ID работы: 13762635

Все не то, чем кажется и не наоборот

Джен
R
Завершён
9
автор
Размер:
21 страница, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
9 Нравится 3 Отзывы 1 В сборник Скачать

Сколько раз нужно переписать реальность, чтобы она всем понравилась?

Настройки текста
Примечания:
Божественная Сила внутри этого человека не может писать или переписывать реальности, как Книга в руках Демона, но она дает Сосуду то, чего нет у других смертных – возможность обойти, избежать сюжет, начертанный на одной из страниц на скорую руку. Шанс вспомнить все.

***

Чуя Накахара не помнил своей жизни до 8 лет. Ему не снились сны. Но это не мешало Главе Исполнительного Комитета Портовой Мафии не спать по ночам от странного тянущего чувства где-то изнутри. Он не знает: кошмар это или нет. Просто смотрит в потолок, пытаясь разгадать это странное и сложное чувство опасности. Лежать, часами разглядывая потолок. Думать, силясь заснуть, потому что завтра наступило и скоро рассвет, а там и новый рабочий день. Босс Мафии не дает поблажек даже своим самым верным псам. Лежать неподвижно, потому что он давно уже не спит один. Казалось, что существо, обвившее его всеми своими конечностями, и не человек вовсе. Так говорит тот, кто обнимает его все эти ночи. Так говорит способность, выражающая всю странность своего существования. Неполноценный. Босс Портовой Мафии на его панические вздохи и тремор посреди ночи ничем не отвечает, лишь спит. Чуя думает, среди всего прочего, что так даже лучше. Юлить еще и ночью сверх его сил.

***

Стоящий мрак в помещении не дает разглядеть ничего кроме собеседника. Руки и все тело в целом саднит от впивающихся веревок. - Скажи, ты знаешь, что такое Книга? – говорит Демон, заглядывая в гетерохромные глаза. Они не выражают ни удивления, ни узнавания, лишь ярость, а еще стремящуюся вырваться наружу шутку-оскорбление. Как ему удалось при таком существенном изменении остаться прежним? Достоевский много раз перечитывал каракули Дазая, отмечая одно из главных условий существования этой реальности. - Неужели ты нашел ее и не использовал в своих целях? – ядовито тянет связанный Исполнитель. За насмешками и играми в гляделки прячется что-то зловещее, но до боли знакомое. Он уже ощущал это чувство тьмы, как будто эти хирургические пальцы копошатся внутри черепа, тонко играя на струнах разума. Но не стоит сейчас предаваться самоанализу. Стоит немного подумать, раз раньше не сподобился, где он налажал и примерно оценить время, требуемое Осаму поднять на ноги всю организацию. Тот был очень щепетилен в вопросах долгого, никем не объявленного отсутствия, своего мужа на радарах. От вероятности того, что он мог не знать или не предавать значения об его готовящемся похищении почему-то делает обстановку в комнате теплее. Накаджима, предоставляя отчет на недавнем собрании, обмолвился о возвращении Федора Достоевского в Йокогаму. Чуя мало слушал это, ведь у них с Эйсом было дело с драгоценными камнями, требовавшее много концентрации. Он бы и на километр не подошел к этому картежнику- шулеру, но Дазай настоял. А потом Эйс исчез. Хотя, это он преувеличивает: бойцы дополнительного отряда нашли его и всю его команду мертвой на одной из боевых яхт. Точно установить, что произошло, не получилось. Зато он с Кое хорошо отметил это событие, пожелав это место достойному. В это же время он все чаще стал лежать без сна, пялясь в потолок их с Дазаем квартиры. Русский казался важным звеном в цепи. Хоть он ни разу его не видел, но в мыслях всплывали болезненная худоба, хитрый прищур фиолетовых глаз и тайна, плещущаяся где-то за глазными яблоками. Как раз после этого и стычки с какой-то сторонней организацией Чуя заметил слежку. Ему стало интересно: причастность к Мафии, да и в такой форме, предполагала постоянную опасность, всплески эмоций, но ничего этого не было. Было скучно и однообразно. Безопасно. Рядом с ним кружил Демон- Хранитель. Самый опасный человек Йокогамы отпугивал всех, кого мог. Но все же нашелся человек, которому по силам преодолеть завесу страха, сотканного Портом. Сейчас он понял: Достоевский следил за ним. Не боятся последствий мог только кто-то по типу Дазая Осаму. Демон. Стоило предпринять хоть какие-то меры против подозрения на не пресечённую никем слежку. Стоило предпринять хоть какие-то меры, чтобы тот не узнал, что … - У меня уговор. Да и нецелесообразно использовать что-то такое, что способно кардинально менять реальность, бездумно. Стычка с Крысами не была случайностью. Практически ничего не могло быть шуткой Фортуны рядом с этим русским. - И сколько ты уже думаешь? – Спрашивает рыжеволосый, ожидая услышать что-то наподобие: с тех пор как обрел власть держать фолиант в руках, с тех пор как родился или услышать еще какую-то придуманную слезливую историю, которыми раньше Босс кормил тех, кого пытал. Бедняги от такого готовы были выть. А ведь каждый раз история менялась, как способы пыток. Достоевский обводит под плащом корешок Книги. Он точно догадывается, если уже не понял. Довольно смотрит на собеседника - Божественная Сила Разрушений внутри сопротивляется такому содеянному искажению мира. - С тех пор как увидел, что может Книга и не только она во исполнение желаний.

***

Где-то вдалеке затих надрывный кашель. Завывал ветер, гоняющий воду на берегу. Все было омыто кровью, а вокруг осталась если и не пустота, но что-то тяжелое и пугающее, олицетворенное в развороченных зданиях, земле и телах. Их было так много, что начинало рябить в глазах. Никто уже не мог определить, где свои, где чужие, где гражданские. Это было не важно. На берегу стояло двое. В тюремных робах, оба перепачканные и обессиленные после яда, который может и не выводиться из организма. Хотя это уже безразлично. Рано или поздно оба умрут. Такова Воля Божья. Весь обагренный кровью Дазай держал в руках ручку, которой записывал роковые строчки в код жизни. Демон, его оставшийся в этом мире единственный собеседник, антипод, равнодушно смотрел на это действо, пока Книга не была закрыта хлопком, показавшимся в установившейся тишине оглушающей. - Так мы договорились? – Оставшийся без бинта в форме запекшейся крови левый глаз озорно поблескивал в сторону “сокамерника”. - Договорились. Я пока не вмешиваюсь, - Тут же в его руки попал столь желанный долгие годы боли и медленной смерти атрибут, обесцененный разрухой вокруг до обычных клочков бумаги, обтянутых кожей. Записная книжка, способная сжигать миры и развязывать войны, нести бурю. Следующее, что он помнил, как проснулся на одной из своих тайных квартир в Японии. Единственно, что она не была ни одной из его заготовленных нор. У Детектива получилось.

***

И опять он не спит, а только переводит взгляд с лица на потолок и обратно. Думает, что таким образом не разбудит сверхчувствительного ко взгляду мафиози. 3… 2… 1 - Почему ты снова не спишь? Почитать тебе сказку? – Дазай снова как-то почувствовал, что Накахара лежит без сна, и теперь пытается вытащить из него все, что у того хранится за душой. А была ли у него душа? Может это всего лишь строчки какого-то кода? Ведь он до сих пор не знает, человек ли он сам. Да, он думал о коде, но так кто-то думал и говорил до него. - Скажи, у меня может быть брат? - Я думал, что ты о женщинах своих думаешь, - отпустил шутку шатен, прижимаясь еще ближе. – Откуда такой интерес к собственной семье? Когда я предлагал найти родителей, ты отказался. Поль Верлен возможно уже мертв, а может заточен в способности Рэмбо (боже, что за странный набор букв!) и слушает его заунывные речи. - Ты так уверен, что они у меня были? – Он ловит сфокусированный взгляд карих глаз. Странно сосредоточенных, таких, которые не могут быть сразу после пробуждения. Быстро переводит свои на потолок. Мало ли, может не замечал, что сосредоточенность и контроль есть во всех действиях его собеседника (они всегда там были, просто сейчас ни прошивают его насквозь на предмет чего-то неугодного). - Почему ты сомневаешься в наличии родителей, но про брата спрашиваешь в который раз? О! Или Чиби не в курсе о взаимосвязи между братьями и родителями одного человека? Рыжеволосый теряется и замолкает. Перебивший его уже хотел было продолжить отвлекать его внимание, но хотелось бы раз и навсегда решить вопрос с родственником своего Исполнителя. Рано или поздно, если не уже Верлен окажется мертвым. Это обязательно для их жизни. - Не знаю. Просто ощущение такое, будто он у меня должен быть, - Накахара теряется во взгляде глаз мужа, но и не хочет отводить взгляд – проигрывать. Коньяк продолжает впиваться в его лицо все больше и больше, но вскоре взгляд смягчается, наполняется каким-никаким светом и смешинками. - Получается, что босса Портовой Мафии в спутниках жизни тебе уже мало? – Упомянутый босс капризно поджимает губы и притворно отодвигается, за что тут же получает несильный тычок куда-то в сторону ребер. Сильнейший боец Порта в отличии от его гениев рассредоточен куда более, чтобы оценить место удара в такой-то темени. - Эй, я этого не говорил.

