Казалось бы, что может быть прекраснее, чем неделя без родителей, особенно во время каникул? Вот и Ацуму считал, что ничего. Ведь это свобода: вставай во сколько душа пожелает, ешь то что захочется, ни тебе матери над душой, когда в двенадцать ты ещё не спишь, ни тебе отца пришедшего после работы и рассказывающего какие-то невъебенные истории о молодости, которые ты слышал уже по миллиону раз. О, нет, родителей он любил, даже очень, но иногда хочется почувствовать себя самостоятельной личностью, в его то шестнадцать. В теории ничего не могло испортить такое прекрасное времяпровождение.
Но это только в теории.
Потому что, к глубочайшему сожалению или счастью (о котором Ацуму
никогда не скажет, даже на смертном одре), у него был брат. И не просто брат, а брат-близнец, что буквально с момента твоего рождения был рядом и являлся неотъемлемой частью твоей жизни. И он по прежнему ей являлся даже в этот прекрасный момент.
Кто-то мог бы сказать, мол подумаешь, брат, как брат, вы же семья, ещё и ровесники, сможете оторваться на славу в этот период. И этот кто-то явно будет не знаком с братьями Мия, а в особенности Осаму.
Поэтому именно сейчас, Ацуму сидел на кухне с каменным лицом, стараясь заглушить в себе желание убиться головой об стенку, и слушал все правила, что его братец вводил на эту неделю.
— Ацуму, тупица!
— Да что ты от меня хочешь? — с жалобным нытьём задал вопрос он, расплываясь по столу. Родители уехали около тридцати минут назад, а Мия-тиран-я-доведу-тебя-до-суицида-сука-Осаму вошёл в дело.
— Повтори, всё, что я только что сказал.
— Какой же ты, блять, зануда, Осаму.
— Быстро повторил, пока я добрый! — Глаза младшего Мия искрили раздражением, и, как бы не любил Ацуму раздражать брата, но грань, когда он может получить от него пропиздон, чувствовал очень хорошо.
— Никаких друзей без предупреждения, никаких девочек котегорически и стопроцентно, никакого алкоголя даже вне дома, иметь меру в ночных посиделках, в одиннадцать дома быть как в штык.
— И?
— И я не подхожу к плите ближе, чем на пол метра. — надо сказать с этим правилом желания спорить не было никакого, что не скажешь о других, ведь в готовке Ацуму был полным нулём и ему хватило подгоревшей сковородки в один из разов, чтобы полностью убедиться в том, что это опасно, как для него, так и для других.
— Ацуму, я тебе сейчас в глаз плюну. И что ещё? — Осаму как будто знал, что именно с этим правилом стадии «принятие» не будет никакой, поэтому он оказался достаточно близко к брату, чтобы возвышаться над ним с грозным лицом, дабы отстоять это правило ценой собственной жизни.
— Разве ещё что-то было? — Ацуму состроил невинные глазки, за что сразу же получил тяжёлый подзатыльник. —Блять! Какой же ты ублюдок!
— И никакой игры в мяч в комнатах, Ацуму. Ни-ка-кой.
— Это слишком жестоко! Неделя всего лишь, когда мне за такое не будут капать на мозги, а тут ты со своим этим правилом! Перестань вести себя как мамка, утырок! Я даже со всеми другими правилами смирился!
— Я тебе сейчас челюсть через жопу просуну, бестолочь! — Осаму чуть ли не шипел это в лицо своему брату, схватившись за чужой затылок. — Из нас двоих у меня одного тут мозги есть, поэтому я напомню, что в прошлый раз, когда ты делал эту хуйню, жертва неудачного выкидыша, ты разбил вазу матери, которая любила её так, что готова была свой прах туда засунуть.
— Это было один раз, свинота! Ты постоянно будешь мне это припоминать? — Он вертелся похлеще ужа, пытаясь убрать чужую руку, что, к сожалению, у него пока что не получалось.
— Да, потому что я всегда прав и тебе стоит это запомнить!
— И почему я тебя не сожрал в утробе матери…
— Что ты спизданул?
