До гробовой доски

Каркат открыл глаза, сонно проморгался и замер, боясь пошевелиться. Он смотрел на потолок. Паук, размеренно перебирающий мерзкими тонкими (жирными, как для паука, так очень жирными!) лапками, даже не обратил внимания. — Джон, — позвал Каркат негромко — открывать рот шире было страшно, не дай бог эта пакость прыгнет ему прямо в пасть! — Джон! Джон! Тут паук! Огромный! Будь человеком, блять, дуй сюда, иначе я его грохну, и останешься ты!.. Продолжения не потребовалось — Джон загрохал по лестнице, как истинный слонопотам, и уже через мгновение влетел в спальню. — На потолке, — тихонько пояснил Каркат. — Сделай с ним что-нибудь, только поскорее! — Нашел кого бояться! Паучок! — кровать жалко скрипнула под весом шпалоподобного Эгберта, и (Каркат только успел скатиться с матраса на пол) тот мигом сгреб огромное омерзительное чудище в ладони. — Ничего личного, — засюсюкал Джон, — просто моему молодому человеку вы не очень нравитесь. Вы очень быстро бегаете, и Каркат боится, что кто-нибудь вот такой, — Джон пересадил паука себе на палец, — заползет ему в ушко. Сейчас-сейчас, я выпущу тебя на улицу, там, конечно, не отель пять звезд, но тоже неплохо, темно, мокро… — Бля, там еще и дождь? А я-то думаю, какого хрена будто и не просыпался… Хлопнула оконная рама. — Вот так! — весело объявил Джон, сверкнув гигантскими клыками. — Делов-то! С добрым утром, — он крепко схватил Карката подмышки и потянул обратно на кровать, — котенок-Каркатенок. Завтракать будем? — Я себе чуть желудок не выблевал от того, как ты разве что не вылизал этого паучищу. Между каждой пары ног. Какое завтракать, блядота? — поинтересовался Каркат хмуро. — Вчерашняя паста в горле встала… — он прищурился. — Еще и морда грязная! Ты че сегодня вообще? — Я, вообще-то, ел, когда внезапно услышал твои визги, — хехекнул Джон, пока Каркат бережно стирал с его подбородка алые капли и подносил к чужому рту. Эгберт слизнул их своим шершавым языком. Каркат попытался достать до его зубов — Джон успешно отстранился буквально за мгновение до и широко улыбнулся. — Спасибо. Какие мы недовольные, сонные… — Ай! Ну, не заваливай! Щас опять спать захочу! — забубнил Каркат, впрочем, ничуть не сопротивляясь чужим загребущим объятиям. Сердце невольно забилось чаще. Идиот ведь, придурок, ну, глупый, будто ему двенадцать, а не четыреста… Любимый, че уж тут. Джон полез целоваться, и Каркат охотно встретил его губы своими на полпути. Смял чужую нижнюю губу, влажно ее лизнул, перешел к верхней, как бы невзначай углубил поцелуй и залез языком к Эгберту в рот. Если аккуратненько… — Ты же в курсе, что я понимаю, что ты делаешь? — поинтересовался Джон ему в лицо сразу после того, как Каркат спрятал уставший язык обратно себе в рот. — Не получится. — Ты заебал! Тебе сложно что ли?! — Ам! — Джон легонько царапнул его шею зубами. Низ живота приятно свело одновременно сладким предвкушением и волнением. — Сложно. Сам все знаешь. Ах, — вздохнул он, — ну, какая у тебя мордочка, помоги мне Гогподь, не могу… Каркат скривился, пряча улыбку, и послушно позволил Джону расцеловать все его лицо. А затем сожрал эгбертовское. Джон, господин шило-в-одном-месте, первым рванул на кухню. Буркнул только что-то типа «вспомнил!», а Каркат, разнеженный и возбужденный, только вздохнул. Н-да. В этом мире только один человек может игнорировать каменно-твердый член своего парня, и этот человек только что кувыркнулся с лестницы. Наверное. Вряд ли, если уж на то пошло, но было бы славно — «бум-бум-бум» по ступенькам башкой, как Винни-Пуха… — Не ходи в гостиную! — раздалось снизу. Каркат вздохнул еще