Доверь мне мою жизнь

      Треск костра не стихал с того момента, как Леви приставили к этой мохнатой детине Йегеру, нянчиться с ним и следить, чтобы не занимался самодеятельностью. Компания человека, из-за которого погиб один из самых дорогих ему людей, и так не вызывала чрезмерного восторга и радости, так еще и абсолютно равнодушный монолог о том, как бородач вырезал целую деревню, даже не запомнив ее названия, вынуждал держаться из последних сил, чтобы не отрубить ему голову и не заставить наконец заткнуться. Хотя это Леви был инициатором разговора о Рагако.       Вот уже несколько дней они торчали в этом лесу, пока главнокомандующие за стенами молчали и не торопились прояснить ситуацию, каков следующий шаг и состоится ли встреча Эрена и Зика на самом деле. За это время Леви уже был готов самолично навестить руководство и потребовать ускориться, но понимал, что это невозможно. Оставалось сидеть на этих дряхлых коробках и слушать похмельные перешептывания подчиненных на внеплановом дежурстве за слишком активный отдых и хладнокровные рассуждения старшего Йегера о том, что ему самому хотелось бы избежать стольких смертей.       Конечно.       — В противном случае вскрылась бы моя приверженность Восхождению Эльдии, — продолжал он безразлично, — и я не смог бы принести надежду острову.       Больно много «надежд» развелось в последнее время.       — Мне хорошо видно, что у тебя нет и намека на чувство вины, — вздохнув, проговорил Леви. — Не знаю, правда ли ты хочешь спасти Эльдию или нет, но жизнь тех людей тебя точно не волновала.       Йегер хмыкнул, не меняя выражения полного равнодушия на лице, а затем продолжил говорить чуть более громко:       — Небось, девушки тебя не любят, Леви. — Замечание возымело ожидаемый эффект, когда все перешептывания солдат на ветках разом стихли, а во всей округе стало слышно лишь шипение костра. — Не думай, что можешь запросто читать чужие мысли.       — Конечно, бородач, — пробормотал Леви и отвел глаза от огня, медленно прикрывая их. — И вообще-то девушки меня… любили.       Сердце неприятно ускорило ритм от совершенно неуместных в данный момент воспоминаний, которым он позволял взять над собой верх только по ночам, пока рядом нет никого, кто мог бы воспользоваться секундной слабостью и нанести сокрушительный удар.       Их последний разговор с Микасой перед битвой в Ребелио закончился катастрофой, которая, скорее всего, поставила жирную точку в их странном подобии отношений. Они и так не могли сблизиться в полной мере из-за ее гиперпривязанности к Эрену, а когда тот поманил пальчиком и приказал: «К ноге», все ее разговоры о том, что она может существовать и без него, во время его исчезновения за морем, разом забылись и остались в прошлом. Стоило им получить письмо с призывом к действию, она едва ли в тот же день не помчалась вплавь, без снаряжения и плана, лишь бы спасти дорогого «братца» от необдуманных поступков. И все то время, что они были вместе с Леви, оказалось вдруг неважным.       Она говорила: «Доверься мне», утверждала, что с ней ничего не случится, что она может постоять за себя, а он слышал лишь: «Прошу, доверься нам», сказанное Фарланом и Изабель перед их смертью. И ничего не мог с этим поделать.       Пока она была простой подчиненной, он был готов доверить ей жизнь «надежды человечества», жизни своих солдат и даже свою собственную. Но как только она стала кем-то важным для него, доверять ей защиту её же жизни он уже не хотел.       Как он мог не защищать её, когда уже потерял стольких дорогих ему людей из-за такой глупости, как «доверие». Он доверял своей элите, доверял Эрвину и Ханджи. И что из этого вышло? Первые гниют под землей, а последняя осталась трехглазой. Так себе перспектива.       Леви даже не был против спасения Эрена. Наоборот, он был готов взять всех солдат острова с собой, лишь бы она не ехала с ними.       Но она поехала и даже выбралась живой, только последняя брошенная им фраза: «Ты не нужна была ему все это время, но, стоило ему свистнуть, — ты, как безвольная кукла, уже приготовилась к бою, наплевав на собственную безопасность и на меня, в том числе», кажется, навсегда отдалила их, возвращая те времена, когда друг до друга им не было никакого дела.       — Капитан!       Истеричный голос гонца, не сулящий ничего хорошего, заставил вернуть взгляд к довольному собой бородатому Йегеру, что смог одной брошенной фразой отвлечь внимание «вечно сосредоточенного» Леви, а затем и к запыхавшемуся подчиненному, который ошарашил его новостями из столицы, о том, что Заклай мертв, а йегеристы теперь правят балом.       