Hypnosis.

Вессел ощущал себя подростком, испытывая противоречивые эмоции во время всей этой театральщины с Третьим на концертах. Вернее, бывшей театральщины. Со временем безобидные шутки для привлечения внимания публики переросли в нечто большее. Простых прикосновений становилось недостаточно, и вокалисту хотелось всё больше и больше. Но Вессел до последнего отгонял от себя постыдные мысли, ну ведь не может он, существо, которое утратило так много от человека и живёт столь долго, влюбится в новооброщенного последователя Сна. И всё же, удовлетворяясь в общей ванной комнате по ночам и представляя, что это не его щупальца поглаживают его собственные бёдра и спину, а длинные и проворливые пальцы Третьего, он сгорал от стыда перед самим собой и перед Сном, который точно знает об этом, но так тактично молчит. В такие моменты его мозг отключался, предоставляя разгоряченному телу полный карт-бланш. И иногда с его губ неконтролируемо срывалось имя басиста. После таких случаев, он винил себя и чувствовал глубокое отвращение к себе. Хоть и иногда, во время этих самобичеваний, он чувствовал успокоительные поглаживания по своему плечу от Сна. И Вессел не мог понять, его бог делает это просто из любви к нему, или же они делят симпатию к одному и тому же человеку на двоих. Точно также он не мог контролировать свои чувства к Третьему. Эта неправильная симпатия опутала его снова терновые ветви, ласковые и дружелюбные ровно до того момента, пока где-то внутри не кольнет и не последует попытка что-либо сделать. В такие моменты ветви наращивают шипы острее прежних, с которыми вести борьбу у Вессела нет ни сил, ни желания. Терновник, хоть болезненно, но хоть как-то связывал его с Третьим. И в итоге Вессел смирился, он перестал пытаться что-либо сделать, слишком уж болезненно это было. Он перестал пытаться заполнить тягу к Третьему вниманием от других сосудов или же самого Сна. Объятия Третьего не сравнятся ни с чьими, его прикосновения и его голос тоже. Тем более, никто, судя по всему, не собирался карать его за эти чувства и он просто продолжал плыть по течению. В этом плане он поступал эгоистично, не задумываясь о чувствах других, лишь бы не делать себе больнее. И это не означало то, что Вессел начал вредить сосудам, он просто не задумывался о том, какие раны наносит им своим плохим самочувствием и отсутствием настроения. И если честно, если бы Вессел мог выбрать, он бы предпочёл никогда не сталкиваться с Третьим. Все мысли о не взаимности, которые мучали Вессела абсолютно всегда, немного развеялись под гнётом одного случая, хоть и гнётом это назвать сложно. Это было сродни лёгкому толчку, о коем Вессел так молил по ночам в разговорах со своей богиней, о коем создавал Сигилы. Это произошло во время очередного насеста Вессела на бёдрах Третьего, лежащего на сцене. И оставило такой отпечаток, что держится по сей день. Это было первым шагом к чему-то большему, к чему-то настоящему. К тому, что не относится к сцене и концертам, другим людям и к самой группе. И вопреки всему, сделан он был именно Третьим, хрупким и нерешительным, совсем не таким, как сам вокалист. Для того, чтобы провернуть все задуманное, Третьему предварительно пришлось приподнять балаклаву в аккурат до носа, но даже тогда, когда стоило обеспокоиться, вокалист ничего не заподозрил, потому, что привык топить все любовные чувства по отношению к Третьему. Изначально Вессел даже не понял, что произошло. А смутное понимание зашевелилось где-то в голове, только спустя несколько секунд после того, как чужие тёплые губы по детски шмякнулись об его. После этого неловкого поцелуя последовал другой. Поцелуй страстный и тягучий, взаимный с обеих сторон, подбадриваемый крышесносным гулом аплодисментов и криков толпы. Вессел не мог сказать, сколько он продлился, но судя по шуткам остальных свидетелей о затянутости и пикантности этого поцелуя, он примерно представлял себе, как это выглядело и сколько длилось. После, Вессел еле смог взять себя в руки и продолжить выступление, запинаясь и путая слова. Очень хотелось