Resiliunt

— Так, в коробке я еще нашел блокнот, латинский справочник, какие-то кассеты, бижутерию, бордовую помаду и солнцезащитные очки с разбитыми стеклами. — Ну, весь этот женский хлам в мусор, кроме блокнота и, пожалуй, справочника: мало ли там заметки важные, понадобятся для расследования. Что следующее? — Разбитая рамка с обрывком фотографии. Это последнее. Шеф забрал рамку из рук помощника и поднес к глазам, потом отдалил, потом еще раз приблизил. — Будто кажется знакомой… – из глубины стола он достал еще одну папку, быстро пролистнул пару страниц, достал вторую половину фотографии и поднес к первой. — Я так и знал. Слухи подтверждаются: Акаги и Кацураги состояли в тайных отношениях. Смотри. Помощник наклонился и посмотрел на картинку. Мисато, зажав в ладони темную бутылку, закинула руки на плечи Рицуко; Рицуко в свою очередь скрестила руки на пояснице Мисато, как бы обнимая ее. Между их лицами было не более пяти сантиметров. Обе радостно улыбались друг другу. — С чего вы взяли? — По сведениям остальных, по фотографиям из архива и вот этому всему можно понять, что Акаги ни с кем себя раскрепощенно не вела, кроме Кацураги, — увидев, что помощник собирается что-то возразить, шеф добавил: — Не раз я слышал предположения об их связи, даже о парочке инцидентов, но до последнего не верил. Примечательно, что они умерли с разницей в один день. — А как же их отношения с Кадзи Редзи и Гендо Икари? — Насчет последнего еще не подтверждено. Но даже если и были, то явно небезупречные и не такие близкие, как между самими девушками. Помощник вздохнул и отвел взгляд от фотографии. Не верилось ему в теории шефа, вообще не верилось. Подругами они были, ясное дело. Обычными подругами, как все в этом мире. Только помощник был мало знаком с миром Токио-3 и совсем не понимал, что там жили люди, мировоззрение и разум которых значительно отличался от обычных. В Токио-3 не было понятия «друзья», только «коллеги» и ничего более. Люди, существовавшие там, забывали о возможности обычных приятельских отношений и жили, иногда впадая в крайности. Только эти крайности ни к чему хорошему не приводили, ни у одной любовной истории не было хорошего конца, так как понятия о нормальных взаимоотношениях быстро исчезали из разума тех, кто отправлялся в этот военный городок. Кому-то просто везло дольше, чем другим. Так было и с ними. Первокурснице Мисато с первого взгляда приглянулось Рицуко, которая на тот момент проходила финальную подготовку к скорой работе в NERV. Тогда казалось, что перед ней стояла чрезвычайно умная и собранная девушка, у которой горели глаза, пока она рассказывала о каком-то очередном прибамбасе для анализа работы какого-то модуля. Мисато никогда таких не видела. И хоть она мало смыслила в науке и исследованиях, слушать болтовню Рицуко и смотреть в ее сияющие при этом глаза было одним из главных удовольствий. Рицуко чем-то приглянулась эта яркая девушка с боевым характером, несмотря на то, что они были полными противоположностями. До этого она ни с кем не дружила, всегда была слишком «в себе», но позже поняла, что надо постепенно улучшать навыки общения, чтобы в будущем на работе было легче. Колледж стал самым подходящим местом для этого. И эта первокурсница подвернулась очень вовремя: Рицуко периодически видела ее неподалеку, замечала ее изучающие взгляды на себе, когда-то даже услышала, что она стала лучшей на курсе. Мисато Кацураги. Интересная личность. Сомнительный эксперимент обернулся второй по значению радостью в жизни Рицуко после науки, естественно. Они быстро притерлись друг к другу и выстроили план действий на будущее, фантазируя об успешной работе в