— НЕ БЕЙ, НЕ БЕЙ, САМУ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЧЕСТНО!..
***
По итогу Осаму удалось убедить своего
буйного ублюдка брата в практичности и нужности этого правила, приведя в пример кучу аргументов и спокойной обговоря это правило с ним. То что Ацуму теперь лежал с больной спиной на диване и громко жаловался на неё, было лишь неудачным стечением обстоятельств.
Конечно же это продлилось недолго, стоило Осаму сказать о том, что он направляется развеяться от своего тупого брата.
На удивление Ацуму притих, что насторожило младшего Мия, но причитания брата о том, как же он счастлив, что Осаму сваливает, опасения того слегка притупили, поэтому со спокойной душой он вышел из дома.
Но напрасно он это сделал. Спустя 5 минут, как брат ушёл, Ацуму, убедившись, что в ближайшее время Осаму не вернётся, полез за мячом. Брать волейбольный мяч было рискованно. Вдруг младший Мия имел фотографическую память и точно вспомнит расположение мяча в плоть до миллиметра?
Поэтому, порывшись в старых и детских вещах, Атсуму, к своему счастью, обнаружил надувной детский
розовый мяч со слониками.
Это глубоко потрясло чувство собственного достоинства у парня, но выхода не было: либо этот мяч, либо он смирится с правилом Осаму. А когда это Ацуму добровольно плясал под его дудку? Да не в жизни. Поэтому, немного пострадав в душе, он проверил то, насколько хорошо был надут мяч.
Удостоверившись, что тот был пригоден для его шалостей, Ацуму спустился обратно на первый этаж, направившись в гостиную, где была открытая часть стены, и можно было услышать возвращение брата. Где-то на фоне этого в его голове звучал смех Осаму над тем, каким именно мячом играл Атсуму, а шестое чувство било тревогу. Вдруг брат узнает о том, чем он занимается, и тогда проблем ему не миновать. В конце концов следящий брат-параноик и тираничный, но спокойный брат — две разные вещи и до первой стадии доводить Осаму не стоило, иначе Ацуму поседеет раньше нужного времени.
Вдоволь насладившись этим моментом игры, парень пошёл искать место, куда бы можно было убрать мяч.
***
Так продолжалось несколько дней. Стоило только Осаму выйти из дома, как тут же Ацуму хватался за этот дурацкий розовый мячик и принимался делать свои «грязные» дела чуть ли не по всему дому, ведь зачем выходить на внутренний дворик, когда можно делать это там, где тебе захочется? Делал он это не из-за того, что у него была ломка по мячу, в конце то концов даже во время каникул они с братом тренировались с командой. А именно из-за чувства удовлетворения от того, что он пошёл против слов близнеца, а тот до сих пор ни сном ни духом.
Да, Ацуму знал, что это до безумия по-детски, но так было всю жизнь, он из принципа шёл против слов брата, даже если и знал, что тот прав в большинстве случаев. Мия сам не понимал, как это работало, но и что-то менять Цуму был не намерен. Это даже напоминало больше игру, чем вражду. Он уверен, что Осаму так же ловил кайф, когда ловил Ацуму на каком-то проступке или его неправоте. Это вечное противостояние, игра, соперничество — кому как угодно, которое доставляло удовольствие обоим братьям, заставляющее их связь крепнуть, и быть полностью погружёнными в жизнь друг друга, словно они были одним целым.
***
Осаму слишком хорошо знал своего брата. Слишком. И он точно знал, что то правило с дурацким мячом будет нарушено рано или поздно, как бы сильно он не настаивал на его исполнении. Такой уж его братец: любите или шлите нахуй. Саму предпочитает делать и то и другое, но в слух о первом пункте, конечно же не скажет. Ацуму точно зазнается и будет ковырять его мозг, как собака ямку для говна. А так как из них двоих мозги были только у Саму, то они были ему нужны.
Да и наличие Ацуму одного в доме, одного, без личного сторожа, пиздецки коробило Осаму. Вдруг, в следующий раз, когда он вернётся, дома уже не будет, а Ацуму будет стоять рядом с пожарными и ментами с извиняющейся улыбкой? Нет уж, извольте.
