэтому, метнув грозный взгляд в сторону Каталы, он шумно выдохнул, сдерживая злость. — Молчи. Я уже говорил тебе, что люблю его. Я тоже не идеален. Я даже хуже. — Тогда почему ты бесишься? Ты любишь его, а он, как ты говорил, любит тебя. — Я люблю его, но иногда, — он поморщился, отпивая из третьей по счету рюмки, — я до дрожи ненавижу его. Постепенно бутылка подошла к концу, затем вторая, а алкоголь ударил по сознанию. Глупые мысли вновь прокрутились в сознании, и Миша, не до конца контролируя поток слов, позвонил Юре, когда время подходило к часу ночи. Заметив это, Катала, так же не особо себя контролируя, внимательно вслушивался в речь на том конце разговора. — Юр, — Брагину показалось, что он просто протянул гласный звук, проглотив конец имени, — а-а-а ты любишь меня? Вопрос возможно глупый, но в условиях их отношений он имел совершенно другой смысл. В отношениях Брагина и Рикошета, любить не значило любить, в смысле заботиться, а в смысле хотеть обладать. На том конце провода, Брагин как-то со злостью выдохнул, судя по звукам, открыл окно в кабинете. — Опять напился. Ладно. Я тебя в такие моменты презираю, но все равно люблю, — стараясь сдерживать накатившую злость, сухо бросил Юра. Он точно был не в том состоянии, чтобы выяснять отношения, особенно по телефону. — Ты точно любишь меня, Юра? — В речи проскальзывало явное желание обладать, желание забрать без остатка, желание полной уверенности. — А ты, Миш? — Все-таки вырвалось у Юры из глотки. Не хотел он, чтобы так, голова слишком гудела, чтобы кричать, поэтому он, силясь сорваться, продолжил, получив в ответ молчание — я буду дома под утро, давай тогда это и обсудим, если ты так хочешь? Рикошет ничего не ответил, поджав губы. Брагин задал тот же вопрос, который недавно задал Катала. Этот вопрос уже терзал его почти каждую ночь, поэтому слышать его вновь Мише не хотелось. Он любил Юру, правда, очень сильно любил. Поэтому эти глупые мысли о том, что все это осталось пустой формальностью, убивали каждую секунду. Рикошет завершил вызов, отложив телефон. Он спрятал взгляд, чтобы не показать всю ту боль, что клубилась в душе. — Я ведь правда люблю его, — монотонно буркнул Рикошет, наконец-то посмотрев на друга, — ты-то хоть мне веришь? Катала ничего не ответил, пытаясь не сказать чего-то лишнего. На самом деле, Миша же не такой монстр, как могло показаться на первый взгляд. Просто он глубоко несчастный человек. Еще бы, мать одна его растила, а потом умерла, пока сам Рикошет срок в тюрьме коротал. А потом он Юру встретил, ну и пошло поехало. Это все, что знал Матвей. Однажды он спросил, почему именно Юра. Рикошет ничего путного не ответил. Он говорил что-то про глаза чистые, внешность приятную, но Катала никогда его в этом не понимал. — Просто иногда как будто вселяется что-то. Эта его холодность для меня, как красная тряпка для быка, я все, я себя не контролирую. — Рикошет, ты меня извини за мою прямоту, но я все-таки скажу, — придирчиво осмотрев остатки алкоголя, Катала продолжил с мнимой уверенностью, кое-как выговаривая слова.