Из яйца, из нижней части, Вышла мать — земля сырая; Из яйца, из верхней части, Встал высокий свод небесный, Из желтка, из верхней части, Солнце светлое явилось; Из белка, из верхней части, Ясный месяц появился; Из яйца, из пестрой части, Звезды сделались на небе; Из яйца, из темной части, Тучи в воздухе явились. И вперед уходит время, Год вперед бежит за годом, При сиянье юном солнца, В блеске месяца младого. Мать воды плывет по морю, Мать воды, творенья дева, По водам, дремотой полным, По водам морским туманным; И под ней простерлись воды, А над ней сияет небо. Элиас Лённрот. Калевала
— Аделаида… — я пытаюсь открыть глаза, трясясь в ознобе. Вокруг темно. Я лежу на кровати под одеялом. — Как я здесь очутилась? — пытаюсь подняться, но сильные руки мужчины хватают меня за плечи и укладывают обратно, — я ведь была… — В лесу, — заканчивает Ютас мою мысль, — я пошёл тебя искать когда проснулся и понял, что тебя нет в доме. Не знаю сколько времени ты пролежала на сырой холодной земле, пока я тебя не нашёл, но ты явно заболела, — он дотронулся ладонью до моего лба, — у тебя жар. — А ты видел там еще кого-нибудь? — Что ты имеешь в виду? — Там был шабаш. Фигуры в тёмных мантиях водили хоровод вокруг громадного костра. А еще то чудовище с жёлтыми глазами. Оно парило в нескольких метрах над землёй. — Адель, ты бредишь, тебе нужно поспать. — Ты мне не веришь?! — рассерженно вскрикиваю я. — Аркадия еще спит, — он подносит палец к губам, — в этом лесу обитает много низших существ: лешие, кикиморы, лесавки, болотные черти. Несмотря на то, что они обитают в Похъеле и находятся за завесой, они могли одурманить твой разум. И когда ты упала в обморок, ты начала видеть эти образы из своего подсознания. — Но я не… — я возмущенно вздыхаю, — не нужно делать из меня дуру, я прекрасно знаю, что видела. — Хорошо, давай обсудим это утром, сейчас ты должна поспать, принести тебе горячий чай чуть позже? — Было бы чудесно, — пытаюсь улыбнуться я, натягивая на себя одеяло.***
Утро выдаётся холодным. Осенний ветер завывает под окнами. Я сижу на кровати, облокотившись на подушки, пытаясь убедить себя, что совершенно здорова, но градусник показывает совершенно обратное. За ночь моя температура поднялась до тридцати восьми градусов. — Ты останешься здесь, — говорит мне Ютас, занося в комнату поднос с кружкой ароматного травяного чая, баночкой мёда и овсяными печеньями, — Аркадия ушла в Академию час назад, пока ты спала. Я сказал ей, что ты заболела. Она не захотела будить тебя. Я горестно вздыхаю. Мужчина ставит поднос на кровать возле меня и садится с другой стороны. — Это сульчины с творогом и ягодами, моё коронное блюдо. — Что-что? — переспрашиваю я, удивляясь странному названию. — Карельские ржаные блины с начинкой, — вздыхает Ютас. — Спасибо… — я тянусь за одним из вкуснопахнущих блинчиков, — надеюсь, ты не оставишь меня здесь одну на весь день? — Тебе повезло, что сегодня у меня нет лекций, — хмыкает он, — иначе тебе пришлось бы развлекать себя самой. — Каких еще лекций? — Я преподаю травничество. — О-о-о… — Выпей этот чай, он сварен из травяной настойки, которая вылечит тебя, — мужчина встает и направляется к двери, от чего я громко вздыхаю. — Не уходи, пожалуйста… не оставляй меня тут одну. Он замирает у двери, стоя ко мне спиной. Я начинаю тут же жалеть о сказанном, будто бы эти слова явно намекают на то, что мне хочется провести с ним побольше времени вместе. — Я даже не успел выйти за дверь, а ты уже соскучилась по мне? — самодовольная улыбка появляется на его лице. Начинаю скрипеть зубами, хватаю подушку слева от себя и запускаю ее в мужчину. Он тут же ее ловит и возвращает на место. — Хорошо, — Ютас подходит к книжной полке, берет самую толстую пыльную книгу и возвращается к кровати, усаживаясь рядом со мной. — Это Калевала, — он открывает ее и проводит пальцем по старинным страницам, хранящим в себе множество загадок и тайн, — думаю тебе пора начать знакомиться с историей этого места. Я поворачиваюсь к нему, удобнее облокачиваясь спиной на подушку. — Всё началось с богини воздуха и космического пространства Ильматар. Когда ей стало скучно в небесах, она спустилась вниз к морю. Волны подхватили Ильматар, и от вод моря дочь воздуха забеременела. Ильматар носила плод 700 лет, но роды