Их куратор только недавно переступил порог тридцатилетия. Ладно, на самом деле это подлая ложь. Но это не отменяет его удивительной способности. Такую красоту сохранить — это и есть вечное искусство. От него всегда веет добротой и лаской. А ещё он невероятно очарователен и точно влюбил в себя практически весь поток разнолицых студентов. У него огромные и прекрасные, излучающие верность голубые глаза. Вьющиеся светлые волосы, отливающие медью.
В основном, препод-мечта. Айдар не устаëт только на его парах, но выходит с них потрëпанный внезапными фантазиями. Эротического характера. С преподавателем. В главной роли.
А воспоминания не бьют жестоко, лишь объясняя, что было, как было, почему у них было.
А после реальность напоминает: всё снова начинается, отбрось эти отвратительные моменты где ты страдаешь. Но постарайся не забыть эти…
Поцелуи в этой самой аудитории, такие неумолимо сладкие. Возбуждающие. То, как Виктор сидел на столе, закинув ногу на ногу и ожидая действий от растерянного двадцатилетнего паренька. Своего же студента, надеявшегося, верящего в глубокие и истинные чувства. В искреннюю любовь.
Убитого наповал, когда в пустом, но освещённом коридоре, прощаясь с оставшимися уставшими одногруппниками, после семи пар он услышал не заветное: Я люблю тебя.
Того, что слышал на протяжении двух лет, сразу же после своего весëлого, алкогольного дня рождения, на котором он получал поцелуи от человека, с которым был согласен даже спрыгнуть со скалы.
Изо рта преподавателя будто многотонными грузами в огне падали острые слова:
— Айдар, я подумал и наверное ты согласишься со мной. — После этих слов у Гараева загорелись глаза, он то думал, что Витя предложит съехаться, наконец-то начнёт говорить всем, что занят. Но последующие слова заставили его губы сжаться в тонкую белую полоску. — Думаю, нам пора расстаться. Больше «дополнительных занятий» не будет. Так станет правильнее.
В этот момент он выплывал из крайностей. В голове копошились думы от: может перевестись на другой факультет или же всё, я забираю документы. Но одновременно с тем: а может не всё ещё потеряно? Может это шутка такая, рофл какой-то? Хоть, зная Виктора, Айдар отчаялся искать вероятность в последних вариантах.
Он не смог улыбнуться, как всегда делал в минуты ревности, грусти, злости. Его рука дёрнулась к чехлу гитары, чтобы погладить, зачем-то, легко, успокаиваясь. Он только хотел ответить с пристрастием, начать выяснять их, должно быть, способные сохранить себя отношения, когда заметил высунувшуюся рыжую макушку Лёли из-за угла, она дожидалась его. Сухой и короткий прилетает от Айдара ответ, он даже перекладывает из руки в руку рюкзак, будто скучающе, пока внутри необъяснимая волна смывает положительные эмоции:
— Хорошо, Виктор Фёдорович, такого больше не повторится. Я пошёл, меня там, — тогда он безоговорочно верно показал большим пальцем правой руки местоположение Елены, — девушка ждёт. Он буквально чувствовал, как хрустальное самообладание Вити разрушается.
— Славно, Айдар, хороших выходных.
Ага, блять, и вам не хворать. Трахайтесь с тем, кого нашли. Он же явно лучше меня, — хотелось проорать ему в ответ. Но он лишь перехватил лёгкую сумку из тонких нежных пальцев Лёли и зашагал широкими шагами к выходу.
— О чём вы говорили? Ты с кем-то подрался?
— Нет, конечно, Лёльчик, ты чего, — с девушкой он говорил серьёзно, но её имя всегда произносилось нежно. Она же практически самая красивая девчонка в институте. Была там, конечно, ещё некая Кошкина, но Гущиной она явно не конкурентка. Он бы, наверное, даже предложил бы ей встречаться, если бы не понимал, что сам по уши в дерьме и
её он в этот дурно пахнущий смрад не потянет. Она же чистая и невинная. А он. Да что же он за человек то.
Выход из школы после сдачи экзаменов будто подзывал именно в творчество с головой окунуться. Искать, копать, рыться. Он, Лена, Артём. Господи, да реально святая поющая троица.