Но за отсутствием в доме явных повреждений и сломанных вещей к концу «самостоятельной жизни» без родителей Саму расслабился и уже без какой-либо настороженности уходил из дома в магазин или на встречу с кем-то, да и большую часть времени он зависал дома. Всё было под контролем.
Так он думал.
До приезда родителей оставались сутки. Дом блестел, Ацуму блестел, Осаму блестел. Всё, что оставалось — купить продукты, чтобы родители были уверены в том, что питались они лично приготовленной Саму едой, а не через доставку или лапшой быстрого приготовления, как было на самом деле. Поручать нечто столь важное Цуму было никак нельзя. Купит ещё какую-нибудь хрень, а Осаму потом отдуваться с мыслями о братоубийстве. А дальше они будут сдувать пылинки со всего дома до приезда родителей.
Поэтому, здраво рассудив, Ацуму был оставлен прибираться в своей комнате, а Осаму ушёл в магазин за здоровой пищей. Всего-то каких-то тридцать минут и они будут готовы к спонтанному приезду родителей в любое время дня и ночи. Всё было идеально. Ну, по крайней мере так думал Осаму.
Стоило ему переступить за порог с пакетами, как его встретила тишина. Подозрительная тишина, учитывая то, что на этой территории обитало животное с кличкой Мия Ацуму.
— Помоги с пакетами, баран! — хлопнув дверью, Осаму обратился в пустоту.
Как по щелчку пальцев со второго этажа прискакал Цуму, с милой улыбочкой на лице и, забрав пакеты, ускакал на кухню. И всё. Ни словечка больше, ни возражений о том, что он не грузчик.
Ни че го.
Зайдя в кухню, Саму тяжело вздохнул, заставив брата вздрогнуть, что только подтвердило его опасения.
— Ну давай. Что ты, блять, сделал, пока меня не было эти несчастные полчаса?
— Я. это… — Ацуму замялся, уткнувшись в пол, стараясь не смотреть уже раздражённому брату в глаза. Проёб был его, Осаму опять был прав, а он еблан.
— Не мямьли, скажи нормально, ты всё равно отхватишь пизды за это.
— Знаешь, тут легче показать, чем что-то объяснять.
Так, один за другим они поднялись и направились к комнате Ацуму. Чем ближе они подходили, тем настороженнее себя чувствовал Осаму. Его братец не проронил ни слова, а значит ситуация действительно пиздецовая. Оставалось молиться, что тот не выбил окно мячом.
Дверь открывается словно ящик пандоры, и наступает тишина. Пять секунд, десять, семнадцать и звучит громкий хлопок. Это Осаму дал смачный подзатыльник Цуму, сверкая разъярёнными глазами.
— Я говорил тебе, говорил, блять! В чью задницу ты тогда засунул свои уши?! Какое же ты тупое животное!
***
В итоге, переговорив с помощью пинков, крика и щипков, они пришли временному перемирию, дабы решить эту проблему.
А она заключалась она в том, что один
гандон милый мальчик закинул мяч так, что он застрял в ёбаной люстре. А такая царская люстра по стечению различных обстоятельств была лишь в гостиной и комнате Ацуму. Как до этого момента она оставалось целой — никто не знает.
Так как потолки в комнате Цуму, как и во всём доме, были не маленькие, то обычным стулом его не получится достать, а ходить и искать лестницу, чтобы тащить её на второй этаж… Такая себе идея. Поэтому путём недолгих разговоров они решили, что Осаму залезет на плечи Ацуму, имея явно больше уверенности в том, что сможет достать его. Не то, что грабли его брата.
Собрав эту чудодейственную конструкцию из самих себя, они начали попытки достать этот блядский мяч со слониками, который ненавидели ещё с самого детства.
— Не двигайся.
— Завались, давай быстрее, у меня сейчас позвоночник отпадёт к хуям.