продолжить, только уже без маски, которая так мешала, не отпускать басиста никуда и принимать ласки от него, лаская в ответ. Его всего трясло, в то время, как басист с лёгкостью сделал вид, что так и было задумано и обговорено перед концертом. Сейчас он выглядел, как сумасшедшая балерина, выписывающая пируэты на сцене. И как оторва, чертовски смелая оторва. Как из тех самых фильмов о трудной подростковой жизни, наркотиках, алкоголе и сексе. Но они не в фильме. И Вессел, несмотря на всю неожиданность ситуации и свою растерянность, вкупе с возбуждением и взбудораженностью, прекрасно понимал, что выйдя за кулисы и скрывшись от публики, Третий станет другим. Тихим и застенчивым, тем, кто и слова лишнего без надобности не проронит. И тогда можно даже не надеяться на какой-либо разговор. Но, несмотря на все свои планы и боевой настрой, Вессел облажался, он, как и всегда, в последний момент счёл лучшим избежать обсуждения всей ситуации и сбежал. А если быть честнее, он просто зассал. А потом стало поздно. Вессел упустил момент и поняв это, снова принял свою молчаливую позицию. Он любил, но слишком сильно боялся обжечься. Настолько сильно, что выбирал не делать ничего вообще, и не чувствовать на себе давление терновых ветвей, нежели испытать этот шанс на взаимность чувств. Он опять ушёл в себя. И о Сон, сколько мольбы было в речах своей богине и сколько Сигилов было создано. Они, все без исключения, всегда состояли из множества рун и других символов, даже тех, что принадлежали самому Весселу, его рукам, его голосу, его душе. Эти Сигилы было тяжело разобрать, они были столь же запутанными сколько и сама ситуация по мнению вокалиста. Он сравнивал их и всю эту ситуацию с лабиринтом. Он словно блуждал в поиске любви, то и дело сворачивая не туда и заводя себя в тупик. Вот только, сколько бы он не искал выхода из лабиринта начерченного Сигила, в тот вечер, он так его и не нашёл. А свободными ночами, вокалист все чаще и чаще баюкался в объятиях Сна, изливая ей все свои проблемы и переживания. Вокалист пытался разобраться во всём этом дерьме. Он перебирал абсолютно всё, что связывало его с Третьим. От и до. И, из-за своей неуверенности, он так и не смог найти заметить для себя ни одного точного доказательства взаимности тех же чувств, что испытывает и он, которое могло бы его убедить, кроме одной маленькой надежды, которая еле находила жизненные силы, чтобы продолжать своё существование. В их взаимоотношениях была некая тайна, о которой, не знал никто, кроме них двоих. С самого своего первого месяца пребывания в секте, Третий, в самые тяжёлые моменты, шёл к Весселу. К самому обесчеловеченному из них. И вероятно, даже он сам не знал, почему он выбрал именно вокалиста, почему из раза в раз идёт к нему? Такой привычки не имел больше никто. И хоть вокалист продолжал быть опорой для всех, ни с кем у Вессела не было таких случаев. Абсолютно всегда это были холодные вечера, когда ветер завывал, пугая своей гулкой мелодией, во время молитвы перед сном. В те моменты, когда вокалист стоя на коленях перед алтарём молился Сну, в комнату, не создавая лишних звуков, осторожно пробирался Третий. Он всегда послушно ждал окончания этого ритуала, даже несмотря на то, что эти ритуальные песнопения Вессела пугали его до жути. Вессел всегда пел их на распев, иногда переходя на крики. Они не имели ритмичности и звучали очень странно, в них не узнавался родной голос вокалиста, и Третий подозревал, что в эти священные моменты, телом Вессела управляла сама Сон, потому что ни один человек бы не смог добиться такого звучания. И он вообще удивлялся, как это получалось и приходил к выводу, что связки Вессела, как и некоторые его органы, претерпели серьёзные изменения. В то время, как остальных сосудов это лишь ждало в будущем. Как только последний звук срывался с уст Вессела и ритуал мог считаться законченным, он дергано срывался с места и примыкал к Весселу. Порой с такой силой, что чуть не сносил вполне сильного вокалиста с ног. На радость вокалиста, эти объятия всегда были очень интимными, басист