Сектор "А"

— …Выскребать сортиры до блеска, драить полы в Секторах «А», «Б» и «С», с шести до одинадцати, и без поблажек! — надрывистым басом велела Надзирательница.       Для нее не существовало слов снисхождения или жалости. Она держала весь Сектор в ежовых рукавицах, и хоть бы кто посмел вякнуть что-то лишнего в не угоду ее «воспитательного» процесса. Каждый здесь страшился возразить ее величеству - железной леди, вот только леди ее можно было назвать с большой натяжкою, если бы ее голос не выдавали женские гормоны, все бы скорее приняли ее за озабоченного разъярённого буйволова, во время брачного периода. Здесь же ее просто называли Надзирательницей, где она чувствовала себя, как рыба в воде. Это была ее территория. И складывалось впечатление, будто эта женщина рождена для роли Надзирательницы. — Но мы относимся только к Сектору… — осмелился возразить Пугна, возмущенный столь жестким наказанием, однако напористый громогласный рев бестактно прервал его дерзкую попытку. — Не вякать мне тут, если не хочешь вместо одного дня получить два, — пригрозила Надзирательница, сощурив и не без того крошечные свинячьи зенки.       Эти слова не были брошены на ветер, и она непременно бы воплотила их в жизнь, дай только повод. А уж для этих неженок повод она найдет при любом удобном случае.       Пугна потупился, поёжавшись. Конечно, он мог ожидать очередного бессмысленного тяжёлого наказание, за свое непослушание и нарушение внутреннего устава. Но на сей раз Надзирательница, пожалуй, превзошла сама себя. Для подобной грязной работы, в Секторах имелись специальные наемные службы, платили им мало, но работу свою они знали, и выполняли на совесть. Похоже сегодня у них выдастся выходной?       Представив в этой неприглядной и унизительной роли себя, он сморщился в отвращении. Его хрупкие чистые ручки не привыкли к каторжным работам. За свою долгую и яркую жизнь, Пугна, разумеется, никогда не брал в руки ничего, кроме собственного посоха. Заниматься физическими нагрузками раз в день, это одно, но а тут, если учесть, насколько все стены и полы были загажены бог знает чем, и надо сказать «спасибо» местным чванливым обывателям, их товарищам по комнате, кто таковыми не являлись, а скорее случайным недоразумением матушки природы. Пугне и вовсе не хотелось думать об этом. Но сглотнув скопившийся в горле ком, он смолчал. Он ведь не сам себе враг, чтобы пререкаться, навлекая на себя еще больше неприятностей и очередного изощренного наказания, но разве что-то может быть ужаснее этого? Лучше и вовсе не гадать. Он был убежден, если потребуется, Надзирательница, напряжёт все свои извилины и придумает для него нечто куда более омерзительное. — Нет, прошу вас, дайте эту работу мне. Я все сделаю вместо него, — послышался за его спиной чуть ли не умоляющий голос Клинкза.       Да, никто, не при каких условиях не перечил Надзирательницы, никто, кроме этой несносной, как она любит выражаться, парочки. Для них у нее заготовлены особо жесткие наказания за непослушание.       Слишком своевольные, не в меру дерзкие и осмелевшие, на свое несчастье. Ни ее надрывистые командирские вопли, ни смертоносный металлический, острый как лезвие, и в то же время тяжёлый будто кувалда взгляд, не вызывыл в них должного устрашения. А ее тучный образ, само воплощение гиены огненной, не внушал ни трепещущего страха, ни опасения. Не настолько покладистые, нежели прочие лизоблюды, они все же страшились ее наказаний. Они понимали, кто здесь главный, хоть и ни капли не уважали, вели себя подобающе далеко не всегда.       Подойдя ближе, Клинкз упал перед ней на колени, упрашивая отдать наказание Пугны, ему.       Клинкз уже не раз выклянчивал у Надзирательницы, что бы та смягчала наказания для Пугны, чуть ли не ползая перед ней на коленях, но подобную сцену она, пожалуй, лицезрела впервые. Взять его работу на себя, дабы не замарать его бархатные ручки. Но ведь он просто не вынесет этой жалостливой картины. Весь день видеть и думать о том, как любимый драит пол, выскребая испражнения… это было выше его сил.       Для Надзирательницы, все происходящее оставалось лишь легкой забавой, над которой можно вдоволь потешиться в глубине души. Снаружи железная леди оставалась такой же туполобой непробиваемой мегерой. — Не надо, Клинкз… — раздалось позади невнятное бормотание Пугны.       