***

Он ничего не понял. Кто-то поменял реальность себе в угоду? И это был даже не Федор. Федор сидит спокойно рядом и распинается про какие-то желания. - Значит без последствий не обошлось? – Наивно интересуется тот, чья неожиданная пропажа всколыхнула не только Мафию, но и Правительство с Агентством. Времени оставалось мало. Если условие выполнено, то получается, что сама Книга противится тому, что Осаму делает в собственность выдуманной мирке. - Скорее один неучтенный фактор. - Как раз таки это и влечет за собой большие последствия, - философски тянет рыжеволосый, а затем, после длительной паузы, добавляет, - как и твои действия, впрочем. Говори, что хотел, у меня на сегодня были планы. Ты явно мешаешь их исполнению. Беззаботностью пытается скрыть не то страх, не то тайну. В голове привычо щелкает – он пытается скрыть и то, и другое. - Почему ты думаешь, что я чего-то хотел? Может мне приятно наблюдать как босс Мафии мечется по Йокогаме, поднимая всех, до кого только сможет дотянуться. Из тебя вышел хороший гость, - губы тянутся в неестественно довольной ухмылке. - Да и на счет моих действий можешь не беспокоится. По правилам этой неправильности мне многое сойдет с рук. Тут он ловит чужой каре-голубой взгляд понимания. Исполнитель был так ошеломлен, если не потрясен, раз потерял концентрацию насмешливости и холодности в зрачках, приобретя растерянность и напряженность в теле. Раз маска так быстро слетела, значит шатается уже давно. Он даже знает насколько. Все, что было нужно, Достоевский получил. Время вышло. Где-то высоко наверху вскрывается дверь, через минуту появится Гоголь.

***

Когда одаренные скрылись под шинелью, чтобы переместиться куда-то отсюда, связанный понял, что и это тоже уже было. Сейчас он остался совсем один. Непонятно где. Непонятно сколько. Связанный и потрясенный. Хотя с веревками можно было бы разобраться, но ему это уже казалось бессмысленным. А ведь он только сейчас понял, что веревки для него – не проблема. Рассудок чем-то затуманен. Ну да, без этого его бы тут не было. Все казалось бессмысленным. Федор получил, что искал, даже при условии, что Чуя не знает, что ему отдал. Складывается ощущение: Достоевский уже все это знал. Может он проверил нечто иное? У русского одаренного было море возможностей следить за ним. Да, хакерство было ограничено портовыми ледорубами, но простое сталкерство никто не отменял. Территория Порта и то, что Глава Исполкома оттуда почти не выходит, конечно, меняют дело. И все же его похитили посреди территории Порта не во мраке ночи, а под солнечным зноем. Эпатажно и громко. Небольшое мгновение битвы. Краткий взгляд, уцепившийся за фиолетовый мрак радужек, и вот Демон забрался в его душу, чтобы прочитать там, что Накахара не доверяет Дазаю, что ему кажется неправильным происходящее. Что-то конкретное выцепить не удается – он просто не помнит, не знает всего. Возможно даже, что это просто он неправильный. Думать о его жизни как о чем-то страшном, словно повторяющемся в кошмаре было откровенной дикостью в глазах других. Вернее, было бы. Он никому не сказал. У его Босса везде есть уши. Кто сомневается, тот предает даже бездействуя. Дверь раскрывается тихо и без излишнего изыска разрушений, присущих Хиротсу. Мрак комнаты, больше походящий на немного более светлое обозначение кромешной темноты, прячет его от вошедших. Кто они? Портовые? Детективы? Правительство? - Кхм, кхм, - кашляет уже не связанный мафиози, вставая. За его спиной вмиг оказывается маленький силуэт, - Кека- тян, рад тебя видеть. - Я вас тоже, Чуя-сан, - она качает головой в сторону двери. Видимо, там остановился Ацуши, который уже по коммуникатору сообщает хорошие новости своему учителю. Нож отправляется в ножны. Сам Накахара пытается сделать несколько шагов в сторону предполагаемый двери, но хлопается в обморок, как только слышит звук ее открывания. Следующее, что он помнит, так это больничное крыло одной из высоток Порта, препирательство врача с какой-то маленькой девочкой в красном платьице и яркое-яркое пятно сбоку.

***

По его приходе в себя все ссоры кончаются, а доктор Мори, который лечил его еще рядовым (как будто он действительно им когда-то был) членом Мафии, начинает типичную процедуру осмотра. Ее окончание всегда ознаменовывалось кучей конфетти, какой-то клубной музыкой и всем таком в этом роде. Даже если итогом было валяние еще с месяц в этой дыре, Дазай все равно вваливался в палату, словно осчастливленный отец в роддом. Такое представление ему обеспечили и в этот раз. - Ничего серьезного, Чуя-сан, - проговорил улыбающийся Огай, то и дело посматривая на свою воспитанницу. Элис все пыталась сорвать хоть какой-то цветок из клумбы, стоящей на тумбе у кровати Исполнителя. – На удивление никаких травм нет. Даже укол от инъекции один. Тебе, считай, повезло. – Тут врач ухмыльнулся, превращая добрую дежурную врачебную улыбку в оскал. Чую передергивает. – От этого Демона живыми вообще не уходят. Но Чуя почему-то выжил. Игра продолжалась. И явно не в его сторону, если она вообще у него есть, и он не выступает лишь фигурой, которой перебрасываются стороны в попытках оставить у себя. Уже в машине Дазай поинтересовался его впечатлениями насчет пожирателя душ и вампира. Он выпытал все до последней капли, но продолжал интересоваться и откровенно ловил изощренное удовольствие. - Всегда хотел знать, как он воздействует на людей. Прости, что подопытной собакой пришлось побыть тебе, но в прошлый раз этот чудила никого не отпустил. Вот как. Чуя всегда знал, что Эйс был устранен очень экстравагантным образом.

***

Снова на часах сколько-то там утра и он опять не спит. Не страшно – ему дали несколько дней выходных на прийти в себя, походить с мужем по ресторанам или посидеть дома (как будто им обоим дали отдых). Федор теперь не выходит из головы. Маячит где-то на закорках сознания, ухмыляется всезнающей улыбкой, которую делит с Демоном-Вундеркиндом напополам. Дазай не стал злиться и пытаться выжать обидчика. Он знал, что этот русский тип похитил его не ради выкупа или ценной информации по ресурсам и остальному. Дазай знал, что Федор, может быть, добьется того, чего даже человек, уткнувшийся ему в макушку не может добиться уже полгода, а если считать и более ранние ночные пробуждения, куда больше. Однако, ситуация была такова, что Достоевский знал Истину. Знал ли ее Босс Портовой Мафии? И Истина была такова, что Накахара Чуя в своей собственной шкуре словно чужой. Он смотрит своими глазами на мир и поражается странному дежавю и искажениям. Эта приторность, контрастирующая с кровью, текущей ручьем под приказами верхушки Мафии, мозолит ему глаза. Но даже не это самое страшное. Само бытие неправильно. Он смотрит на руку, сцепленную в замок со своей, и не видит, к счастью, бинтов или шрамов. К счастью ли? Он ожидает надрывный кашель утопающего, а когда открывает глаза, моргнув, видит лишь мальчика- тигра. Ацуши яростно вгрызается в иерархию Порта, тянет за собой девчонку- убийцу Кое, которую та, за каким-то чертом, пожалела. Он смотрит на Кое и думает, что ее косплей на всех этих шпионок из американских фильмов выглядит как-то противоположно обычному, хотя его наставница всегда предпочитала именно такие наряды. Не ему судить, если честно. Эта она привила ему чувство стиля и помогла не утонить в тенях высоченных лбов мафиози, которые палили из всего, что только возможно, словно выполняли план на скотобойне. Анэ-сан учила действовать аккуратно, хоть Чуя и не всегда этого придерживался. Однако, те прятки, в которые он играет сам с собой, Дазаем и всем миром в придачу, удались на славу. Спасибо ей. Самое страшное случилось при первой встрече с Агентством. Пацан в плаще нервно тушил свой гнев собственным самоуничижением, а от мужчины с волосами цветами меди тянуло ужасно стойкой трупной вонью. За их спинами маячил еще более стремный очкарик в классическом костюме. А Дазай испытывал страшное воодушевление, пока Чуя старался прикрыть нос, не выдав себя при этом. Не хотелось портить … всего этого, чем бы оно не являлось. Все было странно, неправильно, жутко. И то, как порой Осаму смотрел на него, и то, как он общался с ним, и то, как они живут вместе. И кольцо, обвивающее безымянный палец, кажется ни больше ни меньше удавкой на шее. Не то, чтобы его заставили так жить. Все получилось само вполне классическим образом. Просто однажды они выпили за хорошо обставленное дело, а дальше… пошло по накатанной. Оно бы и дальше катилось куда-то в преисподнюю, если бы Дазай не прикупил кольцо с каким-то узором, больно смахивающим на метки Порчи. С тех пор все просто полетело в ту сторону, ведь Его душит недоверие к человеку, с которым он делит кровать, с которым собирается разделить всю оставшуюся жизнь, которому просто не имеет права не верить. Это заставляет чувствовать себя отстраненно и чужеродно. Словно он занял чужое место, лишь бы восполнить какой-то пробел. Он и сам словно один большой пробел. На самом деле рыжеволосый страшно одинок. Ему иногда даже кажется, что это не Бог скребется внутри, восставая против фальши прописанного, а одиночество точит когти о его душу. Смутная печаль действительно разрастается внутри, с каждым днем пятная его все больше. Да, он больше не один и никогда не будет. Свадьба была действительно как прыжок с моста (странное сравнение). Несмотря на это, на то, что вторая половина кровати всегда пуста, потому что ее обладатель жмется к нему, словно боится побега, и даже на большое количество отдающих должное ему внимание и неравнодушие круга лиц, его гложет изнутри тьма. Такая же, нашептывает ему Арахабаки, в которой он существовал долгие, или не очень, абстрактные куски времени, зовущиеся временем. - Теперь, - шипит Разрушитель, - разделишь мою судьбу. Тьма принимает тебя в свои объятия. Ты еще больше становишься мной. Теперь Чуя понимает Бога – он чувствует себя в этом мире также чужеродно, как и Разрушение, заточенное в него, впервые появившись и осознав себя в этом мире. На самом же деле, ему чувствуется, что он мертв, как и Ода Сакуноске. Может от него тоже разит могильным спокойствием за километр, а Дазай его также игнорирует. Что все вокруг, кроме странно оживленных трупов- Демонов, мертвы. В конце концов, Истина была такова, Накахара Чуя не помнит не только своей жизни до 8 лет, но и то, что происходило пару лет назад. До Мафии. До Осаму Дазая. Да и после все существует лишь фактами и рукой, вложенной в его собственную. Потому что Истина была такова, что Накахара знал: реальность была изменена, а настоящая … а настоящая … ее он помнит лишь урывками. Потому что Книга переписывает любое столкновение этого отражения в кривом зеркале и оригинала, заставляя его ночи напролет переводить глаза с лица на потолок и обратно, пока Бог внутри смеется над ним … над миром вокруг … и наступившим хаосом внутри мыслей Сосуда.