все не наступали. Взмолилась она верховному божеству неба, громовержцу Укко, чтобы он помог ей избавиться от бремени. Через некоторое время мимо пролетала утка, искавшая место для гнезда. Ильматар помогла ей, подставив своё большое колено, на котором утка свила гнездо и снесла семь яиц: шесть золотых, седьмое — железное. Ильматар шевельнула коленом и яйца упали в море. Из них вышла мать — земля сырая, встал высокий небосвод, появилось светлое солнце и ясный месяц, на небе зажглись звезды, а в воздухе поплыли тучи. — Какая милая сказка. — Дальше всё не так сказочно, — продолжает мужчина с серьезным выражением лица, — дочь воздуха Ильматар породила вещего песнопевца Вяйне. Он был первым нойдой в прекрасной стране Калевале. Вяйне пел руны-заклинания, и всё, о чём он говорил в них, исполнялось наяву. К северу от Калевалы лежала мрачная, суровая страна Похьёла. Вяйне захотел жениться на дочери злобной ведьмы Лоухи (хозяйки Похьёлы). Лоухи согласилась на это, только если он выкует ей волшебную мельницу Сампо, которая будет сама молоть муку, соль и деньги. — Подожди… — я открываю рот от изумления, — Лоухи? Та самая Лоухи, которая была в том лесу? Он кивает. — Вяйнемё привёл в Похьёлу кузнеца Ильмаринена. Тот выковал Сампо, и Лоухи спрятала её в медной горе, за девятью замками. Ильмаринен, Вяйне и Лемминкяйнен вернулись за чудо-мельницей и предложили Лоухи поделить ее между двумя странами, но ведьма отказалась. Тогда Вяйня сказал, что если народ Калевалы не получит половины, они заберут всё. Лоухи созвала своих воинов и объявила Калевале войну. По пути Вяйне впервые сделал кантеле из костей щуки — финские гусли. Игрой на них он погрузил в сон воинов Лоухи. Герои Калевалы перенесли Сампо на свой корабль и поплыли из Похьёлы. Когда её жители вместе с Лоухи проснулись, они бросились в погоню. Во время схватки, они разбили Сампо. Часть осколков мельницы Вяйне перенёс в Калевалу, и благодаря этому она разбогатела. Лоухи наслала на Калевалу тяжкие недуги. Между тем жившая в Калевале девушка Марьятта забеременела, съев брусники, и вскоре родила сына Калева. Только что родившийся ребёнок объявил себя королём Карелии. Вяйне признал своё поражение и навсегда уплыл из Калевалы на медной лодке. — Как-то слишком просто он сдался, — хмыкаю я. — Изначально он собирался утопить в болоте младенца Калева, но ребёнок убедительно опроверг доводы Вяйне и стал королём. — Мда уж… — С тех пор в Карелии появились девять кланов семей — потомки богинь и богов. Все они рождаются естественным образом, кроме последнего. Только девятый клан — короли Калевалы, начиная с самого Калева, появляются на свет благодаря непорочному зачатию. Они полубоги — прямые потомки бога Рода. Короли живут в два раза дольше обычных пробуждённых. — Я уже слышала об этом на одной из лекций, — я начинаю вспоминать что именно говорила Сантьяра, — про храм Стожар и воспитанниц их монастыря. — Всё верно. Стожары — это семь сестёр бога Рода. У них есть свой храм и монастырь на острове Кижи. Когда жизнь каждого правителя подходит к концу, сёстры выбирают одну из своих воспитанниц, которая должна будет стать матерью следующего короля. — И каким же образом она беременеет? — Священные ягоды. В них содержится частичка бога Рода. Во время таинства венчания будущей матери с богом Родом, девушка оплодотворяется, съедая эти ягоды. — Это просто… изумительно, но к чему все эти сложности? Почему они не могут продолжать свой род как все остальные кланы? — удивлённо бормочу я. — Потому, что будущие короли Калевалы принимают целибат перед тем как взойти на престол. Это одно из правил, не выполнив которое, они не получают стихию Абсолюта и не могут стать во главе правящей династии. — Сочувствую им… — Не стоит. Они — полубоги, и для них земные отношения не вызывают какого-либо интереса, они рождаются с определенной миссией защиты своего народа, посвящая всю свою жизнь богу Роду, и идут на некоторые ограничения, полностью принимая все последствия своего решения. И если мы их совершенно не понимаем в этом, это не означает, что они делают что-то не так. Правящий клан — великие миссионеры самого Творца. Каждый из них приходит на Землю с определенной целью, поэтому они здесь не для проживания любовных эмоций, им это просто не интересно. — Он