Гештальт

      — Ты дома? — голос в телефонной трубке сонлив, слышится несдержанный зевок, перешедший в томный протяжный стон.       — Нет, — зажав трубку плечом, морщишься, стараясь отогнать неприличные картинки, что летают назойливыми пчелами в мыслях. Стараешься не вспоминать его недавнюю трансляцию, где он предстал почти во всей красе, кутаясь в одеяле. Не то чтобы ты смотрела её… Нет. После пары минут ступора, а потом, когда стало понятно, что ещё чуть-чуть и поедешь к нему, дабы наглядно продемонстрировать, что так делать очень и очень опасно для женской психики, успела перехватить это пагубное желание, так вовремя отключившись. Сейчас же, слыша шорохи одеяла, становится… чуть жарче обычного. Градусов так на двадцать-тридцать.       — Где шарахаешься? — и снова зевок.       Чтоб тебя лишние килограммы захватили.       — Не хочу разрушать твою реальность, но сейчас уже перевалило за полдень, — мотаешь головой, сбивая ненужное сейчас, посмеиваясь. На том конце провода пауза, шорох, вздох.       — Блять… Я думал рано… — А как искренне сокрушается!       — Так ты жалюзи держи открытыми, и будешь понимать, что происходит сейчас за окном, — шипишь от горячей кружки и перемещаешься к дивану, с блаженством опускаясь на подушки и вытягивая ноги.       — Ты сейчас простонала?       — Не льсти себе… Это просто диван, — а тебе опять жарко. Делаешь глоток и гоняешь во рту кофейную сладость. Даже прикрываешь глаза, но понимаешь, что совершаешь фатальную ошибку, когда голос твоего собеседника становится на несколько октав ниже.       — У меня тоже диван есть, — хриплость обволакивает, почти гипнотизируя. — Помнишь, как там удобно? Ты же гештальт не закрыла до сих пор… — Подлец откровенно соблазняет, даже не пытаясь скрыть этого.       — Такой себе повод, — отчаянно сопротивляешься, сжимая трубку сильнее, а по ногам бегут мурашки. — А диваны есть и лучше, — поддразниваешь его, игнорируя бешенную пляску глупого сердца в груди.       Вы просто друзья.       С небольшими и такими недвусмысленными привилегиями.       Просто, когда очень нужно и очень хочется.       Просто, когда нет желания искать кого-то.       Просто вы давно знакомы, но никогда не рассматривали друг друга, как пару.       Просто вы идеально подходите в совсем не дружеском общении.       Просто дружат ваши тела, а вы потакаете им.       У вас запрет на чувства.       Вы договорились, что никаких свиданий, дурацких подарков и совместных выходных, нежных слов и попыток заботы друг о друге больше, чем требует того обычное ваше общение.       Вы встречаетесь иногда несколько раз в неделю, а порой пропадаете на несколько месяцев.       Вы честны и легко признаётесь, что у вас «вроде как отношения» появились, поэтому пока «ни-ни».       Вы до рвоты откровенны и едва ли знаете слабые стороны каждого.       Вы, по сути, даже не особо-то и нужны друг другу. Проживёте без этих коротких встреч, без общения, без всего.       Никто про вас не в курсе. Для всех вокруг вы просто отличные знакомые, которые встречаются в одной компании и не более того.       И этого самого «просто» так много, что можно продолжать вечность…       — Мина? — кажется, ты слишком погрузилась в свои мысли.       — М?       — Я хочу тебя увидеть, — у него тон такой, что вдоль позвоночника мурашки. Ледяные. От них бросает то в холод, то в жар. Кончики пальцев мелко подрагивают.       — Что-то не слышу просьбу, милый, — прячешь свою растерянность за сарказмом.       — Это и не просьба, радость моя, — голос ещё ниже. Он откровенно издевается, выбивая все сомнения, заставляя слушаться.       И так всегда.       Он только на первый взгляд весь такой милый и ласковый мальчик.       Нет.       Всё далеко не так.       