Ромашки, ножи и мёртвые мышки

Это произошло когда Пятнышу было всего девять лет. Он жил один вместе со своей мамой. Отца никогда не знал, и на расспросы мать лишь вздыхала и говорила, что он где-то очень далеко. Она пахла свежеиспеченным хлебом и ромашковым чаем. Его мама много работала, и Пятныш иногда не видел ее целые сутки, оставаясь наедине с собой. В то время он и влюбился в книги. Игрушек дома не было, только какие-то наполовину изгрызанные веревки. Он помнил, что в их пропахшим хлебом доме, стоял большой винтажный книжный шкаф. Там было множество книг. "Остров сокровищ", "Книга Джунглей", "Приключения Пава Сойера", "Маленький Принц"... Очень быстро маленький щенок обгладывал книжку за книжкой. Каждый раз, когда Пятныш дочитывал книгу, мама брала ее в руки, листала страницы и тихо хихикала - они все были немного помятыми, поцарапанными по бокам. Пусть он и приучился читать, он все еще был маленьким щенком, который хотел активничать и дергаться, и его максимум было царапать страницы. Он не смог осилить все те толстые книжки в тяжёлом кожаном переплете - его мать убрала их повыше, но однажды его лапы таки дотянулись до верхних полок. Он взял почитать "Грозовой Перегав" и сдулся на странице двадцатой. Он помнил, как в их доме, со старыми обоями, в первый день, когда распускали лепестки цветы, появлялась ваза, полная ромашек и одуванчиков. Он смотрел на нее в детстве, и его мама учила, как ухаживать за растениями. По сей день Пятныш вспоминает, как однажды перевернул вазу, и на следующий день, чтобы извиниться перед матерью, вернулся домой поздним вечером, проведя весь этот день за сбором цветов на лугу. Там были и ромашки, и васильки, и одуванчики; и он помнил, как мама охала, стирая с его пушистой щеки грязь; и как болели его лапы от долгого переноса такого большого букета. И он стоял долго и радовал глаз, и за ним щенок ухаживал особенно усердно. ...А потом его мама не возвращалась домой несколько дней. Это было жарким летом. Был июль, десять часов утра. Пятныш даже не успел проснуться, как услышал, что в их дверь кто-то ломится. Он так надеялся, что она вернулась - и был так расстроен, когда увидел на пороге двух котов. Они оглянули комнату, и один из них сказал ему: - Пятныш, она умерла. Тебе придется отправиться в приют. Соберём твои вещички вместе и поедем туда. Давясь в слезах и проглатывая сопли, трясущимися лапами он собрал небольшой рюкзак с одеждой, парой любимых книжек и засушенными ромашками, спрятанных внутри страниц. ...Стоило догадываться, что среди уже потрепанных детей он станет отбросом и объектом для насмешек. Впервые в приюте он нашел для себя любимую игрушку - плюшевого щенка далматина - и того окунули в лужу мочи в углу комнаты и выкинули в окно. Потому Пятныш научился прятать свои любимые книги в матрасе - он проделал дырку снизу, и кое как втолкал их туда, изредка в спокойные минуты, или ночью доставая и перечитывая. И каждый раз его сердце туго сжимало, как когтями, когда он находил очередной высушенный, хрупкий цветок. Его первыми жертвами были птички и больные мыши, что завелись на кухне. Когда он поймал одну, ему было одиннадцать. С жутким интересом он сел с ней в кладовку, освещаемый лишь слабым светом лампы. Она итак была достаточно покоцанной - видать, кто-то уже успел достаточно ее погрызть. Из ее шеи торчала какая-то красная мясная лента. Пятныш осмотрел ее, со всех сторон, и аккуратно вскрыл живот когтем. Пока он ее разглядывал, в кладовку зашла одна из воспитательниц. Тогда пёс жутко перепугался и чуть ли не расплакался, но барышня поверила в то, что он случайно нашел ее только что, пусть и отчитала строгим тоном. Мышь ужасно пахла и гнила (и наверняка была рассадником заразы...), поэтому после этого он несколько раз помыл лапы и больше никогда ее не трогал. Пусть он и испугался тогда, это чувство... Будоражило его и навсегда