тяжелее. Интересно, что на этот раз?.. — Так мы ж не тронули паука?.. — уточнил он, замерев на ступеньках недалеко от двери. Джон угукнул. — Не-а. Но я вчера прошел под лестницей. Там Волмарт перестраивают, иначе было не ломануться… Ой, блин! Каркат все же заглянул в комнату краем глаза — Джон, кряхтя, запихивал обратно в камин существо, похожее на огромную полуразложившуюся кошку. То дьявольски шипело что-то нечеловеческое (еще бы), и Каркат подозревал, что и слышал-то ужасающие вопли скорее мыслями, чем ушами. Он поднялся обратно в спальню и вытащил из ящика комода серебряную монетку просто на всякий, а когда спустился, Эгберт уже бодро мыл руки от сажи и напевал себе под нос знакомое «па-па-па-покер фейс, фа-фа-фак…», будто ничего и не было. — Серебро кинуть? — поинтересовался он. Джон отшатнулся. — Блять, да не в тебя. В камин кинуть? — А-а-а… — мигом подобрел Джон. — Да, пусть будет. Хотя в прошлый раз был утопленник, синюшный такой, располовиненный, вот ему не помешало. По-моему, ему даже понравилось, если честно… — Не, Эгберт, если все твои друзья будут наше серебро жрать, а не дристать от страха, мы обеднеем в два счета. Как там говорят, беда не приходит?.. — Сплюнь! — охнул Эгберт. Каркат послушно сплюнул и трижды постучал по дверному косяку. — О. Умный мальчик. Внизу живота снова потеплело. Джон наверняка догадался. — Умный мальчик. Хороший, послушный, любимый мальчик… — Заткнись, а?! И так поматросил и бросил, еще и это теперь! — Никаких «поматросил и бросил», кухня в двух шагах! — Джон улыбнулся и легко, будто Каркат совсем ничего не весил, поднял его на руки. — Пункт назначения — кухонный стол… Иногда Каркат подумывал, насколько этично будет попытаться обратиться через член. Ну, типа, Джон уже привык к фокусам в поцелуях с языком, вылизывании ладоней и всем таком, но он явно не ожидает, что Каркат попытается поцарапаться о его зубы хером! С другой стороны… Каркат звонко застонал и дернулся назад, едва не сбив со стола банку меда, потому что Эгберт резко заглотил его до самого основания. Чертовы пожиратели всяких мелких животных без рвотного инстинкта! Нет, думал он, тяжело дыша, пока Джон старательно покрывал его обнаженные бедра засосами и напрочь игнорировал откровенно сумасшедшее предоргазменное состояние своего, на минуточку, парня, обращаться в вампира через головку он все-таки не будет. По крайней мере пока. Лет этак через десять, когда первые признаки старения возьмут свое и терпеть уже будет невозможно, разве что, но ближайшие годы еще можно стиснуть зубы… Со стояком Джона Каркат разобрался проще — положил Эгберта на стол, одним движением сдвинув в сторону всю посуду, что, вообще-то, находилась на своем законном кухонном месте, разлил по его паху смазку и усердно скользил по нему задом, умело помогая себе руками, пока Джон не кончил с задушенным рваным стоном. И еще несколько минут мял задницу Карката пальцами, словно не до конца верил в произошедшее. — Я все еще голодный, — поделился Каркат, даже не пытаясь спрятать то, каким довольным и умиротворенным его сделал оргазм. — Надо позавтракать, время уже пятый час… — Накормлю тебя, — согласился Джон, ласково зажмурившись, когда Каркат принялся расцеловывать его шею. Он замер губами у основания сонной артерии и затих. Ни одного удара. Все по-старому. — Ты чего там, надеешься, я резко воскресну? — Господи упаси. Ты хоть представляешь, как бы сейчас выглядел твой труп? — А что? Горстка косточек и пыль! По-моему, симпатично! Тебе такие коты нравятся. Страшные, кожистые… — Слышь! Не трожь котов! Выебу! — Уже! — объявил Джон радостно, поцеловал Карката