замолкает, отворачиваясь в сторону окна. — После того, как младенец рождается, его воспитывают Стожары. Они обучают этого ребёнка и подготавливают будущего правителя к своим королевским обязанностям. Он вступает на престол после смерти предыдущего правителя. — А королевы Калевалы? Такие ведь тоже были? — Нет, — Ютас качает головой, — у девушек, оплодотворённых священными ягодами, на свет появляются только светловолосые мальчики. — Понятно… и какая способность у этих королей? — Они обладают стихией Абсолюта. — Мне это ни о чем не говорит… — Короли Калевалы — элементали всех существующих стихий. — Подожди, если Калевала — это магическая Карелия, то что такое — Похъела? — Похъела — это параллельный мир Криви. Это мир мифологических существ, существующий с нами в одной параллели. Они отделены от нас непроницаемой пеленой и живут по своим правилам. Иногда некоторых из них можно увидеть в нашем лесу — это лешие, русалки, лесавки, и многие другие. Они живут рядом с нами и иногда могут показывать себя сквозь завесу, но им нельзя полностью пересекать границу между нашими мирами. В прошлый раз это закончилось войной. После неё многим тёмным божествам, включая саму хозяйку Похъелы — Лоухи, стало запрещено не только пересекать границу с нашей страной, но и даже показываться здесь сквозь завесу. — А что насчет загробного царства? Ютас усмехается. — Загробное царство или Туонела — это мир мёртвых (мир Нави), где обитают темные боги и демоны. Туда уходят земные души и обычные смертные перед следующим воплощением. В данный момент в царстве мертвых правит бог Туони и его жена — Туонетар. Я наливаю чай в свою кружку и делаю несколько глотков. Приятный травяной вкус вызывает во мне сильное чувство наслаждения и уюта. Но еще раз прокручивая в голове все сказанные мужчиной слова, я задумчиво ставлю кружку обратно на деревянный поднос. Не может быть. — Ютас, мы же видели ее в лесу… Он вопросительно смотрит на меня. — Лоухи! Она же… — мысли проносятся в голове с молниеносной скоростью, — она хозяйка Похьёлы, а ты сказал, что ей запрещено даже показываться на землях Калевалы. А еще кажется ты говорил о том, что она охраняет границу между мирами и… Мужчина берет меня за подбородок, поворачивая к себе, и заглядывает в мои глаза суровым взглядом, от которого по коже пробегают мурашки. Пепельные пряди волос спадают на его лицо, а медовые глаза заставляют моё сердце сделать кувырок. — Я сам разберусь с этим, а ты никому не скажешь о том, что ты видела, незачем понапрасну беспокоить правящий клан и его воинов. — Хорошо, — шепчу я практически ему в губы, — не мог бы ты… Отойти от меня как можно дальше? Смущенно отодвигаюсь от Ютаса. Он осторожно проводит рукой по моим прядям, не отрывая от меня взор. Глупый орган в моей груди замирает в предвкушении, от чего хочется его вырезать его из груди. Хочется искоренить в своей душе это зарождающееся чувство, уничтожив в себе все желание находиться как можно ближе к нему. — Тебе нужно отдохнуть, эти травы смогут вылечить тебя только во время сна, — он берёт поднос и выходит из комнаты. Я падаю на подушку и долго ворочаюсь, перед тем как попасть в мир сновидений. Спустя какое-то время просыпаюсь от унылой мелодии, доносящейся из прихожей. За окном уже вечереет. Мрачные лучи света скользят по шторам, прощаясь с ними до следующего восхода. Зеваю и откидываю мягкое одеяло в сторону. Чувствую себя просто прекрасно, видимо эти волшебные травы действительно смогли полностью вылечить меня во время сна. Удивительно, что за эти две ночи мне не приснилось ни одного кошмара. В дальнем темном углу комнаты начинается еле слышное копошение, и я подозрительно бросаю взгляд в сторону источника шороха. Неужто домовой? Трясущимися руками натягиваю на ноги шерстяные носки, заботливо оставленные мне Ютасом на краю кровати, и с бешено бьющимся сердцем, пулей вылетаю из комнаты. Картина, которую я вижу в гостиной, невольно заставляет меня широко открыть рот. — Ты что… — я подхожу ближе и невнятно бормочу, — читаешь? — Именно, Шерлок, — мужчина перелистывает страницу, не смотря на меня. — Но это же… этого не может быть! — восклицаю я. Ютас опускает книгу чуть ниже и смотрит на меня как на полную идиотку. — Книги именно для этого и созданы, если ты не знала. Или ваше поколение вообще