***

Он никогда не думал, что Книга может попасться ему в руки. Хотя бы потому, что Ода, умирая, просил его жить и помогать другим, быть хорошим человеком, а не искать какой-то сторонней магии. Своей способности всем одаренным было за глаза, так что те, которые и знали о могущественном артефакте, изменяющим реальность, то держались от него подальше, молча, а с некоторых пор все, известные ему посвященные, в могилах. И Дазай даже знал почему. Более четырех лет назад он оставил Порт позади, покинув тьму и ночь, вступив на тропы света, в сумерки. Агентство было наполнено различными одаренными всех мастей и травм. Каждый забавлял его не только своим даром, но и механизмами преодоления, методами работы, а также непоколебимым желанием спасать людей, делать мир лучше. Вроде подходит. Только где-то внутри свербит странное ощущение, что он что-то забыл. Странно, но за несколько лет работы там он, может и не до конца, но проникнулся идеей. Дазаю нравилась жизнь, построенная на спасении других и защите сирот. Могила Оды до сих пор была одним из привычных мест его ночевок, просто иногда возвращаться в свою пустую холодную квартиру было ужасно. Со временем ему становилось легче, если во всем этом ужасе, что некоторые в радости кличут «жизнь!», ему может стать легче. Теперь Неполноценный держал в своих руках тот самый фолиант, который уже столько лет искал его друг-отражение. Вдали умирал его напарник, с которым они делили одну душу напополам, с которым они так и не успели все обсудить. Ему безумно жаль, что все так обернулось, что Накахара пал жертвой игры, в которую никогда не хотел играть, что мир пал под рукой сильнейшего эспера в истории. Хоть мир и был сплошным ночным кошмаром, но в нем были проблески. Даже если они были рыжими, костровыми. В целом он был бы готов отпустить и Сакуноске, и Накахару, но он не хотел оставаться один. Дазай слишком долго блуждал во тьме этого мира один, сравни Арахабаки до помещения в свой рыжий Сосуд. Он больше не хочет этой разъедающей пустоты. Его точит собственная неполноценность, его грызет одиночество странного анти-одаренного. Вокруг не осталось никого, кроме его заклятого друга, который со своей шайкой за ради своих целей спровоцировал коллапс Порчи (он тогда передумал о своем желании еще хотя бы раз увидеть Чую в той мощи, которую тот открыл в бое с Верленом). Сингулярность сингулярности и вот его бесконечно дорогой низкий напарник сжигает мир, в том числе и Йокогаму, дотла. Все по плану Достоевского. Условия выполнены. Они получили книгу. Он может вернуть все как было. Он может оставить все как есть и остаток жизни, а это будет очень долго, ведь все его попытки самоустраниться всегда были провалом, наблюдать за своим отражением. Смотреть за тем, как догорают костры ярости Исполнителя Портовой Мафии. Он может попытаться сделать мир лучше. Воскресить Одасаку и не допустить его гибели, вступления в Мафию. Может вместо самого Дазая работать в Агентстве, ему не жалко, совсем. Ода может забрать туда Акутагаву, раз одним из последних побуждений было спасти мальчишку. Ода сможет писать свои романы, рассказы, басни, стихи, да что угодно. Он будет жив, его дети будут живы. Дазай может дать им с Чуей шанс. Тот самый, который они сами себе не дали. Дазай может быть больше не один. Краткий завершающий росчерк и Следующее, что помнит Дазай так это то, что он заносит скальпель над старым Боссом. - Старый Босс умер от болезни, Доктор. – Он оборачивается на затвердевшего Огая. – Вы всему свидетель.

***

Разыскать Чую и в этом варианте реальностей было не трудно. Все также со своими псевдо-друзьями держит свою территорию. Король, которым пользуются все. Козырь, дарующий власть его обладателям. Устроить поединок с Рандо оказалось еще даже легче, чем он помнит. Подстроить его смерть, чтобы отпустить доставать Короля Убийц, было куда сложнее. - Это правда, Чуя, что в тебе заточен Бог. Ты безумно силен. Но ты – человек. И силен ты именно поэтому. Это же прекрасно, что ты человек. А дальше побег рыжего с места смерти одного из подручных Босса Мафии. Два отряда зачистки. Неделя времени.

***

Рэмбо быстро приходит в себя и получает новое задание с кучей информации и своих эмоций. Весь спектр прямо отражен на лице французского шпиона. Он не противоречит, лишь клянется исполнить приказ. Верлен на несколько лет перестает быть проблемой. Похороны живого предателя проходят быстро. Собирается только верхушка с Дазаем во главе. Чуя парит где-то далеко-далеко. Слова этого недо мертвого подействовали на него больше всего совместно проведенного с Боссом Мафии времени. Благо, что тот больше не получит и наносекунды времени рядом с кем, кто вскоре станет его личным Исполнителем. Так и случается. Спустя несколько дней Накахара приходит на могилу своего поверженного врага. Неполноценный сожалеет, что пока не может слышать их разговор, но обещает себе послушать его потом. Все, за исключением четко просчитанных и учтенных пунктов, идет хорошо и даже лучше. Лишь бы детишки под покровительством карлика не стали упрямится и проявили ту свою глупость (они проявят ее, обязательно). - Ну раз уж вы решили, то я ничего…- тут слышатся звуки пронзаемой ножом плоти и резкого вздоха. Чуя инстинктивно отталкивает напавшего, сам отпрыгивает к обрыву. - Мы заключили более полезную сделку с теми, кто просто так, по собственному деланию, не меняет вектор политики. Наверху слышатся звуки поступи людей с оружием. Дазай практически видит то, как они стоят на возвышении, стремясь подавить ослабевшего гравиокинетика высотой. - От простого ножа тебе бы ничего не было, но я обильно смазал его крысиным ядом. Огонь! Следом Накахара скатывается с утеса относительно целый. Босс Мафии ухмыляется ему и зовет в темноту ночи.