Поступили в один небезызвестный институт и теперь точно не маются со скуки. Иногда, безусловно, не особо хочется подрабатывать в барах, но, когда в квартире нет света, в холодильнике может уснуть Джокер, почему бы не спуститься и до этого уровня.
Влюбился он в парня ещё на первом курсе, его звали Антоном вроде, но как-то всё слишком быстро завершилось.
А потом он понял, что перепутал симпатию, даже дружбу, с влюблённостью. Такое с ним часто случалось. Он стал разбираться в себе. Понимать. Встречаться с симпатичными красавицами, писать чувакам с одного потока. Он трахался чаще, чем вспоминал, что нужно покупать еду, ходить на пары и попросту общаться с друзьями. Но потом он сразу понял, что именно его завлекло обратно. В эту бурную, кипящую задором учебную жизнь.
Сценическая речь не сразу стала его любимым предметом. Но после он боялся опоздать на каждую пару. Всё произошло слишком быстро. Просто спустя каких-то четыре часа. На занятиях было весело, даже слишком. С парных этюдов со сложно произносимыми звукосочетаниями на первых порах он катался в истерике, потом попривык.
Виктор всегда смотрел на него с лёгкой улыбкой, поправлял, как и других. Но после подходил, управлял его руками, показывал, как правильно дышать. А Айдар блуждал по нему взглядом, постоянно припадая взором к красивой груди, но вовремя концентрировался и возращал глаза на преподавателя, точнее к упражнению, что показывал учитель.
Первый год был прикрыто спокойным. Щетков ни о чём не подозревал. Потом Айдар стал дëргаться. Чуть ли не подпрыгивал на месте, на котором только что идеально выполнял пластическое движение, или стуле во время теории. И это было трудно перестать замечать.
Ласковое прикосновение — дрожь и шаг назад. Нежное «Айдарушка» — и у парня будто какой-то припадок и выход из кабинета без объяснения следует за этим. Виктор понял не мгновенно, не сразу же подозвал к себе и сказал: «Давай. Попробуем» и поцеловал. Нет.
Понадобились долгие двенадцать дней и только после. Только после Айдар понял, как нежны губы Виктора Щеткова. Тогда осень ещё радовала ярким и тёплым солнцем.
Прошëл ноябрь. Листья громко сметали с дорог дворники под окнами учебного заведения. Минул декабрь и машины, сгребающие снег стали явно действовать на нервы.
Всë это чудовищно-кошмарное, всë это неправильное, будто выдуманное, произошло через неделю. Тогда ещё звенела такая вьюга.
Оставили след в жизни каждого ушедшие новогодние праздники.
Борющиеся с похмельем студенты бегут к кураторам, чтобы те их пожалели. Виктор старался не утягощать убитых спиртными вечерами студентов. Дал одно упражнение на всю пару. Смотрел чаще на Айдара, он иногда хватался за голову и тёр виски.
Взгляд упал на Муратова и Витя выдохнул. Сбившийся с ритма Артём был наказан ударом указки по руке. Было не больно, даже не ощутимо, скорее Виктор лишь хотел поправить рук положение, случайно применив силу. Витя ждал окончания долго тянущейся пары. Успел посчитать сколько людей выпросились в туалет и которое количество раз. Шёпотом исправлял ошибки, не повышал голос.
Его ситуация едва ли была лучше. К головной боли прибавлялась постепенно тошнота, что же, его тело явно собирало болезненное комбо.
Виктор устал и ему страшно услышать звонок, его голова тогда точно лопнет. Он отпускает студентов за пять минут до конца, а Айдара просит задержаться. Ему нужно понять эту тайну, что он скрывает. Разгадать загадку. А если ответ, что он назовёт, будет правильным Щетков точно не откажется от вознаграждения.
— Айдар, — отчего-то говорит с придыханием, — скажи мне, что с тобой происходит?
А не понимающий ничего татарин с ноги на ноги переминается. Раскусил? Неправильно выполнил упражнение? Оставил след от чёрной подошвы кроссовка? Так это он не нарочно, сейчас вмиг ототрёт. Кошмар.
— А что случилось?
— Ты очень изменился. Ты больше не выполняешь безошибочно заданий, растерян на занятиях, некоторые пары вовсе не посещал. Скажи мне, что вдруг изменилось? Где тот парень с задорным смехом, который посещал лекции и без притворства впитывал материал.