приходил после подготовки ко сну, полуобнажённым, и благодаря этому, они прижимались друг к другу кожа к коже. Именно благодаря этому, вокалист мог ласкать тёплую и такую живую кожу Третьего своими щупами, ощущая трепетание крови по венам под кожей. Он всегда делал это очень аккуратно. Позволял своим щупальцам, произраставшим из-за спины, материлизоваться из тёмной дымки, стать вполне осязаемыми и ловко вынырнув из-за плаща, прикоснуться к басисту. Так медленно, как это только возможно. И вся эта аккуратность лишь из-за малой боязни Третьего. Спустя столько времени в их секте, басист был единственным, кого продолжал пугать истинный облик Вессела, дарованный им своим Божеством. Это было связано с его детскими страхами, коими он не желал делиться. Он по прежнему еле заметно пугался при виде этих массивных и проворливых щупов, нечеловечески длинных пальцев и этих шести глаз, расположенных под маской. Всё остальное было не таким заметным, да и он уже к ним привык. И хоть он уже делал явные успехи, в принятии этих особенностей Вессела, вокалист понимал, что действовать стоит по-прежнему аккуратно. И Третий всегда, несмотря на свои страхи, жался к Весселу, плакал и очень много говорил, хоть и далеко не всё из этого возможно было разобрать. Это была своего рода исповедь. И Вессела глубоко пугала мысль, что он может оказаться лишь своеобразным богом для Третьего, выслушивающим покаяние в грехах. Обычно после таких срывов они так и засыпали на полу у алтаря, вдвоём кутаясь в плащ вокалиста. Но Вессел не мог понять, значило ли это всё что нибудь для Третьего? Или он просто видел в Весселе наставника, а может и вовсе у него были такие взаимоотношения не только с ним, но и с другими участниками группы? Как же чертовски мало он знал о человеке, который является его семьёй. Вокалист ощущал себя словно на американских горках. Он, на огромной скорости падал в бездну сомнений, после чего следовал подъём, когда появлялась надежда. Совсем скоро это привело к проблеме, не такой глобальной, из-за отсутствия тура и концертов на этот период, но всё равно неприятной. А если быть точнее, Вессел заболел. В тот вечер, на репетиции он сорвал голос. Что было дальше он помнил крайне смутно. Вроде лёг спать раньше обычного, даже пропустив мольбу из-за крайне плохого самочувствия, он был уверен, что его богиня простит ему это, ведь он сделал это не из прихоти. А потом всё совсем расплывчато, какие-то голоса и что-то непонятное. Он помнит, что кто-то всё время, когда он просыпался, сидел рядом, а позже и лежал. Этот кто-то заботливо ухаживал за Весселом. И этим добровольцем оказался басист. Вокалист не знал, как сосуды выбрали на роль няньки именно Третьего, ведь они все, без исключения, желали внимания Вессела. И видимо, только из подозрений о чувствах вокалиста был сделан именно такой выбор. Вессел помнил, в каком шоке и смущении он был от всей этой ситуации. А позже оказалось, что он провалялся в бреду целые сутки, время от времени просыпаясь на пару минут, но своих пробуждений он не помнил. И от того было ещё страшнее, что он мог натворить в таком состоянии? И как только Вессел пошёл на поправку, ему стало хуже. А причиной этого стал ливень, под который вокалисту посчастливилось попасть в первый же выход из дома после болезни. Придя домой он сразу же пошёл в душ, переоделся в сухую одежду и спрятался под тёплым пледом в попытке согреться. В этом ему услужливо помогал Второй, принёсший ему горячий чай и ужин, от последнего Вессел отказался. По-началу Вессел думал, что его пронесет, но уже через несколько часов понял, что нет, не пронесет. Вокалисту стало ещё хуже, чем в первую болезнь. Он ослабел настолько, что даже не мог поддерживать свою более очеловеченную форму и сейчас все его изъяны в виде шести глаз, неестественно длинных конечностей и щупов, которые сейчас почему-то изменили свой привычный черный окрас на темно синий, были при нём. Все сосуды обхаживали Вессела как могли, засыпая сидя у его кровати. Особенно Четвертый. А как только ему стало легче, то снова оставили