***

Мир чудесно меняется под воздействием власти Книги. Вроде ничего не меняется и в жизнях людей. Федор уверен, что им все равно. Сами они несущественны и грешны. Они не видят того, что происходит. Власть рукописи никому не преодолеть. Из интереса он снова вливается в «Смерть Небожителей». Организация все также принадлежит Фукучи. Только в этот раз Достоевский решает подальше держатся от Гоголя. Хоть тот опыт и был занимателен, но повторять по новой квест в тюрьме было бы накладно. Тем более, что в его руках было это изменить – план составлял он с Главой Ищеек. Чуть подправить тут, чуть подтолкнуть там, и яд останется в пробирке в руках не у Николая. Книга все также остается у него. Она не исчезла с преобразованием мира. Она не перестала быть его со вступлением в старую компанию. В конце концов, никто из них не был заинтересован в ней так, как был он. Все также гремят войны. Все также ссорятся люди и одаренные. Приятно, наверное, когда хоть что-то остается стабильным. Руки доходят и до Японии. Йокогама. На Родине, конечно, было хорошо, но его ждут дела. Крысы Мертвого дома. Восстановление старых каналов, рытье новых (преимущественно). Имитация бурной деятельности. Лихорадочный поиск Книги, с которой он не расстается даже во сне. Сбор данных. Провокация Гильдии. Все повторяется. Хоть и с несколько другой стороны. Сущностно ничего не меняется. Федор проворачивает те же схемы, что и в той реальности, из которой пришел. Если ему все же станет смертельно скучно (хотя куда уж больше), он всегда сможет снова притащить в город Шибусаву. Тот чудак был презабавным. Возможно, он проворачивает все точно также, рассматривает такие странные идеи, чтобы Босс Портовой Мафии хоть как-то проявил себя. Все его попытки отчаянно тонут в пожаре волос низкорослого эспера. Весь преступный мир взрывается новостью о союзе Босса Портовой Мафии и его Главы Исполкома. Достоевский в который раз перечитывает исписанную японским страницу. «Накахара Чуя не должен доверять Осаму Дазаю». А вот это уже интересно.

***

Ершистый и дикий эспер, даже не отправленный Боссом к Кое, долго не задерживается в рядах шестерок. Ловкие рывки вверх, в комитет, только больше распаляют интерес Босса в нему. Совместные миссии все также увлекательны. Они не теряют своего задора. Как же ему этого не хватало: Дазай просчитает, Чуя активирует Порчу, если нужно (а таких “нужно”, по сравнению с их прошлой жизнью, становится куда меньше), и уничтожает врагов. Флаги целы и становятся еще более близкими друзьями низкорослому не-человеку. Им по шестнадцать и Накахара все чаще ловит себя на этой странной мысли. Компания и напарник стремятся переубедить шляпника, доказать его “человечность”. Верлен не появляется, поэтому это остается чем-то, что Чуя прячет далеко в себе. Как всегда. Дазай подбирается к нему все ближе и ближе. Совместные миссии заменяются штабной работой, а то и прогулками по городу. Все-таки Босс Мафии не может ходить по улице без охраны, несмотря на всю его репутацию. Как он помнит, примерно в это время Достоевский приезжает в Японию или конкретно в город впервые. Время идет. Где-то вдалеке взращивается Агентство. Акутагава и Накаджима находят свои организации и становятся по разные стороны баррикад, опять. Дазай понимает, что сознательно еще больше накалил их конфликт, присовокупив к нему еще и Гин, но ему нужно было уравновесить свои планы на не конфликт с Чуей, поэтому остается только дальше стравливать, делая из них второй «Двойной Черный». Все же он с напарником навсегда останется в этом деле первым. Однажды они с Чуей проходит мимо книжного прилавка и, пока его телохранитель копается во французской литературе, он осматривает витрины. «Безупречный» С. Ода. У него все же получилось. Дазай никогда не подходил даже близко к тем местам, где мог бы просто на краю взгляда встретить своего друга. Было бы лучше, если бы они так и остались незнакомцами. Ода будет целее. В тот день протеже Босса Портовой Мафии, наблюдая за ним из-за стеллажей, впервые видит что-то похоже на светлую грусть в глазах своего начальника.

***

Агентство и Мафия все также готовы вгрызться друг в другу глотки. Федор, все же, качает головой в жесте уважения мафиози – так талантливо удерживаться на грани конфликта в свое время не мог даже Мори Огай. А тот был ловким интриганом. Все же воспитание у такого человека сказалось. Тут тоже существенно ничего не изменилось. Все такая карта преступности. Расстановка сил. Разве что Дазай давит на корню Мимик, не допуская даже малейшего проникновения в Йокогаму. Разрешения на деятельность эсперов он получает, но менее кровавым и скорбным путем. Достоевский проходится по книжным. Чтение – его хобби. Чтобы скрасить эти бесполезные деньки, книга подойдет прекрасно. «Супружеский дзэндзай» С. Ода. Знакомое имя. Из разговоров и досье Дазая, представших перед мысленным взором, он вспоминает. Конечно, единственный близкий друг самого кровавого Исполнителя Портовой Мафии. Тот самый мертвый друг, которому и посвящена вся страница книги за авторством Дазая Осаму. Покупая этот роман, Демон допускает мысль, что Сакуноске не оценил бы набросок Осаму.

***

Дазай повышает Чую до Исполнителя Портовой Мафии, вводит его в комитет Пяти Глав. И сразу же вместе с ним погружается в дело о Мимике. Подходит срок, когда Андре Жид решит проникнуть в Японию. Где-то в это время он получает сообщение о Безупречности Оды Сакуноске. Все усилия по заметанию следов этого информационного следа насмарку. Он бы держался подальше, да и нового Исполнителя отстранил бы от этого дела. Но у него перед глазами, даже спустя столько лет, умирающий Ода, шепчущий ему свои последние слова, под ними растекается лужа крови, и друг снимает с его глаза бинты. Терять Чую в борьбе с этими безумными не хотелось. Заменить одного на второго было бы неправильно (а чем ты занимаешься сейчас?). Тогда бы он точно подумал, что жизнь и тут решила над ним поиздеваться. Или Федор. Иногда Дазаю даже кажется, что эта Крыса утонула в своей канализации. Уж больно тихо он засел. Жизнь главы Порта не была легкой: сейчас он как никогда понимал Мори, что сам взвалил это бремя на себя и мальчика с суицидальными наклонностями. Ползающие Крысы Достоевского, обкладывающие со всех сторон бомбами и подковырками члены Смерти Небожителей – последнее, о чем он хотел бы заботиться. Прошло чуть меньше времени, чем после смерти Оды, но он до сих пор помнит, как дотронулся до Чуи и не смог дезактивировать Порчу. Потом он припоминает, что и сам до Моби Дика встречался с Федором лишь однажды. В этот раз пламенного знакомства не состоялось – обоим хватило. Пламенней яда, текущего по венам обоих, и быть не может. Он, естественно, понимает, чем там занимается Достоевский, поэтому и не трогает его. Он, естественно, осознает, что тот ничего не пишет и не меняет лишь из любопытства, да и проверка еще не была закончена. Демон- Федор считает, что Дазай еще не наигрался. Ну что ж, ему придется ждать долго. Без сложных схем и предательств Анго разобраться с военными Жида удается куда быстрее. Сингулярность Чуи помогает преодолеть даже способность предсказания. Порча призывно подстраивается под дар и взламывает его. Когда Накахара восстанавливается, то предлагает ему выпить за хорошо исполненное задание. Дазай не может ни сдержать улыбки, ни отказаться. Ведь Запачканный ступает туда, откуда Босс его уже не выпустит. Следующим утром он приглашает Исполнителя провести вечер в ресторане. А через месяц другой тщательно выбирает кольцо.

***

После свадьбы и чего-то наподобие медового месяца, что Федору показалось уж слишком чересчур. Он снова покидает Японию, чтобы наладить связи, подумать. На само торжество он не явился. Однако видел рыжеволосого одаренного в кондитерской, когда тот ошарашенными глазами выбирал торт. Выглядел он сосредоточенным и полным того самого чувства, которое должны бы испытывать вступающие в брак. А еще он был ошарашен. Добраться до Исполнителя Накахары- Дазая стало практически невозможно. Стоит сначала оценить выгоду такого предприятия. Что ему может дать доказательство того, что тот и впрямь не доверят мужу? Достоевский может по аналогии и на имеющихся данных сказать, что это правда. Чувство недоверия съедает лучшего бойца Порта, и Глава Крыс сомневается в том, что его светлые чувства смогли победить власть Книги. Он продолжает сомневаться даже спустя пару лет, когда событийная канва велит ему вернутся в Йокогаму. Занять места и смотреть. Все идет не по плану, когда на Крыс мертвого дома нападает отряд Исполнителя Накахары. Федор не теряет прежнего хладнокровия и отходит в тени, спасая самые ценные кадры. А внимание цепляется за еще более скептичный взгляд Главы Исполкома.