- Он ебанный наркоман! Проблемы с эмоциями это еще не самое страшное в этой ситуации. Я удивлен, как вы еще не сгрызли друг друга. — Да не в этом дело. Не в эмоциях в смысле. Для него работа важней личной жизни. И, нет, я понимаю, но все равно как-то обидно. Даже дома он словно только внешне со мной, а мысленно он на работе. — Рик, мне кажется ты перегибаешь. Такое состояние — норма для наркоманов. Чему ты удивляешься? Тем более у него работа серьезная, правда, не понимаю, как он все еще там держится. Миша молчал. Действительно, Юрина карьера удивляла одним фактом своего наличия. Ладно, наркотики это не приговор, а Брагин был не отпетым наркоманом, просто употреблял иногда в свободное или тяжелое время. Но факт того, что они в отношениях, если это можно так сказать, поражал. Рикошет — наемный убийца, Юра — следователь. Даже обычное общение рано или поздно приведет их к самоуничтожению, а тут речь о чем-то более лиричном, сакральном. Но, как бы Миша не доверял Катале, обсуждать это с ним он не мог и не хотел. Юра словно был какой-то злокачественной опухолью в его жизни, словно какое-то самое ценное воспоминание из детства, его запрещалось обсуждать в негативном ключе. — Да я понимаю о чем ты, но все равно, — он поморщился, — черт, башка трещит уже. Вроде ж не пили нихуя, че так резко хреново стало? — Заметив, что и вторая бутылка стоит пустой, Рикошет обернулся к Катале, — останешься или домой поедешь? — Домой поеду, еще надо кое-какие документы доделать, да и с ментом твоим видеться не хочется, извини. Сейчас, такси только вызову, и поеду. — Ладно, — Миша сполоснул рюмки и поставил их на полотенце сушиться, — а что про меня говорят? Ну, ты чаще контактируешь со всякими бандитами, чем я. — Про то, что ты с ментом спишь? Да ничего, как видишь. Тем более заказы тебе поступают, как я знаю, поэтому все нормально. Вообще, я думаю, если кто и знает, то они знают и о том, что Брагин наркоман, поэтому каких-то причин для опасения не видят. Чуть позже Катала ушел, оставив Мишу одного со своими мыслями. Рикошет вновь погрузился в самоанализ своих поступков. Почему с каждым днем ему все сложнее контролировать свои эмоции? Почему с каждым днем он срывается на Юру все чаще? Он же правда любил его, правда-правда. Каждой клеточкой своего тела он любил его. Просто иногда на Рикошета что-то находило, он никак это не контролировал. В последнее время он даже реагировал просто на Юрины руки, старательно скрывая свои истинную реакцию. В зоне вен были синяки и шрамы от инъекций, и они вызывали одновременно отвращение и сопереживания. В душе он хотел расцеловать каждую ранку, чтобы хоть как-то облегчить боль, но Рикошет не мог справиться со своими демонами, что уж говорить внутренних демонах Юры. Поэтому он мог только смотреть, редко-редко касаясь пальцами сквозь одежду.Агата Кристи — Ближе
«Я тебя ненавижу-вижу, но ко мне ты всё ближе, ближе.
Ты меня ненавидишь, но, но, но. Но ко мне ты всё ближе всё равно»
Кстати о одежде. Сидя в своем кабинете, Юра неприятно мял закатанные рукава рубашки. Ему не нравилась одежда с длинным рукавом, если она не обладала эластичностью. А на работе было жарко для свитеров и водолазок, поэтому он носил рубашки. Не хотелось самому лишний раз смотреть на свои руки, а видеть то месиво, во что превратились его вены, вообще нельзя, уволят к чертовой бабушке. Даже дома, где вроде бы зона комфорта, он носил какие-то кофты и те же рубашки. Нельзя сказать, что он прятал руки не только от себя, но и от Миши, но это легко можно было принять за правду. Когда он выходил из душа, то старался не пересекаться с Мишей в коридоре или ванной, чтобы лишний раз не показывать синяки от шприца. Он не боялся, просто слушать какие-то нотации и терпеть презрительные взгляды не хотелось. В остальном же Миша его любил, когда не пил, не уходил в себя и не пытался вправлять Юре мозги. Странные ощущения. Вроде Юра уже и догнался, а эмоции только нейтральные, кайфа никакого. Наркота уже не врубала, и это пугало. Новая доза сейчас была под запретом, потому что тогда неясно, как