le Cirque des bâtards

добро пожаловать в “le Cirque des bâtards” , где дрессированные коты общаются с хозяином, где метатели ножей влюбленно смотрят друг на друга, где фокусник достает револьвер из шляпы и готовится прострелить себе висок. добро пожаловать в цирк, где канатоходец больше похож на шарнирную куклу, чем на человека, а огнеглотатель, кажется, даже плачет огнем. добро пожаловать в цирк переломанных ублюдков. добро пожа.. *** только под куполом шапито Боян чувствует себя дома. только раскачиваясь на трапеции на высоте десяти метров и готовясь сделать сальто, он чувствует себя живым. толпа внизу – тоже живая. она кричит “браво!”, когда Боян плавно скользит по канату, она замолкает, когда он хватается за трапецию и раскачивается вперед-назад, вперед-назад, вперед- толпа шумно выдыхает, когда он приземляется на канат. по его спине течет пот, а кончики пальцев немного подрагивают, пока он восстанавливает равновесие, но адреналин берет свое, и он улыбается. конечно, никто этой улыбки не видит – он слишком далеко от земли. он почти среди звезд. барабанная дробь замедляется, когда он снова хватается за перекладину и подтягивается, усаживаясь на трапецию. босые пальцы поджимаются, но Боян баловливо качает ногами и позволяет себе отдышаться несколько секунд, перед тем как перестать держаться руками и соскользнуть вниз. толпа громко охает, когда он откидывается назад и лишь сгибает колени, чтобы не сорваться с трапеции. Боян повисает вниз головой и чувствует, как кровь приливает к его щекам, а пот струится по голому торсу. его руки с потрескавшейся кожей повисают плетьми. он знает, что Йере сейчас сказал бы ему, что он – прекрасен, что он – сияет, как самая яркая звезда в ночном небе. Йере любит говорить о звёздах. толпа аплодирует, когда Боян снова подтягивается на перекладине. его ладони горят, а спина мокрая. – спускайся вниз, – слышит он знакомый голос, и раскачивается-раскачивается-раскачивается, чтобы разжать пальцы и приземлиться на натянутую под ним страховочную сеть. люди кричат “браво!”, пока сеть под ним пропитывается кровью с потрескавшихся ладоней, и потом. после времени, проведенного почти у неба, чувствовать опору под ногами странно, и Боян пошатывается, когда поднимается. Йере подбегает к нему, держа в руках полотенце и бутылку воды. мышцы Бояна сводит мелкой судорогой, пока он пьет, а Йере накидывает ему на мокрую спину полотенце, чтобы его не продуло. – спасибо, – говорит Боян, вытирая испарину со лба. на улице еще не холодно, но его колотит мелкая дрожь. с ним всегда так после выступлений. – у тебя нет бинта с собой? – спрашивает он, и Йере отрицательно мотает головой. Боян внимательно смотрит на него. макияж, что он подправлял ему днем, снова смазался, и за те пару часов, что Боян его не видел, Йере обзавелся новым ожогом в уголке губ и лишился кончика усов – теперь на этом месте только гладкая кожа, что немного блестит под светом прожекторов. на Йере тоже нет рубашки, но, в отличие от Бояна, он уже успел остыть и отдышаться после своего выступления – оно закончилось еще до блока Бояна. когда есть возможность, они стараются попадать на номера друг друга, но получается не всегда: перед выступлением Бояну надо втереть в ладони тальк и забинтоваться, после выступления Йере надо обработать ожоги и избавиться от привкуса дешевого керосина во рту. – ты закончил на сегодня? – спрашивает он у Йере, и тот кивает. Боян кутается в полотенце как в шаль, и они идут в сторону трейлеров и палаток артистов. Йере отказывается от предложенной воды, болезненно морщась. – не хочу ни есть, ни пить, – говорит он, и Боян понимающе кивает, поглаживая его между лопаток. все дело в керосине. – твои руки болят? – переводит тему Йере. – немного, – кивает Боян. раньше Йере попытался бы