Пропасть

Вова хлещет пунш наперегонки с Максом, большими глотками осушая стакан непозволительно быстро. Во всех фильмах люди топят проблемы посредством алкоголя, и почему-то Вова уверен, что это должно сработать и с ним. Меру свою он знает, до блевотни доводить не будет, но хоть забудется, убежит от всего гнетущего. Вова всегда бегает. И если раньше схема работала на ура, мысли, лениво плывущие в водянистом мареве с легкостью отплывали подальше, стоило только воображаемо провести рукой, то сейчас так почему-то не получается. Сколько он не отмахивался, все подноготные упорно проползали обратно. Леша сидит рядом с ним и смотрит так сочувственно, что Вове тошно. Он хочет исчезнуть, просто исчезнуть из пространства. Раствориться еле заметной дымкой и распылиться по комнате, поблуждать так какое-то время, а после вернуться обратно с выстроенными по полочкам мыслями, с порядком в голове и взаимоотношениях. С четким осознанием того, что он конкретно хочет и что он чувствует. Отчего-то Вова теснится ближе к Леше. Тот не отодвигается, но и не предпринимает активных действий в ответ. Почему-то его касания не неприятны, как у других. Вове наоборот хочется, чтобы Леша его трогал побольше, вот только почему именно он? Ведь в окружении есть друзья намного ближе. Вон, с Максом они сколько лет общаются, уже ничего не стесняясь. Однако с ним не то. Вове, пожалуй, будет даже неуютно, если они будут сидеть с Максимом настолько близко друг к другу, соприкасаясь плечами, бедрами. А Леша. Леша любит откидывать голову на спинку дивана, сползти чуть вниз, вытягивая вперед длинные ноги. Вова раздумывает как ему аккуратно перекинуть руку на эту самую спинку, чтобы, когда Леша сделал так в следующий раз, его затылок бы наверняка коснулся чужой руки. Но весь хитрый план мигом рушится, когда Леша соскальзывает с дивана, устремляясь куда-то в толпу. Вова вновь делает большой глоток, провожает глазами чужую худую спину, после чего переводит взгляд на пластиковый стаканчик с одиноким мармеладным мишкой на дне. Он уже достаточно пьян, пора бы сделать перерыв, иначе точно будет блевать. Да алкоголь, откровенно говоря, помогает слабо. Скорее наоборот: чувства обостряются, наливаются кровью, разбухают до таких размеров, что почти вываливаются наружу гигантскими шмотками. — Вов, — Илья опускается на опустевшее место Леши, — чекай, — протягивает телефон с каким-то незамысловатым мемом. Вова искренне хохочет. Аудитория частенько попрекает тем, что разъебывается он с любой хуйни, а фраза «Братишкин со всего смеется?» неизменно присутствует под каждым тиктоком с его хихикающей рожей, но это правда он, настоящий. Кто ж виноват, что хохот вырывается при взгляде даже на самые простые, незамысловатые вещи? Только в этот раз он уж слишком затягивается. Шутка не настолько хороша, чтобы Вова продолжал надрывно хихикать настолько долго. Смех звучит откуда-то изнутри, то достигая пика громкости, то глухо затухая. Веки увлажняются сами по себе, и он чувствует, как слезы дорожками скатываются по щекам без какого-то конкретного повода. Илья напротив замирает, не зная, как на это реагировать. Вова помнит, что того плачущие люди всегда вводят в ступор, да и сам Вова ничего не требует, так как попросту не понимает что конкретно происходит помимо того, что ему хуево. Но хуево же было и в самом начале вечера? — Вова! — над ним нависает Леша, кажущийся сейчас больше чем обычно. Вова смаргивает непонятные слезы, но продолжает смеяться, попросту не зная как остановиться. Смешки будто вылезают сами, хотя уже ни черта не смешно. Несуразные слезы продолжают свой путь, устремляясь к подбородку. — Вова! — еще раз упорно зовет Леша, хватая его за плечи. Шикает на Илью, которого тут же как ветром сдувает, разворачивает чужое податливое тело к себе. — Давай сейчас подышим вместе. На счет три. Раз! Говорит Леша с нажимом и громко — музыку в клубе удается перекричать с трудом, но при этом держится он спокойно. Вова как загипнотизированный смотрит в чужие глаза. Цвета сейчас не разглядишь: в зале темно и играет светомузыка, но это и незачем, он и так знает — голубые. Вова послушно следует Лешиным