***
Лучи утреннего солнца бесконечно врывались в небольшую спальню на втором этаже, украсив светлые волосы мушкетёра искрящимся блеском. Густые ресницы задрожали под силой солнечных ванн и вынудили Арамиса открыть глаза, слегка прищурившись от яркости. Когда зрачки привыкли к окружающему его дню, он смог обвести комнату взглядом и заметить перед собой Жаклин, крепко спящую на небольшом табурете. Каким бы глубоким не был сон Ревиаль, она ни на секунду не отпускала руку мушкетёра. На долю секунды Арамис подумал, что продолжает бредить от ноющей в правом плече раны. Попытав счастье несколько раз поморгать, он вновь старался разобраться с единственным мучавшим его вопросом: сон или явь? Он не мог поверить, что Жаклин оказалась здесь, но не сообщила ему о своём приезде. На протяжении двух лет она всегда давала знать о визите, и не было ни единого раза, когда бы она пропустила эту добрую традицию. — Любезный Рене, — сонно произнесла Жаклин, открыв слипшиеся глаза и посмотрев на него с откровенной добротой. — Я так испугалась за Вас, — её ладонь тепло коснулась его щеки. — Я продолжаю бредить? — спросил он и взял её руку. Арамис пытался убедить себя, что не спит и его молитвы, наконец-то, были услышаны. В конечном итоге, он всегда знал, что женщина священна, но женщина, которую любишь, - священна вдвойне.— Если это бред, то я не хочу трезветь. — Всё правда и чистейшая реальность, мой дорогой шевалье, — улыбнулась Жаклин. — Судьба предоставила нам возможность незапланированной встречи, но решила омрачить её Вашей раной. — Эта царапина не имеет никакого значения, — приуменьшил Арамис с улыбкой довольного кота. — Как Вы здесь? Почему Вы не написали мне? Жаклин минуту помедлила, расстегнув воротник своей рубашки, а затем нервно убрала прядь кудрявых волос за ухо и посмотрела мушкетёру в глаза, будто бы старалась передать все без лишних слов. — То, что я скажу Вам, Рене, должно стать тайной. По крайней мере до момента, когда её секреты станут известны широкому народу. — Вы заставляете меня нервничать, — с опаской шепнул Арамис и сжал ладонь Жаклин. — Герцог Бэкингем был убит неделю назад в собственных покоях. — Быть не может! — Я надеялась на благоприятный исход, но милорд отошёл на моих руках, — дрожащим голосом произнесла Жаклин и посмотрела на Арамиса. — Его последней волей было желание о моём возвращении в Париж. Он захотел, чтобы Королева узнала о кончине его только из моих уст. Я выехала на рассвете и за четыре дня добралась до Лувра. Вчера у меня был тяжёлый разговор с Её величеством и после него я грела надежду, что смогу с Вами провести вечер, но Вы сами помните, мой дорогой, чем обернулось столь пылкое желание. Арамис старательно «переваривал» полученную информацию. В голове крутилось огромное количество дорожек, которые пытались объединиться в одну длинную, собрав историю до конца. К счастью, ему удалось добраться до сути, а незначительные детали его интересовали мало. — И Вы возвращаетесь на службу в Лувр? — с надеждой спросил Арамис и приподнялся на кровати, усевшись. — Если королева примет эту волю герцога. Интонация, с которой произнесла эту фразу Жаклин, больше походила на расстроенную, нежели обрадованную. Но дело было не в нежелании возвращаться в темный Лувр, а скорее в усталости от последних событий. Де Ревиаль забыла, когда последний раз спала больше двух часов, и остановки в маленьких трактирчиках по дороге из Лондона в её список не входили. Слабо улыбнувшись, девушка прикрыла ослабевшие глаза, из которых моментально покатились тонкие капли соленых слез. Она больно коснулась пальцами переносицы и взвыла. — Ну что же Вы, милая Жаклин, — Арамис заботливо притянул девушку к себе за плечи и ласково обнял, прижав её как можно ближе. Успокаивая, он невесомо касался ее бровей, прыгающих век и поджатых от скрываемого крика губ. — Душа его в облике мученика в лучшем мире. — Вы не видели королеву вчера, Рене, — плача, утвердила девушка и обняла мушкетера в ответ, нежно вырисовав силуэты на его спине. — Она разбита, Рене, и я не в силах ей помочь. — У Вас всегда было благородное сердце, моя милая Жаклин, — Арамис продолжал тихо шептать ей на ухо и поглаживать вздрагивающие под его ладонями плечи. — И Вы лучше меня знаете, что даже самое благородное сердце в силах выдержать испытание беспомощностью, оно не исчезнет. — Вы льстите мне, Рене, — прохладно сказала Жаклин, подняв взгляд и встретившись с его глазами. — Лесть несвойственна духовным лицам. — Ваше желание сутаны аббата единственное, что оберегает Вас от моих восклицаний, - ответила Ревиаль, серьёзно взглянув на мушкетёра. Арамис не заметил, когда его губы коснулись её, он растворился в руках девушки на его спине, аккуратно обращающихся с раной. Жаклин ласково запустила пятерню в мягкие светлые волосы и слегка оттянула их назад. На мгновение разорвав поцелуй, она любовно припала к груди мушкетёра и уткнулась носом в худое плечо. — Но не уберегает Вас от меня самой.Ночные улицы небезопасны
5 августа 2023 г. в 20:30
Жаклин давно не испытывала столь сильного чувства боли и беспомощности. Душу её угнетала даже единственная мысль о том, что не в её власти была возможность помочь Королеве хоть как-то облегчить её страдания.