NERV. Чем больше Рицуко чувствовала что-то новое для себя по отношению к Мисато, тем больше привязывалась к ней, открывалась. Это ее пугало, она никак не могла принять изменения в своем поведении. Но каждый раз, когда Рицуко видела улыбку и горящие азартом глаза Мисато, страх исчезал и сносило крышу. Как-то слишком быстро стерлась грань между ними. На день рождения Мисато Рицуко подарила ей карманный справочник латинского языка и, заговорщицки глядя в глаза именинницы, произнесла: «Пусть это будет нашим способом тайного общения. Потом, когда я уйду, полистай его, может, обнаружишь что-то интересное». Мисато не сразу поняла, что имелось в виду, потому что невольно засмотрелась на губы Рицуко, накрашенные какой-то темно-вишневой помадой и сложившиеся в хитрой улыбке. Невольно именинница улыбнулась сама, хоть это получилось криво, и подумала, что хочет такую же помаду. Работа в NERV показалась сказкой: и Мисато, и Рицуко занимались именно тем, чем хотели. Кацураги потом долго с улыбкой вспоминала свой первый вечер в Токио-3. Полузаброшенная квартира Мисато, которую она еще не успела устроить под себя, сумерки на кухне из-за слабого электричества, две бутылки пива в центре стола и чашка с заваренным кофе. Вместе с Рицуко пришел Кадзи, чтобы помочь разгрузить вещи. С ним Мисато начала общаться еще в колледже. Они тоже сдружились, но не до такой степени, как с Рицуко. Получилась такая небольшая, но уютная компания, двое членов которой чокались бутылками с интервалом в пять минут и болтали без умолку перед телевизором, а третья внезапно вновь превратилась в молчаливую и задумчивую статую, которая оживала только для того, чтобы поднести чашку с кофе ко рту. Мисато заметила такую перемену и в первую секунду испугалась: а вдруг все? Вдруг Рицуко больше не будет прежней? Вдруг Токио-3 настолько изменил ее, что теперь даже ей она не улыбнется? Под влиянием молчания подруги Мисато притихла и сама. Кадзи, подумав, что такое её поведение вызвано желанием спать, начал спешно собираться домой и прощаться. — Ты чего это? — спросила Мисато у Рицуко, как только за ним захлопнулась дверь. — Мешать не хотела, — сказано было спокойно, без малейшего намека на ревность, но все равно резануло по сердцу Кацураги. — Да и в сон, честно говоря, клонит. Мисато недоверчиво посмотрела в глаза Рицуко, потом опустила взгляд на чашку с кофе, которая была все ещё в руках у неё, потом опять подняла. На губах Рицуко осталась та самая темно-бордовая помада, на которую Мисато обратила внимание ещё несколько лет назад. Услышав эту совершенно не честную фразу, проанализировав поведение Рицуко весь вечер можно было сделать логичный вывод: Акаги думает, что Кацураги она уже не так дорога. Надо исправлять. Под воздействием недавно выпитой бутылки пива, которое на радостях показалось крепче, чем водка, Мисато сделала ещё один логичный вывод: исправлять надо поцелуем, потому что это первое, что пришло ей в голову, а следовательно, самое правильное решение. Переход от мыслей к действиям занял две секунды, пока она подходила к Рицуко, пребывая в абсолютной уверенности в своих действиях. Акаги не оттолкнула её, напротив, осторожно положила руки на плечи и ответила на поцелуй. Вкус помады Акаги был точно таким же, как Мисато и представляла: смутно-вишневым и немного терпким из-за кофе. А через несколько лет что-то случилось. И Мисато, и Рицуко чувствовали, что отдаляются друг от друга. Но вместе с этим понимали, что ближе не станут. С каждым днем Мисато все больше раздражала циничность Рицуко в расчетах, пренебрежение людьми и абсолютное бездушие. Даже по отношению к ней. Кацураги не понимала, любит ли