Cyclica fatum

Сколько раз, снова и снова, они оказывались тут? В этой точке. Самой низшей из возможных. Каждый на дне собственной бездны, которые почему-то всегда неизменно сходились в единой точке — рядом. Сколько раз с тех самых пор? Снова вместе. Снова измотанные, в отчаянии и страхе. Как-то опять сползались, стекались, собирали себя по кусочкам и тащили друг к другу, будто иначе ничего не склеивалось. Будто в одиночестве или в иной компании из этих кусочков не получится собрать прежнего — или уже не совсем прежнего? — человека, если только не будет рядом того самого присутствия. Хотя почему «будто»? Джейс и Виктор познакомились ещё в универе. Это были светлые, совершенно безоблачные времена, когда самым страшным, что могло произойти, была заваленная сессия и муторная пересдача, перед которой количество убитых нервов всегда возрастало вдвое. Общие, на первый взгляд, интересы, общие стремление и мечты, общая мания сделать мир лучше — тогда это сплотило их, слило вместе, соединило души. Они шутили, что это навсегда, они играли тогда и баловались, по полной отдаваясь моменту. И всё было хорошо. Правда хорошо. Жизнь текла беззаботно, бурно и весело, как любая студенческая — бесшабашная, безголовая, совершенно безрассудная, что даже собранный, строгий Виктор иногда поддавался порывам и своим маленьким слабостям. Пока однажды этой слабостью не стал Джейс. Впрочем, это было полностью взаимно, что добавило в их жизнь ещё больше безумия, разделённого поровну. Это была маленькая идиллия, их собственный крошечный рай на двоих, куда остальным был путь заказан. Тогда всё казалось таким лёгким и светлым. Была уверенность, что это навсегда, ну или по крайней мере достаточно надолго, ведь всё складывалось именно так: глубокое взаимопонимание, постоянная искренняя поддержка, свидания, поцелуи украдкой в самых дальних и тёмных коридорах родной альма-матер. Казалось, это будет навсегда — они верили в это. Но потом этот розовый, сладкий сон резко ударился о реальность и пошёл сквозными трещинами, из которых сочилась изморозь и тьма. Учёба закончилась. У Джейса появилась девушка. У Виктора появились ночные кошмары. И была ссора, было множество обвинений и оскорблений, за которые потом пришлось себя долго корить на протяжении холодных минут щемящего одиночества. Это было больно, конечно больно, а как иначе? Но человек может приспособиться ко всему — вот и они приспособились, привыкли. Будто и не было никогда университетских лет. Хотелось бы так сказать, да не выходило. Сколько ни убеждай сам себя, душа продолжала сожалеть и потихоньку кровоточить в никуда, в пустоту, в совершенный космический вакуум, сознавая свою ненужность. Надо было извлечь из произошедшего полезные уроки и идти дальше — все шли дальше, так было принято. Время лечило, а сердце забывало — это было нормально. А потом Джейса бросили. И он побитой собакой приполз туда, где его когда-то понимали и ценили. Наверное, больше ему было некуда идти — Виктор не знал, не хотел знать, как и не хотел позволять «старому другу» делать больно себе. Снова. Конечно, он его не выгнал. Просто не смог. Былого доверия не осталось, былых общих надежд и планов, былых ванильных «бабочек» — всё казалось ушедшим в безвозвратное прошлое. Такое далёкое, такое туманное и зыбкое, что казалось, будто оно происходило с совершенно другими людьми. Такими странными и незнакомыми: они жили совсем другими целями, другими идеалами, другими стремлениями. Ах, эти глупые наивные мальчики, куда же вы ушли?.. Никто из них не предлагал попробовать снова. Это было бессмысленно, пожалуй. Оно помнили, каково им было вместе и к чему это приводило. Повторять не было никакого желания. Наверное. Но в итоге всё получилось само. Как для больных, ущербных и слабых зверей, сбившихся в спонтанную маленькую стаю поневоле, для них было естественным и будто бы жизненно необходимым зализать раны друг друга, просто находясь рядом, просто… Просто. Не было слов, чтобы описать это помешательство, от которого не избавиться. И было больно. Снова. От осознания, что это всё временно и совсем скоро закончится, которое преследовало их всегда, постоянно, где угодно, легче почему-то не становилось. Только хуже. А потом в один светлый весенний день Виктору призналась в любви одна девушка. И он почти не раздумывал над ответом. Какие могут быть сомнения, если то, что у него было сейчас, больше походило на нездоровые попытки зацепиться за давно угасшие чувства? Да и были ли они хоть когда-то настоящими, искренними, глубокими? Нельзя было такое терпеть, надо что-то менять, как-то вырваться из прочного круга расставаний и воссоединений. Наверное, сам бы он не решился. Нужен был толчок — он и случился. (Виктор уже даже не помнил имя той милой девушки, что призналась ему. Кажется, что-то на «С». Но он не был уверен.) Ссора на этот раз была тише. Смиреннее, с ноткой обречённости и привкусом привязчивого липкого дежавю, стекающего по самому кончику языка — почти неуловимого, но такое явного просто потому, что ты знаешь, что оно есть. Мы это уже проходили. Давай больше мы с этим не столкнёмся. Пожалуйста. Умоляю! Джейс в итоге вроде бы даже понял. После схлынувшего гнева молча покивал на сиплые от охрипшего голоса объяснения, потом ушёл и больше не приходил. Как договорились. Как надо было. Ведь если прекратить всё, оборвать резко и надолго, вовремя, то это поможет, верно? Верно же..? Виктор долго не выдержал и сдался. Порвал с той милой девушкой — постарался сделать это мягко, но в конце неудавшегося разговора она отвесила ему звонкую пощёчину с размаху и убежала в слезах. И снова он в одиночестве мерял шагами собственную квартиру, пытаясь найти то, что так мешало жить дальше, что портило его и делало не таким, не правильным, сломанным. Ничего не находилось. Разумеется, не находилось, ведь этого в квартире и не было, это было далеко отсюда. Был. Он. Но Виктор оставался слишком гордым, чтобы признать это и прийти первым. Поэтому первым пришёл Джейс. Опять. Почему-то. На этот раз уже не оправдываясь и не объясняясь. Они знали, что эти внутренние мучения общие, что чувствуют одинаково. Джейс просто пришёл и занял место, которое после него так и осталось его по праву, ничьё больше. Виктор не смог отказать. Как всегда. Место Джейса было прежде всего не в квартире, а в душе — в побитой, изрезанной, расколотой и скленной-зашитой поверх зияющих трещин душе. Кажется, они тогда не сговариваясь поняли, что осталась последняя попытка. Годы летели, и нельзя было оставлять эту болезненную связь, это сумасшедшее, иссушающее чувство нужды, которое сбивало с толку, выматывало и не позволяло нормально жить. …В третий раз на скандал сил уже не хватило ни у кого. Они просто разошлись, мысленно обещая себе никогда больше не встретиться. Железобетонно, навсегда, точно. Как же иначе. Покинули друг друга они поблёкшими и уставшими до безумия. И снова не помогли ни расстояния, ни время, ни попытки заменить и забыть, а главное — отпустить. Попросту невозможно. Невозможно отпустить того, кто не вылезает у тебя из головы, кто прописался там уверенно и надёжно настолько, что выход только один. И они снова были рядом. И мир снова постепенно расцветал перед их глазами болезненно яркими красками, как под самыми сильными смешанным в ближайшей подворотне наркотиками. У них был только один выход это этого колеса Сансары. И ни одному уже не страшно на него пойти.