A Reflection on Fire

Холодный бодрящий ветер скользит по телу. Обволакивающий, порывистый и страстный, Амала обожала эти мгновения, мгновения пробирающего до самых костей адреналина, опасности и риска, она обожала ни с чем не сравнимое ощущение свободы. Киллиан любовался. Как хищник, не отводящий взгляд от своей жертвы, так и атташе следил за Амалой, следил за каждым ее движением, каждым вздохом, за тем, как поднималась и опускалась ее грудь, за пленительной красотой тела, грациозностью и легкой дерзостью, в каждом ее движении читался соблазнительный протест, не свойственный девушке ее возраста. С Киллианом Амала позволяла себе чувствовать себя подростком. Перекинувшись через открытое окно тачки, Амала улыбалась и глубоко дышала тягучим влажным ветром, запутавшимся в ее волосах. Ураган порывисто дергал темные пряди, рассыпал по лицу, груди и шее. В эту волшебную минуту ни одна навязчивая мысль, преследующая в реальной жизни, не смела скользнуть к Амале в сознание, она не думала о прошлом, будущем, она наслаждалась этой минутой вспыхнувшего желания, наслаждалась своей свободой, наслаждалась собой и притягательным риском остаться без головы. Дорога была влажной после прошедшего дождя, ночной туман начал пробираться к дороге, плотно укутывая машины и трассу в густоту слепоты. Управление на такой скорости становилось все опаснее, но это не пугало Киллиана, он лишь сильнее жал на педаль газа, набирая скорость и потакая прихоти его спутницы, что торчала из окна. Его голову занимало лишь одно — Амала. То, какое сейчас на ней платье, как выгибается ее тело и как быстро поднимается ее грудь от захватывающих дух эмоций страха и адреналина. Черное платье, расшитое люрексом, подчеркивало каждый изгиб тела Амалы, ее плотные бедра и небольшой животик, от которого у Киллиана дурманилось сознание, аккуратная маленькая грудь, не стесненная бельем… Ему нравилась живая и настоящая красота Кхан: нетронутая, соблазнительная. Нравились рассыпанные по телу веснушки, непослушные кудри, густые темные брови, игривый взгляд карих глаз, слегка торчащий клык, который было видно, когда она заливалась неприкрытым смехом. Амала была богиней в его глазах. Маленькая грудь часто поднималась и опускалась, даже отсюда атташе было видно — аккуратные маленькие сосочки торчали из под тонкой ткани, не то от холода, не то от возбуждения. Киллиан сделал несколько глотков крепкого пива и перевел взгляд на дорогу, прибавив еще немного скорости. Он был счастлив. Амала резко запрыгнула обратно в машину, ее старательно уложенная стрижка была растрепана, плотные кудри торчали в разные стороны, но ей совершенно не было до этого дела. Отобрав бутылку у Киллиана, она осушила остатки горького пива. Проводить время с атташе — сложно описать, что Амала чувствовала в этот момент. Свободу? Лайтвуд словно Джеймс Дин, зажигающий огонек в глазах, забывший о темной истории девушки. Не смотря на общее тягостное прошлое, Киллиан оставался верным, но прекрасно осознавал обреченность своей влюбленности в Амалу, которая хоть ценила это и испытывала легкий трепет, но все еще не любила Киллиана так, как господина Дубея. Рука нимфетки скользнула по бедру Киллиана, настойчиво, требовательно… Едва тронувшая губы атташе улыбка не осталась без внимания, девушка аккуратно перекинулась через коробку передач и приблизилась к мужчине почти вплотную. — Паркуйся, — шепот был тихим, пронизывающим, слегка дрожащим. Догадаться о мотивах Амалы, о тайном, хоть очевидном, желании, было совсем несложно, уже знакомый огонек в глазах спутницы предательски выдал ее планы. Быстро свернув с трассы, атташе отъехал чуть дальше от дороги и остановил BMW, поставив на ручник. Амала скоро выскочила из машины, оставив дверь открытой. Тоненькие ручки девушки скользнули под платье и так же быстро стащили кружевные трусики. Она переступила сначала одной ногой, потом второй и с вызовом кинула белье в машину, прямо в руки Киллиана. Каждое игривое движение подначивало атташе все сильнее, особенно трюк с трусиками, уже немного мокрыми от смазки. Ведет себя как шкодливая кошка. Ждет, когда же все таки схватят за хвост. Разве можно отказывать даме в таких желаниях? Киллиан медленно вышел из машины, хлопнул дверью и еще раз посмотрел на Амалу. Скрывает дрожь, вызывающе смотрит в ответ, крутит прядь на палец. Лисица. Киллиан пересел на заднее