Тебе нравится?

Грушницкий немного отстал, они с Печориным шли через поле к поселению, в котором сейчас остановился их взвод. Уже темнело, поэтому им обоим стоило бы поторопиться. Вернутся они должны были ещё днём, но отделившись от своих сослуживцев несколько «загуляли». Не то чтобы это должно было вызвать какие-то волнения среди их товарищей, но всё же определённые рамки они уже перешли. А как тут не загуляться? Дни такие долгие и чудные к работе совершенно не располагающие. Честно, Григорий был так занят своими размышлениями, что даже не сразу заметил, отсутствия щебечущего юнкера рядом. Это не могло не насторожить, он итак задерживался, а если вернётся ещё и без сослуживца, будет совсем как-то не по-людски. Лишних конфликтов Григорию сейчас совсем не хотелось. Но стоило мужчине остановится, чтобы осмотреться, в поисках товарища, как он сначала почувствовал ощутимый толчок в спину, словно в него что-то врезалось, а потом обвившую его шею руку, обосновавшуюся на плече. Грушницкий. Выбравшись из этого подобия объятий Печорин обернулся .Тяжело дышавший и довольно улыбающийся во весь рот, Грушницкий. Искренне улыбающийся, без своего грубого самодовольства (Григорий порой забывал о том что он так умеет), с охапкой полевых ромашек терпкий запах, которых ударил в нос мужчине. Григорий в недоумении потупил взгляд сначала на товарища, потом на ромашки не совсем осознавая контекст ситуации, в которую его втянули. –Боже –Нравится? –Улыбка не спадает с лица, а рука, ранее покоившаяся на плече Печорина приглаживает растрёпанные тёмные кудри. Григорий не прекрасная дама, чтобы одаривать его цветами, а поклонником деревенской романтики он тем более не был, но за эту чистую, живую улыбку и лучезарный взгляд темных глаз, был готов согласиться на любой из этих ярлыков. Но ответить не решался, ни одна мысль так и не посетила его голову, лишь рой вопросов, озвучить которые было бы попросту не вежливо. –Ну ты прям…–пытался начать Печорин, но замялся. Надеялся, что едкое, но не слишком, словечко само найдётся, недостающей частью пазла, но в этот раз Григорию не повезло. Не смотря на это, на его губах заиграла усмешка, за которой он пытался скрыть свою растерянность. –Прям кто? — молодой юнкер отзеркалил его же усмешку, при том совершенно невинно похлопав веером своих шикарных ресниц. «Какой же гад», пронеслось в голове Григория. Он даже почти нахмурил брови, но сдержался. –Впрочем неважно, ты такой обидчивый непременно оскорбишься — Я ему цветы, а он. АХ–по театральному обиженно вздохнул Грушницкий, даже обеспокоенно поднеся руку ко лбу, как светская дама лет сорока из какой-нибудь незамысловатой пьески –Ну как можно Григорий Александрович, как можно! Печорин молчал, усмешка не сползала с лица, всё же смешон был этот юнкер, Грушницкий же замер в мизансцене, точно никак не мог что-то вспомнить, рука у лба, а цветы плотно прижаты к груди, кажется парочку он даже по неосторожности измял –Ах да, цветы! –Грушницкий наконец протянул букет непосредственно его адресату, Печорин приложил все усилия, чтобы не мешкая принять его. Мужчина с некоторым, словно недоверием осматривала эти прелестные цветочки. И правда прелестные, другого слово не подобрать, такие маленькие наивные, как что-то из очень ранней юности, как первая любовь такая чистая и славная. Ни сказав ни слова прапорщик продолжил путь, махнув сослуживцу рукой, указывая на то, что им всё же уже пора. Но с цветов глаз не спускал, до чего же чудные в своей простоте они были. Печорин недавно для себя осознал, как ему всё же хотелось некоторой простоты, хоть в силу природы своей он был к ней совсем не склонен, уж слишком «любил» всё усложнять. –Так тебе всё же нравится? –Ну что ты заладил? –Холодно бросил прапорщик. –А то ты, как зачарованный разглядываешь их, нравится да? –Грушницкий всё не унимался совершенно по-заговорчески глядя на Печорина, голова его была чуть поднята, этот жест проделывал он не редко, словно пытаясь возвысится над собеседником. Что к прочему Григория тоже смешило. Печорин многозначительно хмыкнул и неопределенно посмотрел вперед, оторвавшись от цветов –Не могу решить куда их поставить Грушницкий и сам задумался на пару минут, потупившись в даль и умолк, так и прошли пару миль молча, под шуршание травы, да стрекот кузнечиков. Меж тем, уже стемнело да поселение было уже близко, Печорин кажется даже завидел в дали огни их лагеря. Верно их сослуживцы сейчас ужинали, кто в занятом доме, кто у разведенного близ поля костра, неумолимо чертыхаясь, когда холодный летний ветер гасил разведённый костер и тушил сигары, как это обычно и бывало. Печорин был к таким сценам холоден, иной раз держался в стороне иной и сам в тих чертыхался на проклятый ветер, так ожидаемый ещё в полдень под палящим солнцем. –Ну поставь в бутылку, её то ты найдёшь Григорий неожиданно даже для себя прыснул смехом, слишком уж резко и непосредственно высказал эту мысль Грушницкий. Впрочем, он так и собирался сделать, ваз то у них не водилось с собой действительно. Грушницкий же не оскорбился реакцией товарища, что он по обыкновению своему мог бы сделать (Да и честно признаться, почти сделал и сейчас уж не терпел он, когда смеются над ним).В эту минуту смех товарища над его предложением воспринимался не иначе, как высшая степень благодарности. И сам он мог бы рассмеяться если бы смех так быстро не сменился серьезной маской, что вынудила и юнкера сделаться серьезным на долю секунды. –Гриш –Да? –А если я в третий раз спрошу ты ответишь? Печорин вздохнул тяжелее обычного. –Нет