в руках ничего не держит, кроме своего телефона? Я возмущенно цокаю и скрещиваю руки на груди. — Обидно вообще-то. — На правду не обижаются, принцесса, — хмыкает мужчина. — Вообще-то это одна из моих любимых книг, поэтому я очень удивилась, увидев ее у тебя в руках. А вот почему ты ее читаешь не очень-то и понятно. И вообще, перестань меня так называть… — Люблю мрачные книги с байроническими героями, — хмыкает он, закрывая «Грозовой перевал». — Потому что видишь в них себя? — я насмешливо улыбаюсь. — Именно так, — саркастично отвечает он. — А нынче все умы в тумане, мораль на нас наводит сон, — начинаю я вспоминать отрывки еще одного своего любимого русского романа. — Порок любезен — и в романе, и там уж торжествует он. Британской музы небылицы тревожат сон отроковицы… Мужчина встаёт с кресла с удивлённым выражением лица и начинает приближаться ко мне. — И стал теперь ее кумир или задумчивый Вампир, иль Мельмот, бродяга мрачный, иль Вечный жид, или Корсар, или таинственный Сбогар, — продолжаю я, медленно делая шаги назад, когда Ютас начинает приближаться ко мне. — Лорд Байрон прихотью удачной облек в унылый романтизм и безнадежный эгоизм. Еще один шаг назад и я врезаюсь спиной в деревянную стену. Мужчина подходит ко мне вплотную, медленно хлопая в ладоши. — Ты меня поразила, Аделаида, право, не ожидал от тебя такого, — ледяная улыбка появляется на его лице. — Я и не на такое способна, — самодовольно хмыкаю я. На такую реакцию я и надеялась. — И чем же ты еще способна меня удивить? — шепчет он, наклоняясь ближе. С моих губ срывается судорожный выдох, когда перед глазами опять начинают светиться зеленые искры. Что за странные галлюцинации?! Чертово наваждение начинает сводить с ума, когда между нами остаются считанные миллиметры. В глубине груди трепещут крылышки безумной птички, стремящейся вырваться наружу. По телу пробегает приятная дрожь, и как только она опускается ниже, скручиваясь в тугой узел внизу живота, я начинаю ненавидеть свое тело за такую реакцию. Ютас, проводит пальцами по моей щеке, неотрывно наблюдая за моей реакцией. От холода его кожи, сердце с каждой секундой начинает стучать быстрее, словно хочет выпрыгнуть из грудной клетки. Непонятно откуда взявшиеся чувства, вспыхивают во мне, как розы, распускающиеся на сердце. Когда мужчина опускает глаза на мои губы, словно застывая во времени и решаясь на отчаянный шаг, я чувствую, как земля медленно уходит из-под ног. Мысли о недопустимости данного поцелуя, все аргументы в пользу этого и безумное желание обратного мешаются в голове. Понимаю, что начинаю терять контроль над своим разумом, что пугает меня сильнее всего. Разум приказывает мне сейчас же уйти как можно дальше от Ютаса, пока сердце победно торжествует, наблюдая за моим замешательством перед неконтролируемой бурей чувств. Привыкшая подчиняться повелениям первого, выставляю руки вперёд, создавая между нами хоть какое-то препятствие, способное спасти меня. — Не надо… — шепчу я. Потому что, я начинаю терять контроль над своими чувствами рядом с тобой, потому что хочу этого больше жизни, потому что это притяжение пугает меня, потому что… — Я не хочу этого, — еле заставляю себя произнести эти слова, смотря на него. Ютас стоит с закрытыми глазами, тяжело дыша. Последние лучи уходящего солнца освещают его густые ресницы. Не знаю, что может быть красивее этой картины. Одёргиваю себя, ругая разум за эту глупую романтичную мысль. Уходи, уходи, уходи, уходи, уходи… Обхожу Ютаса, и схватив первую попавшуюся под руку куртку, вылетаю из лесного домика. Пробегая по тропинке мимо скрипящих от ветра деревьев, я пытаюсь прийти в себя и вновь заставить свой разум преобладать над чувствами. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Повторяю одну и ту же фразу с рьяным рвением, будто бы от этого зависит вся моя жизнь. Ничего не замечая вокруг себя, я неожиданно сталкиваюсь с Люцеей, от чего девушка охает. — Аида, где ты была? — она хватает меня за плечи, — я повсюду тебя ищу. — Я… Хотела поцеловать декана твоего Дома. Отгоняю ужасные мысли из своей головы, которые заставляют этих чёртовых бабочек порхать в животе. Натянуто улыбаюсь девушке, продолжая молчать, потому что нужные мысли как назло не лезут в голову. Она немного отходит от меня, осматривая меня с головы до ног. Я смущенно отвожу взгляд в сторону, понимая, что стою перед ней в мужской рубашке с голыми ногами, охотничьей куртке и огромных сапогах. — Так, так… — она цокает, возвращая взгляд к моим глазам, — я так понимаю, кто-то не очень хочет рассказывать о том, что случилось на самом деле. Я поджимаю губы и киваю. — Тогда… — она берёт меня под руку, — я не буду донимать тебя вопросами, у каждого свои скелеты в шкафу. Мимо нас проносятся несколько студентов с огромными корзинами тыкв в руках. Еще несколько преподавателей помогают Аркадии и Ладе украшать вход в Академию. — Что здесь творится? — я непонимающе смотрю на черноволосую девушку, идущую справа от меня. — Аида, — смеется она, — ты меня удивляешь. Завтра же праздник. — Серьёзно? И какой? — Завтра 31 октября… — начинает намекать мне она, — двери в загробный мир открываются, и в мир Яви выползает разная хтонь и… — Хэллоуин! — вскрикиваю я, от чего Люцея разочарованно качает головой. — Даю тебе еще одну попытку. — Хм… — я отвожу в сторону задумчивый взгляд, — Самайн? — О Чернобог, Аида. Завтра Велесова ночь. В Академии будет бал в честь этого праздника, и на него придет наш король — Ярослав Ольденбургский. От удивления я приподнимаю левую бровь. — Ольденбургский? Серьезно? Тогда я — Анастасия Романова, — смеюсь я. Люцея странно смотрит на меня, явно не понимая, что меня так удивило. — В детстве я была во дворце Ольденбургских, поэтому не могу поверить, что мы говорим об одних и тех же людях. — Не понимаю, чему ты удивляешься, — хмыкает девушка, пока мы подходим к обители ее Дома, — некоторые потомки династии Романовых тоже всё еще живы. — Еще скажи, что они тоже пробуждённые, — усмехаюсь я. — Естественно они одни из нас, ветвь Гольштейн-Готторпской линии династии Ольденбургов, находилась в близком родстве с династией Романовых, правившей Российской Империей, поэтому к младшим ветвям Ольденбургского дома принадлежат все Романовы с 1762 года. С каждым ее новым словом мой рот раскрывается всё шире и шире. Она театрально вздыхает и легонько хлопает меня по плечу. — Пойдём к нам, я думаю тебе нужно немного развеяться, чтобы переварить всё, что ты сейчас услышала. — Она ведёт меня ко входу в свою обитель. — Не беспокойся, я дам тебе одно из своих платьев. Мы заходим в железные двери каменного особняка. Мрачные тёмные коридоры, ведущие к гостиной обители, освещены восковыми свечами в настенных канделябрах. Пахнет лабданумом и сыростью. За прихожей следует просторный высокий зал с огромным деревянным окном во всю стену, из которого открывается восхитительный вид на Рысью гору. В камине слева потрескивает полено. У стен возвышаются высокие деревянные полки, заставленные книгами с пола до потолка. На диване сидит несколько студентов, в числе которых я узнаю брата Люцеи. — Пойдём для начала в мою комнату, — шепчет мне на ухо подруга, пока я завороженным взглядом любуюсь на открывшуюся мне картину. Мы поднимаемся по узкой каменной лестнице с черными кованными перилами, и попадаем на второй этаж особняка. Люцея тащит меня за руку ко входу в свою спальню, пока я разглядываю картины на стенах. Через минуту она открывает дверь в свою комнату, и я непроизвольно охаю. В противоположных частях комнаты стоят две кровати с балдахинами. Обои изумрудного цвета украшены миниатюрными бежевыми розами, а на стенах подвешены портреты викторианской эпохи в овальных золотых рамках. Я определённо точно хочу остаться жить здесь… Письменный стол, стоящий рядом, завален пергаментами с разными рисунками. Подхожу ближе и беру в руки один из них. На листе бумаги изображена избушка. Та самая избушка на курьих ножках, только в стиле мрачной русской хтони, а не детских сказок. Из окошка с резными наличниками высовывается глаз. Всевидящее око. На деревянной крыше изображены кресты и странные рунические символы. — Что это? — тихо интересуюсь я, завороженная этой картинкой. — Мои рисунки, — довольно хмыкает девушка, — я делаю эскизы для татуировок. — Это… — я замолкаю, всматриваясь в детали, изображенные на рисунке, — восхитительно. — Да ладно тебе, — она отмахивается рукой, — это не лучшая моя работа. Люцея подходит к шкафу и достаёт оттуда бархатное платье изумрудного оттенка. — Мне кажется этот цвет идеально подойдёт к твоим рыжим