— Да что ты говоришь, бедняжка. Ты сейчас сам будешь доставать это, а я с радостью полюбуюсь на твои жалкие потуги. — прокряхтел Осаму, явно недовольный тем, что уже перестаёт чувствовать свои руки.
Казалось бы, что сложного? А сложность заключалась в том, что когда твою голову обхватили, как оказалось, привлекательные бёдра в шортах, что пытаются чуть ли не открутить её, стараясь удержать равновесие, удержать его самому становится сложнее с каждой секундой.
— Блять, Саму, быстрее, я уже не могу.
— Тут осталось совсем чуть-чуть, потерпи пару секунд.
И с громким «БЛЯТЬ» они оба падают, задевая собой рядом стоящий стул, который помогал им в создании конструкции. А мяч то на соплях всё ещё остался на люстре, словно он приклеился там.
Первые секунды комнату окатывает тишина, в которой слышится лишь лёгкое колыхание висящих частей люстры.
Они оба молчат, смотря то друг на друга, то на эту проклятую люстру. Первыми сдают нервы Осаму, и он кидается на Ацуму чуть ли не с кулаками. Тот в свою очередь не отстаёт, и начинается взаимный обмен криками и обвинениями в плоть до «НУ И НАХУЯ ТЕБЯ РОЖАЛИ, БАРАН!». Тягая друг друга за футболки, сдерживая желание ударить в лицо
родители то скоро приедут. Всё так же перекатываясь по полу, они не переставали скидывать друг на друга ответственность в этой ситуации.
По итогу этой недолгой потасовки Осаму казался лежащим на своём брате, ухватившись за его волосы. Наконец-то накричавшись, они лишь, тяжело дыша, уставились друг на друга, будто впервые видят.
Тишина.
И не известно, что подтолкнуло их к этому и кто первый начал, но их губы соединились в агрессивном поцелуе, безмолвно продолжая спор, но уже немного по-другому.
Пальцами Осаму тянул волосы Цуму в различные стороны, словно пытаясь выдрать, и вот уже этим занимаются обе руки, заставляя Ацуму издавать недовольные звуки от небольшой боли. Ладонь старшего уже успела пробраться под футболку, выгибая Осаму, вторая же проходилась по чужим бёдрам, которые пару минут назад чуть не задушили его.
Они не знали почему, они не знали зачем, но всё равно продолжали. Каждый из них знал, что этим не стоит заниматься, но оно казалось таким правильным: укусы во время поцелуя, уже явно пара выдранных прядей волос, болящие от щипков бёдра. Это было за гранью их понимания, но это так же заставляло их покрываться мурашками, кровь в венах бурлить и не прекращать ничего из этого.
Они всегда были как два банных листа, что прилипли друг к другу, они знали обо всём в жизнях друг друга, но никогда они не были настолько близко. По особенному. В их действиях не было сомнений, будто так и должно было быть.
И неизвестно сколько бы всё это продолжалось, если бы им не
пришлось оторваться от этого увлекательного дела от испуга — это мяч упал, отбился об ёбаный стул и полетел прямо в сторону тумбы, где стояли искусственные цветы в не искусственно стеклянной вазе.
— Блять. — Осаму утыкается лбом в плечо брата, неизвестно чему негодуя больше: поцелую с Цуму или тому, что этот уебанский мяч сделал.
С кряхтением Осаму поднимается с чужой замершей тушки и плетётся в сторону выхода за совком. Пизды они точно получат, хотя возможно им и удастся что-то склеить, чтобы избежать этого.
— Эм… Саму
— Ну чего? — Усталый взгляд Осаму устремился на его горе-брата.
— Ты только маме не говори…
Только утихший гнев Осаму тут же вновь вернулся на своё законное главенствующее место и как по волшебству в его руках появилась не пойми откуда взявшаяся футболка Ацуму, которую тот свернул несколько раз.
— КАК ЖЕ ТЫ МЕНЯ ЗАЕБАЛ, ПИЗДОСРАНЬ БЕЗМОЗГЛАЯ.
— НЕ УБИВАЙ! ПОЖАЛУЙСТА! ААААААААА…