Упрямый до невозможности. Знающий себе цену. Имеющий своё мнение на всё. Ему плевать на чьё-то настроение. Ему глубоко всё равно на то, что о нём скажут и подумают. Он демонстрирует всем своим видом наглость и дерзость. И в такие моменты ты понимаешь, что восхищение им смешивается с каким-то первобытным страхом перед мужчиной. Он заставляет делать так, как он хочет. Всегда. Всех. Делает вид, что соглашается, а потом разворачивает всё и получает то, что запланировал.       И сейчас, уловив едва ощутимую угрозу в изменившемся тоне, только вздыхаешь, косясь в окно, за которым бушует непогода.       — Я пришлю за тобой машину, — не успев даже ничего сказать, слышишь тут же. Даже опасливо косишься на трубку и скользишь взглядом по квартире, всматриваясь в мебель и углы. У тебя нет паранойи, но допускаешь, что стоило тебе связаться с ним, оказалась почти в ловушке под названием: «контроль». Нет, он не проверяет, где ты и с кем. Ему совершенно неинтересно, кто твои друзья и подруги. И ваши разговоры с подругами ему тоже по боку. Все гораздо легче и без хитроумных сплетений.       Никто. Не. Должен. Знать.       Обратная сторона его жизни, усложняющая всё не только ему, но и всем остальным, если они не в поле зрения камер.       — Ты очень настойчив, тебе никто не говорил? — чуть хмыкаешь, а он лишь сипло посмеивается в ответ.       — Ты не даёшь забыть, знаешь ли, об этом, — он доволен. Тебе же хочется его стукнуть, чтобы вернуть на эту землю грешную.       — А если я не соглашусь? — внезапно интересуешься, крутя в руке уже пустую кружку.       — Ну… — слышишь, как он перемещается по квартире. Хлопок холодильника. Глухие удары чего-то о стол. Тебе не нужно видеть, ты знаешь, что он и где делает. — Искать другую не хочу, ты меня устраиваешь, — у тебя щемит сердце и приходится напомнить, что вы просто спите друг с другом. — Приехать к тебе я не смогу, к сожалению, но отправить к тебе свою охрану, чтобы привезли ко мне — это да, — он делает громкий глоток, шумно выдыхает и облизывает губы, ты морщишься от всех этих слов. Дуешь недовольно губы, всерьёз раздумывая о том, чтобы прекратить ваши встречи, потому что, судя по всему, ты нарушила самое главное правило: «не влюбляться».       — Подлец… — выдыхаешь, спиной вжимаясь в спинку дивана.       — Но ведь твой, — снова смешок, ленца в интонации, у тебя в животе холодок. — Тебе же это нравится. Давай… — опять почти шепчет, — детка, приезжай… — тянет паршивец гласные, вынуждая вслушиваться в то, что льёт так умело в уши. — У меня несколько выходных. Я хочу с тобой их провести… — Он шумно выдыхает, заставляя задержать дыхание тебя.       — Ой, Чон, оставь этот мёд для своих барышень, — часто-часто моргаешь, фыркая. — Какой-то простецкий подкат, как в старшей школе. — Он хохочет в трубку, оглушая. Да так заливисто и заразительно, что только закатываешь глаза.       — Так что? Тебя ждать? — кажется, даже дыхание задержал.       — Приеду в самом растянутом и дешманском костюме спортивном, — зачем-то ворчливо огрызаешься, но этот мерзавец хмыкает, и слышишь, как зашипело что-то на плите.       — Можешь хоть в мешке. Мне понравится, — веселье в его голосе, а ты поджимаешь губы, злясь на его непрошибаемость.       — Отправляй машину, — не даешь ему ответить, тут же отключаясь. Раскат грома за окном заставляет поёжиться.       Никуда не хочешь ехать.       Даже к нему.       Особенно к нему.

***

      — Бля, я думал, ты пошутила про внешний вид, — Чонгук медленно ведёт по тебе смеющимся взглядом, широко улыбается, довольно-таки мило морща нос.       — Не всегда же соблазнять изысканной одеждой и бельём, — пожимаешь плечами, проскальзывая в коридор и скидывая кеды. Ты действительно оделась максимально просто: в обычные узкие джинсы и футболку, что на несколько размеров больше тебя.       — А под этим панталоны? — за спиной щёлкает дверной замок одновременно с шепотом на ухо, от которого ворохом мурашки расползаются по шее. Даже чуть вздрагиваешь, кусая щёку изнутри.       — Самые что ни на есть, — цокаешь языком, входя в гостиную. — Ну? — оборачиваешься, успевая заметить его взгляд, метнувшийся от бёдер. — Всё ещё хочешь? — глумливо тянешь, прищуриваясь. В его глазах смешинки, на губах лёгкая улыбка. Стоит, запустив руки в карманы широких джинсов, чуть склонив голову.       — Я уже язык сточил говорить тебе, что мне без разницы, что на тебе, — наклоняется, сокращая расстояние между вами, выдыхает прямиком в губы, — меня интересует всё, что здесь… — губами касается в нежном поцелуе лба, — и всё, что… — успеваешь увернуться от его рук, слыша очередной смешок за спиной.       — Вот и прекрасно, — проскальзываешь в кухню, стягивая со сковороды кусочки мяса. — Ты в курсе, что говорят про тебя? — поигрываешь бровями, продолжая поглощать свинину под тёплым взглядом напротив.       — Что обо мне только не говорят… — В голосе искреннее безразличие.       — Вот у тебя какая вера? — оторваться от сковороды невозможно.       — Никакая… Тебе это именно сейчас стало интересно? Боишься греха? Или выбираешь церковь, куда бежать? — складывает руки на столешнице, опираясь на них.       — Ой, я тебя умоляю. Неужели ты думаешь, что после секса с тобой я бегу каяться? — кормишь его с рук, с умилением наблюдая за мужской мимикой.       — Была надежда… — Хмыкает и тянется за новой порцией. — Ну так к чему тогда ты подняла эту тему?       — Ага, значит любопытно! — фыркаешь, широко улыбаясь, когда он выразительно закатывает глаза. Ты в курсе, что Чон всё знает о том, что пишут, говорят и едва ли не думают о нём, но сегодня хочется подразнить.       — Сделай мне кофе, — машешь ему рукой, подгоняя, и только по смеху понимаешь, что именно сказала.       — Слушаюсь, госпожа… — Опять на ухо, опять безобразным шёпотом, что резко отдаёт внизу живота. Деревенеешь на мгновение, с трудом проглотив кусок мяса.       — Так вот. Я где-то читала… — киваешь, появившейся кружке с кофе, — в тик-токе вроде… Что ты мусульманин.       — Что?..       — Да-да. Нет, я ничего не имею против какой-либо религии, но меня всегда интересовало, откуда такие мысли, учитывая, что почти на каждом втором эфире ты ешь свинину… Да и вообще… — облизываешь пальцы и пьёшь кофе, наблюдая за Чонгуком.       Тот беззвучно смеётся, потирает пальцами переносицу, а до тебя только сейчас доходит, что вы в первый раз разговариваете, а не с порога пытаетесь раздеть друг друга побыстрее. И непонятно: то ли от мысли о том, зачем ты здесь, то ли от просто непонятного настроения… Но внизу живота всё тянет и просит особого внимания.       Его внимания.       Такого, что умеет дать только он…       К сожалению.       — Ну, ты знаешь… Учитывая, что меня недавно спрашивали, когда я перееду к Тэхёну, — Чон продолжает посмеиваться, опираясь уже на вытянутые руки о стол. — Непонятно только, как я это сделаю, будучи замужем… женатым… не знаю, как там правильно в этих случаях… — он даже замолкает, задумавшись, гоняет колечки языком. Ты же исподтишка разглядываешь его в этом излюбленном оверсайзе, под которым спрятано нереальное тело. — Ладно. О чём я…       — Ты сейчас о Киме мечтаешь или о Паке, — силишься сдержать смех.       — Ах, да. Так вот… Будучи в супружеских отношениях с Чимином. Представляешь себе это? — Чонгук делает большие глаза. — Я должен, видимо, Чимину сказать, что поеду куда? К родителям? — в его голосе растерянность даже искренняя. — А сам быстренько к Тэхёну…       — В Корее разрешено многоженство? — внезапно интересуешься, складывая губы трубочкой.       — А в мусульманстве? — кажется, его эта тема не на шутку заинтересовала.       — Ты можешь положить начало, — пожимаешь плечами, потягиваясь и обходя его. — Уверена, все будут в восторге, — проглатываешь смешок, ладонью ведя по его спине между лопаток и откровенно наслаждаясь крепкими мышцами под пальцами.       Боже.       Это такой кайф.       