the great beyond

Сквозь осколок покрытого копотью стекла сине-зелёное солнце выглядело огрызком, который становился всё меньше и меньше. Воздух, горячий и тяжёлый, почти не двигался, невыносимо яркий свет заливал всё вокруг, казался чем-то плотным, осязаемым — но стоило сделать лишь шаг, чтобы уйти с улицы под крышу, и он рассыпался по бледно-голубой стене прозрачными отблесками. Эта галерея, с сеткой вместо окон и с решётчатым полом, всегда напоминала Ките море — была такой же прохладной и спокойной, точно так же игралась с лучами, и почти так же, как в воде, любой звук мигом разносился по помещению. В этот раз тяжёлые, торопливые шаги Атару, шедшей за ним по пятам, послышались задолго до того, как она сама появилась перед Китой — мрачная, с недобро сверкающими глазами, похожими на две мутные Сферы. — Хороший сегодня день, правда? — Прищурившись, он взглянул на улицу сквозь сетку, и пошёл дальше, к лабораториям. — Кажется, к вечеру начнётся гроза. Всегда любил грозы… И затмения тоже. — Ты идиот? — Атару очень часто могла сказать что-то грубое, но сейчас в этой грубости было что-то неправильное. Её голос дрожал — но не от страха, а от злости. — Ты не любишь грозы? — Ты серьёзно решил уничтожить Великие Врата? — Она будто бы вбивала свою злобу ногами в решётки, так сильно, что их звон разлетался во все стороны. — Тэмаку отправился туда. Когда он вернётся, тебя арестуют. — Нет, я решил убить Тихану, — произнеся это вслух, Кита, чуть смутившись, тихо рассмеялся и прикрыл рот рукой, — а Тэмаку пусть делает, что хочет. У него не будет власти, когда всё случится. На пару секунд Атару замерла, приоткрыв рот, а затем, закрыв лицо, кинулась вперёд, будто бы стремясь от чего-то убежать, и, то ли плача то ли смеясь, заломила руки, подняв их над головой. — Ты чего?.. Тебе что, серьёзно жаль эту паучиху? — Мне нас всех жаль, дубина! Галерея осталась позади, и оглушающий крик, потонувший в собственном эхе от каменных стен и пола, резанул его по ушам. Сложив руки на груди, Атару принялась ходить по лаборатории, глядя перед собой. Бусины на её одежде и в волосах глухо стучали при каждом шаге, и от этого стука было ещё неприятнее, чем от её крика. Что-то в груди защемило — так же, как всегда, когда на Киту кричали из-за его ошибок. — Как ты захотел её убить? Разрушить сеть поставок? — Голос, сопровождаемый сухим, унылым бряцанием украшений, грохотал в пустом помещении, и алхимик удивился тому, как же в этом здании просторно, когда никого нет. — Ты уверен в том, что вместе с фабрикой витае весь город не взлетит на воздух?! — Мы не используем взрывчатку. — Рассказывать кому-то постороннему о том, что именно он затеял, было глупостью, но Ките, стоящему у стены с понуро опущенной головой, хотелось оправдаться, сказать что-нибудь, что заставило бы Атару успокоиться и, может быть, похвалить его. — Если подселить в поток витае алую плоть, то… Не дослушав, она кинулась к нему и схватила за грудки с такой силой, что он вскрикнул. Бледно-серые глаза смотрели на него сверху вниз с такой яростью, что алхимику захотелось сжаться и спрятаться в какой-нибудь маленькой щели в полу, а тихий, шипящий голос, которым Атару заговорила спустя пару мгновений молчания, зазвучал гораздо страшнее, чем её предыдущий крик. — Ты серьёзно решил, что подселить малоисследованную дрянь в систему, обеспечивающую энергией весь город — это безопасней, чем просто взорвать фабрики или башню? — Я его исследовал. Кита попытался сказать это уверенно, но получилось совсем наоборот — голос, будто бы надтреснутый, дрожал и срывался, и, услышав себя, он испугался окончательно. — Сколько? Десяток восходов? Может быть, два десятка? — Она продолжала шипеть, почти как змеи, которыми кишели песчаные пустыри на окраинах города — так же ядовито, так же страшно, до пустоты в груди и дрожи в ногах. — Ты вообще представляешь, что такое «исследование»? Это не дурацкая модель города, выстроенная