сильно его вмажет. Если его увидят валяющимся на полу с пеной у рта и огромными зрачками. Да, у него есть специальные капли для их сужения, но они работают уже через раз. Тем более ему же нужно как-то сохранить образ работающего человека, чтобы никто не подумал, что он остался в офисе не из-за завала по работе. Он остался потому что уже не мог с Мишей, ему нужна была пауза, нужен был отдых, чтобы спокойно подумать обо всем, что творится в сознании. Им с Рикошетом нужен перерыв, чтобы как-то проанализировать свои чувства. Это уже традиция, раз где-то в полгода они брали перерыв друг от друга, отдыхали, успевали соскучиться друг по другу. Чаще всего эти перерывы длились от пары дней до недели, а потом кто-то из них сдавался первым и просил о встрече. Очень редко все решалась за сутки. Брагину нужен был этот перерыв из-за работы Рикошета, когда он брал заказ, он становился другим. И именно тогда Юре особенно хотелось сдать его своим коллегам и посадить, чтобы Миша точно исполнил свое обещание и завязал с убийствами. Юра бы жалел об этом, да, но контроля над этими мыслями у него не было никогда. Пару раз он даже угрожал Рикошету тем, что самолично посадит его в тюрьму, если он не прекратит подобное поведение. Обычно это срабатывало, если Миша слишком перегибал. Но больше всего Рикошет злил вопросами о наркозависимости. Его самый любимый — как он начал употреблять. И бесит не сам вопрос, а то, что Юра почти и не помнил. Кажется это просто было всегда. Выкинув пустую бутылку из-под воды, Брагин подошел к окну, изучая взглядом небо. В какой момент он свернул не туда? В какой момент поддался этой слабости? Отец всегда говорил, что эти обдолбыши не достойны называться людьми, всегда говорил, что таких он бы собственными руками задушил. А мама всегда говорила, что отец хоть и радикален, но прав. И теперь он — сын интеллигентных и уважаемых людей — раз через раз корчился из-за ломки, расслаблялся только под наркотой. Он ведь так и начал употреблять, если память не изменяла. Он загонялся из-за учебы и никак не мог перестать думать об этом, до такой степени, что спать не мог, выбирая учебу, а не сон. В итоге это заметил один знакомый с курса, предложил таблетку, мол, расслабиться поможет. Помогло, ага. До сих пор так расслабляется. Сначала это не было зависимостью, а потом все больше и больше накатывало. Пару месяцев с того дня Юра вообще чистым не выходил из комнаты, даже на пары с упаковкой таблеток ходил, закидываясь ими прям на паре. А потом у него начались трехдневные выходные, и он поехал к родителям в область. И тогда он впервые узнал, что такое ломка, о которой так предупреждал знакомый. Все три дня он не мог спать, из рук у него порой валились столовые приборы, случались конвульсии, неконтролируемый смех и упадок сил. Повезло, что родители списали это на усталость и волнение из-за учебы, или хотя бы сделали вид, что это так. Юра до сих пор боялся представить, что бы было, если бы отец узнал, что за дурь он употреблял. Брагин никогда не боялся отца, но почему-то про 'удушить собственными руками' он говорил весьма убедительно. Рикошет проснулся с ужасной головной болью из-за того, что кто-то трезвонил в дверь с утра пораньше. Это был Брагин. Видимо ночью, не особо в адекватном состоянии, Миша забыл закрыть дверь на ключ, и теперь Юра не мог войти. Может и хорошо. Вновь выслушивать о том, что он — Шибанов — бухал беспробудно, не хотелось совсем. По пути к входной двери, он коротко посмотрел в зеркало, поправляя растрепанные волосы и придирчиво изучая собственное состояние. На