Французский плакат с изображением красивой и молодой девушки, держащей в руках бутылку дорогого вина, красовался на стене просторной спальни. Юная особа с пышными темными волосами и кокетливой улыбкой смотрела со своего бумажного ложа. Порой, казалось, что она подмигивала, предлагая погрузиться в мир грез и мечтаний о прекрасном. Ее тонкие руки нежно обвивали сосуд, будто кубок, наполненный живительной водой. Именно эту картину перед своими глазами увидел молодой человек, что тут же уткнулся лицом в подушку и издал усталый рев.
Перевернувшись на спину, молодой шатен еле раскрыл свои глаза. Вновь посмотрев в сторону плаката, он уставился на него, молясь сей богине, чтобы его отпустило. Вчерашняя ночь отдавала сильным тиканьем в висках. На часах было уже далеко за полдень. Пытаясь вспомнить, что вообще произошло вчера, Джонатан посчитал в голове до трех и с большим трудом поднялся с кровати. Заметив пустую вазу с водой, которая стояла уже трое суток на столике у окна, парень кинулся к ней, жадно выпивая содержимое. После удовлетворительного напитка со вкусом пыли, молодой человек, качаясь из стороны в сторону побрел к ванне, умываясь и приводя свой раскисший вид в порядок.
В большом гардеробе ему не составило труда найти себе рубашку, изготовленную из мягкого и нежного хлопкового материала и штаны, что были украшены различными деталями, такими как вышивка и металлические декоративные элементы.
Удивительно, как Джонатан являлся потомком династии предыдущего мэра Хиллфорда. Он родился здесь, но его детство прошло в более приличном месте, недалеко от Лондона.
Джонатан был довольно симпатичным парнем с шоколадным цветом глаз. Лицо было вытянутым, кожа гладкая и сияющая, обрамленная коричневой бородкой. Аристократичен, а главное - богат. Невозможно было не заметить, как он был холен и всегда хорошо одет.
Его семья оставила большое поместье, в которое теперь он и переехал жить. Покинул молодой человек этот небольшой городишко в возрасте шести лет, примерно тогда, когда мальчики начинали посещать единственную школу в Хиллфорде. Его родители решили, что они найдут лучшую жизнь вдали от родных пенатов. И они были правы. Действительно, жизнь за пределами Хиллфорда была совсем другой, отличалась изысками и культурой. Однако, неведомая сила притягивала всех назад, кто когда-то побывал здесь.
В случае Джонатана этой неведомой силой было наставление отца вернуться в Хиллфорд. Сын совсем распустился в большом городе, постоянно околачиваясь в кабаках и играя на большие суммы денег. Так как у них все еще оставался прекрасный дом, то Джонатану не составило труда быстро обустроиться на новом месте. Его отец решил, что вдали от городских соблазнов, Джонатан станет намного взрослее и серьезнее, а значит, сможет стать достойным человеком. Но как говорят “свинья везде грязь найдет”. Джонатан решил, что чем терять время, полезнее будет изучить свой родной город. Ни для кого не было секретом, что Хиллфорд не заканчивался капеллой Джоана. Здесь были и места искусно обходящие понятия о моральных ценностях.
Джонатан спустился на первый этаж и держась за стенки, дошел до своей кухни. Помещение было обставлено деревянными мебельными изделия с изящной резьбой. На стенах виднелись фрески, вдохновленные античными мотивами. Столешница и подоконники были выполнены из мрамора, что добавляло элегантности. В верхней тумбочке он нашел какие-то растолченные препараты, и даже не измерив, насыпал себе горсть, одним махом закидывая в рот.
К этому моменту, Джонатан был уже хорошо наделен знаниями о том, что делать в случае подобных ситуаций. Ситуация стала потихоньку просачиваться в виде воспоминаний о вчерашнем дне.
А вчерашний день пролетел незаметно, в скрытой от всеобщих глаз жемчужине Хиллфорда - таверне “Погреб Виктории”. Местный люд прозвал это место кодовым именем “караульня”. Все, потому что исторически сложилось, что мужикам, которые любили проводить досуг в этом месте, приходилось периодически караулить, дабы жены случайно не прошли мимо и не заглянули. Никто не хотел раскрывать секрета этого джентельменского клуба и что происходило в самом погребе. Первый уровень был очень даже приличным. Стены были увешаны всевозможными интересностями и сувенирами. В рамках висели наброски, изображающие смену времен года в деревне и портреты почетных посетителей. Древние мушкеты, давно ушедшие на покой, висели над камином, как свидетельство богатой истории таверны.
По всему уютному помещению расставлены старинные столики и стулья, каждый из них носил следы бесчисленных пиров. Старинный деревянный бар манил, блеснувшись нежным блеском от поколений локтей посетителей, и за ним бармен всегда был готов подать пенные кружки эля и сытные миски супа.
За одним из таких столов, разместившись словно барин, владеющий этим местом, сидел Джонатан, поднимая стакан за своего уже друга Филиппа. Филипп чувствовал себя намного скромнее. Безусловно, красивые барышни, разносившие выпивку и еду цепляли глаз, но по какой-то причине, Филипп не мог смириться с мыслью, что ему здесь не комфортно. Зато Джонатан чувствовал себя здесь как дома. Мимо проходило юное очарование с глубоким вырезом декольте и слегка небрежно забранными в пышный пучок каштановыми волосами. Она улыбнулась мужчинам, принося новую порцию эля. Пока Филипп, краснея прятал глаза, молодой шатен не упустил возможности похотливо оставить шлепок на бедре девушки, отчего та кокетливо взвизгнула. Филипп, из кругов более элегантного общества, никогда не был настолько распущенным, и такое поведение оставляло его в растерянности.