на балконе. Это не аквариум с красной плесенью. Просто… Оттолкнув его от себя, она всплеснула руками, а затем, развернувшись, пошла прочь — не оборачиваясь, таким же быстрым и тяжёлым шагом, как и до этого. Обычно страх отступал, когда Киту оставляли в покое, но сейчас он чувствовал себя всё хуже и хуже с каждым мгновением тишины. Какая-то непонятная пустота разъедала грудь изнутри и хотелось унять её, хотелось, чтобы Атару хоть немного успокоилась и сказала ему что-то без такой ярости — и он поспешил следом за ней. — Ты куда? — К Великим Вратам. Потом попытаюсь добраться до фабрик. — Зачем? — Чтобы ты спросил! — Ты что, серьёзно… — Слушай сюда. — Резко развернувшись к нему, Атару зацепилась за что-то юбкой — одна из нитей порвалась и бусины с оглушающим грохотом рассыпались по полу, но она даже не взглянула на них. — Я ненавижу Тихану и меня тошнит от Тэмаку, но знаешь, что я ненавижу больше? Тупость. Тупость и безалаберность, которые могут стоить жизни самым обычным людям. Раздражённо отвернувшись, она прошла ещё пару шагов и с силой вдавила в стену кнопку вызова лифта, а затем замерла, почти как статуя, не издавая звуков и не двигаясь. Из шахт дул лёгкий ветерок, доносилось тихое, монотонное гудение, резонирующее с точащей пустотой под рёбрами, продолжающей разрастаться с каждым мгновением тишины. Солнце, редко заглядывавшее в это помещение, вдруг бросило пару лучей на пол, и они, пройдя через несколько стеклянных бусин, разлетелись по полу цветными искрами. — Оставайся здесь. — Вздохнув, женщина наклонилась, чтобы завязать узелки на оборванном украшении. — Даже если весь город рассыпется в пыль, лаборатории устоят. Подъехавший лифт беззвучно открыл двери, и Кита потянулся вперёд, чтобы зайти туда, но женщина снова обернулась, и он шарахнулся назад от её взгляда. — Я сказала — сиди здесь! — Это всё ещё звучало озлобленно, но теперь она казалась не столько яростной, сколько скорбящей. — Кто-то должен дать сигнал или вы договорились начать в определённый момент? — Когда начнётся затмение. — Оставайся здесь. — Атару вдруг улыбнулась ему, хотя лицо у неё всё ещё было мрачным и раздражённым, и Ките показалось, что она выглядит как мать, смотрящая на нашкодившего ребёнка. — Я вернусь, если выживу. Двери закрылись. Немного постояв перед ними, словно ожидая услышать ещё что-то, он развернулся и побрёл к своему балкону. На улице всё ещё было духота, но поднялся лёгкий, прохладный ветерок, плотные, кудрявые облака плыли по небу, и с высоты было видно, как они отбрасывают тени на город. Сквозь тёмное стекло солнце напоминало полумесяц — времени оставалось всё меньше и меньше. Перегнувшись через перила и заглянув за выступ здания, Кита взглянул на громадину Великих Врат, торчащую в бледном, выжженом предгрозовой жарой небе, а потом сел в кресло и, свернувшись калачиком, уставился на башню и фабрику внизу. Всё его спокойствие и тихая радость от того, что должно было случиться совсем скоро, вся его уверенность исчезла — остались только грызущее чувство то ли вины, то ли обиды, и тревога, будто бы он действительно мог сделать что-то не так. Мелькнула мысль пойти и пересмотреть свои расчёты, но Кита отмахнулся от неё и продолжил сидеть на месте, глядя то вниз, то на небо и облака — всё равно в исправлениях уже не было никакого смысла, да и не хотелось шевелиться. Устало, будто бы сквозь сон, он поднял стекло, чтобы проверить, сколько времени осталось до затмения, но в этот момент кто-то схватил его за плечо — рука дёрнулась и стекло упало вниз. — Кита! — Михара, испуганная, с всклокоченными волосами, чуть ли не плакала, глядя на него. — Кита, ты что?! — А что я такого сделал? — Тэмаку отдал приказ о твоём аресте. И я слышала… — Она наконец-то выпустила его плечо, только чтобы вытереть слезящиеся глаза. — Я слышала, будто бы он сказал, что если тебя возьмут мёртвым, будет лучше. — Нелогично с его стороны. — Усмехнувшись, Кита поднялся и