уговорить его надевать перчатки, но теперь он просто кивает в ответ. они проходят мимо палаток с едой, едва ли не спотыкаясь о кошек Юре, шныряющих под ногами, и Йере впервые за день перестает хмуриться, когда видит самого дрессировщика. он стоит в окружении восторженных детей, заставляя своих котов прыгать через кольца, ходить на задних лапах и мяукать по команде. один из котов – Игорь – цепляется когтями за штанину Юре и карабкается вверх, пока не оказывается у него на плечах под радостный вопль детей. Юре улыбается им, когда замечает, и Боян кивает ему. когда Йере пытается улыбнуться в ответ, он чувствует, как во рту снова появляется привкус крови. *** в этом проклятом цирке все сломаны, достаточно посмотреть в глаза любого из артистов, выступающих здесь. чего только стоят Ян и Наце, выступающие непременно в паре и улыбающиеся как маньяки, стоит ножу оказаться у них в руках. Йере не любит ночные рассуждения Бояна: они всегда оказываются слишком мрачными. ему хватает мрака, даром, что работает он с огнем. – мы здесь как разбитые марионетки, ты понимаешь? – говорит Боян, разматывая бинты на своих ногах, пока Йере остервенело чистит зубы-десны-язык, стараясь избавиться от маслянистого привкуса во рту. его уже тошнит от запаха ментола. – мы не разбиты, – отвечает Йере, сплевывая мятную пасту, – мы просто немного надломлены. Боян не согласен. кажется, никто, из присутствующих здесь артистов, не искал это место специально – оно само нашло их: скрученных, переломанных, с тусклыми глазами и вымученными улыбками. здесь все юродивые. – ты не юродивый, – говорит Йере, подходя к Бояну, – ты самый прекрасный, ты знаешь это? Боян ничего не отвечает, лишь начинает усерднее втирать в потрескавшиеся от талька ладони крем. Йере молча начинает разминать ему спину. он не всегда был таким молчаливым – Боян помнит его другим, с открытым взглядом и яркой, пусть и кривой, улыбкой. сейчас Йере редко улыбается, иначе кровавые корки у рта трескаются и начинают кровоточить. – ноги болят? – спрашивает Йере, и Боян мотает головой. – спина сильнее, – говорит он, и Йере хмурится. с этим он ничего не может сделать, разве что, выбить у начальства пару лишних выходных для Бояна. – давай ложиться. – говорит Боян, – я устал. Йере кивает и идет разбираться с подъемной кроватью, застилая ее и расправляя одеяла, пока Боян оттирает остатки подводки с глаз. когда он заканчивает, Йере уже ждет его и обнимает со спины, стоит только ему лечь рядом. Боян вдыхает родной запах мяты и сандала, которым пропитался весь их трейлер, пока Йере сопит ему куда-то в шею. за приоткрытым окном перекрикиваются и ругаются рабочие, параллельно убираясь на замусоренной за день территории. Боян вслушивается в хрипящее дыхание Йере. завтра все будет точно так же. иногда, когда они не сильно устают, Йере с Бояном присоединяются к ночной жизни цирка. тогда они помогают Юре кормить котов, общаются с Яном и Наце, иногда даже пересекаются с Крисом. впрочем, редко – никто не может точно сказать, где он проводит большую часть времени до и после выступлений, умудряясь не попадаться никому на глаза. иногда, когда им хочется побыть одним, они до глубокой ночи бродят среди палаток, проводят время у игровых автоматов, а затем, когда все фонари гаснут, смотрят на ночное небо. иногда Боян спрашивает у Йере, сколько звезд тот видит. – одну, – отвечает он всегда, не скрывая влюбленного взгляда, – только одну. *** ночью Боян просыпается от чужих тихих всхлипов. его футболка мокрая между лопаток, а Йере за его спиной мелкой трясется. – все хорошо? – спрашивает шепотом Боян, заранее зная, что нет. – его лицо, – рыдает Йере, – господи боже, блять, его лицо. *** они знакомятся несколько лет назад, в конце мая, когда переломанный Боян решает начать жизнь с чистого