Акаги ее. Каждый раз пыталась заглянуть в темно-зеленые глаза, отыскивая ответ на свой вопрос, но каждый раз оставалась ни с чем. Мисато начинала ненавидеть Рицуко. Но еще больше она ненавидела себя, потому что разлюбить не получалось. Ей всегда нравилось, что Акаги общалась с ней не так, как со всеми, что доверяла ей, что целовала ее. А тут, в Токио-3, ее душа исчезла почти сразу, как только она перекрасила волосы в блонд. Однако справиться с чувствами не удавалось даже со временем. Особенно остро ощущалось это тогда, когда Мисато бросалась в объятия Рицуко при любом намеке на нежность от второй. Когда внезапно целовала и увлекала за собой в кабинет, откуда слышалось тихое пикание радаров. Все решил переход Мисато в конкурирующую организацию после жесточайшего скандала между ней и Рицуко. После этого Кацураги поняла, что Акаги ни во что ее не ставила. Никогда не любила. Все было враньем. Та целеустремленная, до ужаса любопытная, иногда упрямая, но умеющая ценить душу человека — то есть Мисато — Рицуко осталась в колледже. А в последний, как минимум, год Кацураги прятала справочник по латыни не у милой Рицуко, а у доктора Акаги. А в книге было написано «Поговорим?» и обведены слова cor и resiliunt. После перехода в другую организацию стало чуть легче. Не стало случайных встреч в коридорах, никто из сотрудников не слышал громких споров доктора Акаги и майора Кацураги, не было кабинета, мимо которого Мисато ненароком проходила чаще всего и оглядывалась снова и снова вглядываясь в имя того, кому он принадлежит. А при пересечении девушки и женщины на улице обе намеренно отводили глаза и молча проходили мимо. Но Мисато все равно была недовольна. Вечера становились все более невыносимыми и одинокими. Синдзи, Рей и Аска жили в квартире поближе к зданию NERV в связи с усиленными тренировками. Так постановила Рицуко после очередного скандала с Мисато о том, заботится ли первая хоть как-то о пилотах. Доктор Акаги сделала вид, будто поселила детей вместе в благих целях: чтобы они сплочались, тем самым облегчая себе задачу в будущих боях. Но Кацураги поняла, что такой поступок был вызван не желанием помочь, а желанием уничтожить Рей. Рицуко знала, что второй пилот, Аска, систематически морально давит на Рей и надеялась, что эту несносную девку с синими волосами сломают и морально, и физически. Пен-Пен на время перекочевал к Кадзи, чтобы «не мешать хозяйке наконец убрать свою помойку, в которую превратилась квартира». На самом деле она сама его попросила, это был некий стимул. И сама же адски жалела об этом. Больно становилось не только морально, но и физически: когда сковывало грудную клетку, Мисато хваталась рукой за одежду спереди и, сжимая мертвой хваткой, оттягивала ее от груди, хотя легче не становилось. Чтобы немного приглушить страдания, Мисато действительно решила прибраться. Начала с самой дальней комнаты и постепенно дошла до спальни. Шкаф, кровать, стол. Четвертая по счету тумбочка, которую она зареклась не открывать никогда больше, была открыта на автомате, как-то само собой так вышло. Мисато очень долго пялилась на коробку, куда пару лет назад скинула все, что напоминало о Рицуко. В том числе и личный дневник, который закончила вести спустя год после прибытия в Токио-3. Зачем-то открыла его и прочла первое, что попалось. «…Шла опять мимо ее кабинета СЛУЧАЙНО! Коридор был какой-то сумеречный. Думала о том, что сказал Гендо Икари и даже не заметила, как щелкнул замок в двери, она открылась и вышла Рицуко. Я замерла, мы о чем-то начали говорить, она подошла. Такая красивая была! Мы пошли вперед, продолжая говорить. Вдруг она встала за меня, осторожно взяла