еще раз и вскочил со стола. — Так-с, ладно, завтрак… Завтрак готовили вместе — Джон, истощенный битвой с чертями, посасывал свою первую положительную и собирал упавшие со стола вилки, а Каркат качал головой в такт музыке и переворачивал кругляшки теста на сковороде. Эгберт обещал, что тесто замесил для оладий — по факту получались скорее блинчики, но так как у Джона были десятилетия на практику, Каркат не особо сомневался в таланте своего суженого. Он снимал блины с плиты, а Джон заворачивал в них сыр. И вот когда Каркат залил последнюю порцию теста, старательно сняв остатки со стенок тарелки… — Тринадцать, — прошептал Джон. — Получилось тринадцать. Бля-я-я… — Вот говно, — проворчал Каркат, сморщив нос. Тесто уже схватилось, обратилось из кривоватой лужи в мягкий кругляшок, и смысла вернуть его в тару не было никакого. — Замешать еще не поможет, да?.. — Вряд ли. Это уже вторая порция будет. Ладно, — вздохнул Джон. — Может, считаться не будет. Щас я… Он старательно стукнул по столу три раза. Стол несчастно скрипнул. Да уж, сначала каркатово бренное тело, потом эгбертовское, теперь еще и это!.. Бедолага. Несмотря на то, что на улице было пасмурно, да и, что уж тут, давно завечерело, перед выходом из дома Каркат тщательно намазал Джона солнцезащитным кремом. Потребовал: «раздевайся!» и долго-долго гладил тонкую бледную кожу с голубыми венами, притворяясь, что совершенно не тащится от этого, и уж тем более не в курсе, как от этого ведет самого Джона. Эгберт повертелся перед камерой телефона, позаглядывал в экран — зеркала в доме были исключительно с серебряным покрытием, чтобы незадачливые гости случайно в них не задержались, но даже так в основном держались прикрытыми тканью, — и кивнул сам себе. Одевался он тоже медленно, убеждаясь, что не надел ничего наизнанку и правильно застегнул все пуговицы. Каркат ворчливо вздохнул, но все же чмокнул суженого в острое плечо. — Идем? По пути в магазин Джон устроился по правую сторону от Карката и бодро вещал что-то про работу. Шутка ли — вампир-коуч! Каркат только фыркал себе под нос вечерами, пока Джон через навороченный микрофон пел клиентам в уши свое «и какого результата вы хотели бы добиться?» и напрягал-расслаблял мышцы живота, притворяясь, что дышит. Лошара дохлый. — Ты опять? — обреченно застонал он, видя, как Каркат набирает в пакетик чеснок на развес. — Каркат, блин! — Не опять, а снова. Должен же я как-то бороться с твоим плохим поведением. Джон сделал несчастный вид, но Каркат был неумолим. Нечего игнорировать нежные бойфрендские увещевания умертвить его, в конце-то концов! Сегодня как раз вторник — удачный день для мирных переговоров. Вот и переговорят, а если результат будет неудовлетворительным — хрум-хрум! Одна долька чеснока, и Джон делает страшные лица и идет колоться эпипеном. Ладно, это происходило всего дважды, и Джон тогда правда говорил очень неприятные вещи, да и чеснок Каркат жевал не чтобы довести нечисть до припадка, а просто удержать его подальше от своего рта («еще целоваться лезет, кровопийца ублюдочный!»). Накладывание чеснока в пакет было действием исключительно показательным. Надо же сохранять хоть какую-то власть в доме, в котором что ни день, то сходка давно почивших! Джон бодро сгреб с полки пакетик мармеладок в форме челюстей. Н-да. Вот вам и взрослое состоявшееся бессмертное существо. — А че ты стоишь-то? — не понял Каркат, заботливо придержавший Джону дверь домой. Тот неловко зубасто улыбнулся. — А? А-а, тьфу… Приглашаю тебя зайти. Идиот. — Спасибочки, — засветился Джон и радостно скакнул внутрь. — Ну, что, полежим и будем на стол