***

В следующий раз он организовывает их встречу сам. Порт – далеко не безопасное место, но супруг Босса Мафии, да и такой сильный одаренный здесь как в собственной квартире. Простершаяся длань Дазая защищает его от всяких радостей мафиозной жизни. Как же приятно, что Федор к Мафии не имеет никакого отношения. А боятся ее Боса кажется ему смешным. Разговор привел, как принято говорить, к взаимному удовлетворению раз уж Следующая встреча лежит уже на совести Накахары. Они сталкиваются в одной из подворотен, в которой Достоевский закупается чаем. Контрабандным чаем. Фукучи никогда не понимал сложность заказывать чай прямо из России. Николай озорно подмигивал и помогал навести мосты, чтобы ему возили его нелегально. Эспер грациозно опускается за его спиной. Не теряя ни секунды, впечатывает его в стену, держа у горла нож. Может в поле он выходит все реже, но старые привычки и приемчики остаются при нем и в полной боевой готовности. Как … мило. Все тело закрыто максимально, оставляя лишь лицо незакрытым. То ли Дазай рассказал о способности, то ли не захотел оставлять следов. - Добрый вечер, Исполнитель Накахара. Какими судьбами? Я думал у вас каждые сутки расписаны… Даже если это и так, то мне лестно, что в вашем расписании… Он бы еще немного смог притворятся Дазаем, ведь каждый чертов общий знакомый говорил об их сходстве. Хорошо, что их не так много. - Заткнешься ты или нет? Раздражение выражается в сжатых челюстях. Ему не нравится околачиваться здесь. Но блуждать, видя всю изнанку мира, которую отвергает Бог внутри, ему не нравится больше. Конфликт высекает искры, которыми подпитывается не только Разрушение, но и разрушается психика. Долгое блуждание в этой гнили в одиночестве не проходит бесследно. Проходит несколько секунд напряженного молчания. Дыхание гравиокинетика восстанавливается, приобретает размеренный ритм. - Хорошо. Что ты знаешь? - Всего вашего расписания я не знаю. А тогда просто хороший случай подвернулся. - Ты не всеми такими случаями пользуешься. - Тут особый случай, - улыбка растягивается на губах. - Некий неучтенный фактор. Гетерохромный взгляд становится еще более холодным – он понял к чему отсылается Демон. А хватка от этого не становится менее сильной и смертоносной. Одно движение, с той или иной стороны, и он не сможет применить Книгу так, как уже просчитал. - Может уберете нож, Накахара? Нож быстрым, расплывающимся от скорости движением отправляется в ножны, а затем занимает положенное место. Исполнитель уменьшает свой собственный вес и инстинктивно отходит на полшага. Объяснений дальше не требуется. Ему нужно лишь показать, стоит лишь увидеть. Вот тогда собранный паззл сложится до конца и восстановит картину мира, который растворился под манипуляциями судьбоносных строк. Достоевский достает Книгу и ручку, носимую столь долгое время в одном из карманов плаща. Протягивает все это одаренному. Чуя принимает это с большой долей неверия, но не скрывается, едва забрав их полностью в свои руки.

***

Демон протягивает ему фолиант и ручку, словно просит расписаться в своем списке душ. Чуя действительно думает, что продает свою, когда принимает предметы. Вот только никакие росписи в особом документе не нужны, душа больше не принадлежит ему. Все как говорил Эйс, как повествуют ходящие слухи: «Заговорив лишь раз, можно потерять душу». Он тщательно осматривает Книгу и ручку на спрятанные ловушки и яды, но все в порядке. От этого проникается еще большим скептицизмом, но все-таки готовится дальше слушать. Ведь куда-то же должна привести их эта игра. Сущностно, терять ему больше нечего. Даже если он просто заберет все это и довольный уничтожит, унесет, отдаст Дазаю, то Демон будет просто смотреть. По существу же, отступать ему некуда. За спиной – мир, полный лжи и искажений в самой своей сути, спереди – возможность понять хоть что либо, скомпоновать полученные газетные обрывки. Пусть это причинит ему боль. Чуе больно уже давно. словно Чуя живет уже не первую жизнь. - Ты осмотрел лишь оболочку, Накахара. Почему не заглянешь внутрь? Рыжеволосый эспер переводит взгляд с обложки на лицо Федора и обратно. Он не может читать других людей как эта Крыса или как Осаму. Ему не достает этого психологизма. Да, он – не гений. Да, он не годится для игрищ этих двух демонов, но даже так он чувствует подвох, холод рук русского, что метафорически душат его, заставляя раскрыть Книгу. Совершить прыжок в неизведанное. Она может дать ответ на главный вопрос, который остался неозвученным, но был задан: «Кто переписал сюжет их мира?». Она может рассказать заплутавшему Накахаре, почему мир и люди в нем кажутся чем-то совершенно далекими и враждебными, почему он не доверяет Осаму. Он очень хотел бы выяснить последнее. Она даст ему знание того, что происходит. Первая страница вырвана. Чуя долго смотрит на клочки в начале. Переводит многозначительный взгляд на Достоевского. - В прежнем мире ученые пытались изучать Книгу, используя мощь страницы. – Рыжеволосый кривится от таких тупости и безрассудной смелости. Ученые никогда не умели трогать то, чего не стоило касаться. - Где она сейчас? - Осталась в той реальности. – В это он, почему-то, верит слишком безоговорочно. При всем своем желании Чуя не может воскликнуть: «Лжец», - он не видит в этом лжи. Скорее всего, Достоевский в этом деле ему не врал. А дальше эспер видит страницу с до боли знакомыми каракулями. Он столько раз видел этот подчерк. В приказах, распоряжениях, отчетах, милых записках на холодильнике, в их свидетельстве о браке, что мог бы разобрать даже издалека, что тут нацарапано. Он не сильно удивляется такому раскладу. Дазай никогда, кроме его травм, полученных на заданиях, и Мимика, не был ничем удивлен, не был ничем встревожен. Конечно, многое можно списать на его изворотливый тактико-стратегический ум. Но даже при таком условии доля неожиданности всегда бывает: вариантов слишком много, пусть просчитаны все, но выбор конкретного должен завораживать и заставлять считать более глобально уже с этой точки. Дальше он читает эту несложную отписку. Силы покидают его. Он понимает и убеждается, что ему не показалось Ода Сакуноске и вправду оживший мертвец. Его присутствие в Агентстве – не закономерный итог его натуры, а лишь пожелание Дазая, изложенного в Книгу отдельным пунктом. Тот так беспокоился о Сакуноске, что постарался как можно полнее изложить его судьбу. Остается предполагать, кем был Детектив Боссу Портовой Мафии в той жизни, раз уж получил такое внимание. За место надоедающего жестокого Накаджимы должен был быть кто-то другой. Скорее всего, Акутагава. Потому как он тоже упоминается в фолианте. Здесь Чуя даже завидует ему – он далеко, там, где Дазай не сможет его достать в том качестве, в котором достает весь Порт. Рюноске (кажется, так?) живет вполне нормальной жизнью, имеет цель, пока Чуя мечется из угла в угол, сшибая, упираясь в неровности и шероховатости. Ровняет углы не только снаружи, но и внутри, пока все ими только и обрастает. О себе, как ни странно, Дазай пишет мало. Простое Босс Портовой Мафии кровит на языке. Чуя знает, насколько это непосильная ноша. Он знает, как трудно управлять организацией – сам когда-то был рабом практически такой же группы. Чуя не понимает, почему и зачем. Только вскипает изнутри бессильной злобой. Его ярость достигает пределов, когда видит в самом конце свое имя. «Накахара Чуя не должен доверять Осаму Дазаю». И с этого момента его жизнь и пошла под откос. Уже тогда в груди разверзлась дыра, тьма в которой ныла от одного присутствия Осаму рядом. Зачем? Раз уж он так не хотел доверия, то почему пригласил его в ресторан, почему согласился выпить? Может он хотел лишь поиздеваться? В конце концов, Накахара Чуя слышал от Осаму Дазая множество насмешек и шуток. Последняя, длинною в пару лет, ожидающаяся растянутся до конца жизни, оказалась самой отвратительной.

***

- Вот оно что… - шепчет Накахара, уставившись невидимым взором в самую последнюю строчку. Той самой, которая толкнула его во тьму собственного самоуничижения, ненависти к себе и тотальному разрыву своего «Я». Достоевскому и смотреть не надо - он чувствует ярость, струящуюся по жилам Исполнителя. Выжигающая все на своем пути злоба застилает глаза, заставляет способность, чувствительную к любым колебаниям в одаренном, действовать. Дует ветер. Вдалеке летает какой-то мусор. С крыши под действием гравитации слетает крыша. Камни пробивают дыры в близлежащих стенах. Демон смотрит и вспоминает, что случилось тогда, когда игра была практически окончена. Достоевский точно помнит, когда позволил Исполнителю перейти за грань и вылить все эмоции в Порчу. Разрушительная красота, десница Божия прошлась тогда по Земному шару. Однако, вечно быть так не может. Федор не будет смотреть на кривое повторение той истории, у него на уме нечто получше. Он уже отдал Запятнанному Печалью фолиант, уже решил, как использовать Книгу. Он даже примерно представлял, что тот напишет. - Накахара! – Сквозь гул шепчет Достоевский, но обезумевший, осатаневший одаренный все равно его слышит и порывисто поднимает голову, смотря ровно в глаза. – Книга и ручка все еще у тебя.