листа. они знакомятся в конце мая, и с тех пор не отпускают друг друга. “цирк бастардов” становится для Бояна настоящим спасением, когда он обрывает все связи с прошлой жизнью и ищет куда податься. красочные афиши цепляют взгляд, а слова о дрессировщиках и клоунах будоражат сознание. он приходит туда сразу с сумкой вещей, готовый выгрызть зубами возможность остаться здесь. шпрехшталмейстеру нравится его напор. – только скажите мне, голубчик, – спрашивает он, – зачем вам это? – потому что я больше никуда не гожусь, – пожимает плечами Боян. и это правда. – c’est bien, bien. – улыбается шпрехшталмейстер, и подзывает кого-то, кто проходит мимо его палатки, – Йере, помоги нам обустроить парня. в шатер заходит разукрашенный парень с обожженными руками и сияющими глазами, и, когда Боян впервые видит его улыбку, он забывает все, чем жил раньше. *** Йере – подмастерье огнеглотателя, и это первое, что Боян узнает о нем. второе, что он понимает о Йере, это то, что он ненавидит свое тело. он говорит об этом совершенно просто, не напрашиваясь на похвалу или утешения. просто периодически у него проскальзывают фразы, в духе “с моим сложением мне быть только подмастерьем”, “у меня не получится также красиво как у Беньямина”, и появляются новые ожоги на руках. Бояну не нравится, что они уж очень похожи на сигаретные. с Беньямином, кстати, он знакомится на следующий день после принятия. Бен оказывается крепким светлым мужчиной под два метра ростом, который любит, кажется, только играть с огнем и хорошенько выпить. позже Йере объясняет Бояну, что одна из его обязанностей – следить за тем, чтобы Бен не пил перед выступлениями. – спирт горит очень быстро, – говорит он тогда, – две минуты – и у тебя нет лица. Боян быстро вливается. он знакомится с Яном и Наце – метателями ножей, что выступают только в паре. сначала его пугают их оскалы, но Йере успокаивает его. – если они не кинули в тебя кунаем в первые пять минут знакомства, значит ты им уже понравился, – объясняет он. в любом случае, Бояну больше по душе приходится дрессировщик Юре со своими котами. он успевает перезнакомиться со всеми хвостатыми, прежде чем Йере тянет его дальше, к местному йогу. – это Паша, – представляет его Йере, – он не очень любит разговаривать, но если кому-то надо выговориться, то он всегда здесь. у Паши невероятная улыбка, морщинки в уголках глаз и очень тоскливый взгляд. – у него погибла невеста прямо перед свадьбой. – позднее объясняет ему Йере, – мне кажется, он лежит на гвоздях, чтобы хоть как-то заглушить свою боль. – это как у тебя со следами от сигарет? – спрашивает Боян. Йере хмурится, но ничего не отвечает. постепенно Боян знакомится со всеми артистами, зарабатывая если и не всеобщую любовь, то безусловное уважение. и Ян с Наце, и загадочный Крис, которого не видно большую часть времени, и Паша, который смолит как паровоз и, кажется, не простыми сигаретами – все они улыбаются и хлопают Бояну, впервые оказавшемуся на репетиции. он выкладывается на полную, показывая все, что он только может. – а в коробку поместишься? – спрашивает уже подвыпивший Беньямин. – какую коробку? – переспрашивает Боян, поднимаясь с земли. – принесите коробку! – говорит кто-то из собравшихся артистов, и пару минут спустя Ян с Наце притаскивают на сцену деревянный ящик, в который человек не должен поместиться. – я помещусь, – говорит Боян, – но мне нужно, чтобы кто-то мне помог. Беньямин подходит ближе и поднимает его – сильные мышцы, никаких усилий. Боян чувствует исходящий от него запах алкоголя. – Йере, сюда, – подзывает Бен помощника. Йере подходит ближе, и, с молчаливого кивка, начинает согинать суставы Бояну так, как не получилось бы согнуть никому другому. Боян – податливый, сейчас он – шарнирная кукла. Йере аккуратно выкручивает