Дерьмо. Ему нужно было поехать туда и проведать ее, а не сидеть здесь и охранять эту волосатую ошибку природы, пока ее там, возможно, пускают по рукам за неподчинение. Она-то будет нарушать приказы, даже если они поступают от приспешников самого Эрена. Он был в этом абсолютно уверен.       Чертов Эрен Йегер.       Леви пожертвовал столькими жизнями, ради спасения «надежды человечества», и к чему все это привело? К этому фарсу? К очередной войне, из которой никто не выберется живым? Такую надежду они видели для себя?       Он даже не мог как следует обдумать происходящее, ему было необходимо принять решение здесь и сейчас, поскольку отсчет до полного краха резко сбросился с месяцев до секунд. Неважно, какой ответ даст Пиксис. Он прирежет Зика Йегера, как и обещал Эрвину, а после отправится в город, надеясь, что еще не слишком поздно и Микаса не пострадала.       Но на месте, где мгновение назад бородач читал, или, скорее, делал вид, была лишь оставленная им книга, а в гигантских стволах деревьев уже виднелся его удаляющийся силуэт.       Леви бы засмеялся от самонадеянности этого человека, но смех застрял где-то в горле, когда вслед за раздирающим криком Зика отовсюду послышались оглушающие взрывы от превращения его подчиненных в уродливых людоедов, сыплющихся на него, словно первый снег в году.       А все из-за отравленного вина, которое он позволил им оставить.       Леви не мог поверить, что ему снова приходилось терять своих товарищей, и на этот раз от его собственных рук, теперь полностью в их крови. Они падали один за другим, испарялись и обжигали его паром, но он продолжал кромсать их шеи, с каждой секундой теряя самообладание и приходя в абсолютную ярость к этому мерзкому отродью в нелепых круглых очках.       Зик не ожидал, что Леви способен убить своих сослуживцев, снова недооценил его, за что и поплатился обрубленными конечностями и громовым копьем в брюхе. И с каждым продырявленным отверстием в теле этого отморозка, во имя тридцати павших солдат в этом нечестном бою, он успокаивался и убеждал себя, что как только покончит со всем этим йегерским дерьмом, сможет поехать к Микасе и нормально поговорить. Жизнь без нее казалась сущим кошмаром, еще более мрачным, чем до ее появления. И он обязательно скажет ей это, как только снова увидит ее темно-серые глаза.       — Милосердная смерть… Эльдии, — вновь очнувшись, прохрипел Зик, заставив Леви повернуть к нему голову.       Косой дождь иголками врезался в его хмурое лицо, но сейчас это помогало держать мысли в порядке. До города оставалась пара часов, ему нужно было просто следовать по размытой дороге и не слушать бредни старого деда, но даже сквозь шумный ливень, он смог различить эти слова.       — Милосердная смерть?       Ему нужно было просто ехать по этой проклятой дороге и не останавливаться. Все, что требовалось от него, — это представить, что дождь барабанил слишком сильно, и он не мог различить ни единого чертового слова. Возможно, тогда бы он успел воспользоваться УПМ, успел бы убраться с этой гребаной телеги и вернуться к Микасе целым.       Но он не проигнорировал слова Зика и, услышав их, остановился.       Давно, с самого детства, Микаса. Я ненавидел тебя всей своей душой.       Боли больше не было. Не было сожалений и злости на себя, на Эрена и на весь этот мир. Было только осознание, что жить так дальше она больше не сможет.       Микаса могла заставить себя поверить, что своими словами Эрен просто отталкивал от себя самых дорогих ему людей, чтобы они не испытывали ту тяжесть от признания, что все это время дружили с монстром. Чтобы не плакали слишком горько на его похоронах через четыре года, чтобы не последовали за ним, когда он соберется уничтожить все человечество по ту сторону моря. Чтобы испытали всю боль заблаговременно и ни о чем не жалели.       Но Микаса не стала убеждать себя в этом. Какие бы мотивы ни были у человека, чтобы на корню оборвать дружбу, семейную связь или что-то более глубокое длинною в десять лет, они ее больше не интересовали. Она все еще хотела спасти его, но лишь из-за чувства долга к тому мальчику, который когда-то мило краснел, пока завязывал на ее шее шарф. Микаса хотела в последний раз отплатить ему за спасение, а затем принять его желание отдалиться, как данность. Без всяких «но».       И думать о том, что было бы, если бы тогда, на холме, она призналась ему в чувствах, а не крикнула о семье, она тоже больше не собиралась.       Ее ответ ничего бы не изменил.       