Ему стало крайне неловко и стыдно от того, что Клинкз унижается перед железной леди. В том была только его вина. Непозволительное вопиющее поведение, бездумное нарушение строжайших правил этого сектора. Которые, конечно же, устанавливала сама Надзирательница, для соблюдение необходимой дисциплины. Имея для этого все необходимые полномочия. С чем эти двое явно не намерены были мириться.       Клинкз проигнорировал просьбу Пугны, к тому же он не отказывается от своих слов.       Хмыкнув себе под нос, Надзирательница, немного поразмыслив над таким предложением, поправила свой воротник. Ей, впрочем, было без разницы кто выполнит грязную работенку, эти двое давненько не получали заслуженного наказания. Но раз Клинкз так патриотично и заботливо выказал инициативу, взяв работу Пугны на себя, то для этого пай мальчика ей придется найти другое, по всей видимости, более мягкое наказание, раз уж он провинился, пусть отрабатывает. — Хорошо, — лениво протянула Надзирательница, упирая руки в бока, пытаясь казаться угрожающей, нависая над Клинкзом, будто огромная жирная бочка, что вот-вот готова взорваться. — В Секторе «Б» как раз нужен сартировщик грузов! — грозно гавкнула она, колко зыркнув на притихшего Пугну, и тыча в него пальцем, будто и так было не ясно о ком идет речь.       Пугна съежился и окончательно сник. Уж лучше бы он занимался уборкой, тогда не пришлось бы корить себя за поступок Клинкза, хоть это и было сказано в порыве чувств, он-то знал, что им движило в тот момент. — Как скажете, — промямлил он, уткнувшись в пол, ощущая на себе пристальный испепеляющий взгляд.       Клинкз поднявшись с колен, выглядел не менее подавленным. Нет, его вовсе не тревожила предстоящая грязная работёнка, только волнение за любимого не утихало. Физические нагрузки были, конечно, не самым приятным времяпрепровождением, и расплатой за его плохое поведение, но все же лучше, нежели уборка с утра до ночи, чем и был «награжден» костяной лучник. И теперь Клинкзу приходится унижаться из-за его непослушания. Повезло еще, что никто кроме Надзирательницы не наблюдает за столь драматичным моментом.       Взглянув на угрюмого Пугну, Клинкз лишь мог разделить с ним эти чувства, оказать моральную поддержку, хотя он и так слишком много для него сделал. Но по-прежнему считал, что этого недостаточно. Он подошел, легко приобняв за талию.       Ох, как бы ему хотелось страстно прижать его кости, склониться, прильнуть к этим шелковым пьянящим шоколадным губам… Но здесь они научились сдерживать свои эмоции, отдавая отчет каждым действиям, когда они вместе. Того требовали здешние порядки, что обязан был соблюдать каждый, пока проживает на территории сектора. Однако их близкие отношения уже давно не для кого были не Секретом. Они не старались как-то скрыть сей факт, но и не выставляли на показ, дабы не слишком терроризировать надзирательницу, пробуждая ее неистовый животный гнев, надрывистые вопли, метания молниями из глаз и рвотные порывы. Впрочем, многие здесь мечтали бы позлить железную леди, только вряд ли кому-нибудь это бы сошло с рук. — Не слышу, что ты там мямлишь?! — рявкнула женщина, прищурившись, так будто заметила нечто омерзительное у себя на носу. — Да, мэм, — глухо подтвердил Пугна, чуть повысив голос, он был вынужден посмотреть ей в ответ. Ибо железная леди до трясучки не выносила, когда от нее прячут глаза, неумышленно или же нарочно. Если обращаешься к ней, соизволь смотреть глаза в глаза, не моргать, не увиливать, а иначе загрызет. — Избавьте меня от своих телячьих нежностей, — с призрением зыкнула она, смачно харкнув куда-то в сторону, с отвращением протухшего мяса, и более не стала угнетать их своим присутствием, не имея желания наблюдать, как воркуют эти голубки, быстрым шагом ретировалась в соседнее помещение. — Тебе не стоило этого делать, — вздохнул Пугна, ощущая во всем случившемся свою вину и безысходность положения.       Он понимал и осознавал, что Клинкз, невзирая на все его протесты поступит так как считает нужным. Потому что любит, потому что слишком упрям и непреклонен в своих решениях. Только Пугна смог бы переубедить его, однако ему никогда не удавалось весомо влиять на костяного лучника. И сейчас он вновь показал свою стойкость.       