В ваших глазах утонул. Клише? Да! Но я люблю клише. Я люблю ставить их в одну шеренгу с собой. Это было бы похоже на очень конкретное клиширование реальной истории, не так ли? О, бедный паренёк, влюбился в Афродиту. Ух ты, опять пиздёж. В Аполлона, не иначе. Хоть и ростом ровно метр семьдесят, — он бы без сомнений вывалил бы весь этот текст от себя, если бы не сдержался.
— Я, наверно, просто сильно устал.
— Айдар, кого ты хочешь обмануть? Меня, правда ли?
— Я не врал вам. Никогда.
— Расскажи мне, как ты себя чувствуешь и я отпущу тебя, — рука Вити ласково сжимает его ладонь, поднимаясь выше. Гладит локоть, поправляет рукав чёрной футболки двумя пальчиками аккуратно, выдыхая неровно.
Айдар скосил глаза. Неужели? Виктор Фёдорович, неужто, я вам всё ещё интересен. Он опустил взгляд на макушку преподавателя с этими забавным завитушками. Запустил в них бесцеремонно пятерню.
— Вить, — он нежно собирает кудряшки, пропуская их между пальцами, большим пальцем другой руки он прислонился к углу челюсти, проведя по красивой линии лица. Такие линии, видимо, у него все, — почему всё не может быть как раньше? Ты любишь меня, я люблю тебя. Всё так просто.
— Мне не просто Айдар, ты ведь знаешь. У тебя нет в голове ходящего с бумагами человека, говорящего: «Вот так правильно, а вот этого лучше не делать».
— Ясно, значит «мы» — это неправильно. Ладно, счастливо оставаться. Мои друзья будут переживать.
— Нет, Айдар, стой.
— Нет, я пойду. У меня репетиция.
— Но ты ведь не дослушал.
— Да, но услышал я достаточно.
Артëм настраивает микрофон по росту, а Лëля поправляет кожаную юбочку, её низ некрасиво образовал складки. Она снова в упор смотрит на понурого Айдара, но не говорит ничего.
Тыкает указательным пальцем в лопатку Артëма, мол: «подойди, спроси». Артëм только шикает, но сам не может смотреть равнодушно на страдания друга, вот он реально воспринимает всë слишком близко к сердцу.
— Что там, опять с речью проблемы?
— Чего? Ты дурак? — Но он лишь хлопнул себя по коленкам, вставая с мягкого стула и выходя из зрительного зала к сцене.
В разговор вклинилась Лена, спасая.
— Мне тоже кажется, что у
вас с Виктором Фëдоровичем что-то там произошло. То, чего ты нам не хочешь рассказать, несмотря на нашу долгую дружбу.
— Потому что страшно мне, Лëль. А если я вас потеряю сразу после того, как расскажу.
— Мы останемся с тобой даже если ты нам скажешь, что вы раньше варили наркоту, а потом ваша банда устроила перестрелку из-за чего вы потеряли своих далëких родственников, брат. Мы слишком многие секреты до сих пор храним. Так что выкладывай, заебал.
И Айдар начал повествование сначала спокойно. Потом начал срываться на крик, а после зарыдал, уткнувшись в плечо ошеломлëнной, но довольной тем, что друг наконец выговорился, Лëли.
— И что вы теперь будете делать? — прилетает осторожно от Артëма.
— Ничего. Мы — это всё. Не вышло у нас.
— Но ты же любишь его, — Лёля смотрит, не отрываясь.
— Нет. Да. Не знаю. Как-то непонятно всё.
— Ладно, давайте репетировать, 23 февраля сам себя не отпразнует.
— И почему мы так рано начинаем, серьёзно, только 11-е января.
— Я не пойду спрашивать это у ректора.
— Ну, тогда расчехляй гитару, Айдар.
Зал наполнился музыкой, действительно приносящей наслаждение, только после того, как играющий настроил инструмент. Они выбрали несколько песен, включающих в себя: военную тематику, романтику, какую-то шаблонную песню об отце и ту, что исправила бы плачевное положение и подбодрило бы студентов и педагогов.
Лёля ушла быстро, добавив огня в их выступление, прочем, как и всегда, отправив им воздушный поцелуй и предупредив о ненужности провождения её до дома. Артём ушёл следом — у него свидание.