меня за предплечья и пошла со мной шаг в шаг. Мы замолчали. От нее очень приятно пахло. Она переместила пальцы на плечи, приблизилась и что-то шепнула мне. Вот я дура: почему я ничего не помню? Потом отстранилась, а я схватила ее за правую кисть, чтобы подольше побыла со мной. Она отошла влево, и я потянулась к пальцам ее левой руки. Она руку не убрала, но отходила все дальше, по направлению к следующему кабинету. И сказала мне напоследок тихо: «Ты слишком торопишься». И усмехнулась как-то загадочно. И ушла в кабинет. Я развернулась и почувствовала, как у меня дрожат колени и колотится сердце…» Бывает момент, когда сознание полностью отключается. Вот и у Мисато настало такое, когда она прочла эту заметку. Щелк — и больше мозг не включался. — Идиотка! Больная! — начала орать Мисато и швырнула дневник в стену. — Зачем ты влюбилась в нее? Вот и получай теперь! Она вытащила коробку с другими вещами, вынула оттуда очки, которые они выбрали вместе с Рицуко и сильно сжала. Очки треснули. По щекам бежали два ручья слез. Под гневный шепот «ненавижу» Мисато разворошила коробку и кинула ее под стол. Потом вскочила и уперлась взглядом в ворох журналов о спортивных машинах, к котором питала дикую страсть еще лет с десяти. Всегда мечтала стать гонщицей, чтобы мчаться по пустой дороге и слышать только рев машины и стук собственного сердца в ушах. Чтобы сердце замирало от ощущения скорости. Чтобы не существовало никаких препятствий. Только Мисато, спорткар и пустая трасса. Вот и сейчас захотелось такого. Идеальный теплый июльский вечер. Надо бежать отсюда. Мисато вылетела из подъезда и побежала к машине. Чуть ли не с закрытыми глазами завела ее и сорвалась с места. Ехала просто по дороге, просто неизвестно куда. Мчалась, набирая скорость с каждой секундой. И вдруг резко затормозила. Остановилась около многоэтажек, на крышу которых она иногда ходила с Рицуко и Кадзи. Кацураги вышла из машины и уверенной и четкой походкой направилась к подъезду. Достала телефон, набрала номер Рицуко. Не ответила раз, второй, третий, седьмой. Мисато поднялась на верхний этаж, потом перелезла через люк на крышу. В девятый раз включился автоответчик, и она не выдержала. — Как ты могла так ужасно предать меня? — закричала Мисато в трубку. — Как ты могла говорить, что любишь меня, а потом вот так нагло швырять и душить меня своим равнодушием? Ты сущий дьявол, Гендо был прав! Я помню, как ты мне угрожала пистолетом. Мне, твоей подруге и… и… — Мисато никак не могла сказать это вслух. Теплый ветер дул в лицо, дышать стало тяжело, в глазах рябили немногочисленные огни ночного Токио-3. — твоей любовнице! А я, дура, до сих пор люблю тебя! И ненавижу! До встречи в аду, я уверена, именно там ты и окажешься! — голос охрип окончательно. — До встречи, буду ждать тебя сколько надо! Как хорошо, когда ты майор и табельное оружие всегда при тебе, мало ли что. Вот и сейчас Мисато нажала на кнопку сброса вызова и отшвырнула телефон в сторону. Подошла к краю крыши. Красивый город, красивый вечер. Ладонь чувствовала прохладу пистолета. Прям как тот, которым в нее когда-то целилась Рицуко. Разум так и не включился, поэтому в воздухе раздался звук выстрела, и тело майора упало в метре от края крыши. Если бы Мисато знала, что ждать Рицуко в аду ей не придется, она бы такое не сказала. Майор Кацураги не знала, что днем ранее доктор Акаги была застрелена собственным начальником. И любовником. Если бы Мисато знала, почему Рицуко не ответила, то, может, и не поднималась на крышу, а связалась с работниками NERV и узнала бы, когда похороны. Или хоть что-то узнала бы. И почему никто не стал говорить о смерти Рицуко Акаги?