сколько по нему видно, что в нем поллитра водки или больше? Миша надеялся, что нет, или Юра просто не заметит этого. — Привет, — устало сказал Брагин, — разбудил? — Да, — не стал врать Рикошет, — но все нормально. Ты-то как? Устал? Полковник молча повесил куртку и, разувшись, прошел на кухню, предварительно зайдя в ванную. Миша следил за ним взглядом, возможно, боясь сказать что-то не так. По Юре видно, что он употреблял этой ночью, Шибанов научился замечать это по каким-то мелочам, которые могут показаться кому-то нормальными. Рикошету хотелось бы вновь поднять тему того, что Брагину нужно бросить наркотики, но он сам не лучше, как минимум сейчас они больше всего друг друга стояли. Пока Юра мыл руки и переодевался, Миша быстро накрыл на стол, чтобы позавтракать. — Много пил? — С вопросом зашел Брагин. — Юр, извини, я правда не думал, что — осторожно и неосознанно начал оправдываться Рикошет, знал же, что не особо прав в этой ситуации. Хотя правых не было вообще. — Сколько ты вчера выпил? — так же серьезно повторил вопрос полковник, с какой-то ноткой профессионализма, это пугало. — Поллитра или около того, — Миша не нашел в себе сил поднять взгляд, — так получилось, Юр. — Держи, — Брагин поставил перед ним стакан с таблеткой от похмелья. Поэтому он и спрашивал о количестве выпитого, чтобы рассчитать количество, — голова сильно болит? — Спасибо, — с какими-то смущением сказал Шибанов, — немного побаливает… Извини, Юр, я правда обещаю, что перестану столько пить. Вообще, Рикошет еще вчера вечером хотел вновь начать разговор на тему того, что Юре нужно бросить наркотики, но сейчас не тот случай, Миша сам мучился с похмельем, чтобы что-то говорить. Это было бы чертовски смешно. Поэтому он молча выпил лекарство, благодарно посмотрев на Брагина, пока тот доставал из холодильника что-то на бутерброд к утреннему кофе. Миша думал, что Юра злился на него, и это было правдой, в какой-то степени. Брагин полночи думал о том, какие слова сказать этим утром, чтобы Рикошет верно его понял, не стал злиться или что-то такое. — Я долго думал, — серьезно начал полковник, повернувшись лицом к киллеру, — и понял, что нам… Нам нужен перерыв, Рикошет, — у Миши сердце пропустило удар, — это не конец, просто пауза на пару дней. Я хочу отдохнуть от твоих пьянок и агрессии, да и ты наверное устал от того, что я вечно на эмоциональных качелях и на работе пропадаю. Нам нужно отдохнуть, все обдумать… Что скажешь? Шибанов не знал, что ответить. Его очень тронуло то, что Юра назвал его Рикошетом, неприятно тронуло. Юра отличался для него от всех тем, что он видел в нем не убийцу, а простого человека. А теперь Брагин сам назвал его Рикошетом. Это терзало душу. — Юра, скажи честно, ты принял это решение, когда был под кислотой? — Миша честно старался спрятать свою злость, выдаваемую одними только глазами. — Нет, — процедил сквозь зубы Юра, замечая, как Мишин взгляд изменился, стал темнее. — А под чем? — Рикошет все-таки сорвался, вскинув голову и холодно блеснут глазами, — Меф? Героин? Какая-то другая дурь?! Брагин с глухим стуком поставил чашку на столешницу, с такой силой, что еще немного, и она бы раскололась. Такая реакция только раззадорила Рикошета, он резко встал напротив Юры, противно улыбаясь. Мишины глаза кипели холодной насмешкой, в то время, как Юрины были матовыми из-за безразличия и остатков бессонной ночи. Брагин как-то дергано приподнял верхнюю губу. — Я был трезв! — Уже монотонно, но громко повторил Юра. — Ага. Я вижу, как ты трезв, — насмешки сыпались одна за другой. — Капли