***

Верно, Книга и ручка все еще у Чуи. Исполнитель может изменить мир, может избавиться от этого гложущего ощущения пустоты и неправильности не только мира вокруг, но и самого себя. У него в руках сборник, способный подарить тысячу и даже больше возможностей. Он может раз за разом менять в угоду себе реальность. Устроится в ней с максимальным комфортом. Где-то далеко-далеко от Мафии, Агентства, Йокогамы, в конце концов, а также никогда не встретиться с Демоном- Вундеркиндом Порта. Чуя может избавится от груза, легшего непосильным бременем ответственности и чувством вины. Он может излечиться сам. Излечить других. Чуя может не попасть в Порт, если не получит способность. Им не заинтересуются Овцы больше обычного, если у него не будет “козыря” в рукаве. По той же причине к нему никогда не подойдет некто, похожий на Осаму Дазая. Он давно уже не питает к себе иллюзий. Портовые мафиози не лекарства доставляют на дом и не охраняют порядок. Они устанавливают свой. Огни убивают людей. Ему не отмыться от крови этих убийств, но он может помочь кому-то, кто попался в сети Мафии также, как он когда-то. Способность Кеки «Снежный Демон». Способность Накаджимы «Зверь Лунного света». В конце концов, если даже у Дазая не будет поводов считать себя Неполноценным, то они точно никогда не встретятся. Из двоих не людей не получилось единого человека. Зачем бы тогда могли встретиться два полноценных человека? Ручка щелкает. Улыбка на губах Демона становится шире. Следующее, что он помнит, так это пробуждение в одной из своих квартир в Японии. И в очередной раз это – ни одна из его нор.

***

Все возвращается на круги своя. Только способности исчезают. Мафия и Агентство уже не спорят за что-то, способное уничтожать мир, все идет в привычном лишь в экономическом, политическом и преступном плане. Дазай все также в 17-18 сбегает из Портовой Мафии. Ода Сакуноске погибает при схожих обстоятельствах: он гибнет от руки вражеской организации, когда сам полез в огонь. Мори ставит своего преемника на место. Чуя все также встречает этого придурка в 15 лет, все также втягивается в Мафию. В этот момент он клянет все и вся. Потому что он помнит все: как менял мир, как шатался по нему неприкаянный и окутанный тьмой, как Арахабаки раз за разом указывал на всю лживость этого мира. Чуя не помнит, каким был мир до изменений Дазая, но в этом он уже видит существенные изменения. В Мафии кроме Дазая и его самого больше нет детей на высоких и кровавых постах. От них просто нет толку там. На них все смотрят с такой дикостью, что выше им не продвинутся. Дазай без дара выглядит менее затравленным и травмированным. Конечно, не все аспекты его жизни были известны Накахаре, да и он бы при всем отсутствующем желании не хотел бы сильно облагодетельствовать его существование. Ему все еще больно от нескольких лет бесполезных мытарств во тьме. Он сводит в Люпине Анго, Оду и Дазая, а сам тихонько убирается оттуда. В конце концов, последний получает то, что отчаянно хотел. Чуе приятно видеть его редкую улыбку. Ему кажется, что он тоже чувствует себя намного лучше Только вот в мире не изменился лишь один сюжет – в результате экспериментов над подопытным А5158 в него удается заточить настоящего Бога. Потому что Чуя после последнего крючка в иероглифе просыпается не в своей гипотетической кровати в родительском доме, не на футоне Агентства (упаси от такой перспективы), даже не в бараках Агнцов, а прикованным к койке в лаборатории, из которой его вытащили два французских шпиона, когда ему было 8. С воспоминаниями из прошлой жизни. С полным осознанием, что он попал и попал крупно. Ученые воссоздали способность. А был ли Арахабаки внутри него его способностью? Гравитация была, а вот сила Разрушения – нет. Это что-то совсем иное, но, так или иначе, в самом общем виде, Чуя низводит это до способности. Он не знает сколько ему лет, сколько он уже находится здесь. Он только понимает, что теперь будет осознавать все, что с ним делали люди в лаборатории. Раньше чувствовалась только далекая-далекая боль. Главное: Арахабаки снова получит свой Сосуд в качестве Накахары Чуи. Когда Бог, только раскрывшийся где-то в подсознании, начинает кривится и задыхаться от осознания неправильности и химерности этого мира, а также от смеха, поздравляет его с крупным проигрышем русскому Демону, Чуе остается только закатить глаза, закусить щеку или губу, смотря что менее искусано и менее болит, и приготовиться к другим экспериментам. Его раз за разом окунают в пучины боли, раскрывая пределы. Максимум и минимум. Он старается держатся, не выдать себя больше ничем. Получается из рук вон плохо – по ним же ползут странные пугающие символы, светящиеся красным. Отсветы Адского пламени. Так проходит безумное количество времени. Его детское тело – не тренированный механизм Портового Бойца. У него нет четко отработанных внутренних часов и выдержки. Поэтому Накахара тонет в боли, смехе Бога под радостные крики ученых.

***

Мори Огай убивает Босса Портовой Мафии и Дазай понимает, что где-то это уже видел. Не новизна этого его не отталкивает – врач объяснил ему о его потенциале, о его способностях, о его гении, о его будущем и перспективах, на что больше всего обратил внимание. Его отталкивает гнетущее дежавю. На что обратил внимание сам Дазай? На предложение помощи в попытках самоубийствах. Хоть такого пункта там и не было. С тех пор как он открыл в очередной раз глаза. А произошло это на кушетке в тайной больнице Мори, где тот профессионально лечил темную сторону Йокогамы. То понял, что в жизни что-то кардинально поменялось. Это что-то изменило и его самого, и мир вокруг. Словно из программы убрали какой-то код, который превращал полив цветов в их посадку. Его жизнь и без этого не изобиловала красками смысла, так что ему было, в общем-то, все равно. Тьма клубится все гуще. Он все также один. Он и раньше не чувствовал себя в своей тарелке, но сейчас все пошло совсем по накатанной. В мире нет ничего, что разогнало бы скуку и всю неправильность бытия, испытываемого воспитанником Босса Портовой Мафии. Дазай не спешит вливаться в эту авантюру, лишь обучается у опекуна, читает и заучивает его интересные, но уже осточертевшие книги, стремится выбить обещанное или исполнить задуманное самому. Все это замыкается круг: Контейнер – Попытка самоубийства – Врачебный Кабинет Мори, иногда кабинет в высотке Порта – Контейнер. Взмах ресниц и он видит рассвет, еще один – везде уже темнота. Такое происходит примерно до того момента, как кто-то решает притвориться помершим Боссом Мафии. Мори, дабы отвлечь его от единственного интересного и стоящего дела, от дела всей жизни так сказать, посылает его на разведку, где он сталкивается с какой-то рыжей ведьмой. Накахара Чуя влетел в него со спины, ловко опрокинув и впечатав лицом в грунт. Дальше он рассмотрел его, цинично хмыкнул и пошел бить Хиротсу. Пока Дазай вставал, появился кто-то четвертый и кинул свето-шумовую. А Мори говорил, что будет безопасно и не пыльно. И тут скука отступает на десятые роли, теряется где-то в толпе детишек Накахары.

***

Еле сдерживаясь Накахара дописывает последний иероглиф, кидает Книгу в руки Достоевского с нечеловеческим криком: «Ты получил чего добился, поздравляю!», - дальше эта реальность оказывается стертой, а Федор начинает по новой. Снова Фукучи, снова Крысы, Гоголь, Йокогама. Он участвует скорее из-за того, что выработал привычку. Ему забавно смотреть на одаренных, лишившихся своих даров. Он откровенно рад, что избавился от своей – Федор больше не умирает заживо под воздействием самого себя. Все пытаются сотворить, сделать по привычке, используя способность. А ее нет. В первое время это было хорошим развлечением, пока Книга не справилась и с этим недостатком и искажением. Свержение Правительства – дело великое и серьезное. Фукучи горел этой идеей. Федор же всегда был к ней безразличен. Ему нужен был фолиант, и он держал его в руках. Теперь можно было влиться в это предприятие пополнее. Демон уже получил, чего так долго ждал.

***

Новый знакомый действительно оказывается ведьмой. Хотя Мори предпочитает звать его «Чуя», а потом в личном разговоре рассказывает историю Чиби. Вокруг “Чуи” происходит всякая чертовщина: от его эмоций портится техника, его злоба сметает все вокруг. Он убеждается в этом, когда их партнерство все же доходит до открытия тайны переодеваний в старого Босса. Рандо был сметен с места одной силой мысли рыжеволосого. Попытался что-то сказать, но был добит ударом ноги. Дазай смотрит почти с восхищением и клянется затащить это нечто в Порт (а может и не только туда, но всему свое время). Ему впервые за столько лет интересно.

***

Чуя не знал, чем думал, когда снова вступал в Агнцев. Он снова не смог отказать этим заблудившемся детям. Снова повелся. И вот теперь он снова лежит под обрывом, спасенный божественной силой. Истекает кровью и молится, чтобы Дьявол, когда Сосуд повернет голову, не оказался сидящем на том самом камне. Когда это все же происходит, Накахара уверен, что судьба отвернулась от него не просто, когда он открыл глаза в этот раз, а еще в той реальности. Если он умрет, то все его страдания из-за Бога внутри уйдет. При условии, что Арахабаки откажется от Сосуда, над которым уже не стесняется смеятся все время. Если он умрет, то Федор и Дазай когда-нибудь снова встретятся. Что если Ода умрет и в этой реальности? Он глубоко не дурак – поумнел из-за такой-то фигни вокруг. Он замети, как Осаму смотрит на него, сравнил со всеми взглядами из той жизни и понял, что крупно попал. В случае смерти Оды все повторится. Чуя не может этого допустить. Если он останется жив, то сможет хоть как-нибудь косвенно повлиять на развитие сюжета, сыграть свою роль. Ему бы очень хотелось предотвратить встречу двух Демонов в этой реальности, потому что Демон помнил все, а значит был свидетелем того, как Дазай менял реальность. Кто знает, что он может рассказать своему отражению? Отдаст ли он ему Книгу?