застыло в его крови. С каждым днем им начинала одолевать мысль, что произойдет, если он овладеет чьей-то жизнью? Чьей-то... Большей жизнью? Чьей-то большей, чем у невезучей голубой сойки или старой мыши? Это произошло когда Пятнышу было всего четырнадцать лет. Один из особенно уродливых детей выхватил его книгу и начал смеяться, задирая ее все выше и выше. Он вытряс все цветы, что там были. Он вырывал страницы, пока Пятныш пытался выхватить книжку, и его удерживали другие крупные щенки. Он сидел на холодном полу, сжимая книгу с разорванными в пух и прах страницами, окруженный клочьями бумаги, пылью сухих цветов и злостным ехидным смехом. Будто всё окружающее его ухмылялось, хватало его за шиворот и кидало в стены, насмешливо улюлюкая. А цветы все еще пахли ею... Пятныш выждал ночь, когда этот высокомерный урод пойдет на кухню, чтобы снова украсть что-либо съестное. Он прокрался мимо него, а затем раздался глухой удар, и... Утром это все сочли за несчастный случай. Ребенок пошел на кухню за сладостями, поскользнулся, упал, разбил голову, задев несколько предметов, отчего на теле были некоторые раны. Никому не хотелось разбираться с детскими убийствами, тем более, среди сирот. Когда эту версию рассказывали за утренним чтением молитв, мозг Пятныша скакал по волнам адреналина. Он боялся, что его раскроют, что в один момент полицейский и священник, и сотни взглядов устремятся на него, что призрак убитого появится в его снах; он чувствовал власть над чужой жизнью, справедливость, которая наконец восторжествовала; он вспоминал, как рвутся и режутся внутренние ткани этого мудака. Вспоминал, как отмывал кровь в раковине, в которой на следующее утро умывались девочки-зайчата и хихикали о своем; вспоминал о ноже, которым ещё несколько лет работали повара; вспоминал глухой треск, который услышит еще не один раз. К своему совершеннолетию счётчик "подростковой херни" Пятныша достиг четырех жертв. Это были не только ребята из приюта - в один момент он настиг маленькую собачку-шпица за школой, возле мусорных баков, и оставил ее там. Удивительно, как властям Высшей Школы Хатико было плевать на потерю ученицы - всего на несколько дней на доске почёта в самом скромном углу провисел ее портрет с чёрной лентой, который кто-то успел погрызть. Черт, Пятныш конечно понимал, что в этой школе учатся не только обычные щенки, но и псы из приюта из неблагополучных семей, но должны их учить хоть какому-то уважению! Впрочем, эта мысль была лишь тихой усмешкой в его голове. Всю свою жизнь далматин понимал, насколько противными могут быть собаки. Слюнявые, маленькие, гиперактивные уродцы, благодаря стараниям которых в школе были созданы правила "не съедать домашку" и "не мочиться в растения в горшках". Проходя мимо кабинетов, где учились младшеклашки, он морщился и прижимал уши к голове. Как же невозможно громко они пищат! Его душа лежала ближе к кошкам - таким утонченным, спокойным, разумным. Он редко видел котов. В основном, они быстро пробегали, видя перед собой псов, шипели, либо игнорировали, делая максимально незаинтересованный вид. Эта загадочность так притягивала его. Каково было его удивление, когда однажды он увидел такого кота под деревом, к которому он и сам частенько выбирался читать. Кота звали Ангел. Он был из рода Грималкиных - Пятныш слышал, что они не последние коты в городе. Пусть котёнок и был напуган, Пятнышу удалось успокоить его разговорами о книгах. Они болтали достаточно долго - сначала о книгах, затем о насекомых, о том, о другом. Казалось, что они вместе провели всего ничего, как внезапно заметили, что солнце уже заходит за горизонт. - Ох... Коко будет искать меня... - Ангел повёл ушами, в спешке вставая и убирая свою книгу ("Лорд Бабочек" - что-то из детской литературы, которую, на удивление, часто вспоминают в КемоноВудс) в сумку. - Мне пора идти... - Мы ведь встретимся ещё