посмотрел вниз, будто бы надеясь, что упавшее стекло могло уцелеть и что он сможет разглядеть его с такой высоты. — Из кого он тогда будет добывать витае? — Кита, это не смешно! — Да брось ты. Всё будет хорошо. — Сев обратно, он продолжил улыбаться ей, хотя давящее чувство в груди никуда не делось — наоборот, только усилилось. — Лучше подумай, что ты будешь делать, когда не станет ни Тиханы, ни Тэмаку, ни витае. Михара, ничего не ответив, отошла в сторону и начала бездумно бродить между столами, дрожа и всхлипывая. Отведя от неё взгляд, Кита уставился на солнце — всё ещё яркое, но почти закрытое луной. Теперь это было видно и без стекла. — Вот я… Я займусь снами и связью людей через них. Если это действительно работает именно так, как я предполагаю… — Мне нужно поговорить с Атару. — Она продолжала трястись, будто бы на улице было холодно. Ноги её почти не держали, так что она оперлась на стол, склонившись над алой плотью, тихо сидящей в своей склянке. — Зачем? — Нужно и всё! — Несколько слёз попали в аквариум и красные перепонки задрожали, будто бы попытались отодвинуться. — В отличии от вас всех, она хоть немного меня понимает. — Михара, честное слово, ты ведёшь себя как маленький ребёнок. — А ты ведёшь себя как придурочный подросток! — Ну, вот и поговорили. — Вздохнув, он уселся на перила, чтобы было видно и Врата и башню. — Атару должна быть где-то внизу. Она собиралась к Вратам, а потом на фабрики. — Она тоже… с вами? — Не знаю. — Город выглядел точно так же, как в любой жаркий полдень, тихо, спокойно и немного сонно, но теперь ему начало казаться, будто бы всё вокруг затаилось в ожидании чего-то ужасного. — Кажется, она сама по себе. — Кита. — Михара осторожно подошла к нему, уже не дрожащая, но бледная, почти что зелёная. — Ты точно не убьёшь нас всех? — Не должен. — Кита, это действительно не смешно. — Да хватит уже! — Он резко обернулся и, не удержавшись, свалился прямо на каменный пол. Обида и пустота внутри заныли с новой силой, а боль в ободранном локте делала только хуже. — Вы с ней сговорились, что ли? Поднявшись, он раздражённо отряхнулся и посмотрел на подругу, только сейчас осознав, что она, оказывается, ниже ростом почти на голову. — Я уже сам не знаю, чего ждать, вы меня достали! Ты хотела с Атару поговорить? Беги быстрее! От меня только отвали. Съёжившись, она развернулась и кинулась прочь. Вздохнув, Кита хотел было сесть обратно и спокойно дождаться момента, когда синеватые трубы внизу станут грязно-красными и полопаются, но от того, что Михара на него обиделась, почему-то стало ещё хуже. Тяжело вздохнув и бормоча ругательства он пошёл следом за ней, к лифтам. — Когда поговоришь с ней — возвращайся. Она ничего не ответила, только продолжила шмыгать носом и топать ногой, дожидаясь, пока появится лифт. — Всё начнётся в момент затмения. Снаружи может быть небезопасно. Изо всех сил стараясь не плакать, Михара зашла в кабину, но, когда двери почти закрылись, не удержалась и повернулась к нему — взъерошенная, с трясущимися губами, совсем как капризный ребёнок. — Ну ты же хотел, чтобы я от тебя отстала! Двери закрылись. Снова постояв перед ними пару секунд, Кита, глубоко вдохнув, выругался во весь голос, надеясь, что хоть так ему станет легче и спокойнее, и, проклиная всё и всех на свете, начиная с девчонки-истерички, которую ему навязали в помощницы, и заканчивая Тиханой, пошёл обратно. Очень сильно хотелось разбить что-нибудь вдребезги, перевернуть пару столов, и он запустил в стену несколько пустых жестяных банок. Он даже не сразу понял, почему вдруг потемнело — только подняв голову увидел, что затмение наконец-то началось. Рассеянный голубоватый свет будто бы отражался от воды, переливаясь на колбах и инструментах, на бледном небе загорались звёзды, от солнца, закрытого луной, нельзя было отвести глаз — в любой другой день, но только не сегодня и не сейчас. Спешно подойдя к перилам, Кита перегнулся через них, чтобы