А сейчас, когда она смотрела на это мохнатое бесформенное чудовище на воротах Шиганшины, за которым было поручено следить именно Леви и который только через собственный труп позволил бы тому сбежать, все внутри вдруг оборвалось от осознания, что она променяла, возможно, самое счастливое будущее на всем белом свете, на горстку несбыточных надежд и разочарование. Она променяла человека, который видел ее настоящую и ценил просто за то, что она есть, на человека, которому был важен лишь он сам.       — Капитан Леви ни за что не выпустил бы его на свободу!       Нет.       — Что с капитаном и Ханджи?       Нет…       — Самый логичный вывод — Зик их победил.       Нет!       Грудь сжалась от отсутствия кислорода. Он обещал Эрвину, что принесет ему голову Зика. Леви никогда не нарушал обещаний, даже если для их исполнения ему требовалось перевернуть весь мир с ног на голову. Он не мог так просто сдаться, он же еще не услышал от нее слова благодарности… Она даже не успела показать ему, как он помог ей пережить слова Эрена, даже не присутствуя рядом с ней в тот момент. Они еще ничего не успели сделать… Он просто не мог.       Микаса сражалась, не помня себя. Она верила, что Леви не позволил бы себе умереть от лап какого-то титана. Только не он. Этот коротышка был слишком горд для такой глупой смерти. Наверняка сейчас он просто где-то пьет чай, а из-за бесконечного ворчания себе под нос, даже не слышит весь этот шум от взрывов и рева титанов. Иного варианта быть не могло.       Тем не менее даже когда спустя несколько дней объявилась Ханджи и сказала, что Леви был слегка потрепанный, но живой, Микаса ей не поверила. Она должна была самолично убедиться в этом, чтобы не разочароваться, в случае, если… Если…       Ждать было невыносимо долго. Каждая секунда, казалось, отрывала уверенность Микасы по кусочкам, а секунд было бесконечное множество. Пока они играли в йегеристов, пока ждали всех на телегах и пока неслись вдоль разбитой дороги прямиком в лес, где когда-то он впервые до нее дотронулся.       Даже тогда он помогал ей. Рисковал своей жизнью, ради спасения самого дорогого для нее человека, забывая о своих безопасности и здоровье. Если бы не он, Энни бы тогда ее убила. Но он вытащил ее из хватки женской особи, сломав, при этом, собственную ногу.       Ждать было невыносимо долго.       Сквозь сон он слышал очередную перебранку этих болванов, но сил не хватало даже на то, чтобы открыть глаз. Незатянутые раны, оставшиеся от двух оторванных пальцев, неприятно чесались, как и вся правая сторона лица, под бинтами. Тело болело так, словно ему раз сто ударили по яйцам. И только слабые прикосновения к его волосам заставляли улыбаться, наплевав на ноющие швы.       Если это были галлюцинации, грезы или просто смерть от кровопотери, он был не против. Потому что только Микаса могла так нежно проводить рукой по его волосам, точь-в-точь, как когда-то гладила его мама.       И проверять, было ли это явью или нет, не было никакого желания. Пока на его щеку не упала прохладная капля, а вполне ощутимые пальцы моментально не стерли ее, будто не желая оставлять следы.       — Прости, я разбудила тебя, — сиплый шепот такого близкого голоса на мгновение остановил его мерное дыхание и увеличил сердцебиение в несколько раз. — Засыпай, тебе нужно набираться сил.       Таких правдоподобных галлюцинаций невозможно было получить даже от той блевотной жижи, которую Ханджи пыталась подсунуть ему, в качестве обезболивающего чая. Потому Леви осторожно приоткрыл здоровый глаз, все еще надеясь, что это правда была Микаса и не она, одновременно. Вдали от Эрена она была в безопасности, но и вдали от него — тоже.       — Что ты здесь делаешь? — первое, что пришло в его раскалывающуюся голову, спросил Леви и сразу же пожалел об этом, когда заметил ее припухшее и мокрое от слез лицо. — Микаса… ты…       — Прости меня, — срывающимся голосом, прошептала она и опустила голову на его голое плечо. — Все десять лет я следовала за Эреном, оберегала и защищала его… И даже не думала, что тебе тоже может понадобиться моя защита. Если бы я вызвалась в твой отряд, я смогла бы помочь. А я думала только о себе… Мне так жаль…       Она плакала, обжигая его кожу горячими слезами, а он смотрел на ветви деревьев и пытался осознать, за что она просила прощения.       — Микаса…       — Я могла бы помочь, могла что-то сделать, как же так…       — Микаса, — прошипел он громче предыдущего, вынуждая ее оторваться от его плеча и снова сесть прямо. Ее губы дрожали, а к красным щекам прилипли темные пряди, придавая ей неряшливый вид. Она молчала, но было видно, что поток ее словесного недержания еще не был окончен. — Микаса, мне послышалось или ты правда сейчас сказала, что если бы ты была здесь, то смогла бы меня защитить?       — Да.       Время на раздумья ей было не нужно, она и правда сказала то, что думала.       — Правильно ли я тебя понял, Микаса, — чуть более ожесточенно проговорил Леви, надеясь достучаться до нее, — что ты всерьез решила, будто девчонка, которой и двадцати не исполнилось, на самом деле смогла бы предвидеть такой исход и избежать его, в отличие от меня, твоего капитана, который уже умел постоять за себя, когда ты еще не родилась? Подумай хорошенько над отв…       — Очевидно, да, — уверенно заявила она, не моргнув и глазом.       Леви так сильно приподнял бровь, что ныть начало даже под бинтами.       — Если бы все мое нутро не было бы радо сейчас тебя видеть, ты бы здорово получила, Микаса. Даже с моей малой способностью к подвижности.       Ее искренняя улыбка лишь на мгновение украсила красивое лицо, но быстро померкла, когда взгляд пробежался по его боевым ранениям.       Момент настал.       — Ты не обязана оставаться со мной, — через силу, начал он разговор, которого до последнего надеялся избежать. — Не из-за чувства долга, из-за которого, ты думаешь, ты могла бы мне помочь, но не помогла. Не из-за боязни осуждения, что не осталась с уродом, только потому что он стал уродом. Не тем более из жалости.       Микаса вдруг напряглась всем телом, явно готовясь к очередному спору, но он сразу же продолжил:       — Ты молодая красивая девушка, к которой парни всегда будут липнуть, как Браус к мясу. Если у Эрена вместо мозгов титанский пар, это не означает, что все люди такие же неадекватные. К примеру, Кирштейн…       — Ты сейчас серьезно пытаешься свести меня с Жаном? — дыша едва ли ни огнем, спросила Микаса.       — Если тебе нравятся парни пониже, обрати внимание на Спрингера, — продолжил он, будто не замечая ее стремительного закипания. — Хотя этот недомерок перерос даже тебя…       — Может, ты и прав. — Голос Микасы подозрительно резко приобрел игривые нотки, заставляя Леви остановиться и вновь вернуть к ней взгляд. Лунный свет пробивался сквозь плотные кроны деревьев и оставлял на ее лице светло-голубые линии, меняющиеся от порывов ветра. Пока его глаза были закрыты, он был уверен, что все в лагере еще бодрствовали, но только сейчас понял, что не слышал и писка от кого-то все то время, пока они разговаривали. Должно быть, он и правда немного бредил. — Но знаешь, я бы не стала выбирать парня пониже… Все же высокие привлекали меня намного чаще.       — Если ты пытаешься играть на моем комплексе роста, то не выйдет, — выдохнув, заявил Леви и попытался привстать хотя бы на локте. — У меня нет никаких комплексов.       — Именно поэтому ты сейчас не лежишь? Не хочется не быть на одном уровне глаз со мной?       — Микаса…       — Ты намекнул, что я еще недостаточно взрослая, чтобы быть способной защитить тебя, но из нас двоих, как ребенок ведешь себя именно ты.       Леви не успел сообразить, что можно было ответить, а Микаса уже стремительно направлялась к кострищу, отходя от его спального места, рядом с одной из палаток с продовольствием. Его специально держали как можно дальше от общего места сбора, но он все равно постоянно слышал их громкие голоса и споры.       Он даже не заметил, когда именно они все приехали. Просто в какой-то момент шума стало слишком много, но различить реальность ото сна было довольно трудно. Возможно, он даже не приходил в себя с момента задушевной речи Эрена. Но раз он не помнил, чтобы Ханджи подтирала ему задницу, а его спальник все еще был сухим и не вонял, силы сходить в туалет, наверное, у него все же были.       Крепко сжав зубы, он оперся на руку и попытался сесть, не издавая, при этом, никаких компрометирующих звуков. Навряд ли на него будут смотреть с осуждением, если он будет кряхтеть и стонать от боли, но давать лишних поводов усомниться в его бессмертности он тоже не хотел. Пускай сейчас у него свидетелей и не было.       Внутренности горели, но Леви все равно поднимался, показывая, что все не в порядке лишь учащенным дыханием и невероятной медлительностью. Подзывать сейчас Ханджи или того хуже Микасу, чтобы просто помочиться, было выше его достоинства и здравого смысла. В его представлении. Однако от клинков, в качестве трости, или УПМ, чтобы долететь до ближайшего дерева, он бы не отказался.       Но под рукой было лишь желание отлить. На нем, наверное, тоже можно далеко уйти.       — Ты что, совсем больной?!       Из-за спины послышалось невероятно громкое шипение, граничащее с ревом титана, а после он сразу же почувствовал, как ее горячая рука обхватила его талию, а голова просунулась под его локоть.       — Если тебе так не терпится сдохнуть, ты можешь просто попросить, — продолжала пыхтеть Микаса, проливая на землю что-то из миски во второй руке. — Поверь, я только с радостью. Я так зла на тебя, что руки прямо чешутся оторвать тебе голову.       — Тогда бы я не смог сказать, что ты сейчас сломаешь мне ребра своей невероятно сильной хваткой, — едва выговаривая, пробормотал Леви, и Микаса судорожно ослабила свои тиски.       — Зачем ты встал? Тебе вообще нельзя двигаться, а ты, твердолобый идиот, решил потанцевать.       — Аккерман, за языком следи, — процедил он, но отстраняться не стал. Сам понимал, что без посторонней помощи отключится, даже не добравшись до дерева. — Вот когда мне оторвут ноги, я, может, и буду под себя ходить, а пока они способны функционировать, я предпочту это делать по старинке.       Микаса ничего не ответила, а просто продолжила медленно двигаться к лесу, пытаясь не торопиться слишком сильно и не проливать то, что осталось в ее тарелке. Леви редко жалел о сказанном, тем более она сама напросилась, когда назвала его идиотом, но смущать или даже обижать ее он не хотел совершенно. Она же, по всей видимости, за него переживала, а он так грубо ее заткнул. Еще и свой ужин так впустую выбрасывала на землю, а ведь даже отпустить его и поставить миску не могла. Боялась, что он и секунды в вертикальном положении не продержится. Он и сам уже опасался этого.       — Микаса, — прошептал он тихо, пытаясь не показывать голосом, как каждый шаг отдавался током во всем теле. — Прости, я не должен был срываться на тебе.       Она, ничего не ответив, взяла его руку и вылезла из-под нее, сразу переложив на дерево. Сама же отошла шагов на двадцать и отвернулась, позволяя ему справить нужду и не переживать, что своими действиями отобьет у нее весь аппетит.       Видимо, он задел ее слишком сильно, потому что и на обратном пути она не произнесла ни слова, и, когда усаживала его на спальник, молчала, как при допросе. Он бы попытался взять ее за руку и остановить прежде, чем она снова ушла к костру, но он не помыл руки, после того, как держал ими член, а просить тащить его на себе еще и до умывальника, было бы верхом наглости.       Леви уже и не надеялся увидеть ее в ближайшие дни, но только он сомкнул глаза, чтобы заснуть, как она снова возвысилась над ним с миской в руке и какой-то тряпкой.       — В моем положении, конечно, выбирать не приходится, но я не настолько голоден, чтобы есть мокрую тряпку. Извини…       Он не успел договорить — на его грудь прилетела та самая тряпка, оставляя ледяные капли на лице от брызгов и огромное мокрое пятно на спальнике. По всей видимости, его шутка снова была не оценена.       Микаса молча села на колени и оставила рядом с ним горячую тарелку с чем-то напоминающем рагу, а потом смиренно встала и снова попыталась уйти.       — Даже с ложки не покормишь? — вытирая руки «полотенцем», грозно спросил Леви, и не пытаясь убавить громкость. Она остановилась, но поворачиваться не стала. — Микаса, что происходит? Я, конечно, не был слишком мягок, но я извинился, а ты не кажешься человеком, который обижается на такую ерунду.       — А я и не обижаюсь на ерунду, — тихо сказала она и какое-то время просто молчала, натягивая напряжение до той степени, что даже клинком его невозможно было бы разрезать. Однако, решив что-то для себя, все же обернулась. — Где-то на одну секунду я правда поверила, что ты так пыхтел и корчился, лишь бы пойти ко мне и опровергнуть все то, что сказал. Поверила, что ты передумал и не захотел на самом деле отталкивать меня из-за ерунды, как постоянно делал Эрен. Но это было бы слишком эгоистично для тебя, а ты не привык поступать эгоистично. Ты и не собирался меня возвращать. Ты встал, чтобы помочиться, и чуть не сдох от рук Зика, лишь бы не мириться со мной.       Черт.       — Подожди. — Она, кажется, всерьез не собиралась его слушать. И Леви был уверен, что на этот раз она не подойдет к нему снова. Если сейчас уйдет — это будет конец. И исправить это он уже не сможет никак. — Микаса. Я хотел поговорить. Честно.       Он добился своего. Она остановилась, но стояла слишком далеко, чтобы вбить в нее уверенность в его словах.       — Хочешь, чтобы весь лагерь слышал подробности?       Микаса фыркнула, принимая правила игры, и снова оказалась рядом, но на расстоянии. Теперь же, если бы она наклонила голову, уперлась бы в землю, а не в его тело, как в начале.       — До того, как Зик подправил мою мордашку и лишил меня возможности со всей силы вмазать ему правым кулаком, я и правда собирался вернуться и поговорить с тобой. — Леви пытался отслеживать любое изменение ее мимики, чтобы понять ее настрой, но она слишком многому у него научилась. В том числе, самому беспристрастному выражению лица за всю историю человечества. — Когда мне передали, что Заклай мертв, я собирался в тот же момент убить бородача и приехать к тебе. Поверь мне.       — И о чем ты собирался говорить? — спросила она с равнодушным видом, но голос выдал с потрохами ее заинтересованность.       — Я собирался сказать… — Он вытянул левую руку, чтобы коснуться ее колена, но она сидела слишком далеко. Молчание затягивалось, и вскоре Микаса поняла, что он не продолжит говорить, пока не почувствует своими пальцами мягкость ее кожи. Она тихо выдохнула, но все же переставила миску на другую сторону и придвинулась ближе, позволяя ему положить руку на ее ногу. — Что я погорячился.       — И все?       — Маленькая вымогательница, — пробормотал он с улыбкой под бинтами, не отрывая взгляда от своих пальцев, которые, как бы случайно, задирали ткань ее ночного платья. — Я собирался сказать, что мне жаль, что тогда назвал тебя «безвольной куклой». Даже если мне действительно так казалось, это было грубо и неправильно. Ты не заслужила такого отношения к себе, и я искренне прошу прощения за свои слова. Мне не нравилось, что ты рисковала собой, ради кого-то, вроде Эрена, но я и сам жертвовал всем, ради него, вплоть до недавнего времени.       Она перехватила руку Леви и осторожно переплела их пальцы. Может, она и хотела что-то сказать, но он снова продолжил:       — И я правда считаю тебя очень сильной. Хоть мне и не хочется это признавать, но, возможно, будь ты здесь, тебе хватило бы ума не прислушиваться к этому волосатому отродью, а мгновенно спрыгнуть с телеги, в отличие от меня… — Ее пальцы сжали его руку чуть сильнее, и он понял, что она еле сдерживала слезы. — Все в порядке, правда. Двух пальцев будет вполне достаточно… чтобы сражаться, так что… — Он почувствовал приятное давление в груди, когда услышал ее слабый смех и увидел, как она положила голову на его живот, лицом к нему. Леви отпустил ее руку и начал аккуратно гладить ее волосы так же, как она делала это во время его сна, продолжая говорить вполголоса: — Я не хотел, чтобы ты подвергала себя опасности, потому что ты мне очень дорога. И не знаю, чем я это заслужил, но все дорогие мне люди рано или поздно умирают. В подземном городе у меня было что-то вроде банды, и когда мы выбрались из-под земли, они погибли в первой же вылазке за стену, потому что я доверился им и решил, что они смогут справиться сами. Я просто не хотел, чтобы с тобой случилось то же, что и со всеми в моей жизни.       Леви снова чувствовал, как ее чудесные глаза оставляют горячие капли на его коже, но остановиться и перестать изливать ей душу, он уже не мог. Слишком долго проходился по верхам своей истории и никогда не вдавался в подробности. Быть может, они бы и не расстались тогда, если бы он сумел объяснить ей, что чувствовал. Она же наверняка думала, что он просто не верит в ее силу. А он верил и хотел, чтобы она это знала.       — Я очень сильная, — пробормотала она, приподнимаясь на локте и наклоняясь к его лицу. Как же отчаянно он хотел сейчас ее поцеловать. Врезаться в ее губы и проникать языком до самых гланд, но чертовы швы, скорее всего, не пережили бы даже робкого поцелуя девятилетки. — Ты спокойно можешь доверить мне мою жизнь, потому что по силе я не уступаю даже тебе, сильнейший воин человечества.       — Я бы быстро опроверг твои слова, и уложил бы тебя на лопатки, если бы не стонал при каждом неудачном движении. — Он заметил, как загорелись ее глаза, ведь неслучайно выбрал именно слово «стонать». Она тоже по нему соскучилась и тоже хотела его, но останавливала себя, чтобы не причинить ему боль. Дуреха. — Но стонать от удачных движений я очень даже не против.       — Ты так и не съел рагу.       — Я могу и потерпеть.       — И двигаться тебе сейчас нельзя…       — Как я уже сказал, — мягко прервал он ее, — у меня остались мизинец, безымянный и большой пальцы, их нельзя списывать со счетов… Но если ты переживаешь, левая рука у меня тоже вполне рабочая.       Микаса вдруг перекинула одну ногу через него и оказалась сверху, почти не соприкасаясь с его телом. Она стояла на коленях и позволяла разглядывать ее тело с самого интересного ракурса. На ней было только платье и никакого намека на треклятый шарф. Во рту сразу стало сухо и хотелось снова почувствовать ее шею на вкус, но в его силах было только аккуратно приподнимать левой рукой ее платье и пожирать глазом ту, что теперь всецело принадлежала лишь ему.       Он хотел бы и дальше дразнить ее и оглаживать бедра, не поднимаясь к самому главному, но понимал, что сам уже не может сдерживаться, надеясь снова ощутить, как она бывает рада его касаниям. Пальцы совсем мимолетно дотронулись до ее белья, а она уже шумно выдохнула, задирая платье выше и открывая ему еще более приятный обзор.       