что ли кончились? Ты глаза свои видел Предметы из рук еще не падают? Ну это ничего, щас опять начнут. Ты че думаешь, я тебе поверю? Брагин, ты кому врешь, мне или себе? Только на чистоту давай. Сколько вколол? Куб? Два? — Рикошет, давай без разборок, я тебя прошу… Рикошет? Это действительно влияло на киллера. Если Брагин обращался к нему в таком ключе, значит он готов получить стоящий ответ. Мише стало страшно. А Рикошету уже все равно. — Это я тебя прошу, каждый раз, Брагин! — Рикошет даже рассмеялся, — каждый раз я прошу тебя бросить! А ты, сука такая, все так же торчишь на этой дряни, как восьмиклассник какой-то. А еще от меня что-то требуешь! — Да, требую! — с профессиональной грозностью сказал следователь, — и буду требовать. Я не могу бросить наркотики, я тогда с ума сойду из-за этой чертовой работы. Я употребляю, чтобы успокоиться, а ты пьешь, чтобы пить! Это большая разница! Миша рассмеялся и со злости, вместо того, чтобы просто поставить стакан с недопитым лекарством в раковину, бесконтрольно швырнул его туда же. Посуда, как и ожидалось, разбилась с противным звоном. Это эхом отразилось в Мишиной голове, боль в висках словно стала сильней. Брагин встрепенулся, и, вместо логичной злости, он просто психанул и взял пиджак, покинув Мишину квартиру. — Делай, что хочешь! — эхом отразилось в кухне. Минуту Рикошет молчал, просто пытаясь понять, что же сейчас произошло. Юра часто предлагал им уйти на перерыв, отдохнуть, это нормально, но впервые это так больно отразилось в сознании. Это… больно. Это на самом деле больно. Почему он раньше этого не замечал? Почему впервые Рикошет решил серьезно об этом задумался? Почему… ему казалось, что на этот раз это на самом деле конец? О чем думал Юра, когда говорил все это? Миша наверное слишком перегибал, но он очень боялся, что Юра мог его оставить. А Брагин ни о чем не думал, если быть честным. Он сказал это обдуманно, но бесконтрольно. Он очень любил Мишу, но до нервной дрожи ненавидел Рикошета.Поэтому он и попросил перерыв, он уже не справлялся со своей злостью на Рикошета. На работе он кое-как досидел до конца смены, стараясь не попадаться на глаза коллегам. Из-за всей этой утренней шумихи, Брагин долго не мог отпустить ситуацию, и, как итог, закинулся таблетками, чтобы отвлечься. Первая таблетка не произвела ожидаемого эффекта, поэтому он выпил еще две. И, только когда его хорошенько так накрыло, Брагин заметил, что у него закончились капли для глаз. Для кого-то это может быть и мелочь, но для Юры это банальная необходимость. Сосудосуживающие капли — спонсор сокрытия его внутренних демонов. А он так замотался, что в итоге даже и не проверил их наличие. Придурок. Ему стоит купить новые, но беда в том, что в таком виде он из кабинета не осмелится выйти, мало ли кто что подумает. Нет, все можно списать на усталость, но помимо этого есть и другие признаки его зависимости. Чтобы сузить зрачки он за свою жизнь перепробовал кучу способов, и на яркий свет смотрел, и взгляд фокусировал, но все сводилось к тому, что на долго это не помогало. В итоге Брагин прилег на кушетку, чтобы хоть как-то снять напряжение. Где-то когда-то он вычитал, что расслабление пресса стимулирует сужение зрачков, непонятно правда почему. Так Юра пролежал полчаса. Правда никак не получало расслабить мышцы, потому что начались слабые конвульсии. И, когда наконец-то мышцы, кажется, перестали напрягаться, ему позвонили. — Черт, — протянул Брагин, прикрыв одной рукой глаза, а другой поднимая с пола телефон, — Да. Он искренне думал, что звонил Миша, что он опять