накрывать? Они полежали. За закрытым пологом кровати, свернувшийся в объятиях Джона, Каркат чувствовал себя ужасно разнеженным и залюбленным. Перехотелось вести переговоры — захотелось целоваться до посинения, а потом уснуть прямо так, не двигаясь с места. Может, включить что-нибудь сопливое на фон… — Джон, — шепнул он, — укуси, а? — Не буду. Тебе не понравится. Придется соль через плечо кидать, с правой ноги вставать, еще и я неаккуратно скажу, типа, иди нахрен, повернусь, а ты с Дейва штаны снимаешь. Ну зачем? — Мне уже двадцать три. Физически, я тебя на два года старше. А дальше? — А дальше поживем вот так и умрем в один день — ты своими силами, а я в себя что-нибудь вобью. Только я так и не понял, из чего нужен кол, осины или железа, но мы разберемся. Я разберусь… — пальцы Джона ласково ущипнули Карката за загривок. — Не надо, ладно? Тебе будет хуже. Я не хочу. Каркат знал. И про «хуже» знал, и про приказы. Про все. За годы жизни с Джоном сначала у него в особняке невольным врагом, затем там же другом, а потом и возлюбленным, как нормальные люди, в доме жилого квартала, Каркат выслушал эту историю сотни, наверное, раз. Быть вампиром тяжело, даже сильным и древним — легко перейти дорогу каким-нибудь страхоужасам (хотя со многими Джон справедливо корешил — Непета, например, была совершенно очаровательной тварюгой), хорошо бы соблюдать длиннющий список ритуалов, чтобы не накликать беду, придется добывать кровь, прятаться от солнца и прекратить заказывать чесночный соус в Макдональдсе… А главное — придется зависеть. От того, кто укусил. От Джона. А Джон слишком хорошо закончил свои курсы психологии. Он очень боялся навредить. Да и… был у него в жизни опыт. Неприятный, скажем так. Связанный с укусами и смертью. — Я хочу. Я понимаю, на что подписываюсь, — пробурчал Каркат. Джон угукнул. — Может быть. — Я хочу быть с тобой вечно. Или не с тобой — ты ведь говорил, со временем связь истончается, если старшему она в тягость. Даже если мы расстанемся, я хуже тебе не сделаю, честно, ну? — Может быть. — И со мной не будет, как с Джейд. Это был несчастный случай, теперь-то ты умеешь!.. — …Каркат, — в чужом голосе мелькнуло напряжение. — Не надо. Каркат притянул к губам ладони Джона, которыми тот крепко обнимал его под грудью, и бережно расцеловал их. Эгберт чуть расслабился, почти заурчал — приник к его шее ртом и мокро лизнул. — …Подумаешь над этим? — в который уже раз спросил Каркат, отлично зная, каким будет ответ. Джон успокаивающе гладил его по плечу и молчал. А затем его пульса, гулко бьющейся крови, бегущей под тонкой кожей, вдруг коснулись чужие клыки. И Каркат замер одновременно в неверии, надежде и ужасе. Джон не двигался, легонько прижимаясь зубами к хрупкой человеческой шее. Надави самую малость — жизнь брызнет из этого тела прямо в твой хищный рот. Каркат понимал, что необязательно переживет это. В плане, нет, точно не переживет — но в этом суть. Если точнее, он понимал, что необязательно восстанет. Но он был готов. — Я постоянно над этим думаю, — хрипло признался Джон. — Не хочу, но думаю. Я… Просто… Просто человеческих семидесяти лет так мало, а ты и я… — Кусай, — взмолился Каркат, — Эгберт, кусай. Шеи коснулся влажный язык, провел широкую линию снизу вверх и отстранился. Джон легонько подул на след холодным воздухом. — Не сегодня, — сказал он просто, — но я подумаю. Честное слово. А потом они целовались так долго, что прослушали дверной звонок. И когда залюбленный до одурения Каркат, открыв дверь, забыл, что Канайю, вообще-то, тоже нужно пригласить войти, та даже не обиделась — только швырнула в него щепоткой соли.