— Так почему же ты вернулся? Разве может город быть скучнее этой деревушки? — взяв в руки тяжелый стакан, Филипп перевел взгляд на развалившегося на стуле Джонатана.
— О нет. Я бы ни за что не вернулся сюда, — а вот молодой человек даже не смотрел на Филиппа. Он флиртовал взглядом с какой-то из девиц, подмигивая и посылая неоднозначные намеки. — Родители заставили. Из-за невесты.
— У тебя есть невеста? — Филипп сделал еще глоток, и как только услышал новость, то поперхнулся. Он тут же схватил платок и прикрыв рот попытался откашляться. Это маленькое происшествие привлекло внимание его собеседника.
— Была. Она расторгла помолвку. Родители сбагрили меня сюда, лишив обещанного состояния, так как я должен был быть достойным наследником, завести семью и так далее, — с не очень большим энтузиазмом, шатен продолжил отвечать на вопросы Филиппа, почти уже допивая свою кружку.
— О. Мне очень жаль, — Филипп прислушался к словам о денежном состоянии молодого человека, так как сам потерял хорошую сумму денег. — Девушки бывают непредсказуемыми…
— А мне нет. — Джонатан пожал плечами, подзывая очередную подавальщицу таверны и заказывая на этот раз чего покрепче. — Она сама виновата. Свадьба была назначена на полдень, а она решила пожаловать ко мне ранним утром.
— Разве может время суток испортить свадьбу? — Филипп не понимающе посмотрел на собеседника.
— Может. — Джонатан достал из кармана свернутую купюру, и когда девушка принесла ему стакан с виски, молодой человек подманил ее к себе пальцем, засовывая купюру в вырез ее платья. — Она обнаружила меня в постели со своей служанкой.
Мужчина, сидящий напротив округлил глаза. Запивая поскорее кружкой эля все то, что Филипп сейчас услышал, он даже ничего не ответил. Такой человек как Джонатан был далек от семейных ценностей, и каждый родитель хотел бы уберечь свою дочь от такого мужчины. Все, что интересовало молодого человека это развлечения без всякого зазрения совести или же чувства уважения к своей будущей супруги. Такой муж был бы горем в семье.
Сам же Джонатан увидел, как Филипп затих, и будто читая его мысли, хитро сверкнул ухмылкой, подтверждая, что он именно такой, каким мысли Филиппа его описывают.
***
В это время в Хиллфорде был самый разгар теплой осени. Кроны деревьев, окрашенные в яркие оттенки меди, медленно шуршали под легким дуновением ветра, который нес с собой шорохи и аромат дозревших ягод и падающих листьев. Слабые лучи солнца, проникавшие сквозь густую листву, создавали игру света и тени.
Мягкое щебетание птиц, мелодия далекого ручья, журчание воды о камни и шелест травы — все это создавало гармонию. Вдалеке слышится мягкий гомон листьев, которые падают на почву, создавая ковер из золота и бронзы.
Внезапно эту безмятежность прервал громкий выстрел из ружья. Птицы тут же вспорхнули с недовольным криком.
— Давай еще раз, — Кристоф аккуратно забрал из рук девушки ружье, принявшись перезаряжать его.
— Я не понимаю, я же все делаю правильно, — с легким недовольством в голосе, Джозетт сложила руки на груди. Нетронутая самодельная мишень, состоявшая из дощечки с начерченным для мишени кругом так и указывала на промах девушки.
— Вот, держи, — нежно вкладывая в руки своей подруги тяжелое огнестрельное оружие, молодой человек решил помочь ей с наведением прицела. Придерживая ружье, он встал позади Джозетт, наводя мушку на мишень. — Главное, четко поставить себе цель.
Джозетт сделала глубокий вдох, ощущая теплое дыхание юноши на своей коже. Сейчас она почувствовала себя куда более уверенной, зная, что может положиться на подстраховку брюнета. Все это было не только связано с уроками охоты, но и с тем, как она пожизненно себя ощущала. То ли друг, то ли кто-то больше, ей было важно знать, что она не одна.
Второй выстрел был куда более успешен. Джозетт под внимательным руководством Кристофа снесла мишень, оставляя лишь небольшой дымок от пороха.
— Бедный Арчи, — прошептал Кристоф, переводя взгляд на девушку, что так устремленно смотрела на поверженную мишень.
Джозетт тут же отдала ружье назад брюнету, радуясь, смеясь, и хлопая в ладоши будто маленькая девочка. Ее радость была заразительной, отчего уже оба молодых людей радовались такой мелочи.
***
Филипп пришел домой уже совсем поздно. Ему пришлось дотаскивать своего товарища до дома, чтобы тот не обосновался на какой-нибудь улице с местными бездомными.
Проходя мимо комнаты своей дочери, он остановился, на мгновение заглядывая в нее.
Джозетт уже давно спала. Даже сквозь сон, на ее лице была легкая улыбка. Сердце Филиппа сжалось и одновременно затрепетало, он бы хотел подарить лучшее своей девочке. Ведь все же он ее любил. Любил? Филипп помотал головой, погружаясь в свои мысли. Закрыв дверь в ее комнату, он побрел к себе. Роза, что не спала в ожидании, когда вернется Филипп цокнула языком от негодования.
— Вот же ж пример подает дочери, — прошептала гувернантка с кухни.
Но Филипп ее уже не слышал. Погасив масляную лампу, он свалился на кровать, думая о прошедшем дне. Благородные мысли кружились в его голове словно карусель, но с каруселей он обычно сваливался.