***

Накахара качает головой, сдаваясь. Шепчет: «Только не трогайте детей», - а внутри у Дазая все взрывается в предвкушении. Он только что получил себе то еще развлечение. Дальше рыжеволосая ведьма вступает в Порт. Мори преподносит ему в подарок шляпу, оставшуюся от Рандо. Чуя, как замечает Дазай, никогда не носит ее. Только официальные приемы и встречи у Босса. А так вещица валяется в специальном контейнере (Дазай, когда его увидел, удивился таким познаниям в хранении шляп). Ему бы очень хотелось увидеть ее на рыжеволосой голове хоть раз вне зала приемов и стола ближнего круга, но напарник отказывается надевать ее даже под дулом пистолета (будто пули ему страшны). Их дуэт становится самым кровавым и смертоносным в истории Мафии. Их миссии кишмя кишат эмоциями, которых так искал шатен, кровью и сложностями. Самым перспективным членам Порта дают что-то посложнее. Однако, главной сложностью Демона- Вундеркинда становится именно напарник. Тот не идет на контакт. Отказался от общения с Флагами в день, когда они все вместе отмечали год с его вступления в Порт. В этом принимал участие и Дазай, т.к. это была его идея свести нелюдимого коротышку с гиперактивными и амбициозными мафиози, но он ясно видел то, как поджаты были губы этой мини-мафии. В течение следующего года все их общение сошло на нет – Чуя просто открестился от них миссиями. Через несколько месяцев после прихода в Мафию Накахара после удачной миссии тащит его в бар «Lupin». Обычный бар не в районе Порта привлек внимание ведьмы, а значит и детектива, ищущего подходы к ее понимаю. Там они знакомятся с другими членами Портовой Мафии: Ода Сакуноске и Сакагучи Анго. «Второй - предатель», - шепчет что-то в подсознании. Дазай мгновенно напрягается, но через несколько встреч (Чуя будто бы знал, что они там будут) его отпускает. Вреда не приносит: пусть пока живет. А потом он замечает, что все чаще заходит в бар один. Сидит с этими двумя, уставшими от жизни мафиози, тоже один. И уходит по вечерам один, а не тащится с пьяным и шумным Накахарой. Что-то не так, он ясно это чувствует. Но что? Вот этого он понять не может. - Что-то Чую давно не видно, - в один из вечеров говорит Ода. – Случилось чего? В этот момент, как по команде, по лестнице в бар спускается Чуя. С этих пор Дазай старается подстраиваться под график этого непостижимого существа. Он разгадает эту головоломку.

***

Фукучи неожиданно предлагает съездить ему в Йокогаму. И Федор едет туда, раз уж решился отдать всего себя этой цели. Она не кажется ему ни благородной, ни анархичной. Просто цель. Просто очередная игра. В любом случае, он уже победил. Йокогама и в этот раз не меняется. Конечно, переброс способностями меняется в перестрелки и банальные конфликты за передел сферы влияния. Для образования Крыс еще слишком рано, а по карте преступности уже пора Порту начать новый рывок в своей экспансии. Минуло несколько лет с тех пор, как Дазай Осаму притащил Короля Агнцев в Мафию. Их смертоносный дуэт разбирается с врагами Огая уже несколько лет. Достоевский не горит желанием встретиться с ними обоими. В конце концов, он достаточно долго ждал в других реальностях, чтобы выйти из теней. Эта реальность была создана по его планам. Он не намерен ее портить. А потом спотыкается о слухи о том, что Чуя Накахара владеет какими-то силами. Он сразу догадывается об эксперименте, на краю сознания проносится, что тот всегда будет успешным: Бог избрал Чую, всегда будет выбирать его. Неважно, Чуя будет одаренным или нет. Встретиться все же стоит. Сначала он следит. Слежка – самое первое в этом деле. А потом замечает, что Дазай плетется за напарником тенью. Преследует его всюду. Тут Федор решает, что это уже слишком. И всецело возвращается к своим делам.

***

Так проходит еще пару лет. Чуя не становится понятнее ни на грамм. Он потихоньку обрастает легендами и мифами. Дазай оказался опутан этими мифами, аки напарник своими бинтами. Сначала он не придавал тому на щеке никакого значения: уличная шпана, Королем которой была ведьма, всегда лезет в драки. А беря в расчет ее темперамент, то и говорить нечего. Следом он замечает, что бинтами покрыта и шея, и руки, что было не заметно в его кожанке и толстовке. На все попытки их размотать, подсмотреть за перевязкой, выпытать, что под ними Дазай ударялся об глухую стенку. Как и всегда, когда дело касалось Накахары Чуи. Он как раз следил за тем, как Чуя покупает эти самые бинты, когда чувствует взгляд в плечо. Пронизывающий. Холодный. Так на него смотрел только Федор. Он тщетно оборачивается. Оббегает всю округу, но Демона и след простыл. Затем по спине бегут мурашки: взглядом его задело по касательной. Федор смотрел на Чую. Следующую неделю он посвящает не своей загадке, а Достоевскому, столь резко появившемся в городе. Он даже не дал о себе знать (хотя и до этого приветственных сообщений не слал). Хоть тот и покидает Йокогаму через день- два после инцидента у аптеки, но Дазай успокаивается только после повторного подтверждения из разведки в России, что Демон на Родине.

***

А потом Чую посылают в командировку, а Дазай остается разгребать дела в штабе. Он снова близко сходится с Одой и Анго в баре. Эти двое довольно занятные ребята, только в них нет той искорки, которой обладает одна рыжая бестия. Но от этого вечера проходят в не менее душевной компании. Обычно они делятся своими делами и успехами. Эту традицию начал еще Накахара, когда рассказывал почему его не было. Дазай потом скрупулёзно перепроверял эту информацию: Чуя действительно выпрашивал еще задания у Кое или у Мори. В голове роилось множество вопросов. Они копятся еще с пятнадцати. Что характерно, ни на один из них он еще не получил ответа. Он продолжает думать об этом даже тогда, когда на него нападают какие-то бандиты с автоматами.

***

Он что-то делает не так. Хотя Чуя уверен, что можно написать целый список того, что идет не так. И список будет уходить в бесконечность. Кроме того, с периодическими дополнениями. Одаренный не знает, где именно произошел скол. Однако, уверен, что это не норма, когда Дазай вместо того, чтобы протирать штаны в баре, таскается за ним как собака. Напарник даже отказался от своего уютнейшего контейнера, в котором теперь иногда коротал вечера Чуя, где можно было собраться с мыслями и побыть одному без изучающего восхищенного взгляда. Отказался он от него не раздумывая, только заслышав, что Мори считает, что выдал Накахаре слишком большую жилплощадь на одного. С тех самых слов Накахара копит на отдельную квартиру. Дазай сидит дома. Он не громит кухню, как это было в его попытках сделать романтический завтрак, не пьет свой виски литрами. Лишь сидит на своей кровати, иногда зазывая его поиграть в приставку. Чуя знает, что его изучают, пытаются расколоть и забраться внутрь. Поэтому однажды он как бы невзначай предлагает напарнику выпить в баре неподалеку. «Lupin» и вправду жутко атмосферный. Чуя оценивает антураж и делает заказ. Себе – вино, напарнику – виски. С лестницы спускаются двое: Сакуноске Ода и Сакагучи Анго. Они заводят беседу, плавно перетекшую в тесный разговор. С этого момента втягивается и Дазай. Тут Испачканный думает, что его роль исчерпана. Следующие несколько раз он ходит и даже участвует в обсуждении чего бы то ни было, а потом остается дома, стремясь позабыть дорогу в тот проклятый бар, где вершится судьба Дазая, а может и этой реальности в целом. Правда в том, что Осаму, так наивно испытывающий интерес, выраженный в нездоровом изучении его эмоций и действий, а также нахальном вторжении в личную жизнь, чтобы только понять, что происходит в рыжеволосой голове, до боли напоминает самого себя из прошлой реальности. Только Чуя больше не чувствует удушающего неверия, навязанного Книгой, он теперь и вправду с опаской относится к напарнику. Может он просто боится, что начинает тонут в коньячных глазах, а слежка и множество вопросов, разговоров становятся не такими уж неприятными. Внутри разрастаются чувства, которых он так отчаянно пытался избежать.

***

Следующие пару дней становятся сплошным безумием. Анго пропадает. Босс вызывает Оду, дает ему личное задание. А затем Одасаку звонит ему с просьбой помочь. И с этого момента все катится в ад.