Этот придурок постоянно считает, что не достаточно хорошо выглядит, но он даже не представляет, какое это оргазмическое удовольствие — чувствовать перекаты всех мышц. Видеть, как они сокращаются. Ощущать, как напрягается его тело… Вы только раз занимались сексом перед зеркалом, но этого было достаточно, чтобы понять, что второго такого ты не выдержишь. Кажется, даже помнишь плохо, что именно было в тот вечер…       — Нет уж, — тебя останавливают, схватив за локоть, и разворачивают. — Я уж лучше по старинке… — Обнимает свободной рукой, прижимая к себе.       — Какой ты скучный… — Притворно вздыхаешь, поднимая взгляд на него, и видишь, как темнеет опасно мужской.       — Хочешь поиграть? — кончиком языка цепляет колечки в губе, у тебя ухает сердце куда-то в колени.       — А ты? — подозреваешь, что ведёте какой-то совершенно нелепый разговор, но становится всерьёз интересно, к чему это всё приведёт.       — Я тут недавно прочитал… — хмыкает, растягивая по губам наипошлейшую улыбку.       — Нет! Стоп! — успеваешь оборвать его, прижав ладонь к губам. — Давай без твоих извращенных идей… — Ты не боишься. С ним ты готова попробовать всё и даже больше. Ты ему доверяешь, потому что знаешь, что он никогда не перейдёт границу, хоть между вами и нет ничего запретного. Просто сегодня злишься. Неожиданно совершенно. Даже замираешь, смотря в бездонные карие напротив. Он касается губами твоей ладони, прищуривается, крепче прижимая к себе.       — Чонгук… — выдыхаешь, явно ощущая, как по телу пробегает дрожь. Вы настолько тесно прижаты друг к другу, что слышишь, как его сердце ускоряет ритм. Твоё же бьётся где-то в желудке, сбивая дыхание. Хмуришься, убирая руку с его губ. Стараешься поглубже вздохнуть, хватаясь и сминая его футболку на непозволительно тонкой талии. Почти стонешь от удовольствия, когда чувствуешь, как сократились его мышцы.       — Показывай свой диван… — еле слышно. Не узнаёшь своего голоса, настолько он сел. Чонгук прищуривается, медленно ведёт языком по губам и пятится, утягивая за собой за руки. Плетешься, едва не путаясь в собственных ногах, но отвести взгляд не можешь. Тёмный, глубокий, тяжёлый. Он приковывает и подчиняет, а ты снова злишься за своё неумение говорить ему «нет». Хочется остановить его и себя, развернуться и сбежать, но внутри всё кричит от дикого желания быть… здесь. Видишь боковым зрением ваше отражение в зеркале. Его мощная спина закрывает тебя, ты же вспоминаешь, как выглядит она расцарапанной. После ночи с тобой. В памяти мелькают раз за разом картинки всех вашей ночей.       И совершенно неожиданно захотелось вылить все свои эмоции на него. Плюнуть на все «нельзя» и прочие правила. Заставить его слушаться в этот раз тебя.       Он же предлагал поиграть. Ну так… Почему бы и нет?       Тебя колотит уже в прямом смысле от внезапно хлынувшего возбуждения. Тело покрывается мурашками, дыхание сбивается. Ведёт так, словно ты перебрала с алкоголем. Рядом с ним у тебя всё так. Ты перестаёшь себя контролировать, когда в бездне напротив видишь разрешение и согласие на всё.       Чонгук доходит до дивана и останавливается. Ведёшь по нему взглядом, облизывая. Видишь, как тяжело вздымается его грудная клетка… Как играют желваки на лице… Как даже широкие джинсы не скрывают его реакции на тебя. Хочется спросить, что именно между вами происходит, если каждый раз, стоит прикоснуться друг к другу, у вас сносит голову обоюдно, но ты лишь подходишь ближе, смотря на него снизу вверх.       