раз? - Пятныш встал следом за ним, смотря на своего новоприобретенного друга сверху вниз. Его забавляло то, насколько коты, пусть и пушистые, но крохотные, по сравнению с псами. - ... - Ангел задумчиво посмотрел на Пятныша, затем слабо улыбнулся и кивнул. - На этом же месте завтра... После полудня... И был таков. Далматин еще долго смотрел ему вслед, пытаясь совладать с мыслями и эмоциями, которые переполняли его голову и сбивали друг друга. Будто громкая, безобразная метель. Новый друг... Пёс был так рад этой мысли. После смерти матери у него никогда не было кого-то настолько близкого, с кем он был рад увидеться... Конечно, у него были знакомые в школе, которым он кивал, если пересекался в коридоре между уроками; он состоял в местном Литературном Клубе, и даже получил статус Вице-Президента. Но даже так, среди своих, "собак", он оставался чужим уродом. Он был отбросом в этом обществе. Он видел, как в Клубе никто не хочет садиться рядом с ним перед собранием, как Даг за книжными стеллажами передразнивает его, пока тот не должен был видеть, он помнил каждый искрометный взгляд Холли и Луны. Он знал, он видел, и он принимал это - ему было плевать, почти плевать. Он привык, что никогда не обретёт спокойствия и домашнего уюта, находясь среди этих блохастых мешков. Он мечтал закончить Высшую Школу Хатико, продать все то, что ему выдал приют и уехать. Уехать куда подальше, куда только захочет его душа, чтобы начать новую жизнь. Отцепить все старые оковы и чтобы только его пятки сверкали. И он окончательно осознал свое желание исчезнуть из КемоноТауна, когда впервые под деревом Ангел уснул, случайно положив ему на плечо голову. Они сидели под деревом, обсуждая какую-то глупую книгу, которую Ангел нашел в библиотеке. Он был занят школьным проектом долгое время, проводил много времени в библиотеке, из-за чего мог спать меньше положенного. И в итоге, пока Пятныш перечитывал некоторые моменты принесённой им книги, он почувствовал теплый бок своего товарища рядом, и как его мягкая голова сдавила его плечо. Кот был настолько близко, далматин буквально чувствовал его сонное дыхание и торчащие во все стороны усы на своей шее; его запах домашних растений, старых библиотечных книг, тот запах чего-то домашнего; его теплоту тела, к которой он не находился так близко уже несколько лет... Последний раз он чувствовал это тепло только тогда, когда убивал кого-то. Только тогда он сближался с кем-то настолько близко. Только тогда его морду щекотали усы. И тогда это тепло было таким ускользающим, уходящим, Пятныш чувствовал себя так, будто орудует ножом, не давая этой частичке теплоты выскочить из тела, но в конце концов он все равно оставался наедине с коченеющим трупом. ...Он не хочет, чтобы Ангел когда-либо покидал его. Он не хочет ругаться с Ангелом. Он не хочет чтобы что-то заставило их разойтись. Он хочет, чтобы Ангел был с ним. Он хочет, чтобы Ангел принадлежал только ему. Он не хочет, чтобы Ангел общался с кем-либо ещё. Он хочет, чтобы Ангел в последние секунды жизни видел только его лицо. Что произойдет, если Пятныш убьет Ангела? . . . - Ахахах, просто представь, если бы я убил тебя прямо тут! Какая же была бы досада, не так ли? - ...Наверное... Пятныш видел, как напуганный кот поджимает уши и морщит нос. Прошла пара недель с момента, когда пса пробило насквозь осознанием того, что происходит. Он влюбился. Влюбился по уши, и он не может отпустить его просто так, без боя. - Думаю, я бы сделал это- - Я думаю, мне пора идти. Коко будет искать меня. - Ангел специально выделил последние слова, давая далматину знак, что за ним рано или поздно пришли бы. Пятныш знает, к чему он ведет, и он вовсе не против того, чтобы котёнок строил себе лживое чувство безопасности хотя бы на долю секунды. - Ого, так рано? Чтож, ладно. Завтра встречаемся как обычно? - Пятныш уже знал, что младший Грималкин ответит. - Я