его конечности, пока тот держит глаза прикрытыми и не чувствует ничего, кроме прикосновения кожи к коже. это почти неприятно. Юре присвистывает, когда Беньямин убирает Бояна в ящик и захлопывает крышку. Йере открывает ее несколькими секундами позже, помогая Бояну выбраться, придерживая его за талию. – все хорошо? – уточняет Йере, пока остальные аплодируют, – ты бледный. – все нормально, – кивает Боян, – просто не люблю замкнутые пространства. – неплохо, – говорит Крис, и из его уст это – высшая похвала. ночью Боян не может спать из-за боли в спине и ногах, но это того стоит. у него все хорошо. у них все хорошо. а потом у Бена сгорает лицо. *** Боян одновременно любит и ненавидит дни переезда. ему нравится быть в дороге, смотреть в окно их с Йере трейлера, пока пейзажи сменяются один за другим, ему нравится чувствовать себя свободным и совершенно не привязанным к одному месту. Боян ненавидит дни переезда, потому что Йере становится хуже. утром он будит его, и протягивает маленькую белую таблетку. – что это? – спрашивает Йере. – от головы, – отвечает Боян. – нам разрешили сегодня спать дальше, кажется, все думают, что мы вот-вот развалимся. Йере считает, что эти слова не так уж далеко от правды. когда он снова хрипяще закашливается, Боян рядом и помогает ему вытереть рот от крови. – кажется, у меня в горле лопнул волдырь, – говорит Йере, – просто отвратительно. впрочем, эти дни всегда тяжелы и для остальных артистов и рабочих: надо разобрать шатры и палатки, а затем добраться до места и разложиться заново. в конце дня все, несмотря на усталость, обычно собираются у костра и разговаривают до глубокой ночи и поочередно загорающихся звезд. всю дорогу Йере спит, просыпаясь к вечеру особенно хмурым и растрепанным. за день ранки вокруг его рта немного затянулись, и даже не сильно трескаются, когда он легонько улыбается Бояну. они подходят к костру последними, взяв с собой пару пледов, чтобы можно было прилечь прямо возле огня. вокруг сидят остальные циркачи, обсуждая новый город и делая ставки, сколько молодых ребят попросится с ними в этот раз. почти каждый переезд сгоняет к ним молодежь, что пытается найти себе работу или развлечений. Йере лежит рядом с Бояном, и тот слышит его хрипящее дыхание. Бояну не нравится этот звук. – все хорошо? – спрашивает он. – мгм, – неопределенно мычит Йере, – дышать тяжело. – голова не болит? – она всегда болит, – говорит Йере, прикрывая глаза и пристраивая свою голову на колени Бояну. как и ожидалось, вскоре вокруг костра начинает собираться молодежь. как всегда, Крис спрашивает их, что они тут забыли. как всегда, они говорят, что хотят в цирк. какой-то мальчишка подходит ближе к ним с Йере, и с благоговением рассматривает чужие обожженные руки и раны вокруг рта. – он огнеглотатель? – спрашивает он у Бояна, и тот кивает. – вообще-то я все еще здесь, – протестует Йере, и мальчишка ойкает, а затем спрашивает: – что у тебя с ухом? тоже огонь? Йере нащупывает рукой разорванную мочку и приоткрывает глаза, чтобы посмотреть на юного допросчика. – нет, – говорит он, – это не огонь, а ебанутый папаша, от которого я дал дёру при первой возможности. – он разорвал тебе ухо? – округляет глаза мальчика. – вырвал серьгу. – а ты что? – а я поджег его дом, – отвечает Йере, и подросток улыбается, думая, что это шутка. Боян тоже улыбается. он знает, что это не шутка. *** Йере будит Бояна рано утром. – пошли, – говорит он, – сейчас цирк пустой, но у нас мало времени. Боян собирается за несколько минут, и выходит за Йере в утреннюю прохладу. на улице только начинает светлеть, а из звуков слышно только чириканье воробьев. – идем, – говорит Йере и берет Бояна за руку. в шапито оказывается еще темнее, чем на улице, и Йере зажигает часть гирлянд, развешанных изнутри. они горят