просто напился и звонит с вечной песней «я люблю тебя, я хочу быть с тобой! Вернись, я изменюсь». Но звонил Мальцев, вызывая к себе, чтобы уточнить кое-что по работе. — Сука-а, — страдальчески протянул он, когда завершил вызов, — почему именно сейчас?! Открыв фронтальную камеру, он проверил зрачки, со злостью замечая, что они такие же широкие. Нужно было срочно что-то придумать. В панике Брагин вновь открыл ящик стола, маниакально шаря в нем в поисках хоть одной упаковки капель. Следом он так же выпотрошил другой ящик, затем тумбу, обшарил карманы. — Сука-сука-сука! Ну были же где-то, блять! Он проверил буквально все, что мог. Его спасением была одна доза капель в специальной упаковке, которая закатилась в самый дальний угол ящика в тумбочке. Брагин пообещал себе, что, после разговора, он сразу же пойдет в аптеку, пока эффект от этих капель еще будет виден, чтобы купить новые. Возможно еще сказался страх того, что Вадим что-то заметит, зрачки держали нормальный размер или даже были чуть меньше. В глубине сознания крутилась мысль о том, что именно об этом и говорил Миша. Он часто говорил, что рано или поздно Брагин будет в такой ситуации, когда его зажмет собственная наркозависимость. И вот эта ситуация. Нет, подобное было и раньше, но впервые он не смог сразу найти капель, обычно, прежде чем закинуться, он проверял их наличие, а сегодня просто забыл. Черт возьми, он правда становился все более похожим на обычного наркомана, для которого важна только доза. Это чувство неприятно скоблилось в душе. Ему нравилось употреблять, нравилось эта мнимая свобода, иллюзия кайфа, но он не наркоман в полном смысле слова. Он же не выносил вещи из дома, чтобы купить новую дозу, он не терял рассудок без дозы, не корчился в ломке. Он не вкалывал каждый божий день. Всего-то сегодня, и ночью, и два дня назад, и еще за день до этого… Но это же период проблемный! До этого он вообще неделю или полторы чистым ходил! А до этого еще неделю! Либо на нем так сказался стресс, либо все-таки вмазало его прилично, но, после выхода из кабинета начальника, очень хотелось пить. Поэтому, мало того, что он выпил стакана четыре или пять воды из кулера, по пути из аптеки Брагин еще купил полуторолитровую бутылку себе в кабинет, чтобы каждый раз не таскаться к кулеру в коридоре.Пирокинезис — Легенда о Богине мечей
«Проблема настоящая: как чаще с нею вижуся? Он понял, чтобы вместе быть им, нужна вечная война И затеял авантюру, чтобы встретиться с ней, чтобы самому смотреть»
И наконец-то, через хренову тучу часов, смена закончилась, и Юра смог уехать к себе домой. Нереально хотелось расслабиться, утренняя доза давно перестала помогать. В мыслях снова крутился Рикошет. Он никак не мог прекратить думать об этом чертовом алкоголике! Спасала только кислота, а для этого нужно было скорее вернуться домой. И долгожданная инъекция довела до покалывания в пальцах одним фактом того, что Брагин наконец-то ее получил. Чуть позже пошла еще одна. И по всей видимости между приемами прошло не так много времени, потому что накрыло сильнее обычного, и резко стало душно. Полковник судорожно расстегнул домашнюю рубашку почти полностью, и так же судорожно прошел на кухню, задев по пути пустые пятилитровки в коридоре, которые он не успел выкинуть. Бутылки с противным звуком упали на плитку, едва отскакивая друг от друга. — Блять, — бросил он сквозь зубы. Голова неприятно отяжелела, совсем не так, как должна была. Чувствуя, что нужен свежий воздух, Брагин прошел на балкон через кухню, опираясь руками о стены и вообще все, что