инструкциям. Делает глубокий вдох, который тут же перебивает очередной приступ смеха. Они со слезами создают какую-то гармоничную смесь прерывности и стабильности. Смешки все еще выходят толчками: резкими, крупными. Слезы же флегматично и конвейерно спокойно продолжают вытекать из глаз, задумчиво перекатываясь по коже и находя свою смерть в складках одежды. — Давай, Вова, соберись, — Лешины пальцы будто сильнее сжимают плечи. — Раз! И Вова вдыхает. Смех в этот раз идет на уступки и высовывается только тогда, когда легкие набирают побольше воздуха. Однако приступ определенно слабее, да и слезы будто бы стали течь еще ленивее. — Два! Вова послушно следует чужом счету, продолжая буравить взглядом Лешино лицо. На нем сейчас пляшут разноцветные пятна, меняясь местами, перескакивая с аккуратного носа на прямой лоб, с правой щеки на левую. Они считают, Леша дышит вместе с ним, чуть приподнимает голову с каждым вдохом и опускает с выдохом. В один момент смех окончательно сдается, отступая, а слезы высыхают еще раньше. Вова благодарно улыбается: — Спасибо. — Не за что, Вовий, — Леша позволяет себе забавное коверканье чужого имени. Напоследок слегка хлопает по плечу, после чего убирает руки и собирается уходить, как в самый последний момент останавливается. — Если у тебя что-то есть на душе, ты же знаешь… — но его перебивают отрицательным качанием головы. — Я тебя понял. В таком случае лучше больше не пей, хуже ж будет. Вова, на самом деле, с ним абсолютно согласен. Врут крутые фильмы, алкоголь не друг, а самый настоящий враг, ведь друг вот он, рядом. Улыбается, прикрывая рот, на шутку подошедшего Антоши. Для Вовы появляется новый способ забыться. — Хес, — вновь привлекает его внимание, — пойдем танцевать? Для Леши отказ никогда не проблема. Вова на своей шкуре знает, что если тот чего-то не хочет, то делать не будет, из-за чего частенько становилось даже обидно. Леша неоднократно обламывал его вплоть до производства контента. Но почему-то сейчас Вова уверен, не откажет. — Пойдем, — подтверждает его мысли Леша. Они отходят от столиков, погружаясь в поддатую толпу. Люди вокруг двигаются каждый по своей траектории, однако в общем единении образуют какой-то необузданный, живой организм, куда внедряются и Вова с Лешей. Последний двигается скованно. Он мог танцевать более энергично, но это всегда выходило за рамки его зоны комфорта и если и делалось, то исключительно для прикола. Сейчас же, в обычной обстановке Леша в основном просто топчется на месте, согнув руки в локтях и слегка покачивая ими из стороны в сторону. Не то что бы Вова двигается лучше, но по крайней мере действует более активно. Он подходит ближе, однако, несмотря на пьяный рассудок, от него не укрывается, как Леша делает небольшой шажок назад. Тем не менее Вова не отступает. Он хватает чужие запястья и начинает крутить ими, пытаясь подстроиться под такт песни. Леша смотрит на него странно, но не спорит, даже легко улыбается, и от этой улыбки у Вовы врассыпную разлетаются мысли. Среди них есть и темные, грызшие его весь этот долгий день, поэтому Вова осознает: избранный им способ отвлечься работает ебически, ведь мысли не возвращаются обратно. Его руки резко перепрыгивают на Лешины плечи, и Вова позволяет себе притянуть чужое тело ближе, укладывая подбородок на плечо. Леша от этого заметно напрягается, но никакого сопротивление не оказывает. Они так и топчутся на месте, в каких-то миллиметрах друг от друга, пока Вова вдохновленно снюхивает запах одеколона с костлявого плеча. Нетрезвый вестибулярный аппарат подводит, и его голова сама отклоняется назад, тут же приваливаясь обратно, но уже чуть правее. Прямо в ямку ключицы, куда так идеально помещается нос и рот. Вова продолжает вдыхать запахи, крепче сжимать Лешины плечи, притягивая к себе еще ближе, так, что их грудные клетки сталкиваются. Вова буквально дуреет, его ведет от количества выпитого, от эмоциональной перегрузки, от самого Леши. Однако его мягко отстраняют от себя худые руки. — Вов, может обратно? Леша говорит также спокойно, но все остальное напрягает. Вова закусывает губу, мысли не позволяют себя ловить, однако