мягким интимным светом, и Боян осматривается по сторонам, пока Йере подходит к старому граммофону, который, кажется, таскают с собой только из чувства ностальгии. арена редко пустует: почти все время она занята репетирующими артистами, потому увидеть ее такой удается совсем нечасто. Йере заводит граммофон, и Боян с первых нот узнает музыку. – Дога? – поднимает он бровь. – тебе же нравился этот вальс, – отвечает Йере. – да, но ты говорил что он слишком сопливый. – я не говорил, что это плохо, – пожимает плечами Йере, подходя Бояну и беря его за руку. Боян устраивает вторую руку у него на плече и позволяет вести. – не знал, что ты умеешь танцевать, – улыбается он. – у меня тоже был когда-то выпускной, – подмигивает ему Йере, и они замолкают, позволяя музыке заполнить собой все пространство. темп нарастает, и, кажется, у Йере слишком блестят глаза. – ты что, плачешь? – спрашивает Боян. – нет. – качает головой Йере, – не знаю. может быть. ты такой красивый, ты знаешь это? Боян знает, что пытается сказать Йере. – я тебя тоже, – говорит он, и это чистая правда. несколько лет назад Боян постыдился бы разводить такие сопли, но время идет, а он не молодеет, поэтому он может себе позволить хотя бы это. *** ночью Боян снова просыпается от чужого плача. Йере хрипит, а у него в легких что-то неправильно свистит. – я не должен был позволять ему пить, – рыдает он, пока Боян его обнимает, – о господи, его лицо просто сгорело. Йере кашляет, и утром Боян находит на своей светлой футболке кровавые брызги. *** – мне так плохо, – говорит Йере незадолго до выступления, – блять, это не может быть простой усталостью. – давай возьмем сегодня отгулы и съездим к врачу, – предлагает Боян, – нас отпустят. поехали прямо сейчас. – после утреннего блока, – говорит Йере, – и после этого мы поедем, обещаю. Боян кивает и помогает Йере подвести глаза каялом, нарисовать яркие узоры на лице. он красивый даже так, с уставшим взглядом и ранами вокруг рта. это все шоу. это всего лишь шоу. Боян целует его в щеку на выходе. – покажи им всем, – говорит он, и Йере улыбается ему одними глазами. *** все вокруг – белое и стерильное. Боян знает, что Йере не любит белый. седой врач в белом халате отвлеченно щелкает ручкой, пока рассматривает рентген Йере. – так вы циркачи, – говорит он в итоге, и Боян поспешно кивает. – ваши волдыри в горле, – обращается он к Йере, – они загноились. Боян прикрывает глаза. Йере не двигается с места. – и у вас весьма специфическая пневмония, – говорит врач, пока Боян держит Йере за руку. – в вашем случае предпочтительна госпитализация. – ох, черт. и это все, что говорит Йере. *** когда Юре заходит в палату, он оглядывается по сторонам, в поисках медсестер и, не увидев никого лишнего, достает из рюкзака контрабандного кота. Йере смеется до слез, и Боян улыбается, сидя рядом. он так давно не слышал его смех. – я специально взял белого, чтобы шерсти не было видно, – добавляет он заговорчески, и даже Крис, пришедший с ним и стоящий у двери, улыбается. – мы ждем вас обратно, – говорит он, просмеявшись со всеми. – даже Паша обещал накрутить вам лучших самокруток. – передавай ему привет, – говорит Йере, чеша кота за ухом. – сам передашь, – отвечает Крис. *** они возвращаются в цирк через месяц, когда раны в горле и вокруг рта заживают, и Йере перестает хрипеть с каждым вдохом. конечно, они возвращаются. не могут не вернуться. они слишком переломанные для другой жизни, и только “le Cirque des bâtards” готов принять их такими: разбитыми и наспех склеенными. однажды майской ночью Йере снова разбудит Бояна, чтобы позвать его на улицу. они лягут в еще зеленую, не успевшую завять траву, и будут смотреть на звезды. тогда Боян спросит у Йере, сколько звезд он видит. – одну, – ответит он, как всегда, – только одну.