его с Третьим, изъявившим желание ухаживать за вокалистом самостоятельно. Выздоравливал вокалист долго и тяжело, но эта болезнь и послужила помощью свыше, о которой он так молил. Общение между мужчинами стало намного теплее. Басист ухаживал за Весселом, готовил для него еду и бывало кормил его с ложечки, если вокалист был не в состоянии кушать самостоятельно. Помогал ему принимать ванну, правда помощь его начиналась с набора воды и заканчивалась сопровождением Вессела до двери. В такие моменты, поддерживая вокалиста под руку и за спину, Третий мог особенно интимно ощущать щупы Вессела. Он был удивлён и напуган, когда впервые прикоснулся к ним самостоятельно и ощутил, насколько они приятны на ощупь. До этого момента, когда Вессел касался его щупами, он всегда старался как можно сильнее зажмуриться и отключить все ощущения. Он очень боялся их. И от этих мыслей о том, что они кажутся ему приятными, басисту стало неловко. В тот вечер, после того, как Вессел вышел из душа и лёг в постель, басист смущаясь и краснея попросил вокалиста прикоснуться к нему своими щупальцами. И он до сих пор помнит по-прежнему болезненный, но удивлённый и радостный взгляд вокалиста. Вессел сделал то, о чем попросил его басист. Сначала он прикоснулся к предплечью Третьего, мягко опутав его, а после и вовсе никто из них не понял, как щупы переместились на ноги и под футболку басиста, сковывая его движения. Осознание того, что он переходит черту, заставило отпрянуть вокалиста в испуге, но напрасно, ведь как оказалось позже, несмотря на всю абсурдность, такой опыт понравился басисту. После этого, Третий стал ещё больше доверять Весселу и меньше замыкаться в себе, также как и Вессел. Теперь, бывшее когда-то одиноким время, короталось за чашечкой чая и беседами. И даже сейчас мужчины сидели в комнате Третьего и пили чай. Третий, сидя на полу, опирался на кровать, а Вессел сидел напротив, настолько близко, что их колени, обтянутые чёрными джинсами, соприкасались, посылая по ногам вокалиста импульсы. - Знаешь, я хотел у тебя спросить... Я... То-есть, мне кажется, что мне нравится один человек. Но я не могу понять, чувствует ли он что-то ко мне... - Третий опустил взгляд, мямлил и некоторые слова произносил настолько нечётко, что Весселу приходилось напрячься, чтобы разобрать их. Один из его щупов, медленно оглаживающий плечо Третьего, дрогнул. - И я хотел попросить у тебя совета, потому, что я абсолютно не понимаю, что мне делать. Вессел не особо был удивлён такому разговору, он уже давно подготовил себя к тому, что Третий может относится к нему, как к наставнику. Но где-то внутри все равно кольнуло, несмотря на весь настрой. Вот только он сомневался, может ли чем-то ему помочь, имеет ли право на это? Ведь он прямо сейчас подвешен в такой же ситуации, и не может помочь даже себе. Но признаться честно, как только Вессел понял, о чем его спросили, к щекам резко прилила кровь и где-то внутри что-то гулко упало в пятки. - Ну, это дело каждого человека. - в начале его голос дрогнул, но он быстро собрался и вложил всю силу в последующие слова. Он попытался представить, что перед ним сидит кто-то другой из сосудов, но никак не Третий. - У всех всё по разному и я не могу тебе сказать за другого человека. Возможно тебе стоит попросить о помощи Сон. Третий заинтересованно придвинулся поближе и вгляделся в глаза вокалиста. Такое поведение было для него несвойственным от слова совсем. Он оперся своей рукой о бедро Вессела, на что тот напрягся. - А как бы ты себя вёл? Ну, если бы был влюблён в меня. - Басист выпалил это очень быстро и шёпотом, прямо в губы Вессела, словно это была только их тайна, о которой знать лишним, не полагалось. Вокалист почувствовал еле уловимый запах алкоголя, исходящий от Третьего. Вессел успел только вскинуть брови от удивления, прежде чем Третий, резко отпрянул и задел чашку в руке Вессела, опрокинув ее и облив всего вокалиста и свои джинсы. - Черт, ты в порядке? - Третий моментально вскочил на ноги и обеспокоенно глазел на Вессела. - Сейчас, я принесу салфетки. Басист