буду занят... - он сжимает когтями свою сумку. Его страх так будоражит кровь, он как маленький зверёк, попавшийся в лапы громадного хищника, который уже решил его судьбу, с которой придется смириться, о, Пёс Всевышний, как же мило он пятится назад. - Очень жаль. В любом случае, ты знаешь где меня искать. - практически промурлыкал далматин, несмотря на то, что он не являлся котом. Ангел лишь в спешке развернулся и убежал, направляясь в глубины леса Кемоно. Пятныш смотрел ему долго вслед, нащупывая в кармане ручку и лезвие. - Очень жаль, что не сегодня... Уже около недели он носит с собой во внутреннем кармане пиджака свой особенный нож. Ему удалось выкрасть его из кухни приюта в последние дни пребывания там. Тот самый нож, которым он впервые вскрыл собаку и смог наконец рассмотреть, что находится внутри подобных ему. Тот щенок таксы еще некоторое время был жив после вскрытия, но, к сожалению, скончался, когда Пятныш попытался сделать что-то с костями. Ах, воспоминания... Развернувшись, он направился в свою пустую квартиру. Приют выдал ему ее после достижения совершеннолетия, и Пятныш самостоятельно заботился о себе. Она была невозможно пустой - голые стены (чем-то даже напоминавшие стены белой психбольницы...) старая деревянная кровать, пустой книжный стеллаж, шкаф с небольшим количеством одежды и некоторых важных вещей, сыпающиеся потолки, гудящая и гремящая техника на кухне, и никакого столика возле окна, на котором могла бы стоять ваза с ромашками и одуванчиками. Больше ничего в ней не было. Пропади она пропадом... Он достал нож из кармана, нервно сжимая рукоятку в своей лапе. Его дыхание сбилось, как всегда сбивалось от воспоминаний, и со странной нежностью и любовью в глазах он провел пальцем на лезвию, оставляя небольшой продолговатый след. Ничего, совсем скоро все изменится. Совсем скоро... Когда он увидел письмо Ангела, он был даже не удивлен. Ни разочарован, ни зол. Он лишь ухмылялся, вчитываясь в строчки раз за разом. Он чувствовал этот запах страха насквозь, будто вместо чернил Ангел выводил на бумаге свой искренний ужас и непонимание. Этот кот так ужасно сильно боялся его, он знал, что с ним рано или поздно произойдет что-то непоправимое. Он, совсем крохотный по сравнению с ним, не смог бы отбиваться... Сердце далматина трепетало, и внутри его органов летали бабочки, когда он думал об искривившемся в животном страхе лице Ангела; о том, как он будет громко плакать и умолять его не делать этого; как кровь будет струиться и пачкать все вокруг; как Ангела стошнит, когда он увидит, что из его брюха вылезут его собственные внутренности; как его крики будут вырываться из глотки, становясь все слабее и заглушеннее, потому что пёс уже знал, чем заткнуть ему рот, чтобы не привлекать ничьё лишнее внимание. Он видел это в своих самых прекрасных снах... Нет ничего трепетнее и волнующе для сердца, чем власть над жизнью того, кто тебе настолько дорог. Чем те моменты, когда ты отнимешь эту жизнь, и она будет полностью принадлежать только тебе. Пятныш сжал это письмо в лапах и положил его на стол, впопыхах находя лист бумаги и ручку для ответного письма. Он так старательно выводил слово за словом, представляя трясущиеся лапы кота, которые развернут эту чёртову бумажку... Он знает, что он ничего не скажет об этом Коко. Никто кроме них не будет знать об этом. Это... Это будет идеальный момент... "ДРАЖАЙШИЙ АНГЕЛ, Вот твое ежедневное напоминание о том, как сильно я тебя люблю." Не стоит скрывать, его лапы тряслись от волнения, которое, кажется, текло по нему вместе с кровью. Но волнение было приятным - которое тянет твой живот вниз, когда ты счастлив, когда ты готов смеяться кому-то в лицо, а твое горло перекрывается комом. "Я не хотел прибегать к отчаянным мерам, но ты не оставляешь мне выбора. Я буду ждать твоих извинений у дерева." "Если не увижу тебя там до полуночи, я