Тянешь носом шумно воздух и…       Парень падает на диван от лёгкого толчка женских рук. Упирается спиной сразу же в спинку, расставив по обе стороны руки, упершись ими в мягкость обивки сиденья. Смотрит пристально, тяжело, прослеживая взглядом каждое твоё движение. Пожирает глазами, словно хищник, выжидающий, когда его жертва попадёт в его ловушку. Но единственная жертва здесь — он. И ты даёшь ему возможность почувствовать это, как только, стянув с себя футболку одним ловким и быстрым движением, уверенно садишься сверху, сдавливаешь его бёдра своими. Прислоняешься полуобнаженным торсом к его груди, неизбежно проезжаясь промежностью по его паху, ощущая ответную реакцию, которой только коротко улыбаешься, закусив нижнюю губу после. Между вами миллиметры, дыхание одно на двоих. Пульс стучит в унисон, а жар в теле стремительно нарастает. Ты пропускаешь пальцы в густые волосы на затылке, сжимая их в кулаки до порывистого и короткого шипения в ответ. А следом и мужские руки плотно обхватывают твою талию с обеих сторон. Сжимают, но не причиняют боли. Только усиливают тактильные ощущения, пуская по коже мурашки.       — Ты мне мстишь за что-то? — тихо, хрипя, спрашивает Чонгук почти в самые губы. Но не целует, не сокращает эту раздражающую дистанцию, словно ему интересно, что ты будешь делать дальше. Он с жадностью наблюдает за каждой твоей манипуляцией, будто потерявший волю к действиям сам.       — Может быть… — отвечаешь таким же шёпотом, но продолжаешь издеваться, ёрзая на его паху, неизбежно прислоняясь обнаженным животом к его. Тебе мешает его футболка, которую ты торопишься с него стянуть, хватая её на спине и собирая пальцами. Тянешь ткань вверх. И как только он избавляется от ненужной вещи, сразу же обхватывает тебя руками плотнее, прислоняясь уже кожа к коже.       Тянет к себе ближе.       Хочет уткнуться носом в ложбинку между грудей, но твои пальцы возвращаются в его волосы и оттягивают, не позволяя этого сделать. Он изводил тебя слишком долго и искусно, чтобы ты позволила вот так сразу насладиться всем и сразу. Ты не мстительная, но тебе жизненно необходимо сравнять с ним счёты. Лишь бы эта пытка для него не обернулась уже пыткой для тебя. И всё близится именно к этому, потому что тебе самой уже невыносимо. Ты чувствуешь внушительную твёрдость в районе его ширинки, которая упирается в тебя так правильно.       Так нужно.       Чёрт.       С твоих губ срывается первый всхлип-полустон, который ты обрываешь сама, прикусив губы. Пальцы уже не в его волосах, а на крепких плечах, которые ты легко царапаешь ногтями. Он же ведёт руками вдоль твоей спины, подцепляя указательным пальцем одной руки, скользнув им по ложбинке на позвоночнике, застёжку лифчика. Но не расстегивает. Только гладит кожу горячими пальцами, вызывая этим только усиливающуюся дрожь во всём теле.       К чёрту всё.       Твоя выдержка лопается, как мыльный пузырь. Впиваешься в его губы жадно и властно, припечатывая его своим напором к спинке дивана обратно. Ёрзаешь ещё активнее, а он спускает одну руку на твою ягодицу, обтянутую плотной джинсовой тканью. Ещё одна лишняя вещь, от которой он планирует избавиться в ближайшие минуты, как сможет нормально вдохнуть, оторвавшись от твоих губ. И ты это делаешь первой, разрывая поцелуй, чтобы отдышаться и унять жар внизу живота. Всё сводит едва ли не судорогой.       — Сними с меня джинсы, — не просишь, командуешь. А он охотно, без единого пререкания, выполняет этот приказ, закусив губу вместе с пирсингом. Привстаёшь, упираясь коленями в сиденье дивана. Он расстёгивает пуговицу, тянет сразу и собачку молнии вниз, а после не удерживается и целует в живот, где-то у пупка. Хватается обеими руками за пояс твоих джинсов и тянет их вниз, сразу с бельём. Тебе приходится нехотя сползти с дивана, чтобы он снял с тебя одежду полностью. И как только всё оказывается на полу вместе и с твоим лифчиком, а ты полностью обнаженная, он облизывается, словно голодный, и тянет тебя за бедро к себе, вынуждая залезть на него обратно. Сам всё ещё в джинсах, что категорически несправедливо, но сил на возмущение у тебя не хватает, потому что его губы снова касаются кожи на твоём животе.       