сидение. Амала тут же скользнула за ним, и, перекинув ногу, оседлала своего спутника. Рвано, жадно и порывисто девчонка целовала губы Киллиана, обнимала за шею. Вся холодная, дрожащая, как котенок, Киллиан сильнее прижимал ее тело к себе, не желая упустить ни единой секунды этого сладкого момента. — Замерзла, принцесса, — жаркие объятья Киллиана отдаются по телу импульсами тепла и мурашек, рука мужчины бесстыдно скользит под платье Амалы, сжимает бедро. К горлу подкатывало сладкое предвкушение пьянящего секса. Мисс Кхан пахла табаком и выделанной кожей, пахла его же парфюмом, который стащила, потому что сильно ей приглянулся. Ее губы все еще отдавали вкус пряной вишни, десерта, который она ела накануне и совсем слегка горьким пивом, которое выпила. Любимые вкусы и ароматы Киллиана смешались с запахом тела Амалы, жженого сахара и легкой горчинки, балансирующей с невыносимой сладостью. Нетерпеливо расстегнув все пуговицы на рубашке, Амала принялась к брюкам, уже более ловко справляясь с ремнем. — Какая нетерпеливая, — Киллиан дразнится, перехватывая руки юной мисс за спиной, любуясь палитрой отчаянья и недовольства на миловидном личике. — Перестань! — заерзав на коленях у атташе, Амала тянется к его губам, в попытке жадно поцеловать и наконец получить желаемое. Наслаждаясь мокрым поцелуем, Киллиан все же поддался манипуляциям Кхан и опустил тонкие запястья. Его рука скользнула под задранное платье. Боже, какая же она была мокрая! Настолько, что на штанах осталось пятно от смазки. Силы, оставленные на сдерживание внутреннего зверя, истощили себя. Киллиан хотел ее трахнуть, точно так же, как и она вожделела его. Приспустив штаны, атташе позволил Амале самой сесть на член. Амала сдавленно простонала, сильнее вжавшись в Киллиана, целуя его шею, сбивчиво шепча что-то на ухо, вздрагивая и задыхаясь от очередного толчка. Ей хотелось целоваться: утонуть в моменте, навсегда зациклиться в этой минуте блаженного удовольствия, лишенного мучительных рассуждений и споров. Она желала быть его. Сладкий влажный поцелуй, балансирующий с мягкими толчками, доводил Амалу до беспамятства, по телу струились волны пьянящего наслаждения: ей не хватало воздуха, не хватало голоса, чтобы стонать еще громче. Это лучше, чем ширнуться героином, лучше, чем первая затяжка косячка, лучше, чем первые минуты прихода от мета. Киллиан схватил Амалу за волосы, вынуждая отпрянуть и сильнее прогнуться. Притягательнее, чем темная гнетущая материя. Нетерпеливо стягивая лямки платья, Киллиан оголил грудь девушки и жадно прильнул, облизывая, целуя и кусая ее плотные соски, заставляя девушку пищать и ерзать от противоречивых ощущений. На теле оставались глубокие царапины от ногтей. Громкие стоны, пылкие объятия — Амала ритмично двигалась на члене Киллиана, целуя, кусая, оставляя отметины на теле. Девчонка охотно поддавалась любой инициативе атташе, шептала его имя в губы, цеплялась за волосы, сходя с ума от движений, от того, как Лайтвуд оттягивает ее волосы, как звонко шлепает по заднице, как жадно сжимает ягодицы до красных следов, как кусает ее за нежную бархатистую кожу, вынуждая пищать. Взгляд мужчины прожигал, он любовался каждой маленькой деталью; как покачивается едва спущенная лямка на плече Амалы, как она прикусывает губу, делая очередное глубокое движение, как забывается, когда Киллиан ускоряется. Ему нравились укусы, смешанные с поцелуями — сладкая боль, подаренная объектом обожания. Губ Киллиана едва касалась легкая ухмылка, когда девчонка оттянула его за волосы и пристально посмотрела в глаза, в такие моменты становилось очевидно — принцесса почти закончила. Подхватив Кхан за бедра, движения атташе стали более ритмичными, сдержанными, рука Киллиана слегка сомкнулась на шее Амалы. Ему нравилось наблюдать за этим процессом, как его маленькая принцесса приближается к пику и кончает, громко застонав и выгнувшись; бедра дрожат, тело трепещет, ноготки сильнее впиваются в его тело — беззащитная, настоящая, вот она, Амала, предстает перед ним в своей самой настоящей ипостаси, без масок и затейливых игр, колкостей и притворств — любовь его жизни, его душа, его Амала, маленькая девочка с затуманенным взглядом от всплеска чувств, потерянный котенок, падающий практически без чувств в объятья хищника, интуитивно ищущая его губы для усталого поцелуя благодарности и истинной любви.