—
— кем был человек с именем инсин? цзин юань оборачивается резче, чем дань хэн привык — генерал двигается сглаженно, за столько сотен лет отточивший ауру возвышенного спокойствия, сквозившую в каждом жесте. в этот раз спокойствие отливает даже от золотых глаз — он смотрит на дань хэна с невыразимым удивлением. и где-то там — за доньями глаз — с осколками застарелой боли. они стоят на веранде, в порту звёздных яликов — дань хэн, несмотря на штормящие внутри сомнения, принимал приглашения генерала увидеться уже несколько раз. цзин юань всегда смотрит с безбрежным покоем и капелькой тоски. дань хэн упорствует на своих различиях с прошлым воплощением, и генерал только улыбается и кивает. он больше не говорит о пожирателе луны, но продолжает звать дань хэна старым другом. от этого совсем немного горчит в горле, но он принимает это обращение, даже если не чувствует такого же родства в ответ. со временем находиться рядом с генералом становится комфортнее, и с языка слетает затаённый вопрос. потому что каждую ночь дань хэн просыпается с этим именем на губах и расколотой тоской под рёбрами. инсин. низкий голос, серебряные волосы, льющиеся сквозь пальцы, и запах сандалового дерева. несмотря на то, что воспоминания начали медленно возвращаться, дань хэн не может восстановить в памяти даже образ этого человека. и все же тело по привычке сводит от невыразимой грусти, словно так было столетия назад. — ты не помнишь? — голос цзин юаня непривычно ломкий, сочится искренним удивлением, и дань хэн решительно качает головой. — только имя и некоторые призрачные... ассоциации, — дань хэн наблюдает за яликами, назойливо проносящимися мимо. — мужской голос, цвет волос и запах. и боль такая, что каждый раз руки сами хватаются за сердце. дань хэн видит краем глаза, как цзин юань смотрит на него в упор, но ловить его взгляд, внимательный и острый, не хочется. он уже знает, что ему скажут в ответ. — для твоей прошлой жизни это был важный человек, — генерал отвечает уклончиво, и в мягком голосе скрипит застарелая боль. — но говорить тебе о нем — не в моем праве. дань хэн отстранённо кивает. он и предполагал, что прямого ответа не получит, но под рёбрами снова негодующе ворочается тоскующий и ревущий зверь, сворачиваясь кольцами, и противиться ощущениям сложнее обычного. — впрочем, — цзин юань говорит опять, после недолгой паузы. — возможно тебе и не стоит вспоминать, если ты решительно отвергаешь свое прошлое воплощение. дань хэн поворачивается и смотрит генералу в глаза — тот выглядит так, словно уже знает его мысли. — правда об этом человеке принесет тебе боль. цзин юань улыбается, когда говорит это. дань хэн отстраненно думает, что боль, о которой он говорит, ровно такая же, какую генерал сам испытывает при взгляде на него самого — на лицо давнего друга, которое носит незнакомец. (ему даже жаль — цзин юань все ещё всматривается в его черты и видит существо, которого уже много лет нет в этом мире) дань хэн только пожимает плечами. он знает, что воспоминания не зависят от его воли, сдержать их или вызвать нельзя одним желанием. да и не то чтобы он хотел вспомнить жизнь грешника. есть только небольшое любопытство и разливающиеся под пальцами волны боли. он благодарит цзин юаня за ответ все равно. рука генерала дёргается лишь на мгновение, когда дань хэн поворачивается и тихо прощается — в следующую секунду цзин юань выглядит таким же собранным и спокойным.—
дань хэн просыпается с задушенным криком и хватает нечто, лежащее перед ним, — и только потом осознает, что это его собственный хвост. он принял полную форму во сне. о, каким был этот сон. дань хэн задыхается, смаргивая слезы, и стискивает челюсть до боли. инсин. самоуверенный молодой человек. искусный кузнец. его первая и единственная любовь за все циклы перерождений. его верный друг и муж, истекающий кровью на бирюзовые одежды иньюэ-цзюня. умирающий на его руках. дань хэн измученно стонет и трёт пальцами зудящие от напряжения виски. он скручивается на постели, изнемогая от тоски и свинцовой печали — слишком отчетливый след от сна. от воспоминаний, о которых он бы предпочёл не знать. инсин улыбается острой нежностью, и его глаза переливаются раскаленным железом — красным и жёлтым. он смеётся и касается пальцами его щёк — сухими, мозолистыми, но невероятно умелыми ладонями, которыми когда-то выковал оружие для всех пяти. инсин целует его в лоб, в щеки, в губы, льнет горячим приливом и дышит одним воздухом с ним на двоих. расчёсывает его волосы и касается губами основания рогов, заставляет дрожать и тихо рычать. преклоняет колени, целует в миллионный раз и касается кожи там, где любой другой за такое лишился бы рук. инсин пьёт с ним вино, облаченный в красный шёлк, и шепчет клятвы срывающимся голосом. целует запястья, путается в алых тканях вместе с ним и плещет счастьем. инсин в красных одеждах — пропитанных кровью — судорожно хватается пальцами за плечи, и жизнь медленно вытекает из его тела. в последний момент он улыбается, а на фоне кто-то оглушительно рыдает от отчаяния. дань хэн, глядя в потолок и прокручивая в голове свежие воспоминания, понимает, что это был он сам. хватаясь за хрупкое человеческое тело, в котором больше не осталось жизни, умоляя его не покидать, злясь и крича от боли— он топился в надрывной скорби и кричал. дань хэн понимает, что в дверь комнаты стучат уже некоторое время, только когда его окликивает голос март из коридора. она спрашивает, все ли в порядке, потому что они со стеллой слышали крики. уточняет, можно ли зайти. дань хэн открывает рот и не может издать ни звука. он выходит в коридор спустя пару минут, которые нужны были, чтобы собрать силы и подняться на ноги. за порогом стоят его подруги — обе с явно читаемым волнением. дань хэн прикрывает глаза и несколько злится на собственную реакцию. он отчаянно старается не думать о том, что видел во сне. — кошмары, — произносит отрывисто и мягко кивает, проходя мимо стеллы и март к двери в уборную. его рвёт желчью, и на то, чтобы привести себя в порядок, требуется больше времени, чем он предполагал. вода льнет к пальцам в успокаивающих волнах, но дань хэн только в отвращении кривится от слишком реалистичного ощущения крови на руках. он молча бредёт по коридору обратно в комнату, только качая головой, когда подруги, все ещё стоящие на том же месте, вопросительно смотрят. все ещё с молчаливым и бескрайним волнением. дань хэн чувствует благодарность и некоторую вину — их беспокойство не стоит того. перед тем, как закрыть за собой дверь, он роняет тихое «спасибо». красно-жёлтые глаза, прямой нос и неизменно острая улыбка. дань хэн чувствует ползущие по шее мурашки и трёт глаза. цзин юань был прав от и до — и в том, что не в его праве говорить правду, и в том, что дань хэну не стоило ее знать. умелый ремесленник и не менее достойный мечник. его супруг. тот, кого он в порыве отчаяния обратил в вечное существо. от его инсина уже несколько сотен лет не пахнет сандаловым деревом — только кровью, землёй и железом. его волосы почернели, а в глазах, обращенных на дань хэна, нет прежней нежности. взамен — испепеляющий гнев и жажда крови. дань хэн царапает пальцами грудь, где под рёбрами льётся беспросветная щемящая тоска, не принадлежащая ему, но намертво врастающая в его собственное сердце. у инсина больше нет имени. от него осталась только оболочка, которую он, как превосходный кузнец, которым он был, переплавил в полный ярости клинок.