могло создать хоть какую-то опору. В здравом уме он бы подумал о том, пора бы прокапаться, но сейчас такая реакция организма не напрягала. Брагин слышал о том, что так передоз и ловят. Сначала все хорошо, потом душно, затем кружится голова и резко скачет давление. Но с ним же не могло такое произойти. Он же не совсем наркоман. Он же не выносил вещи из дома, чтобы купить новую дозу, он не терял рассудок без дозы, не корчился в ломке. Тот факт, что ему продавали за то, что он крышевал все это дело, сейчас был не так значим. Свежий воздух из открытого балконного окна приятно освежал. Брагин сначала просто стоял, оперевшись о стену, а потом догнался парой таблеток, соскальзывая на пол и прикрывая подрагивающие веки. Никак не получалось выпустить Мишу из головы, не получалось отвлечься. Все в квартире напоминало о нем. Стены, прижавшись к которым они целовались, стол, за которым они ужинали, кровать, на котором они спали. Все, в его чертовой квартире, напоминало о его чертовом Мише. Но сейчас так хотелось его забыть, хотя бы на вечер, на пару часов. Юра же правда хотел как лучше. Просто Рикошет убивал его морально каждую секунду. Каждая секунда этого холодного взгляда уничтожала изнутри. Злость не утихала, но все равно. Как же Юре хотелось, чтобы Миша был рядом, чтобы обнимал, целовал, говорил, что любит. Говорил, что любит такое ничтожество, как Брагин. Он ведь на самом деле ничтожество, он никак не мог отказаться от своей зависимости, шел на поводу у своей злости, не мог принять факт того, что Миша это Рикошет, а Рикошет это Миша. Нет, они слишком разные. Не они с Мишей, с этим все понятно, а они на самом деле похожи. Миша и Рикошет. Они не просто разные, они совершенно точно разные, как два разных человека. Миша его любит, защищает, он даже целуется по другому, мягче, чувственней. А Рикошет, он… он Рикошет. Суровый, жестокий мужик, поцелуи с которым не вызывали никаких эмоций. Любить Рикошета равно самоубийству. Именно в такие моменты Миши не хватало больше всего, или Юра так сильно вмазало. А где-то в своей квартире Шибанов так же сидел на балконе и думал о том, что ему очень нужен Юра, и что Юре он нужен не меньше. — Ало, Юр, — все-таки осмелился позвонить Миша, — я был не прав… Прости меня, Юр! Я могу приехать, пожалуйста? — Миш? — с подозрительным недоверием спросил Брагин, — это ты? — Я, — Юра звучал обкуренным, но сейчас это вызывало только сочувствие. — Миш… приедь… Только без Рикошета! — В ответ не было ничего, — не смей приезжать с ним, слышишь?! — Не понятно, было ли это истерикой или агрессией, но Миша сказал, что уже выезжает. До Мишиного приезда было примерно полчаса. И эти полчаса Юре нужно было в одиночку противостоять своим страхам и мыслям, и — самое главное — противостоять соблазну новой дозы. И это было труднее всего. Брагин не совсем ориентировался во времени, поэтому не сразу понял, сколько времени прошло со звонка. Телефон — зараза такая — разрядился, а встать, чтобы поставить его на зарядку, не были ни сил, ни желания. Брагин решил, что прошло не так много времени, если он выпьет одну ма-а-аленькую таблеточку, его сильно не накроет, а Миша его не осудит, потому что Миша его любит. — Юр, ты где? — Мишин голос прозвучал в прихожей намного раньше, чем Юра этого ожидал. — Юр? Шум в ушах был громче, чем речь в прихожей. Вмазало его намного сильней, чем ожидалось, сердце билось, как бешенное, мышцы непроизвольно сокращались, пальцы тряслись. Именно таким его увидел Шибанов, когда наконец-то зашел на балкон и сел напротив Юры, сжимая руками его