Айдар остался один и взглянул на часы. Семнадцать тридцать — показали электронные. Он решил ещё немного поиграть, присев на край грядущей области безудержно извергающей из себя таланты площадки. Притронулся к струнам, прислушался.
Виктор любил моменты близости с Айдаром. Когда его горячее тело вваливалось в его, или уже
их квартиру и заполняло собой, а именно энергетикой присутствия нежного романтика всё помещение. Айдара было много. И от этого было так хорошо.
Айдар, не раздеваясь прыгал на кровать, раскидываясь звёздочкой. Айдар проливал на пол кофе, когда хотел принести завтрак в постель. Айдар целовал его в загривок, когда видел, что он стоит к нему спиной. Айдар делал ему массаж, приятно лаская плечи, переходя ниже.
Витя готовил ему шикарные эстетические ужины. Водил в дорогие рестораны. Снимал номера в отелях и угощал дорогим вином. Витя заказывал билеты в Португалию. Витя очень красиво делал намёки. Виктор громко стонал и изящно изгибался. Виктор подарил Айдару множество оргазмов. Сам Витя стал для Айдара синонимом экстаза.
Витя любил Айдара, а потом об этом узнала мать. Студент выложил когда-то их фото в инстаграм, где они обнимались в торговом центре у фонтана. Лёля и Артём поставили лайки, пошутили в комментариях об их слишком тесном общении с преподавателем, но так ничего и не поняли.
Странность мамы подписываться на студентов родного мальчика сыграло плохую шутку. Он не смог противостоять маме и решил, что да. Пора «завязывать с этим», иначе об этом узнает «начальник», а до этого следовало не доводить с самого начала.
Он не собирался прерывать их общение. Он не хотел ограничивать желание сблизиться Айдара. Вите было страшно. И этот необъяснимый страх и стал причиной их раздора.
А ещё Витя любил окна в расписании. Полтора часа перерыва ему были нужны. Ему было необходимо снова увидеть Айдара, переговорить. Без лишних вопросов, просто показать ему все свои чувства в словах. Действиях.
Так хочется прикоснуться и высказать накопившееся. Шаги даются нелегко, здание университета пустует, лишь некоторые кабинеты заняты добросовестными преподавателями, но и те скоро уйдут. Но он дойдёт до этого «чëртового актового зала», он чувствует, как сегодня что-то меняется. Он костяшкой указательного пальца потирает глаз — ему больно сильно хочется спать.
Поднимается по лестнице, переступая через две ступеньки. И ему вновь кажется, что происходит сейчас какое-то необычное явление. Но он не обращает на это внимание. Он понимает, что до боли в сердце влюблëн. До сих пор. И, верно, навечно.
Он в двух шагах от заветной двери, тяжело открывающеейся, узорной. Приоткрывает еë и слышит чудную гитарную мелодию, а после великолепный голос, что завораживал его на протяжении трёх лет. Так что же изменилось?
Ты забудешь обо мне
На сиреневой луне
Может, только на мгновенье,
Оставляя для меня
Только тоненькую нить,
Только каплю сожаленья.
И он заходит в это помещение, всё ещё напоминающее о прошедшем празднике. Айдар поëт в пустом актовом зале. Сидит на холодном линолеуме украшенной сцены, не потрудились убрать новогодние гирлянды. Перебирает струны и проживает песню.
— Айди, — не находя нужных слов
шепчет он.
— Скажите мне то, что я не дослушал. Я не могу больше выдерживать это.
И Витя подбегает к студенту в разросшемся, из-за недостатка терпения, отчаянии.
— Милый мой, хороший. Ты как обычно торопишься. И многого не понимаешь. Но я так люблю тебя. Не могу. Но люблю. Нельзя. Но люблю.
— Почему у тебя вновь одни запреты? Какую пользу они тебе дают?
— Меня уволят, если о нас узнают, Айдар.
— А если не узнают?
— Значит, у нас есть всё время мира.
— А это значит, что я могу вас поцеловать, Виктор Фëдорович?
— Можете, Айдар, но не под взором этих камер.
Они уже вдвоëм оглядывают помещение актового зала, радостным взглядом, но это не из-за его наступающей закатной яркости. Они снова вместе, спустя потери и слëзы. Спустя расставание и боль.
Они могут спасать свою любовь из раза в раз, потому что готовы жертвовать. Потому что любят вопреки. Потому что
любят.