волосам, — она протягивает мне платье и помогает снять громоздкую куртку с плеч. Я снимаю с себя мужскую рубашку и натягиваю через голову новый наряд. Не успевает Люцея застегнуть молнию на задней части платья, как дверь в комнату открывается. — Август, что ты здесь делаешь? — вскрикиваю я от удивления, пока подруга застёгивает мне платье. — Вообще-то я здесь живу, — ухмыляется он, разглядывая меня с головы до ног, — какая ты… эффектная. — Вы живёте вместе в одной комнате? — удивлённо бормочу я, — но вы же… — Уже не дети? — заканчивает моё предложение Люцея. — Именно. В ответ она лишь отмахивается. — Мы друг от друга ничего не скрываем, — тянет Август сладким голосом, облокачиваясь на чёрный камин около своей кровати. — Все и так уже видели. — Какой ты мерзкий, — я закатываю глаза, от чего Люцея начинает хохотать. Девушка берёт с туалетного столика винтажный футляр с помадой и подходит ко мне. — Давайте быстрее, Микаэль нас наверное уже заждался, — говорит брат Люцеи, пока та красит мне губы бордовой помадой. — Только Микаэль? — девушка удивлённо приподнимает брови, — а остальные? — Северина и Александр возможно присоединяться к нам чуть позже… — фыркает он. — Про Карла и говорить нет смысла, он опять не может вылезти из своих книг про квантовые миры. — Ясно, — заключает она, цокая языком. — Погодите, мы куда-то спешим? — осторожно выдавливаю я из себя, стараясь не шевелить губами, чтобы не испортить старания Люцеи. — Именно, — отвечает парень, — идём в лес вызывать Лихо одноглазое. Люцея хихикает. — Готово, — она улыбается, разглядывая меня, явно довольная своим результатом. Мы спускаемся на первый этаж, и я замечаю Микаэля. Увидев нас, мужчина встаёт с дивана и подходит ближе. — Пожалуй начнём наш пир, — хлопает в ладони Август, выходя из-за моей спины. Он достаёт из комода гостиной бутылку виски и идёт в сторону выхода. — Мы действительно пойдём в лес вызывать кого-то? — шепчу я на ухо Люцеи. Она смеётся, беря в руки плетеную корзинку для пикника, стоящую у камина. — Нет конечно, мы идём к озеру на полуночный пикник. Мы выходим из обители. На улице темно и жутко холодно. Микаэль, идущий позади меня, молча накидывает мне на плечи свой пиджак, замечая как я трясусь и стучу зубами от озноба. — Спасибо, — еле выговариваю я, заставляя свою челюсть перестать дрожать. Когда мы подходим к берегу озера, Люцея открывает корзинку и расстилает на земле покрывало, расставляя на нём небольшие тарелочки с закусками. Август запрыгивает первый, кладя бутылку крепкой настойки рядом с собой. Он хлопает рукой по одеялу, приглашая нас присесть рядом, пока Люцея зажигает длинными спичками несколько свечей в баночках из тёмного стекла. Мы с Микаэлем усаживаемся на плед, и Люцея протягивает мне бутылку с травяной настойкой. — Ты первая, — она хихикает, — это наше посвящение. — Вы каждому новенькому студенту устраиваете такие ночные пикники? — я откручиваю крышку и нюхаю содержимое в ней. — Нет конечно. Только тем, кто нам очень нравится, — подмигивает мне Август, тут же напарываясь на локоть своей сестры. Я неуверенно делаю маленький глоток, пробуя напиток на вкус. Откашливаясь, передаю бутылку следующему по кругу. — Идут… — мямлит Август, принимая полулежачее положение. Моему взору предстаёт невероятная завораживающая картина. Блондинка с длинными пшеничными волосами, пряди которых вьются на концах, не идёт, а шествует в нашу сторону, гордо приподняв голову. Афродита во всей своей красе: ее будто бы окутывает шлейф горького шоколада, просекко и дорогих духов, переносящий меня в мир Мариинского театра. Перед моими глазами мелькают туманные видения: стопки недочитанных пожелтевших книг; прогулки по музеям и любование Рембрандтом; жемчужные ожерелья и свежесть раннего морского утра во время каникул. Возле нее идёт такой же неподражаемый Александр. Рыже-золотые вьющиеся волосы средней длины переливаются даже при лунном свете. Своим мрачным эгоизмом он напоминает мне героя лорда Байрона: кожаные ботинки и твидовые пиджаки; горький кофе и бессонные ночи; симфонии Бетховена в наушниках; немногословность и болезненный перфекционизм. Они опускаются на плед рядом с нами с особой грацией, как кленовые листья, торжественно падающие на холодную землю в осеннем листопаде октября. В руках у Александра