посмотреть, что происходит с Вратами, и именно в этот момент город озарился ослепительно-белыми лучами, его оттолкнуло назад, приподняло в воздух и мир исчез. Вокруг были только неизвестные белые цветы, среди которых он сидел, прислонившись спиной к кому-то другому — живому, тёплому и дышащему. Небо было таким же белым, как цветы, без луны, солнца или звёзд, прохладный воздух совсем не двигался, и почему-то казалось, что этот внезапный сон вот-вот превратится в кошмар, хотя вокруг всё было совершенно спокойно. — Это ты мне снился всё это время? Человек за его спиной шевельнулся и вдохнул поглубже, собираясь что-то сказать, но именно в этот момент Кита проснулся. Всё тело ужасно болело, так, будто бы его побили. Попытавшись вдохнуть поглубже, алхимик сразу же закашлялся от пыли, которой было засыпано всё вокруг, и поднял руки к лицу. Все они, от ладоней до плеч, были обожжены, будто кто-то плеснул на него кислотой, и, судя по тому, как жгло лицо и губы, они выглядели не лучше. Медленно, боясь упасть, Кита сел, упираясь руками в пол, а затем осторожно поднялся на ноги. Колени подгибались, голова ужасно кружилась, так что вместо того, чтобы снова перегнуться через перила, он медленно, шатаясь во все стороны, побрёл к лифтам — в третий раз за день. Лаборатории, которые он пробегал всего за полминуты, теперь казались невероятно огромными, и эхо от тихих шагов и громкого дыхания в наступившей тишине казалось оглушающим. Сумрак всё никак не рассеивался, и добравшись до окна он увидел, что затмение не прекращается — луна не двигалась с места, продолжая закрывать собой зеленоватое солнце. Отвернувшись с омерзением, стараясь не думать ни о чём кроме того, как бы ему не свалиться, он пошёл дальше, но всего через десяток шагов чуть не упал из-за чего-то острого, впившегося ему в ногу — одной из бусин, оторвавшейся у Атару с юбки. Кнопку вызова лифта Кита нажал, почти ни на что не надеясь, но в глубине шахты послышалось знакомое монотонное гудение, а затем открылись двери и он ввалился в кабину, не удержав равновесие и упав на четвереньки, когда она, мягко дёрнувшись, повезла его вниз. Голова продолжала кружиться, его кошмарно тошнило, но в этом виделось что-то хорошее — все его мысли были сосредоточены не на том, что случилось с Великими Вратами и не на том, почему солнце и луна остановились, а на том, как бы ему не потерять сознание и спуститься вниз, чтобы увидеть город вблизи. Когда лифт остановился и открыл двери, он некоторое время сидел не шевелясь, с закрытыми глазами, уверяя сам себя, что это из-за тошноты и звона в голове, а затем, наконец-то открыв глаза и поднявшись, двинулся вперёд, не глядя по сторонам, уставившись на каменные плиты под ногами, засыпанные песком, пылью и чем-то, похожим на пепел. Улица встретила его темнотой, ветром, несущим вездесущие пепел и пыль, и двумя солнцами в небе — зелёным, всё ещё закрытым луной, и белым, мерцающим в Великих Вратах. Всё ещё не понимая до конца, что случилось, Кита вдохнул поглубже, собираясь позвать кого-нибудь, наконец-то решил оглядеться вокруг — и попытался завопить от ужаса, но крик будто бы застрял у него в горле. Прямо на него смотрела Атару — с небрежно растрёпанными волосами и оборванной ниткой на юбке, но окаменевшая, замершая на месте, смотрящая прямо на него, словно кто-то или что-то (он упорно не хотел думать о том, кто или что) превратило её в статую, вроде тех, которые стояли у входа. Пошатываясь, он сделал несколько шагов в сторону — и, запнувшись о серую, съёжившуюся на земле фигуру, упал рядом с ней, так, что смог разглядеть завитки растрёпанных, чёрных когда-то волос и очертания лица, которое Михара пыталась прикрыть руками. Внутри что-то дёрнулось, сдавило горло и грудь так, что Кита скрючился, обхватив себя руками, а затем рванулось наружу, обдирая горло. По сухой, выжженной земле расползлось густое кровавое пятно, оставившее во рту мерзкий привкус железа.