Пуговица

— Ретрост! Ретрост! Повелитель останавливается посреди обсидианово-черного холла Цитадели, чинно сводит ладони за спиной. Губы поджаты. Он не терпит неофициального обращения. Служащие и ситхи обходят повелителя стороной, словно огибают невидимый купол, сотканный из раздражения. — Да, лорд Барас? Ретрост смотрит прямо ему в глаза, не считая это ни вызовом, ни угрозой. Исходит ледяным безразличием, в то время как живая поза Бараса выдает волнение. Не следовало его останавливать. Особенно здесь, на виду у тысячи глаз. Мог отправить сообщение. — Я хотел поблагодарить за предоставленную тобой информацию, — Барас едва заметно опускает подбородок, соответственно своему положению. — Дарт Венджен был рад получить тайные маршруты джедаев. — Не стоило. Мы все трудимся на благо Империи, — сдержанно отвечает ситх. — Некоторые больше других. Ретрост кивает. — Тебе понадобятся копии? — Я бы тоже хотел изучить их, — соглашается Барас. Ему достаточно нажать две кнопки на голокомме, чтобы слуги мастера принесли копии маршрутов в течение часа. Услугу или любезность, принятую от другого ситха, обязательно пришлось бы вернуть, но не Ретросту. Если он хочет чего-то взамен, то всегда говорит сразу. — Тогда я возьму твой адрес в министерстве, — предлагает лорд. — Вечером? — Вечером. У меня нет сегодня дел. Ничего необычного. У лорда Бараса бывает по дюжине гостей в месяц, но он не выдерживает и укрывает улыбку капюшоном. Лучше, чем рассчитывал. Вместо капельки внимания лорда Ретроста ему достанется несколько часов. Формальный ужин. Уместно. Принято. Приятно. Может быть, наконец хватит духу признаться. «Я долго пробыл в плену, брат, — первое, что Барас услышал от него, худого, раненого, в драной республиканской тюремной робе. Его грязные пальцы впивались в плечо, оставляя след сажи на лиловой накидке. — Так радостно снова видеть лицо друга». «Никогда не смей ко мне прикасаться», — прошипел тогда в ответ. Сейчас ради обратного он был готов на многое. После месяцев совместного служения, после изнурительных схваток и поздних часов рутинной бумажной работы он никого не желал так, как его. Для ситхов они — почти что друзья. Барас дорожит этой связью, и оттого она кажется ещё более хрупкой. Неверно подобранное слово, жест, взгляд — он потеряет то, что есть. С другой стороны, теперь у него появился целый вечер, чтобы обрести больше.

***

У Ретроста дикие манеры. С той первой встречи он им так и не научился. Его пальцы лежат чересчур близко к лезвию ножа. Салфетка некрасиво смята и брошена на столе. На стенке бокала остаётся красное пятно, когда он наливает себе вино. Сам, не подзывая слугу. Трудно не завидовать ему. Свободный от правил и чужого мнения, Ретрост куда ближе к истинному ситху, чем чопорные кретины из Цитадели. Он должен сказать. Прямо сейчас. Спросить. Неявно, но так, чтобы он понял. Комплимент? Та ячейка на Кореллии. Ретрост неплохо сработал. Завербовал чиновника в инвестиционном надзоре, и они неделями получают сведения, какие корпорации едят с рук корусантских сенаторов. Нет. Слишком далеко от истины. У него изумительные глаза. Тёмно-голубые, с хищным огнём. Ретрост обладает зрелой красотой, не испорченной колдовскими ритуалами. Ретрост предпочитает меч. Грубую силу. Разрушение. Но их роднит, считает Барас, редкое понимание, когда уместно прибегать к ним. Он ведь рассудителен, последователен, проницателен. «Я нахожу, что мы могли бы сблизиться, лорд. Если ты понимаешь», — он едва приоткрывает рот, чтобы это произнести, но слова застревают в горле. Слишком откровенно. Они продолжают молчать. Слуги давно убрали всё, кроме напитков и легких закусок. Исчезли сами. Ужин подходит к концу, а Барас не приблизился ни на миллиметр. Скоро настанет пора подняться и, выслушав сухую благодарность, отправиться в рабочие кабинеты. Ретрост отдаст инфокарту. Потом уйдёт. Ретрост лениво стирает салфеткой капельку пота с шеи. Касается серебряной пуговицы под воротом. Шорох. Ему следовало прийти в мантии. На деловые ужины принято приходить в мантии. У мантии нет пуговиц. Мантия не обнажает крошечный белый шрам. Несколько тёмных волосков, вьющихся на груди. Барасу самому жарко. Но вряд ли от вина. — Я совсем забыл про копии, — отвлеченно произносит он. Голос сдавленный, низкий. Барас умеет его контролировать. Обычно. — Ты принёс их? Ретрост замирает. С пальцами на шёлковом воротнике, другая рука — на ножке бокала. Серебристо-смоляная бородка блестит от капель вина. С лордом Барас одного возраста, его виски давно выбелены, но, оставаясь наедине, он неизменно ощущает себя учеником. Задавшим глупый, неуместный вопрос. Ладонь сжимается в кулак. Ошибся. Ретрост почему-то улыбается. Так, как больше никто не умеет. Без превосходства и жалости. Без яда и жестокости. Жаль, что редко. Барас замечал три раза. И каждая улыбка была для него. Он действительно задал глупый вопрос. Вот что веселит Ретроста. Теперь и его тоже. — Я не принёс их, Барас.