эмоции тычут носом в то, что он переходит границы, причиняет дискомфорт. Вова уныло плетется за Лешей обратно, уже думая вновь вернуться к пуншу. Чужое личное пространство оказалось непреступным замком, на штурм которого он определенно не был готов. Леша теряется где-то в толпе еще до того, как Вова доходит до диванчиков. От этого становится даже более погано. По дороге он пару раз неосторожно натыкается на танцующих в толпе людей, глазами выцепляет Нелли и Максима, что хохочут друг с другом. При взгляде на них из сердца будто бы чайной ложечкой выедают небольшой кусочек. У них с Алиной же все хорошо, почти также как у Нелли с Максом, так почему Вова опять стремится все испортить? На подлокотнике его до сих пор ожидает пустой стаканчик из-под пунша с одиноким мармеладным мишкой на дне. Вова размашисто шлепается на привычное место и тут же подхватывает стакан. Мишка отлепляется ото дна с третьей попытки, и только рука тянется к новой порции пунша, как рядом возникает Татьяна. — Слушай, а что у вас там все-таки с Али… — в ее глазах так и плещется любопытство. По крайней мере именно эту эмоцию считывает спотыкающееся сознание. — Тань, отстань от него, а, — Леша появляется так вовремя. Почему-то доминирующая в голове мысль о ссоре с Алиной, тут же смещается на второй план, уступая место другой, которая представляет из себя уже не мысль, а скорее картинку. Картинку, где они с Лешей целуются. — А тебе я же говорил не пить, блевать будешь. Держи лучше, — он протягивает какой-то другой пластиковый стаканчик, и Вова честно пытается собраться, но получается с трудом. Он доверчиво делает глоток, осознавая, что внутри простая вода. Леша вновь усаживается рядом, мягко гладит по предплечью. Вода сразу становится слаще. Вова будто бы даже чуть трезвеет, но все это фикция, потому что, осушив стакан, он тут же сгребает Лешу в пьяные объятия. В этот раз они еще ближе, поэтому Вова может чуть повернуть голову и невесомо провести губами по солоноватой коже шеи. Леша вновь слегка напрягается, но дышать начинает быстрее. Опять не отталкивает, просто замирает, и для Вовы сейчас молчание — знак согласия. Он отстраняется, но лишь для того, чтобы дотронуться пальцами до чужой шеи, с восхищением ощутить ее гладкость, лебединую точеность. Не зря говорят: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Вова без стеснение озвучивает собственные впечатления: — У тебя такая красивая шея… Леша продолжает отмалчиваться, хотя смотрит затравленно умоляюще. Но Вова беспощаден. Он ведет рукой от ворота футболки вверх, восхищаясь этим изяществом, этой тонкостью и открытостью. Леша сглатывает, это видно по дернувшемуся кадыку, который Вова обводит особенно тщательно, легко царапает короткими ногтям. Леша откидывает голову назад, и адамово яблоко проявляется еще четче. Вове до жути хочется укусить, надавить на тонкую кожу зубами, посмотреть, что будет, но последние сгустки контроля держат его тонкими цепями, готовыми в любой момент порваться. Пальцы следуют дальше, неторопливо проходя сантиметр за сантиметром, пока не достигают подбородка. Вова очерчивает его указательным, после чего обхватывает уже двумя, притягивая ближе. Лешины губы в каких-то миллиметрах от его собственных, но в последний момент уходят куда-то вбок, смазано ткнувшись в щеку. — Вова, ты пиздецки бухой, — шепот не горячий, теплый. Леша уже не так спокоен, дышит надрывно, загнанно. — Ты не понимаешь, что творишь… Слезы вновь предательски, по-крысиному исподтишка собираются в глазах. Вова отворачивается, отползая слегка подальше, вжимаясь в спинку дивана. Ему снова хуево, и эта эмоция ощущается так контрастно тому, что он чувствовал буквально секунду назад. — Ох, Вова, Вова, — Леша говорит слишком мягко даже для себя. Неуверенно гладит по коленке, обтянутой джинсами, не зная, что ему сделать, чтобы не вывести ситуацию в еще большее говнище, — прости меня… И Вова вновь оживает. Он отползает от родного подлокотника, и устремляется вперед, ближе к Леше, сносит его своим бурным эмоциональным потоком, кладет руку на чужой пах. — Вова, — вновь повторяет Леша слабым голосом, — не надо. Вы с Алиной