Тяжёлую грудь противно щемило лишь о предположении происходящего в королевской постели. Нет, Жаклин не представляла залитую слезами мягкую воздушную перину или разбросанные по полу юбки. Но де Ревиаль была осведомлена о небольшом медальоне с изображением герцога на глубине большой королевской шкатулки, обитой синим бархатом.
Каждый звонкий стук копыт по массивной брусчатке мягко переносил Жаклин в своё давнее прошлое, в котором она всё больше узнавала родные места. На её губах впервые за несколько дней промелькнула, пусть и скрытая тенью широкой шляпы, улыбка.
В лабиринтах памяти невольно начали всплывать дни, проведенные на этих каменных улицах в побегах из королевского двора и ночных прогулках на лошадях. На верных королевских скакунах можно было выйти далеко за пределы города, чтобы беспрепятственно наблюдать прекрасные яркие звёзды, заполняющие тёмное парижское небо. И пусть ночью городские улицы не отличались безопасностью, дружба с нужными хранителями Парижа могла сыграть на руку.
Когда последний поворот был пройден, а перед глазами открылась знакомая картина белых лилий на окне, Жаклин поняла, что спустя долгое время вновь оказалась у заветного дома. Она незамедлительно спрыгнула с лошади и взяла в руки поводья.
— Спокойной ночи, Фабьен, — обратилась она к лошади и привязала коня к небольшой тележке с сеном.
Сделав несколько шагов, Жаклин постучала в громоздкую дверь и мечтательно прикрыла глаза в ожидании владельца дома, но все её мечты разрушились в миг, когда прозвучал вовсе чужой голос.
— Госпожа де Ревиаль! Не может быть! — воскликнул радостно Базен и пропустил Жаклин внутрь. — Проходите, проходите!
— Базен, вот так встреча, — ответила она и зашла в дом, где проводила времени больше, чем в королевском замке. Внутри ничего не изменилось, кроме одной единственной детали — её портрет не висел боле в гостиной. — А где…?
— Господин Арамис вместе с господами Атосом, Портосом и д’Артаньяном отправились в «Сосновую шишку».
Жаклин лишь учтиво кивнула на столь подробное изъяснение. Она не стала скрывать, что слишком устала за последнюю неделю и сил на подробные ответы у неё не было. Ноги постепенно прекращали твердо стоять на хлипком полу, подкашиваясь от единого движения.
— Спальня шевалье свободна? — спросила она и двинулась в сторону лестницы на второй этаж. Сделав несколько шагов, Жаклин смогла разглядеть убранство спальни, на противоположной стене она увидела тот самый портрет, снятый с гвоздя на первом этаже.
— Конечно, мадам, — Базен довольно последовал за Ревиаль. — Она иногда и ночами пустует. Господин Арамис часто ночует в доме у господина Атоса. Поэтому, можно сказать, что живу я здесь один.
«Граф всегда относился к Рене с особым уважением», — утвердила про себя Жаклин. — И не говорит, чем вызвано его столь частое отсутствие?
— Да что Вы, мадам, — вздохнул Базен. — Говорит, тяжело находиться в некомфортном одиночестве. Я не видел его уже три дня, перед уходом поручил мне ухаживать за Вашими лилиями, — слуга остановился, словно забыл что-то. — Не хотите горячего молока?