Не титаны сведут его в могилу, а она.       — Леви…       Ее шепот отдавался во всем теле, сменяя боль на расслабление.       — Наклонись, пожалуйста, — проговорил он тихо и сам потянул ее на себя. Леви дотягивался до ее талии, но ему так сильно хотелось коснуться ее вздымающейся груди, что он был готов даже выглядеть жалко. — Я не могу тебя целовать, но трогать все еще в состоянии.       Микаса действительно наклонилась, но едва он почувствовал ее топорщащиеся сосок через ткань, она уже начала опускаться ниже, оказываясь лицом напротив его штанов.       О, черт.       — Запомни эту мысль, — сбивчиво прохрипел Леви, притягивая ее взгляд к себе. — И оставь до лучших времен, когда я перед этим хотя бы приму душ.       Коварная улыбка, отразившаяся на ее лице, ему очень не понравилась. Если раньше она заводила его с полоборота, то сейчас пускала холодок по всему телу, потому что догадаться, что за ней скрывалось, было довольно трудно.       Микаса игнорировала его протесты, пользуясь его беспомощностью и продолжая расстегивать штаны. Леви уже был готов перебудить всех в лагере, лишь бы она остановилась, но ее это не волновало.       Она все-таки приспустила его штаны, и как только его член показался из трусов, она сразу же накрыла его мокрой ледяной тряпкой, которой он некогда вытирал руки.       — Ты же это не серьезно, — прошипел он, морщась от самой неприятной «ванны» в его жизни. — Благодаря тебе, мой член сжался до размера огрызка. И нечего смеяться, откуда эта тряпка вообще? И в какой воде ты ее мочила? Тебе лучше молиться сразу трем стенам одновременно, если это была вода из какой-то лужи. Я серьезно, Микаса. Хвати…       Леви проглотил все оставшиеся слова, когда ее губы коснулись его живота и слегка втянули кожу.       — Это мерзко, — из последний сил, попытался сопротивляться он, но все было бесполезно.       — Я так не считаю.       Горячий язык продолжал очерчивать его пресс, заставляя втягивать воздух сквозь зубы, чтобы на самом деле не перебудить всех в этом лесу и не показывать ей слишком быстро, что уже от одной мысли о ее рте на нем, он снова начинал твердеть. Она еще ни разу не предлагала сделать ему минет, и, кажется, даже и думать об этом не собиралась. Леви не просил и не требовал, игнорируя голос внутри, который не затыкаясь напоминал ему о ее привязанности к Эрену. К себе она тоже особо не позволяла прикасаться. Они переспали всего несколько раз перед тем, как объявился «блудный брат», и даже в ее первый раз она словно не присутствовала там. Леви просто закрывал на это глаза. И это она его еще «не эгоистичным» назвала.       Зато теперь он чувствовал, что она наконец-то с ним, что в ее голове нет мыслей о том, что она хотела бы видеть на его месте кого-то другого. И ее голова была над его членом, а не над членом Йегера, Кирштейна, Спрингера…       — Я очень надеюсь, что мне просто показалось, и ты не думаешь на самом деле о той тряпке, пока, буквально, находишься у меня в руках.       Леви приподнял голову и все же не удержал губами сорвавшийся стон, едва он увидел ее между своих ног. Это была гребаная пытка. Он откинулся на спальник, ударившись затылком о землю, но неприятные ощущения сразу же ушли на второй план, когда он начал чувствовать её горячее дыхание на головке.       — М-микаса… черт…       Ее рука начала медленно двигаться, и он впервые не захотел проклясть эту волосатую четырехглазую обезьяну, благодаря которой ему дарили сейчас в высшей степени невероятные ощущения. Микаса не торопилась, осторожно пробовала его на вкус и отстранялась, а он до боли сжимал кулак от того, как сильно хотел зарыться в ее волосы и насаживать на член, пока не достигнет оргазма.       — Тебе приятно?       — Конечно, — процедил он, через силу. — Только… если тебе не трудно, можешь двигать рукой немного быстрее?       — Так?       — Д-да…       Леви и забыл, как скоро это может плавить мозги. Вся его половая жизнь закончилась в подземном городе, да и там было достаточно трудно найти кого-то без болезней. Все те разы с Микасой были действительно восхитительными, но то, что происходило сейчас, — нравилось ему намного больше.       — Будет лучше, если ты не будешь молчать, а будешь подсказывать, — недовольно высказалась она, возвращая его с небес на землю. — В прошлый раз тебя было не заткнуть.       — С-следи за… Зубы, Микаса!       Она отстранилась, полностью садясь на ноги, и всем своим видом показала, что больше продолжать не собирается. А он только подстроился под ритм…       — Пожалуйста, успокойся. Ты все делала правильно… Ну, кроме конца.       — Знаешь, что?       — Хорошо, я буду подсказывать, только, пожалуйста, закончи то, что начала.       