просто поссорились, потом будет хуже. Потом будешь ненавидеть себя. Вова уже ненавидит. Глаза изливаются слезами, а рука не хочет сдвигаться ни на миллиметр. И все это так странно несочетаемо, неправильно. Его распирает от количества противоречивых эмоций, он буквально не знает, что с ними делать, как собрать себя в кучу. Эти ощущения преследовали его все утро, однако сейчас, растушеванные алкоголем, путают еще больше, превращая контрастную, но четкую картину в голове в обилие смазанных грязных пятен. — Отъебись, а, — он позволяет себе грубить, тут же жалея об этом. Как всегда срывается на Леше, неблагодарная тварь. — Поезжай домой, — качают головой. Руку убирают, но Вова даже не сопротивляется, тут же растекаясь по дивану. — Дома она, — у него даже не хватает сил, чтобы произнести ее имя. А ведь на стримах постоянно говорил с бесконечной нежностью. Алинка. Везде все такое причудливое, непосягаемое. Леша встает, куда-то идет, с кем-то разговаривает. Все это растягивается тягучей жвачкой, липкой, с мерзким привкусом. У него нет сил ни как-то участвовать в происходящем, ни попросту думать. Вова просто ждёт, свариваясь в собственном яде, сгрызая себя изнутри. Наконец, Леша появляется рядом. Собранный и хмурый. — Придется ехать ко мне, — ровно произносит он, хватая чужую руку. — Только я прошу, давай без хуйни. Вова бы не назвал это хуйней, да и обещать ничего не может. Но молчит. Лишь слабо кивает, позволяя себя увести. В такси он даже будто бы дремлет, болтаясь где-то между реальностью и сном, четко ощущая чужое плечо под головой и разглядывая на потолке странные узоры, которых там точно быть не могло. В квартире Леши как всегда воняет одиночеством, и даже вид на подсвеченные небоскребы за окном не спасает. Вова смотрит на них, опираясь на стул, но все равно слегка покачивается. Леша чем-то гремит на кухне, и когда Вова, уставший смотреть на безликие высотки, возвращается, чужой взгляд становится мутным, затуманенным. Зато при свете лампочки можно легко разглядеть яркую голубизну глаз. Леша сидит на диване, прямо на чистом белье, постеленном для Вовы, сосредоточенно всматриваясь в пустоту, витая в какой-то своей прострации. Без лишних слов Вова садится к нему на колени, намеренно ерзает, подаваясь то ближе, то дальше. В один момент наклоняется совсем вплотную, цепляясь руками за чужую шею, глазами за темные зрачки напротив. Вова наклоняется ближе, пьяно улыбается в Лешины губы, но сам не целует. Дразнит, мстит. И Леша сдается. Цепи рвет не Вова, Леша сам одним движением рушит все хрупкое равновесие между ними. Они целуются тревожно, отчаянно. Оба по своим причинам, но эмоции что у Леши, что у Вовы одинаковые. Их языки сплетаются, а мир вокруг делает мертвую петлю. Вова жмется ближе, продолжает ерзать, чувствуя чужую твердость. В задние карманы джинсов проворно заползают Лешины руки. Они безостановочно целуются вкусно и сладко-неспокойно. Отстраняются лишь на мгновение, боясь дать проход страшной реальности, где все это нельзя, заперто под строжайшим замком. Не отнимая губ, Вова опускает руку вниз, вначале слегка царапнув чужой живот, а затем, наглея, запускает ее прямо под резинку штанов. Лобок у Леши действительно гладкий, однако Вова успевает лишь коротко коснуться тыльной стороной ладони головки члена, как совершает фатальную ошибку. Он отстраняется, задерживаясь на несколько секунд дольше правильного, пытаясь поймать Лешин взгляд. Ему удается, однако это стоит ему всего. В голубых глазах напротив — зачатки осмысленности, которые мигом разрастаются до панического ужаса и чистейшего осознания. Леша мигом слетает с дивана, поправляя штаны, таращится на Вову со страхом. А отвращения в этом взгляде ни капли. Вова чувствует, как его мутит от всего сразу, поэтому он просто откидывается на спину дивана, прикрывая глаза. А под закрытыми веками эти пугливые глаза совершают кульбит за кульбитом. Вертолеты прилетают так невовремя. — Ложись спать, — тихо говорит Леша из темноты. — Решим… — он тормозит, будто пытаясь подобрать слово, — … все завтра. И Вове не остаётся ничего, кроме как молчаливо согласиться со звуком удаляющихся шагов.