тебя сам найду." "Помни, я всегда наблюдаю за тобой." Достаточно поздно говорить о том, что у Пятныша была нездоровая привычка частенько выслеживать Ангела и без согласия провожать его до самого дома. Ему удавалось уходить с уроков с помощью своей способности договариваться с кем угодно, и затем он выслеживал кота везде, куда только мог зайти, и даже немножко больше. Он знал его расписание наизусть, знал имена и личные номера его родителей, сестры, знакомых, всех участников клуба, в котором он состоял в школе. Что-то узнал с помощью допросов, что-то смог узнать самостоятельно. Дописав своё письмо, он несколько раз перечитал его, и, не желая терять времени, быстро оделся в уличную одежду и пошел относить сокровищную бумажку своему возлюбленному. Он уже знал, как взбираться к его окну и оставаться незамеченным, как выждать нужную минуту и оставить письмо на подоконнике, когда Ангел будет находиться один, без посторонних глаз. . . . Ангел пытался бороться изо всех сил, чтобы скинуть с себя громадного пса, но, увы, это не выходило. Он был намного меньше, и шансов на спасение не было никаких. Он пытался кричать, привлечь внимание прохожих по лесу, чтобы они спасли его, но Пятныш крепко зажал ему рот своей лапой, судорожно пытаясь нашарить в своем кармане нож, и затем, покрепче ухватившись за рукоять, с ненормальной улыбкой он достал его и прижал кота к себе еще сильнее. - Ты не можешь принадлежать НИКОМУ, ты слышишь меня? Грималкин видит перед собой лезвие и пытается укусить далматина за лапу, начиная выбиваться из его крепкой хватки все более и более отчаянно, но - раз! - и он чувствует внутри себя что-то холодное, тонкое, инородное... Его тело начинает внезапно трясти и разрывать от боли, его органы вопят на месте разрывов, они умоляют остановиться и дать им жизнь, но пёс неумолимо вытаскивает нож, и кровь с прочими жидкостями сочится по шортам Ангела, по штанам Пятныша и окрашивает траву в алый цвет. Раз движение - и нож снова оказывается в животе кота, только в этот раз выше, будто бы стараясь сделать в нем еще большую дыру. Силы лап пса достаточно, чтобы сделать длинный, глубокий надрез внутри, заставляя кишечник кровоточить все больше и больше. Грималкин с ужасом смотрел на свое тело и истошно вопил, заглушаемый сдавливаемой его лапой, и единственное, чего он хотел сейчас - это отправиться домой, к своим родным, свернуться калачиком, расплакаться, чтобы сестра обняла его и утешила... Но нет. Он больше не придет к сестре и своим родителям никогда. Никогда он не видел смерть настолько близко. Лезвие ножа задело изрезанную ленту тонкой кишки, вытаскивая ее наружу и увлекая всю остальную кровавую мясную гирлянду за собой. Кот теряет равновесие - земля совсем уходит из под его лап. Он не может больше бороться. Каждое его движение пульсирует в острую боль в животе. Он старается не смотреть туда, но глаза сами поворачиваются в сторону его... Ох Пёс Всевышний... Ангел обмякает в посмертных объятиях его возлюбленного. Он еще жив, и он плачет, он ревёт, как маленький котенок, который остался совсем один на холодной улице. Пятнышу в один момент показалось, что он находится в бреду - не переставая он звал Коко и рыдал. Он отпустил его на землю, и Грималкин упал мешком картошки на траву. Она вся пропиталась кровью и телесными жидкостями Ангела, и вся его шерсть и одежда насквозь пропиталась грязью и мерзотными запахами. Далматин перевернул его на спину, и глаза кота с ужасом устремились на него. Сдавливая его грудную клетку, он чувствовал, как его сердце бешено бьётся, перегоняя последнюю кровь в те места, откуда она вытечет и не проциркулирует дальше. Он видел, как кот начал слабо мотать головой и что-то судорожно лепетать, удерживая слова на краешках губ и будто боясь сказать это вслух. Но даже так, Пятныш знал, что он умолял его остановиться и прекратить этот ад во плоти. Далматин