Опустив очи изумрудной красы, он неловко потупился, зная, что эти слова уже ничего не изменят, они были скорее сказаны от безысходности. — Я не хочу, чтобы твои ручки занимались грязной работой, — в пол голоса, томно прошептал Клинкз, подхватив его ладони он сжал в своих руках его крохотные хрупкие костлявые пальчики, глядя с проникновенной нежностью.       Только наедине он мог позволить себе столь открытые чувства, не опасаясь, что кто-то станет осуждать, бросаться колкими фразами. Впрочем, все это было не важно, важны лишь его чувства, возможность всецело отдать себя лишь ему одному.       Преподнеся его ладони к своим «губам», он бережно, со всей заботой накрыл их мягкими поцелуями, невольно бросив взгляд на иридиевые браслеты, что окольцовывали его запястья. С болью и прискорбием это напомнило ему об ужасной истине, не давало забыть, где они, и только это делало его уязвимым и хрупким, каким он был всегда лишь для Клинкза. Только теперь его образы воплотились в мрачную пугающую жестокую реальность. Они лишали его сил, разрывая, казалось, нерушимую связь с Забвением, или просто временно или скорее бессрочно блокировали ее.       Каждый раз испытывая адскую боль, в попытке воссоединиться с Забвением, Пугна оставил тщетные попытки, ибо эти оковы было не снять, ни разорвать, ни уничтожить. Возможно, где-то и существовал ключ, но о нем известно лишь избранным.       Пугна ничего не ответил, не нашел в себе решимости поднять глаза на Клинкза, чтобы прочесть всю теплоту и ласку. Только прижавшись к его груди, он в мыслях, глубоко в душе благодарил его за все жертвы, что ему пришлось перетерпеть, выгораживая, и защищая его от любой напасти, от приставучих докучливых соседей, от суровых карательных мер, от всего, что могло бы хоть как-то навредить его маленькому хрупкому сокровищу.       Обнимая его как можно крепче, Клинкз позволил себе всего на несколько секунд раствориться в чувствах. Бездонных, как вселенная, обжигающих словно полуденное летнее солнце, приятных будто теплый бриз.       Пугна, кажется, забылся, согретый теплом его любящих рук. Только в его объятьях он чувствовал себя в полной безопасности.       Чуть отстранившись, Клинкз вновь посмотрел на него, на сей раз более серьезно. — Нужно идти… — обреченно выдохнул он.       Отпускать любимого было подобно пыткам, но это была необходимость, она вынуждала их совершать не самые приятные, а порой несвойственные им вещи.       Это напомнило Пугне о недавнем инциденте. Его также ждут несколько часов утомительных физических нагрузок, и им не следует медлить, подобное здесь не поощряют. Если надзирательница вернется и застанет их не на своих положенных местах, в ней несомненно проснется спящий вулкан.       Не может же он уйти вот так не попрощавшись. Пусть и ненадолго, но в нынешней обстановке, даже несколько часов расставания становились для них адскими пытками.       Слова оставили после себя лишь горесть и сожаление. Поднимая взор на Клинкза, Пугна казался спокойным, но это была лишь видимость. Маска, она могла одурачить любого, и только Клинкз был способен разглядеть за тонкой гранью лик, где отчаяние и безнадежность рассекали холодным лезвием. Хотелось вновь прижать его к себе так крепко. Сказать, что все будет хорошо. Что этот кошмар когда-нибудь закончится.       Неустанно глядя, он ослеплял манящим блеском своих очей, не отпуская, он знал, что ждет Клинкза. Невыносимо мучительно было расставаться с этим мгновеньем.       Уйти, но оставить прежде мягкий поцелуй, что приободрит и утешит тревожное сердце, хотя бы на пару минут…       Чьи-то негромкие шаги и голоса раздались в соседнем помещении, кажется, они приближались.       Не время и не место для страстных поцелуев.       Отпустив Пугну, Клинкз нежно чмокнул его в лобик, и бросив беглый взгляд на проем двери, спешным шагом направился в противоположную сторону.       Оставшись один на один со своими мыслями, Пугна еще несколько минут бесцельно и пусто глядел ему в след, пусть он уже давно скрылся из виду. Одиночество и тоска накатили тяжёлой волной…