say yes to heaven

      — Постой, я... Я хочу сделать всё сама. Ляг на спину и не двигайся... Если получится.       — Не думал, что ты из тех, кому нравятся такие развлечения. Ладно, маленькая доминатрикс, пусть будет по-твоему.       Кобуюки насмешливо ухмыляется, искря глазами, но Барбара чувствует, как от него исходит едва уловимое напряжение. Ему тяжело вот так отпускать контроль над ситуацией, и сейчас он внутренне собран, готовый в мгновение ока закрыться и оттолкнуть, если что-то пойдёт не так. Сердце болезненно сжимается: ей сложно представить, что должно было случиться, чтобы тот, кто бросается в бой без тени страха и смеётся в лицо любой опасности, так боялся довериться кому-то в минуту близости.       Барбара не знает почти ничего о прошлом Кобуюки. Он, конечно, ни словом не обмолвился о своей жизни до их встречи; видимо, должно пройти ещё немало времени, чтобы он пустил её настолько близко. Люмин, к которой девушка однажды обратилась с расспросами, тоже ничего не рассказала, ответив, что это не её тайна, лишь предупредила расплывчато:       — Ему непросто пришлось, но и сам он натворил немало, так что, пожалуйста, будь с ним осторожна.       Барбара про себя улыбнулась тогда: сложно быть слишком безрассудной в сближении с человеком, который огородил свою душу глухой крепостной стеной. Но нет такой стены, сквозь которую не могла бы просочиться по капле терпеливая вода.       И вот Кобу впервые лежит перед ней на постели — синие волосы странным тёмным нимбом разметались по подушке, бледная кожа в полумраке словно испускает мягкое сияние. Барбара тоже обнажена — но сегодня не для того, чтобы принимать ласку, а чтобы быть с ним на равных, чтобы собственной открытостью проложить путь его хрупкому доверию.       — Если захочешь остановиться — скажи.       Кобуюки небрежно хмыкает, будто не привык, чтобы о его согласии заботился кто-то, кроме него самого. Барбара наклоняется к нему и мягко прикасается своими губами к его. Он отвечает нетерпеливо, стремясь забыться и потерять себя в поцелуе. Девушка отстраняется и, улыбаясь, шепчет:       — Не торопись.       «Не торопись. Сегодня я хочу успеть о многом тебе рассказать. Слова для тебя не имеют веса, за ними ты видишь только пустоту. Поэтому слушай так».       Кончиком носа она ведёт лёгкую линию по его челюсти, снизу вверх.       «Ты знаешь, Барбатос, верно, уже устал слышать твоё имя».       Оставляет поцелуй на тонкой коже на виске.       «Потому что оно звучит в моих молитвах каждую ночь».       Легонько гладит губами мочку уха.       «Каждую ночь я молюсь, чтобы он развёл руками тучи над твоей судьбой и защитил от боли везде, куда бы ты ни пошёл».       Барбара чувствует на себе пристальный взгляд искоса, с лёгким смехом чмокает Кобуюки в лоб и спускается ниже. Её губы теперь на его шее, нежно касаются ключиц, скользят по груди — медленно и трепетно.       «И куда бы ты ни пошёл, какой бы доли для себя ни пожелал — душой я всегда буду с тобой».       Тонкая рука огибает чётко обозначенные рёбра, косую мышцу живота, острую подвздошную кость и изгиб бедра, плавно, всей ладонью, будто пытаясь целиком убрать в неё этот словно выточенный из мрамора силуэт. Кобуюки тянется к ней — прикоснуться, ответить, но Барбара аккуратно перехватывает его запястья, напоминая о своей просьбе.       «Я буду думать о тебе, молиться о тебе. Если однажды пойму, что потеряла твой след, что не знаю, жив ли ты, здоров ли, — я найду тебя, даже если ты будешь в самой глубокой бездне или на самом краешке Тейвата».       Поцелуи, неспешные, стремящиеся показать всю глубину чувства, — вниз от солнечного сплетения к подтянутому, чуть впалому животу. Тёплое дыхание щекочет самый его низ — Кобуюки вздрагивает и коротко вздыхает. Это звучит так мягко и уязвимо, что Барбара задыхается от нежности и на миг льнёт к юноше всем телом, крепко прижимая к себе.       «Я не предам тебя и не оставлю. Моё плечо будет рядом, чтобы ты мог опереться о него, если жизнь собьёт тебя с ног. И если однажды ты почувствуешь, что тебе нигде нет места, я буду твоим домом».       Лёгкие пальцы ласково очерчивают ямочку на ягодице.       «И что бы я только ни отдала за то, чтобы суметь в одночасье залечить все раны на твоей душе, — стихией ли, песней или словом».       Кончик языка медленно скользит по длине члена от основания к головке, огибает её по кругу; во рту остаётся солоноватый вкус предэякулята. Кобуюки шумно и протяжно вдыхает сквозь стиснутые зубы.       «Ни один мой порыв в твою сторону не будет иметь цель ранить тебя — лишь принести утешение, тепло, ласку, поддержку. Откройся мне. Будь моим. А я буду твоей».       Подушечкой большого пальца Барбара обводит складку крайней плоти, цепляет уздечку, проводит по отверстию уретры. Под ладонью переливается элементальная магия — чтобы случайно не причинить боли. Девушка поднимает взгляд на Кобу — глаза его закрыты, тёмные ресницы трепещут.       «Я тебя люблю».       Ладонь плавно движется вниз и вверх — оттягивая тонкую кожу и чуть сжимая головку. Барбара ловит каждый вздох, каждый стон, каждое напряжение мышц, вызванные её прикосновениями. Ей никогда раньше не приходилось видеть его таким расслабленным и свободным; от этого у неё кружится голова, как от переизбытка кислорода.       «Я тебя люблю».       Барбара пробует ускорить движения — Кобуюки чуть прогибается в спине и запрокидывает голову, дыхание его сбивается, становится совсем неровным и поверхностным.       «Люблю, люблю, люблю, люблю...»       В какой-то момент это признание звучит вслух, срывается с её губ тихим, едва слышным шёпотом и смешивается в поцелуе с последним стоном его наслаждения.       — Подожди немного… Я сейчас.       Кобуюки устало кивает. Бережно вытерев семя с его живота, Барбара вновь ложится рядом и никак не может насмотреться на полуприкрытые ярко-голубые глаза и на тонкие губы, из которых вырывается всё ещё не успокоившееся дыхание. Ей и самой тяжело дышать от переполняющей грудь эйфории.       — Я тебя люблю, — снова выдыхает девушка и тянется к раскрасневшемуся лицу, осыпая его поцелуями.       На губах она вдруг чувствует солёную влагу.       Барбара отстраняется: Кобуюки прячет взгляд, плотно сжимая губы. Из глаз его струятся слёзы. Он отчаянно пытается сдержать их, подавить рвущиеся из груди судорожные вздохи, но ничего не может с собой поделать.       — Кобу... — Барбара испуганно вскакивает. Сердце будто полоснули ножом. — Прости, я сделала тебе больно?       Кобуюки едва заметно качает головой. Под её полным острого беспокойства взглядом он снова весь напрягается, будто ему невыносимую муку причиняет тот факт, что она видит его таким.       — Хорошо... — Барбара отводит глаза, чувствуя, что пристальным вниманием не сделает лучше. Вместо этого она мягко притягивает его к себе, прижимаясь щекой к тёмной макушке, позволяя ему спрятать лицо у себя на груди. И ему правда от этого становится легче — она слышит отпущенные на волю тихие рваные почти-всхлипы, чувствует чуть подрагивающие руки у себя на спине...       «Барбатос, помоги ему. Ты уже благословил его своей силой, и сила эта ему под стать — шквалистый ветер, резкий и мятежный. — Девичьи пальцы ласково перебирают спутанные жёсткие пряди. — Дай же ему и другую силу — силу лёгкого ветерка, что едва колышет листву. Подари мир и покой его душе. Отогрей его замёрзшее сердце, чтобы оно не обжигалось о нежность. Помоги ему не бояться любви».