бутылка белого вина и два плоских хрустальных бокала. Он открывает ее, понемногу наливая полупрозрачную жидкость в каждый из них. В каждом их движении и взмахе ресниц чувствуется утончённость, изящество и шарм. Аристократы во всей своей красе. — Это Северина, — говорит мне Август, протягивая девушке сигарету, — Разумовская. Я вскидываю брови и поворачиваюсь в сторону Микаэля. — Всё верно, я его сестра, — объясняет девушка своим меланхолично-ангельским голосом. — Младшая сестра, — заключает Микаэль ледяным тоном. — А это — Александр. С ним ты уже знакома, — продолжает брат Люцеи. — Вы тоже наследники каких-то кланов? — интересуюсь я. — Да, — Северина подносит сигарету к губам, зажимая ее между зубами. Девушка наклоняется к пламени от спички, которая тут же появляется в руках Александра. — Я — одна из наследников клана Воды, — произносит она, выдыхая удушливый табачный дым, — а Александр относится к клану Земли. — Значит ты тоже элементаль воды? — я поворачиваюсь в сторону Микаэля. Он открывает рот, чтобы ответить, но не успевает. Его младшая сестра берёт верховенство. — Нет. Я прищуриваю глаза, не понимая ее ответа. — Почему? Она делает загадочное выражение лица. — Смерть нельзя обмануть, но с ней можно подружиться. Я всё еще не понимаю ее попыток намекнуть мне на какую-то секретную тайну. — Он — равк, — всё так же спокойно продолжает Северина, — а равки не могут управлять стихиями, потому что фактически они — мертвецы, питающиеся человеческой плотью. А это противоречит законам природы. Я ошарашенно начинаю отползать от Микаэля с испуганным выражением лица, от чего двойняшки начинают хохотать. — Аида, успокойся, — сквозь смех говорит Люцея, — для нас он не предоставляет никакой опасности. — Поверю на слово… — тихо шепчу я, всё еще смотря на парня так, будто прямо передо мной сидит Кощей Бессмертный. — Вы учитесь на четвертом курсе? — Не все. Мы с Августом поступили в Академию чуть позже остальных, поэтому мы все еще на четвертом, несмотря на то, что скоро нам исполняется по двадцать пять лет, — объясняет мне Люцея, — Северина с Александром тоже учится на нашем курсе, они на год младше нас. А Микаэль и Карл уже на последнем. Время до рассвета пролетает незаметно. Мы смеёмся, пока пьяный вдрызг Август зачитывает нам стихи Бродского, театрально размахивая руками в разные стороны. Северина лежит рядом с Александром, пока тот незаметно проводит пальцами по ее мягким пшеничным волосам. Люцея начинает странно вести себя, полностью завлекая моё внимание своим поведением. Она то и дело поворачивается в противоположную от нас сторону, где на минуточку никто не сидит, и что-то отвечает этому пустому месту, будто бы поддерживая с ним диалог. Напилась до «белочки»? Ошарашенно перевожу взгляд на ее брата. — Она что-то видит? Он отрицательно качает головой в ответ. — Это — голос в ее голове. Ее подселенец. — Какой еще подселенец? — недоверчиво интересуюсь я. — Наш нерождённый брат, которого она поглотила в чреве. Мы должны были родиться тройняшками, но увы, — парень поджимает губы и разводит руками. — Я всё еще не понимаю… почему она слышит его? — шёпотом спрашиваю я, пододвигаясь к Августу. — Не захотел уходить в мир иной и зацепился за свою сестру. Люцея слышит его голос в своей голове с детства. Конечно изначально она чуть не сошла с ума из-за него, но вскоре даже подружилась с ним, — он хмыкает, — Сантьяра предлагала изгнать его в загробное царство, но сестра теперь даже против этого. Говорит, что с ним ей живётся намного интереснее. Действительно, что может быть интереснее, чем всю жизнь общаться с нерождённым братом. Первые лучи света начинает отражаться на водной глади озера. Александр молча смотрит на лес, рассматривая кроны деревьев, и наверняка летает в своих меланхоличных мыслях. Я лежу на боку, слушая рассказы Люцеи про болотных чертей и лесавок, с которыми она сталкивалась в лесах за Академией. Я пытаюсь не смотреть на Микаэля, который пялится на меня всю ночь, совершенно не скрывая этого. — Кажется, кто-то хочет затащить тебя в постель, — шепчет мне на ухо подруга, тоже замечая это. В ответ я лишь закатываю глаза, удивляясь ее прямолинейности. Отворачиваюсь в сторону озера и вижу странную картину. Над водой летают несколько огней. — Это… что такое? — я тыкаю пальцем