Ее недовольное шипение отчего-то заставило его член дернуться, что не осталось без внимания любопытных глаз.       — Так тебе нравится, когда я сопротивляюсь? — Голова игриво наклонилась, и он не успел не согласиться, как она уже снова придвинулась ближе. — Вы, кажется, говорили ускориться, капитан.       От того, как сладко она обратилась к нему и начала двигаться невероятно медленно, он снова откинул голову и усомнился в своем несогласии. Может, его и правда заводило неподчинение.       Едва дыша, он поддержал ее игру.       — Ты ослышалась, дуреха, я четко приказал: «Настолько медленно, насколько это возможно».       — Нет, капитан. — Микаса мгновенно ускорилась, снова вынуждая его сжимать губы, чтобы не издавать ни звука. — Может, вы хотите, чтобы я взяла вас в рот?       — Мать твою, Микаса, — прошипел он, закатив глаза, когда она начала особенно старательно оттягивать его крайнюю плоть. — Нет, не хочу. Я запрещаю тебе это.       — Что запрещаете?       — Брать в… черт.       Леви больше не мог сдерживать свою руку. Она, словно тоже не подчиняясь ему, накрыла голову этой мелкой занозы в заднице и начала зарываться в ее мягкие волосы, слегка направляя на нужный темп. Это было невероятно. Когда она брала особенно глубоко, он тихо мычал, наплевав на всех своих сослуживцев. Они тоже не давали ему спокойно спать, пока он собирал себя по кусочкам.       — Я запрещаю тебе трогать себя, — не контролируя слова, продолжал говорить он и пытался не ронять голову, следя за каждым ее, абсолютно неверным, движением. — И мошонки касаться я тоже запрещаю. — Ее глаза удивленно расширились, встречаясь с его, и Леви едва не потерял сознание, потому что член изо рта она так и не выпустила. — Пожалуйста, я запрещаю.       Да, черт. Да.       Она держала идеальную скорость и Леви сходил с ума, наблюдая, как член быстро пропадал в ее горячем рте и появлялся снова. Микаса иногда отстранялась, вбирая в легкие воздух, а затем проходилась языком по всей длине, медленно убивая его без ножа.       — Я скоро, — сдерживая стоны, еле слышно сказал он и откинул голову, снова зарываясь в ее волосы. Он слегка потянул за них, пытаясь привлечь ее внимание, но она будто не замечала его. — Микаса, я очень близко, отстраняйся. Микаса. Черт, в смысле, нет, наоборот…       Ноги приподнялись, вместе со спиной, и протяжное мычание наверняка все же могло привлечь чье-то внимание. Но ему было плевать.       Леви не хотел открывать глаз, потому что слышал, как она глотала. И, скорее всего, смотрела на него сейчас с такой неприкрытой ненавистью, что ее взгляды в первые дни их знакомства будут казаться ему самым настоящим флиртом. И все же он надеялся, что она поймет его оплошность с этой игрой. Он и правда забылся.       — Микаса, я… — Теплая рука коснулась его грудной клетки, и он почувствовал, как она положила на него уже давно остывшую миску. — Нет, и не проси. Я не буду есть это. Зная кулинарные способности Ханджи, даже горячей эту мешанину есть невозможно, а она уже совсем остыла.       — Рагу было очень вкусным, и я принесла его тебе, пока оно еще было горячим. Хватит ворчать.       — Мы, кажется, еще не закончили.       Глаз Леви характерно опустился к ногам Микасы, но она проигнорировала его замечание.       — Завтра мы отправимся к летающей лодке, так что ты должен поесть. Тем более после тех нагрузок, что вообще-то были тебе противопоказаны.       — Не слышал, чтобы ты жаловалась.       Сдавшись, он взял миску в руку и начал приподниматься, позволяя Микасе помочь.       — Леви, — прошептала она, привлекая его взгляд. Ее волосы растрепались, благодаря ему, но весь ее вид заставлял его задерживать дыхание и спрашивать про себя, реально ли все это. — Я не хочу, чтобы ты ехал.       И все наваждение, как рукой сняло.       — И как это понимать?       — Как хочешь, так и понимай. — Глаза были наполнены решимостью, а поза уверенностью. Она говорила серьезно. — Мы не знаем, добрались ли йегеристы до порта и безопасно ли там. Не знаем, удалось ли Эрену уже пересечь океан. И даже не знаем, взлетит ли эта лодка вообще!       — И все это должно натолкнуть на меня мысль, что мне там не место?       — Я не хочу, чтобы ты ехал.       Как бы сильно его не оскорбляла ее жалость, сейчас он почувствовал себя самым счастливым человеком на свете.       — Кажется, кто-то теперь понимает, какого это волноваться за кого-то настолько твердолобого, неправда ли? — Леви осторожно заправил короткую прядь волос ей за ухо и прикоснулся к щеке большим пальцем. — Со мной все будет нормально. Обещаю.       И впредь им обоим приходилось доверять их жизни друг другу.