выбежал из комнаты. Вессел грузно рухнул на спину и прикрыв глаза, вдохнул сквозь зубы, массируя собственной рукой в районе груди. Ему не было больно от кипятка, ошпарившего его, но очень неприятно тянуло в груди. С каждым днём, вокалист все больше понимал, что так продолжаться больше не может, что он уже не справляется и слишком явно палиться. Дал себе слово держать себя в руках и все равно допустил эту ситуацию. Скорее всего, Третий воспринимает его исключительно, как наставника и старшего, а он тут так реагирует. И если сейчас он так реагирует на такие безобидные вопросы, то что с ним будет, когда обсуждения пойдут о более интимных вещах? А если все так и есть, они обязательно пойдут, ведь Третий захочет получить совет от того, кому он доверяет. Вессел преждевременно услышал, как басист несётся по ступеням на второй этаж. Усмехнувшись от того, с каким топотом бежал Третий, вокалист открыл глаза и повернул голову в сторону двери. Басист стремительно залетел в комнату и подбежав к Весселу, плюхнулся на колени сбоку от вокалиста. Он принялся вытирать его торс, отчего по коже вокалиста побежали мурашки, а живот неприятно скрутило. Теперь уже вокалист соскочил с пола и протянув, что-то тихое про вечернюю молитву вышел из комнаты. Уже в коридоре он услышал то, что на секунду заставило его остановиться: - Весс, я неспроста спросил о том, как именно ТЫ вёл бы себя, если бы Я нравился тебе. Всю следующую неделю после признания Третьего Вессел провел в одиноком раздумье. Он ощущал себя жертвой эмоциональных качелей и никак не мог понять поведение басиста. Их вечно скромного и тихого басиста. И что только на него нашло? Или это было сказано алкоголем в его организме? Как он не заметил раньше, что басист выпил? До этой поры вокалист и в голове не мог допустить мысли о том, что Третий признается кому-то в симпатии, а тем более ему. Вессел не мог преодолеть себя и всю эту неделю он избегал басиста, избегал всего, кроме общих молитв и репетиций. Их он избегать не мог. Но он старался не смотреть на Третьего и зачастую убегал от него. Но долго бегать не получилось. По истечению 7 дней все пошло не по плану. В тот вечер Вессел сидел в своей комнате и готовился к вечерней молитве. Он уже сел пред алтарём и сложил руки на уровне груди, ощутил присутствие Сна и то, как она просит его раскрыться, для того чтобы она могла проникнуть в его разум и тело, как в комнату кто-то ворвался. Вокалист дернулся и соскочил на ноги, повернувшись он увидел Второго. Вессел сразу понял, что произошло что-то очень плохое, потому, что никто не посещал его комнату по вечерам, а уж тем более не врывался без стука. Ведь все, без исключения, относились к нему с уважением. А ещё они знали, что ворвавшись в его комнату без стука, они могут стать свидетелями ритуалов, которые они видеть не хотели. Хоть Вессел и не был жестоким существом, но некоторые ритуалы, которые он должен был проводить были поистине пугающими и жестокими по отношению к жертвам. Вокалист всегда выбирал, так называемых им, плохих людей. Как он говорил, они совершали в своей жизни плохие деяния, они были паразитами всего человечества. И Вессел прекрасно знал, что его сосуды не могут вынести этого зрелища, они не могут увидеть это всё и не зажмуриться, услышать предсмертные вопли жертвы и не заткнуть уши, именно поэтому, он никогда не настаивал на их присутствии и тем более помощи. Животных Вессел не трогал никогда, но был уверен, если этого потребует Сон, он не сможет ей отказать. Несмотря на все эти ритуалы сосуды не осуждали Вессела, ведь они прекрасно понимали для чего и во имя кого это всё делается. А некоторые ритуалы Вессел, с разрешения Сна, проводил за других сосудов. Поэтому, они ни за что не стали бы его осуждать. Но они все всë равно старались избегать любых упоминаний об этом и не наткнуться на исполнение этого. - Вессел! Там! - Второй из последних сил говорил, и согнувшись от сразившей его отдышки указывал куда-то в сторону выхода из комнаты. - Вессел, там Третий! У него опять паническая атака! Лицо Вессела