— Нет, Базен, от молока я откажусь, благодарю тебя, — с улыбкой сказала Жаклин. — А откуда ты знаешь, что сегодня они в «Шишке»?
— Так вторник же, госпожа Ревиаль. А каждый вторник господа мушкетёры проводят именно там.
«Спасибо, что не в «Красной голубятне», — подумала Ревиаль, усмехнувшись столь неожиданным воспоминанием.
— А нет ли у тебя чего-то из еды? — перевела тему Жаклин, подняв более существенный вопрос. — Я голодная, как тысяча волков, и сейчас готова съесть даже дюжину твоих вкуснейших перепелок.
— Перепелок, к сожалению, предложить не могу, но буквально недавно я запек индейку!
— Что ж ты медлишь тогда, Базен? — улыбаясь, произнесла Жаклин и уселась за широкий деревянный тускло освещаемый стол.
Лампада по середине горела, судя по всему, достаточно давно, чем вводила в приятную темноту помещение гостиной. Арамис никогда не любил светлые тона и лучи от ламп, поэтому старался всегда придерживаться полумрака. В спальне висели не только занавески, но и дополнительные кусочки ткани, способные скрыть яркие солнечные лучи.
— Одну минуту, сударыня! — восторженно крикнул Базен и тут же удалился в небольшую кухню, расположенную в противоположном конце дома.
Неожиданный и резкий хлопок со стороны входной двери вытащил Жаклин из огромного желания уничтожить запеченную индейку. Она повернула голову в сторону звука и, взяв фамильную шпагу со скамьи, тихо подошла к выходу, пытаясь не издавать лишних звуков.
Базен не остался в стороне, когда услышал шаги Жаклин по скрипучим половицам. Он уронил пустой поднос на пол и вышел к Жаклин, схватив собственную шпагу. Когда-то Арамис подарил её Базену в качестве благодарности за верную службу.
— Госпожа де…
Жаклин незамедлительно приложила указательный палец к пухлым губам и взглядом показала встать напротив неё. Таким образом они вместе оккупировали вход, и шанс поймать виновника шума стал в разы выше.
Когда Базен одобрительно кивнул, девушка быстрым движением дёрнула за ручку и отворила деревянную дверь, впустив в помещение прохладный воздух.
— Дьявольщина! — воскликнула она, отбросив от себя шпагу, чтобы поймать на руки раненного мушкетёра, еле стоящего на ногах.
Арамис с трудом смог сохранить равновесие, когда дверь открылась перед ним. Правое плечо горело адским пламенем от горькой раны, нанесенной в сумраке парижской ночи. Рене не видел нападавшего и единственное, что он успел разглядеть — алое перо на широкой черной шляпе.
— Базен, ну помоги же мне! — обратилась к замороженному слуге девушка, когда мужчина оказался на её руках. Второй трагедии с кинжалом она попросту не перенесет.
— Такого бреда у меня ещё не было, — прохрипел мушкетёр и счастливо улыбнулся, коснувшись тонкими пальцами воротника её рубашки. — Настолько явно я видел Вас слишком давно.
— Точнее сказать, четыре месяца назад, шевалье, — ответила она, продолжив придерживать рану ладонью. Жаклин страшно хотелось разрыдаться только от одной мысли, что страшная ночь недельной давности вновь встаёт перед её глазами настолько детально похожей. Де Ревиаль слышала дворцовые крики за своими плечами и надеялась, что это лишь её уставший бред. Шаги, громкие выкрики и звон кожаных камзолов разрывали её перепонки.
— У Вас камзол порван, — сказал Арамис и провел пальцем по небольшой трещине на натуральной коже. — Я всегда знал, что у англичан проблемы с пошивом одежды.
— Лучше шутите, — Жаклин продолжала отвечать ему, пока её руки заботливо разрывали ткань рубашки и оголяли рану.
Взяв клочок ваты, девушка вылила на неё достаточно спирта и повторяла все те же движения, что были произведены неделю назад в замке герцога Бэкингема. Страшные воспоминания одолевали её друг за другом и сменялись под натиском нагнетающей реальности.
Де Ревиаль пропустила мимо глаз момент, когда мушкетёр лишился чувств от нестерпимой боли. Признаться честно, Жаклин все же надеялась, что рана была неглубока, но когда дыхание Арамиса становилось слабее с каждой минутой, она послала Базена за лекарем.