плечи. — Юра! Юрочка! — Речь была судорожной, измученной, волнение легко было распознать, — как ты? Прости меня, пожалуйста, — пальцами правой руки он поправил Юрины волосы, смотря в глаза, нереально темные из-за широких зрачков глаза. — Я правда не хотел! Я не должен был так с тобой обращаться! Прости меня… прости… — Юра молчал, — Я брошу пить, я не буду убивать… только не оставляй меня… Брагин так долго ждал этих слов, а сейчас он едва их различал из-за давления в ушах. Лицо перед ним было размытым, сложно было разобрать, кто перед ним. Поддавшись импульсивному желанию, он рассмеялся. — Юра? — Миша переменился в лице, поднимаясь на ноги, он все понял, — ты меня даже не слушаешь. Ты же укуренный в ноль. И так ты меня ждал? И так ты просил меня приехать?! — В груди саднила обида, злость, — во посмотрите, я тут ему душу изливаю, а этот торчок меня даже не слушает! Я не ожидал от тебя такого. — Миш… — смог выдавить из себя Юра. — Протрезвеешь, тогда звони. Теперь уже Миша покинул квартиру так же безвозвратно, как Юра утром. И только тогда Юра понял, что он проиграл этот бой, он сдался своим слабостям. Брагин даже не подумал о том, чтобы закрыть за киллером дверь, и судорожно проглотил еще одну таблетку. И еще. Непонятно, как организм это все выдерживал, но проблема был не в этом. Таблетки не помогали! Не помогали! Он так же чувствовал эту боль и обиду. Он так же мог думать. Он аккуратно встал на ноги, и в глазах потемнело, что было списано на резкий подъем. Если наркотики не помогают, приходится прибегать к старым методам. Брагин включил воду, чтобы помыть стоявшую у раковины чашку, и налил в нее водки. Он выпил залпом без закуски, как последняя надежда. А дальше все как в тумане.Аффинаж — Одиноко
«Ты не идеальна, хотя что я знаю об идеалах. Замыленным оком в мутные окна глядя на разных, я вспоминаю тебя, и ужасно мне одиноко»
Рикошета разбудил телефонный звонок, это взбесило. Оказалось, что звонил Катала и буквально требовал от Рикошета встречи. Богомолов угрожал, что продолжит звонить, если Миша не согласится. Так что он согласился и через какое-то время покинул квартиру. В парке у дома его ждал друг, по всей видимости давно уже бодрствующий. — Ну че ты хотел? — Устало спросил Рикошет, — это не могло подождать еще пару часов? — А ты че, ниче не знаешь? — Непонятно, это было сказано с удивлением или злостью, — доигрались, м?! — Слушай, я спать хочу, как не знаю кто. Говори, и я дальше пойду спать. — Мента твоего мертвым на хате нашли. Передоз. — К… как? — Вся сонливость исчезла, как и утренний пессимизм, Рикошет схватил его за руку, смотря в глаза. — Соседка ночью зашла сказать, что он ее заливает, а дверь открыта. Она наряд и вызвала. Но Миша его уже не слышал. Он не слышал ничего, кроме своих мыслей. Секунда на то, чтобы осознать. Секунда — чтобы взять себя в руки. Брагина не то, что больше нет. Его и никогда не существовало вообще. Брагина, которого он так презирал никогда и не было, и он — Миша — сорвался вчера на Юру. На его Юру, который так в нем нуждался. Юру, которого больше нет. Юры-больше-нет. Сознание никак не могло это принять. В памяти пронеслись события прошлой ночи. Он приехал поздно, психанул. Осколок у раковины. Алкоголь. Темнота. Если бы он был рядом, он бы его остановил. Если бы он — Миша — был рядом, то сейчас все было бы хорошо, они были бы вместе… Если бы он был рядом, Юра был бы с ним! Юра был бы жив! На глаза выступили слезы, которые Рикошет даже не удосужился смахнуть, не видя в них ничего лишнего или постыдного. С того дня Рикошет покупал два букета…