мгновенно побледнело. Все его опасения были не напрасны. И о Сон, как же он сам боялся панических атак Третьего. Это происходило не так часто, но в этот раз что-то явно пошло не так, потому, что не успел басист отойти от этого недуга, произошедшего пару дней назад, как он снова вернулся. Но в тот раз всё было не так серьёзно, потому, что сосуды смогли успокоить его без помощи Вессела, а если сейчас они позвали вокалиста, значит, дело совсем плохо. Вессел подорвался в сторону комнаты Третьего. Он точно должен быть там, даже если это произошло где-то в другой части дома, то остальные его жители увели басиста в его комнату, в попытке успокоить. Вессел не знал, почему он был так в этом уверен. По дороге, за какие-то секунды, он пытался себя успокоить. Потому, что Третьему сейчас точно не нужен паникующий Вессел, и он ему ничем не сможет помочь, если сам будет не в себе. Ворвавшись в и без того открытую комнату вокалист сразу же нашёл взглядом басиста. Он сидел на краю кровати, слишком неестественно сгорбившись, судорожно вцепившись в воротник своей водолазки и пытаясь оттянуть его как можно сильнее. Его дыхание было неритмичным и он что-то нервно бормотал. Но разобрать что именно не представлялось возможным. Прямо над ним стоял Четвёртый, который то и дело норовил втиснуть ему стакан с водой. Опомнился Вессел только тогда, когда в комнату забежал Второй. - Выйдите. - тихо бросил вокалист. Второй мигом выскользнул из комнаты, а четвёртый, передав стакан Весселу, вышел следом. Стало тихо. Настолько тихо, что судорожные всхлипы Третьего стали слышны, как никогда прежде. Вокалист осторожно подошёл к кровати, поставил стакан с водой на тумбу и присел рядом с басистом, потянувшись к его рукам, убирая их от воротника и сжимая, он начал тихо, но уверенно приговаривать: - Тише, мой хороший. - Вессел выпустил руки Третьего из своих и потянулся к нему. Вокалист обнял его так, словно своими объятиями он хотел закрыть его от всего мира, погружая в кокон из своих щупов и рук. Так, как просил сам Третий во время их обсуждений в прошлом. - Давай будем дышать вместе, хорошо? Давай вместе - вдох и выдох. Вессел начал показательно громко дышать, чтобы Третий повторял за ним. - Ты понимаешь, что тебя так напугало? - Вессел старался держаться уверенно. Но где-то внутри всё равно было так больно и тревожно. Это мешало ему сохранять самообладание. - Ты можешь об этом сейчас говорить? Третий отрицательно покачал головой и сильнее вжался лицом в грудь Вессела. - Ты ведь помнишь, что это не навсегда. Совсем скоро это пройдёт и тебе станет легче. Такое ведь уже бывало раньше. - вокалист сжимал Третьего в объятиях и гладил его по спине. И спустя время - это всё начало работать. Басист начал успокаиваться, об этом говорило его дыхание, что становилось с каждым вдохом все спокойнее. Но в один момент всё резко обострилось и дыхание Третьего снова сбилось и Вессел начал ощущать дрожь чужого тела. Каждый раз, когда он думал о том, кто мог довести басиста до такого психического здоровья в прошлом, его накрывала первородная злость. - Не пытайся побороть её, слышишь? Просто нужно подождать. Давай будем дышать? - после этого вокалист снова начал своё показательное дыхание, побуждая Третьего присоединиться к нему. И как только дыхание басиста начало приходить в норму, Вессел осторожно потянулся за стаканом с водой. Немного отодвинувшись от третьего он поднёс стакан к губам парня, на что тот сделал несколько мелких глотков. Вессел понимал, что первый и самый сложный шаг был сделан. Оставалось разговорить басиста. - А ты помнишь, как мы познакомились? Я тогда сразу обратил внимание на тебя. - вокалист улыбнулся своим воспоминаниям и начал отвлекать Третьего. - Но честно признаться, если бы не Второй, я бы не осмелился подойти к тебе. Вессел сбился со счету, сколько времени прошло, минута, а может час, прежде, чем Третий подал хоть какой-то признак жизни. - Я очень испугался. - Третий прошептал это куда-то в грудь Вессела, но несмотря на это, мужчина всё равно разобрал всё сказанное. Басист