улыбнулся во всю пасть, обнажая дёсна - как это делали бешеные псы, которые хотели показаться кому-то опасными - и приближая свою морду как можно ближе к морде Ангела, практически нависая над ним. - Ангел, мой дорогой друг... Ты бы знал, как сильно я люблю тебя... - говоря это с ненормальным фанатизмом и одержимостью, он снова заносит над собой нож (чувствует, как Грималкин сжимается и съеживается, зажмурив глаза и поджав уши) и бьет по правой руке. Несколько раз подряд. Раз за разом, будто выбивая из возлюбленного крики и вопли боли и отчаяния. - Ты бы знал, как ты близок... мне!.. Я никогда не отпустил бы тебя... Ты только мой. Ты принадлежишь только мне... Ты... И твое тело... Идеально для того, чтобы провести время вместе... Он не выдерживает - и его грудную клетку разрывает нервным, истерическим смехом и хихиканием. Кажется, у него у самого на уголках глаз скапливается жидкость, и он с еще большим ожесточением начинает колоть Ангела в глаз, пробивая глазную впадину, раскалывая мозг, пробираясь до дна черепной коробки... Один удар, второй, третий. С остервенением он пробивает Грималкина ножом, не стесняясь промахиваться по его незащищенному пушистому горлу, по животу, его ушам... Глазное яблоко растеклось и на его месте было кровавым месивом, а второе остекленело. До последней секунды своей жизни Ангел хрипел - из его рта уже давно просочилась кровь, кусочки мозга, но все это было тщетным. Но в конце концов, он умер. От лап Пятныша, как он всегда хотел. Он слегка надавливает лапой на оставшееся нетронутым глазное яблоко и пытается его выковырять, помогая себе ножом. Не без труда, но это получилось, и в лапе пса покоился круглый шарик с полным ужаса и боли зрачком. Далматин встаёт и осматривается. Он весь в крови, трава в крови, Ангел в крови, даже дерево в крови... Он вздыхает. Так почему на его душе такая... Тяжесть... Почему, он ведь так долго хотел... Он не успевает одуматься, как внезапно для себя слышит шуршание где-то неподалеку и злостный голос кошки. - АНГЕЛ! Я все расскажу маме с папой, что ты валишь из дома посреди ночи ради того чтобы увидеться со своим парнем-вонючей-псиной! Где тебя носит, ты, зараза?! - черная кошка пусть и должна была быть незаметной благодаря окрасу, однако у нее очень не получается из-за вечной манеры возмущённо кричать и резко двигаться. Пятныш понял, что плохо дело. Схватил нож, спрятал его в пиджак, сжал покрепче глаз в лапе, чтоб не выскользнул и не потерялся, и сиганул прочь в кусты. Убегая, он слышал испуганный вопль, крик, рыдания, отчаянные зовы на помощь... Но ему было уже плевать. Он сделал, что хотел. Он должен быть счастлив. Он поставит этот глаз в банку и будет смотреть на него каждый день, как на трофей и вспоминать этот день. До самой своей смерти. Дойдя до дома, он достал банку странной жидкости, которую смог выкрасть из кабинета биологии, и аккуратно вложил туда глаз. Она была желтоватой, и радужка Ангела сливалась с ней, но ничего страшного, главное не цвет, а то, кому он принадлежал раньше. Пятныш закрутил банку покрепче и поставил ее на книжный стеллаж, до этого пребывающий пустым. Он смотрел на него, а затем сел на кровать, прямо в грязной кровавой одежде и лег, подложив под голову лапы. В его ушах до сих пор звенел ужасающий визг и мокрые всхлипы внутренностей кота, и он, быть честным, даже не был уверен до конца, а стоило... Он помотал головой и слабо улыбнулся сам себе. Стоило, до самого последнего момента. Теперь Ангел мёртв. Он никогда не заговорит ни с кем, не начнет ругань с Пятнышом, не отвергнет его, не предаст... Он застыл. Он застыл в мгновении смерти, и все между ними было замечательно. Отныне и навсегда, его тело и душа будут принадлежать Пятнышу и только Пятнышу. До скончания времён. Он закрыл глаза, проваливаясь в задумчивый сон, и в нем он видел танцующих мертвых мышей, которые гнали его прочь...