в сторону водоема, — я настолько пьяна, что вижу галлюцинации? — Ах это, — Люцея отмахивается рукой, — это — магические огненные шары. Не бойся, для нас они не предоставляют опасности. — А для обычных людей? — Только для их психики, — хихикает она. — Но это вряд ли произойдет, люди сюда не суются. — Почему? А если сюда случайно заедут какие-нибудь путешественники? Не могу поверить, что еще никто не видел этого места. — К Академии часто приближаются разные туристы, но они ничего не видят. Над всей территорией пансиона находится защитный купол. Он полностью скрывает нас от любопытных глаз смертных, и уводит их в другую сторону, если они приближаются к границе. — Защитный купол? Его создал король и преподаватели Академии? — Не совсем… Он поддерживается специальным заклинанием с помощью магических сил, исходящих от определенного источника, который находится под толщами воды в этом озере… — вяло бормочет девушка. — Заканчивай. — Август резко толкает сестру в бок, будто бы намекая о том, что эта информация не для посторонних ушей. Я начинаю слышать копошение со стороны обителей и чьи-то голоса. — Чернобог, я совсем забыла, что сегодня нам нужно явиться на первую пару. — Ну уж не-е-ет… — театрально хнычет Август. — Я надеюсь ты шутишь, — говорю я, поправляя пиджак Микаэля на своих плечах, — я не протрезвею еще как минимум два часа. — Люцея права, — Микаэль поднимается с нашего одеяла, отряхивая штаны. — К сожалению сегодня нам нельзя пропускать пары. — Почему это? Из-за праздника? — я перевожу взгляд с парня на двойняшек, пытаясь услышать ответ. — Из-за Ярослава. Он скоро приедет в Академию, — отвечает мне Люцея, проводя пальцами по волосам своего брата. — На самом деле, — включается в разговор Август, — будет очень скверно если мы пропустим лекцию, в особенности тебе, Аида. Ты ведь не принадлежишь ни к одному из кланов. — Я не пойду… — торжественно произносит Северина, лёжа на коленях Александра. — Северина, — серьёзным тоном цедит сквозь зубы ее старший брат. — Нет-нет, я плохо себя чувствую, — она дотрагивается рукой до своего лба, будто бы нимфа, играющая пьесу в своём лесном театре. — Алекс проводит меня до комнаты. Так и передайте преподавателю. — Нам пора, — Микаэль раздражённо вздыхает и легонько трогает меня за плечо, — мы уже опаздываем. Лекция начнётся через пять минут. — Вот чёрт! — Август вскакивает с покрывала, и они с Люцеей запихивают в корзинку плед с остатками нашей еды, пока рыжеволосый парень вместе с сестрой Микаэля удаляются от нас в сторону обители. Мы, стараясь не привлекать внимания остальных студентов, заходим в гостиную Академии. — Только тс-с-с! — громко выкрикивает Люцея, оглядываясь по сторонам. Я еле сдерживаюсь, чтобы не начать смеяться от абсурдности ситуации. Девушка оставляет корзинку на одном из кресел у камина и помогает Августу доползти до главной лестнице. Микаэль придерживает меня за руку, помогая осторожно подняться по высоким ступеням. Мы подходим к двери, за которой уже слышен голос преподавателя. Лекция началась. Я мнусь, переступая с ноги на ногу. Страх опозданий на учёбу остался во мне ещё со школьных времён. Хочется сбежать отсюда как можно дальше. — Ну что, готовы дети? — истерично хихикает Люцея. — Да, капитан, — серьёзным тоном отвечает ей брат, от чего я чуть ли не взрываюсь от смеха. — Подождите, а какая сейчас вообще лекция? — пытаюсь уточнить я, но в этот момент Люцея уже открывает дверь, заталкивая меня первой в аудиторию. Следом за мной входит Микаэль, кладя руку мне на плечо и пытаясь успокоить мою нервную дрожь. За ним вползает Август, еле держась на ногах, и Люцея, которая помогает ему не упасть. Голос преподавателя, стоящего к нам спиной у огромной доски, замолкает. Все студенты начинают поворачивать на нас свои головы друг за другом. И через несколько секунд преподаватель тоже оборачивается в нашу сторону. Нет-нет-нет. Только не это… Сердце пропускает удар, и я забываю как дышать. — Травничество-о-о… — шёпотом отвечает на мой вопрос Люцея, растягивая буквы. Перед нами стоит Ютас, прожигая в нас дыру своим ледяным взглядом, пока студенты начинают шептаться на всю аудиторию. — Всем замолчать! — рявкает он. Бессмертные боги… Я опускаю глаза в пол, не в силах пошевелиться, будто меня окатили ведром ледяной воды.