немного отпрянул от Вессела, и не расцепляя объятий, уставился на вокалиста. - Я тебе совсем не нравлюсь? Вессел вытаращился на басиста. Маска уверенности, так старательно поддерживаемая вокалистом для успокоения Третьего, начала трещать по швам. Что значит этот вопрос? Это говорит тревожность басиста или он сам? А может он пьян? Вессел не знал. Но он понимал, что молчание уж слишком затянулось, и могло быть воспринятым не так, как хотелось бы. - Ну что ты такое говоришь, я вас всех люблю, ты же знаешь. Вы очень дороги мне. - Вессел сказал это как можно ласковее, мысленно проклиная себя за то, что вывел всё в такое русло, желая прощупать почву. В сторону дружеской, но никак не романтической любви. Хотя в чем тут сомневаться, Третий же сам признался в любви Весселу. Ведь признался же? - Нет, я не про это. - голос Третьего опасно дрогнул. - Почему ты стал избегать меня? Если это всё из-за моего признания, и если это не взаимно, то я готов оставить всё, как было раньше. Я не буду претендовать на что-то, мне хватит и простого общения. Только не игнорируй меня и не делай вид, будто не замечаешь меня. В этот момент Вессел готов был мысленно дать себе пощёчину. Из-за его непонятных страхов и метаний Третий воспринял всё на свой счёт. Словно это он во всём виноват, а не Вессел мудак. - Больше не буду. - тихо проскрипел Вессел. - Сейчас ни ты, ни я не в лучшем состоянии, чтобы обсуждать всё это. Но, просто знай, что это взаимно. - Какой же ты всё таки глупый в людских вопросах. Мог бы просто сказать, что любишь меня. - с добрым смешком проговорил Третий и уткнулся в грудь Вессела. - Тебе нужно отдохнуть. Ложись. - Вессел, не разрывая объятий, потянул басиста за собой на кровать. - Подожди. Я хочу снять. - с этими словами, басист сел и потянулся к своей водолазке, после чего стянул её и откинул куда-то вглубь комнаты, под неодобрительный взгляд Вессела. О да, Вессел не переносил бардак, а Третий это прекрасно знал. Несмотря на это знание, он не боялся того, что этим может оттолкнуть вокалиста, потому, что знал, что мужчина лишь шутит и на полном серьёзе ругать и обижаться не будет. К этому моменту вокалист уже улёгся, а Третий прильнул к Весселу, укрывавшему его. - Ты поспишь со мной? - это прозвучало очень тихо, словно Третий боялся узнать ответ на свой вопрос. - Я никуда не уйду. - Вессел улыбнулся и прижал басиста к себе еще сильнее. Впервые наслаждаясь их близостью вот так, не боясь, о том, что будет завтра. Теперь он хоть немного, но уверен в том, что у них есть вполне весомые шансы. Теперь отчего то казалось, что всё будет хорошо. - И даже пропустишь молитву? - уже заметно расслабившись, игриво протянул Третий. - И даже пропущу молитву, а теперь, засыпай. - А если Сон рассердится? - промурлыкал Третий в ключицу вокалиста. - Не рассердится, она любит тебя также, как и меня. - Вессел нежно улыбнулся. И тут в голову Третьего пришла интересная мысль. И он решил попытать удачу. - Спой мне, пожалуйста. - Спеть? - басист не видел лица Вессела, но был готов поклясться, что тот выпучил свои глаза, ибо прозвучало это действительно удивлённо. - Мгм. - басист зачем-то кивнул, хоть и понимал, что Вессел это не увидит, а разве что, только почувствует. - Хорошо. Но с одним условием: я пою, а ты засыпаешь. И третий послушался. Он закрыл глаза и устроился в объятиях Вессела поудобнее. На что услышал одобрительный вздох и прикосновения щупов, прежде, чем уловить тихое, еле слышное пение. Басист всегда любил голос Вессела. Он ему казался каким-то запредельным, нечеловеческим. Он всегда помогал ему в трудные минуты. И когда Третий блуждал где-то в лабиринтах своего тёмного сознания, в неспособности выбраться на свет, приходил Вессел и всегда пел ему. Пел так, что волей не волей, но ты выберешься домой на его голос. В этот раз вокалист пел что-то незнакомое, но от этого не менее привлекательное. И Третий подумал, что нужно будет обязательно спросить у Вессела, что это за песня. Но всё завтра. А сейчас он уже чувствовал, как проваливается в такой целебный и долгожданный сон.