Он облизывает её, ведёт языком к выступающим тазовым косточкам, а после чертит линию влажным кончиком вдоль всей паховой зоны, от одной косточки к другой. Ты судорожно хватаешься пальцами за его плечи. Но не для того, чтобы оттолкнуть, а для того, чтобы удержаться. Потому что ноги уже подрагивают. И хорошо, что они и так согнуты в коленях, иначе ты бы уже рухнула.       И всё что сейчас происходит мало похоже на то, чего ты хотела изначально. Тебя раздражает, что он снова так умело и ловко перехватил инициативу, словно и не напрягался даже.       Боже, ты чувствуешь себя совершенно безвольной рядом с ним.       Но полностью взять под контроль ситуацию не разрешаешь.       Снова давишь на его плечи, заставляя того отстраниться и упереться снова спиной в спинку дивана. Смотришь на него, укоризненно сузив взгляд. А после ведёшь ладонью по его крепкой груди, сжимая ту по дороге. Но надолго не задерживаешься, спускаясь всё ниже. Останавливаешься на рельефном прессе, пересчитывая каждый кубик пальцами, а он вздрагивает под твоими прикосновениями. Следит за твоим хищным взглядом, и в паху уже совсем болезненно давит. Видишь, как он играет желваками и морщится. Хочется эгоистично довести до апогея всё его желание, но знаешь, что ещё немного и его возбуждение перерастёт в боль. Опускаешься уже обеими руками к его молнии на джинсах, отодвинувшись на его бёдрах чуть назад. Расстёгиваешь пуговицу, молнию и раскрываешь полы ширинки в стороны, видя внушительное мокрое пятно на его белье.       Не сдерживаешься и проводишь по нему указательным пальцем, отчего парень вздрагивает и впивается ладонями в твои бёдра. Слышишь его участившееся дыхание, улыбаешься, чувствуешь лёгкий укол совести за то, что всё ещё вынуждаешь его терпеть, но тебе правда нравится, как он изводится от желания и дёргается, как оголённый нерв. Тебя заводит это ещё больше. Чуть приспускаешь его джинсы ниже, насколько позволяет положение ваших тел. Отодвигаешь резинку его боксёров, высвобождая колом стоящий член, сочащийся естественной смазкой.       Боже.       Лучшего зрелища и придумать нельзя.       Снова касаешься влажной, но уже не скрытой тканью белья головки. Размазываешь каплю смазки большим пальцем, слыша шипение и чувствуя подрагивание всего тела. И не даёшь ему и шанса на осознание, снова целуешь его, прикусывая в порыве его пирсинг, а пальцы сжимаешь вокруг головки, безжалостно опуская сжатый кулак вниз, до самого основания. Он мычит в твои губы и сдавливает ладонями уже не бёдра, а твои ягодицы. Готов толкаться в твою ладонь сам, не выдерживая этой пытки. Но ты и не собиралась доводить его до оргазма именно таким способом. Нужно было лишь размазать смазку по всему стволу, хотя острой необходимости в этом не было: ты течёшь так, что уверена, зальешь его полностью, как только его головка окажется у тебя между ног.       И вы будто чувствуете друг друга на интуитивном, каком-то поистине животном уровне. Потому что он подтягивает тебя за ягодицы к себе ближе, проскальзывая одной ладонью по копчику ниже, добираясь до мокрых складок, и, не церемонясь, толкается пальцами прямо внутрь. Сразу двумя, уверенный на сто процентов, что ты к этому готова.       Готова для него.       Как и всегда.       Он упивается твоими стонами, срывающимися с губ, прямо в поцелуй, который ты разрываешь, не в силах промолчать или проглотить этот порыв. Чонгук не трахает тебя пальцами, не растягивает, потому что нет такой необходимости, он просто изводит, просто наслаждается тем, что делает с тобой, в тебе. И хочет уже насадить тебя на себя до самого конца, но терпит из последних сил, пока ты сама этого не сделаешь.       И будто продолжаешь его мысли своими действиями: отпускаешь его член и подаёшься назад совсем чуть-чуть, чтобы ягодицами ощутить горячую головку. Немного ёрзаешь по стволу, размазывая по нему уже свою смазку, а он только глухо стонет, запрокинув голову назад.       — Блять! — срывается с его губ. А ты только улыбаешься, хватая его за подбородок пальцами. Тянешь, чтобы он посмотрел на тебя. И как только ваши взгляды встречаются, ты мягко ловишь второй рукой его член, помогая себе не глядя сесть. Медленно опускаешься, растягиваясь. Чуть заламываешь брови оттого, как тесно он в тебе ощущается, а у него, кажется, сейчас глаза закатятся от удовольствия и всех этих ощущений. И стоит тебе сесть до самого конца, как уже с твоих губ срывается протяжный стон, который действует на него как спусковой механизм.       Чонгук с рыком хватает тебя за талию, но не насаживает ещё глубже — дальше уже некуда, и не приподнимает. Он словно держится за тебя, стараясь не сорваться раньше времени. А вот тебе именно это и нужно. Медленно раскачиваешься, схватившись уже не за мужские плечи, а за спинку дивана, сжав обивку пальцами до белеющих костяшек. И после наращиваешь скорость, меняя угол, отчего сдерживать себя уже невозможно. И происходит это почти в унисон — вы оба срываетесь на хрипы, пока в какой-то момент он всё-таки не приподнимает тебя за талию, чтобы уже самому начать в тебе двигаться так, что ты почти срываешься на крики. А он рычит и стонет так, как ты ещё не слышала.       И почему-то хочется заплакать.       Но только от рвущего изнутри удовольствия.       — Я люблю тебя, — порывисто шепчет Чонгук, замедлившись, едва не остановившись полностью. А ты внезапно хнычешь, потому что была почти на грани. И уши буквально заложены, поэтому приходится напрячься, чтобы сообразить, что ты услышала.       — Тогда не смей останавливаться… — шепчешь ему свой ответ на ухо почти угрожающим тоном, насаживаясь на него сама. И в следующее мгновение тебя уже обхватывают обеими руками поперёк талии, чтобы сжать в своих объятиях.       Чонгука дважды просить не нужно. Он весь мир готов уложить к твоим ногам.       — Слушаюсь, госпожа, — шипит Чон, игриво кусая тебя за подбородок. Снова эта фраза, так легко слетевшая с его губ. Снова этот тон и этот хриплый голос. Пытаешься запомнить, чтобы вернуться к этому после, но тут же забываешь, что именно хотела спросить. Тело сводит судорогой, сдавливая горло. Беззвучно хватаешь воздух ртом, сжимая коленями мужские бёдра. Такая нелепая и простая шутка прошлась импульсом по всему телу. И в следующее мгновение ты уже едва не рвёшь обивку пальцами, сжимаясь вся и сжимая Чонгука между своих бёдер, чувствуя, как волна оргазма прошивает насквозь. Вся дрожишь, слишком чувствительная, а он на последних рывках утробно стонет, сжимая тебя в объятиях ещё крепче и рефлекторно кусая за плечо, чтобы совладать со своими ощущениями. Ты чувствуешь, как он внутри тебя пульсирует, кончая. И не можешь сдержать довольной, дурной улыбки куда-то ему в шею, куда обессилено уткнулась носом.       Он плавно замедляется, наконец останавливаясь полностью. Но выходить из тебя не спешит. Так и обнимает, прижимая крепко к себе. Дышит тебе в шею, целуя куда-то за ухом, срывая очередной ворох мурашек. Ты глухо смеёшься, понимая, что на месть это вот вообще не тянет. Но ты ничуть не огорчена. Так всегда получается, ты уже даже привыкла.       И менять ничего ты не хочешь.       — Я тоже люблю тебя, — шепчешь тому на ухо, нежно целуя в мочку. А после проскальзываешь губами по щеке и добираешься до чужих покрасневших, целуя их слишком трепетно. Он ведёт лениво подушечками пальцев вдоль позвоночника, считая все позвонки. И только сейчас чувствуешь, как зябко от работающего кондиционера. Жмёшься к нему, прижимаясь всем телом снова. Чонгук тянется за своей футболкой и, отстранившись, натягивает её на тебя. Как-то слишком бережно разглаживает волосы, пропуская их сквозь пальцы, заправляет за уши и целует нежно кончик носа.       Вы продолжаете сидеть на диване, он не торопится разрывать ваше единение, а ты совершенно ничего не имеешь против того, чтобы задержать это ощущение наполненности. Тихо посмеиваешься от осознания того, как вы выглядите сейчас.       — Что? — улыбается, рассматривая твоё лицо.       — Мы так и будем сидеть? — выразительно косишься на точку вашего единения-слияния, улыбаясь.       — Тебя что-то смущает? — Чонгук прищуривается и делает лёгкое движение бёдрами, срывая с твоих губ шипение.       — Тебе нравится подчинение? — неожиданно интересуешься, ведя по его плечам кончиками пальцев и наблюдая за тем, как он покрывается мурашками.       — Нет, но я не против, чтобы ты покомандовала, — прикрыв глаза, облизывает губы, расслабляясь под твоими поглаживаниями. — Но только во время секса, — припечатывает, ты же качаешь головой и медленно поднимаешься под его разочарованный вздох.       — Если бы ты ещё давал это сделать, — заплетаешь волосы, наблюдая за тем, как он встаёт с дивана, поправляя джинсы и расправляя плечи.       Ну до чего же красивый мужик…       Чистое наказание…       — Вот появятся панталоны и разрешу, — поигрывает бровями, подходя ближе. — Но мне нравится, когда вот так… — Ловко задирает свою же футболку на тебе, пройдясь широкой ладонью по бедру. Хлопаешь по его руке, возмущенно надув губы.       — Извращенец… — Уворачиваешься от объятий, собирая вещи. Чонгук задумчиво наблюдает за твоими движениями и неожиданно оказывается рядом.       — Что ты делаешь? — хмурится всерьёз, от былого веселья ни следа.       — Домой собираюсь…       — Зачем? — крепко держит тебя за запястье, не давая продолжить начатое.       — Действительно… — закатываешь глаза, хмыкнув. — Я там живу, знаешь ли…       — Останься… — совсем тихо, а ты вздрагиваешь от того, как неуверенно прозвучало. Смотришь на него удивлённо и не веришь своим глазам. Чонгук растерян, смущённо отводит взгляд, но хватка на запястье только сильнее становится.       — Что… Слушай, мы же говорили уже, что мы…       — Хватит, — резко перебивает, сильнее хмурясь. Ловит твой подбородок пальцами, заглядывая в глаза. — Я тебе уже всё сказал… На диване… — Теперь ты сводишь брови к переносице, поджимаешь губы и совершенно не понимаешь, о чём он.       — Ты гештальт закрыла диваном… Я тоже… — Резко отпускает твою руку, понимая, что делает больно, и уходит в сторону кухни, шлёпая босыми ногами по полу. Ты же так и стоишь посреди гостиной, растерянно сминая в руках одежду. Силишься вспомнить, что именно случилось на этом дурацком диване, что так резко изменилось его настроение.       — Чонгук… — выдохнув, идёшь следом за ним и застываешь в арке, прислонившись плечом к ней. Мужчина стоит около кофемашины, сосредоточенно нажимая на кнопки. Пауза затягивается, и ты медленно подходишь к нему, обнимая за талию со спины.       — У меня нет здесь одежды… — глухо ему между лопаток, прижимаясь плотнее.       — Я куплю тебе. На все семь дней. На каждую неделю. Каждого месяца. — Совсем тихо, мягко поглаживая твои руки, так крепко сцепившиеся у него на талии.       — И тапочки?       — И тапочки. А зубная щётка у меня есть для тебя… — тянет к себе, чтобы тут же подхватить за талию и посадить на стол. Упирается руками в столешницу у твоих бёдер, играет в «носики» и улыбается. Так искренне и легко, что ты чувствуешь облегчение.       — Нам понадобится много времени, — подцепив его за пояс джинсов, тянешь к себе, раздвигая ноги, чтобы он встал как можно ближе.       — Я никуда не тороплюсь… — Тебе кажется, что он ещё собирается что-то сказать, но телефонный настойчивый звонок обрывает. На экране его телефона высвечивается фотография Чимина.       — Тебе муж звонит, — не сдержавшись, комментируешь.       — Да… Буду сейчас отпрашиваться. Мне же к Тэхёну переезжать, забыла? — дует губы, кивая и прижимая телефон к уху, отходя от тебя в сторону.       — Пойду вещи тебе соберу… Тебе зимние тоже класть или вы поделили сезоны? — сползаешь со стола и успеваешь отпрыгнуть от летящего в твою сторону полотенца.