***

Единственное, что он успевает выцепить из того безумия – лишь умирающий образ Оды. Тот истекает кровью среди горы трупов как раз напротив Андре Жида. Разговор с Мори все еще ударяется о стенки черепа. Заветный конверт ощущается четче, чем кровь друга. Его предали. Его друг истекает кровью. Одасаку что-то говорит на фоне, но Дазай этого не слышит. Он отчаянно хватается за дорогого человека и его затапливают картинки трехлетней давности, где Чуя лежит под обрывом и истекает кровью. - Попробуй что-нибудь новое, Дазай. Зацикленность на чем-то одном до добра не доведет. Однажды ты перегоришь и возненавидишь себя за все это. - Откуда ты знаешь? - Да уж знаю… потому что я – твой самый близкий друг. Мафиози, который не убивает, испускает свой последний вздох. А Дазай пытается разобраться в его словах, которые были произнесены словно сквозь толщу воды. Может ему стоило больше внимания уделить предателю Анго, а не полагаться на чутье Чуи. Ведь тот не всевидящий и не может читать людей так, как это делает Дазай. В конце концов он всегда доверяет ему составление планов и определение слабых точек, открывает ему свою спину, а потом позволяет видеть слабость после использования силы. С этого момента самый молодой Исполнитель Порта становится еще более жестоким. Если до этого его считали самым жестоким, то теперь сталкиваться и противоречить ему могли лишь немногие.

***

Чуя счастливо возвращался с командировки, ожидая, что Дазай пропадет на некоторое время. Он уже ощущал этот вкус свободы и передышки. Ему было очень жаль Оду. Он бы и сам предотвратил его смерть – человек оказался действительно хороший. Однако светящиеся глаза Дазая и целостность психики некоторых детей перешивают. Он будет корить себя за это до конца своей жизни. В конце концов, он живет уже третью жизнь подряд, переживая одни и те же события. Чуя мог бы измениться и без Книги. Мог бы отринуть путь тьмы и стать кем-то, кто делает мир лучше. Кем-то, кто помогает людям и спасает сирот. Тем не менее, Чуя остается просто убийцей, не знающим свет. Мало кто из них знал свет. Большинство блуждали во тьме. Ода однажды вывел Дазая из тьмы, показал ему свет. А Накахара убил его, потому что знал лишь убийства и пытки. Ода был хорошим человеком. Чуя, возможно, вообще не был человеком. Подъезжая к дому, он видит, что в окнах горит свет. Чуя пытается успокоить себя, что это Дазай оставил его случайно, пока собирал свои небольшие пожитки или соображал ему противный “сюрприз” за скорую руку. Открыв дверь квартиры, из которой несет алкоголем, он понимает, что все пошло насмарку. На кухне сидит пьяный в стельку Дазай. Его глаза подозрительно пусты, а взгляд устремлен куда-то в даль. Чуя точно не хотел сейчас знать, что творится в голове у Демона- Вундеркинда. - Чуя! – слишком радостно тянет напарник. Он встает, хватает приехавшего товарища за руку, привлекает к себе и обнимает. – Ты не представляешь, как я скучал! Тут столько всего без тебя произошло! Ты должен услышать! Чего? Сакуноске выжил что ли? Чего ты такой веселый, а твой взгляд не такой пустой? Что ты принял? Что пошло не так? Где Чуя снова ошибся? Почему все идет так неправильно? Он же хотел, чтобы эта шпала держалась подальше от него. Из Книги и событий той реальности он примерно понял, что произошло. Он пытался оттолкнуть Дазая от себя, сделал все, чтобы Ода помог ему обратиться к свету. А напарник сидит, глушит виски, не запивая, рассказывая о своих злоключениях, предательстве Анго и, со странным, могильным, спокойствием, смерти Сакуноске. - Я хочу похоронить его достойно. Поможешь мне, Чу? – С надеждой тянет Дазай. В этот раз без притворства и веселости. Это почему-то подкупает. - Конечно, дружище. В какой-то мере Ода был и моим приятелем тоже. - Верно! В карие глаза возвращаются все смешинки. Дазай пьет дальше, Чуя сидит и смотрит, слушает странные шутки. И даже не про свой рост. В какой-то момент ему надоедает. - Так, все! – отбирает бутылку, подхватывает напарника, тащит его в сторону комнаты. – Тебе хватит. Позже, утром, он будет божиться, что пришел и лег спать после их разговора. Божился, что не помогал перепившему парню добраться до кровати. Кухня сияет. Дазай серьезно подбирает гроб. Таскается с ним по местным кладбищам. Организовывает похороны. На них приходит только два человека. Чуе хочется смеяться. Это так комично. Ода, наверное, тоже бы ухмыльнулся. Ему не хватает смелости признаться себе, что остался не только потому, что уважал умершего. Он остался еще и из-за важности этого для напарника.

***

Федор возвращается в Йокогаму и разверстывает свои сети. Крысы снова ползут по канализациям города, вынюхивая каждую тайну. Подходит срок. Пора начинать их план по свержению правительства. Настал черед прекратить бесполезные войны и соперничества, что портят мир и с эсперами, и без них. За эти годы, что прошли в долгой и кропотливой работе, Достоевский многое понял. Не важно, будет ли человек одарен или нет, любое его действие всегда возможно обратить во зло. В мире все еще существует мафия, терроризм, наркотрафик, войны. Политиканы не занимаются решением проблем, лишь стравливают людей друг с другом, а затем, прикрываясь этими потерями, выбираются из воды (крови) сухими. Не важно, будет ли мир полнится дарами, но без них он стал еще более хрупким. Люди стали ходить словно по тонкому льду: любое их действие действительно стало значимым. Это хороший опыт, но и большая ответственность. Раньше власть была в руках у одаренных, которые могли предотвратить множество ошибок и разрушений, учинённых человеческими руками. Для одного разрушительного дара существовал другой, более или менее созидательный. Дары могли нести что-то полезное. Нередко они усложняли людям жизнь, но тут платили сполна. Достоевский прожил несколько жизней в нескольких принципиально разных реальностях. Он видел крах одаренных, но один из них все же пронес частицу дара. Чуя стал настоящим еретиком. Федор был уверен, что тот настрадался от экспериментов, а также от бесконечных мыслей и размышлений о развилке, где Накахара повернул не туда. Он видел крах самого мира, из которого потом был построен еще более неправильный и химерный. Теперь он существует в третьей реальности, желанной реальности. Его цель была выполнена. Его существование не несет никакого смысла. Раньше, когда у него был дар, у него была цель, был смысл. Без дара же он влачит жалкое существование призрака, обратившись в тень себя. Выигрыш не принес ожидаемого удовлетворения. Способность точила его изнутри. Одаренные делили между собой мир. Но способность давала ему смысл жить, вставать по утрам, плести интриги, идти вперед. Но одаренные не давали людям и друг другу сходить с ума, подходить к краю бездны. Они действительно хранили баланс. Да, с перекосами, как в случае с некоторыми, но все же хранили. Мир тогда не парил в подвешенном состоянии, он имел опору в способностях.

***

Вернувшись, Федор проверил карту преступности. Порт практически полностью заполонил Японию, продолжал экспансию в Европе и готовился к борьбе с Гильдией. Ода Сакуноске был мертв уже пару лет, а Дазай маячил за креслом Мори Огая с далеко идущими планами. Рядом стоял Чуя, который выжидал и думал, что же ему делать. Многие организации были всполошены такими грандиозными успехами, а также Двойным Кровавым, которые сравнивали другие организации с землёй меньше, чем за одну ночь. Они ничего не могли сделать. Самым страшным для врагов Дазая было то, что именно Дазай был их врагом. Достоевский как-то пересекался с напарниками на улице, пока Дазай, уже в довольно законном порядке, сопровождал Накахару в аптеку. Конечно, они его не видели, зато он увидел достаточно, чтобы заключить, что и им отсутствие дара пошло на пользу. Федор не хотел лезть и разбираться что же такого произошло в их жизнях, что произошло между Одой и Дазаем, раз последний до сих пор в Порту и с еще большей жестокостью перемалывает врагов Мори. Книга все-также при нем. Ей удалось выстроить более-менее цельную картину мира. Сбои были и в ней. Например, Накахара. Но и его внутренний Бог был легко объясняем.

***

Истинная суть веще открылась перед ним только ночью. Во время безраздельного правления Портовой Мафии. Он увидел, что Агентство потеряло как сотрудников, так и влияние. Разгром, учиненный напарниками только недавно, был практически полным. Живы остались только мальчишка, да директор в тяжелом состоянии. Больше никого. Так что Мафия начала нападение на влияние в городе. Та теория, о которой ему разболтал Дазай в тюрьме, разорвалась по швам. Реки крови, которыми ежедневно обагрялись районы города то тут, то там, а также мира, заставляли лишь качать головой. Люди сошли с ума. Одаренные, потерявшие свой дар, сошли с ума втройне. Они потеряли не только дар, но и осознание своей ответственности, приходящей с болью и травмой от него. Наверное, Достоевский и сам сходит с ума. Если это не остановить, то мир действительно падет. Возможно, даже худшим способом, чем был первый. В этот раз Федор раскрывает Книгу сам.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.