цветение

возможно, он считает это спасением, когда ласково гладит её по голове, расчёсывая длинные пряди пальцами. возможно, ей бы тоже хотелось так считать, но цветы яблони распускаются у неё в нутре, убеждая — нет, не спасение. изобилие всегда хочет казаться нежностью, всегда заражает через поцелуй. фусюань бы не умерла от безответности, но любовь — убеждает почти реальный голос яоши в её голове — должна жить. фусюань усмехается, чувствуя прикосновения больших тёплых ладоней к лицу. это не любовь, когда он просто не хочет, чтобы её заживо сожрала мара. это кисло-сладкая жалость, горчащая на языке, болезненная привязанность, но не любовь. она не избегает и не противится прикосновениям, потому что всё ещё слишком молода, чтобы умирать. ей лишь интересно, что им движет, когда ток на кончиках его пальцев проходит сквозь кожу мягкими разрядами. он целует её оголённый живот, осторожно сжимая бока ладонями, и фусюань чувствует, как молния тонкая и гибкая, словно змея, оплетает её органы. цзин юань трётся щекой о её рёбра, щекочет непослушными волосами кожу, задевая прорези в плоти, сквозь которые пробиваются зелёные ростки. на сяньчжоу болезни изобилия наравне с язвами и ячменями — нелицеприятная мерзость, которую люди стыдливо скрывают под одеждой. фусюань ковыряет ростки ногтями, выдирает их с корнем — и стебли скользкими паразитами тянутся через внутренности. как нет противозачаточного от любви — нет гербицидов от плодов изобилия. фусюань никогда так сильно не хотела выпить стакан ядохимикатов — умертвление в себе каждого семечка яблони будет её личной местью яоши. золотые глаза смотрят в её рот, истекающий растительным соком, — смесью из горькой жидкой гнили и крови — цзин юань слизывает её прежде, чем она успевает утереться, и на подбородке остаётся лишь мокрый след, а тёплые губы трогают челюсть и шею. электричество вьётся по остаткам чужой слюны на коже, чешет горло и дёсны с языком, колется и резвится, выбивая искры в глазных яблоках. фусюань тяжело дышит, поджимая пальцы ног, и скребётся руками по чужим предплечьям. пот выступает влажной испариной на теле и проникает в нос кисло-приторным запахом. она слышит, как слюна перекатывается у него во рту и скатывается вниз, когда он сглатывает. дыхание, шорох трения кожи о кожу, биение пульса о его шероховатый тёплый язык. мозолистые пальцы оглаживают круглое плечо, поддевая ногтем закупоренный под кожей непробившийся росток. фусюань хочется, чтобы он забрался ей под кожу, расплёл по ниточке мышцы, помял склизкие мешочки органов. сердце сжимает очередной разряд — её чуть встряхивает, пробирая до самых кончиков пальцев, и между складками кожи липкой влагой собирается пот. цзин юань отнимает губы от её шеи, но продолжает нависать сверху, изучая тело под собой внимательными зрачками. широкая ладонь ложится на её ключицы, опускается ниже к косточке грудины, задевая крайними пальцами гладкие коричневые ореолы. фусюань щурится, жадно вдыхая, отчего грудная клетка сильно поднимается и вздувающийся живот упирается в приложенную к нему вторую руку. она чувствует, как сквозь ткань застёгнутых штанов пульсирует налившийся орган, упирающийся ей в бедро. это гладит её эго, заставляя уголки губ приподняться в немного больном удовольствии. — цзин юань, — тянет она хриплым влажным голосом, смочив язык и горло слюной, — заканчивай благородно пропалывать мои сорняки. если я тебе не противна, то прекрати жалеть меня. фусюань притягивает его к себе за шею и продолжает уже полушёпотом: — ты хочешь заняться сексом со мной? он сглатывает и его лицо теряет непроницаемость, обретая выражение напряжения и почти стыда. — госпожа фу, вы негодяйка, — повторяет её же слова, убирая с молочного плеча локон тонких волос. — потому что прошу тебя решить самостоятельно? — читаете меня, как открытую книгу. — именно. так что? — она вытягивает шею, останавливаясь почти вплотную к чужим губам. эта ядовитость — нечто, что в ней раскрыло изобилие, проникло в неё так глубоко, что стало её частью. и корчевание током едва ли задевает корневище проклятой яблони — цзин юань, наверное, закрывает глаза на то, что болезнь фусюань стала её паразитом. спасение ли это, если он отсрочивает казнь — он не уверен, что сейчас способен ответить сразу на два вопроса. если, конечно, залезть человеку языком в рот считается за ответ. — что ты пила? — смазанно спрашивает, едва размыкая горячие губы. её слюна горьковато-кислая, отдающая одновременно терпкой растительностью и химозой. — отраву для сорняков, — звучит смешком. любовь — убеждает почти реальный голос яоши в её голове — должна жить. белые цветы яблони раскрываются в тех местах, где он касается ростков, прорываются сквозь кожу и зудят. фусюань кусает его за губу, насильно поворачивая обеспокоенное лицо обратно. твоя любовь — язвительно отвечает фусюань голосу в своей голове — сдохнет. она хватает его за штаны, тянет ширинку вниз и следом за ней опускает резинку белья, обхватывая эрегированный член ладонью. тёплый вздох греет ей щеку, а хлюпающий звук надрачивания чешет кожу краснотой. цзин юань хмурится, но не выглядит раздражённо. это такое простое смущение, которое будто бы давно должно было в нём выродиться, но вот оно — всё ещё живое и горячее, переплетается с её тяжёлым дыханием и до сих пор бешено бьющимся сердцем. фусюань чувствует, что уже достаточно много смазки запачкало ей трусы, и она тянет их вниз, спешно снимая, и громко выдыхает, когда ночной воздух холодком трогает влажную кожу. она гладит руку цзин юаня и кладёт её ладонью на лобок. — сначала поласкай меня, — тянет фусюань требовательным тоном, напоследок сжав сочащуюся предэякулятом головку перед тем, как вытереть мокрые липкие пальцы о его живот и царапнуть игривым охотничьим взглядом. — как скажете, — цзин юань отвечает мягкой улыбкой, прижимается к ней почти вплотную и, лишь едва коснувшись губами губ, останавливается. фусюань теряет опору, когда он выдергивает из под головы подушку и следом поднимает бедра, чтобы положить её под них. ещё один нежный разряд проходит насквозь, заставляя выгнуться в спине и резко упасть обратно с коротким вскриком. цзин юань касается губами лобка и внутренней стороны бёдер, где краснеют следы от резинки белья, большим пальцем отодвигает губу в сторону и размашисто проходится языком снизу вверх. хлюпающие звуки через уши забираются ей в самое нутро, обволакивая органы и корневище яблони. фусюань чувствует, как в животе копошатся мелкие цветки, щекотят её, чешут изнутри, и она издаёт нечто похожее на измученный рык, зажимая голову цзин юаня между ног и хватая его за волосы. изобилие пронизало всю её насквозь — он чувствует растительный привкус в естественной смазке, вдыхает запах больше напоминающий цветочную гниль, чем человеческий пот. фусюань медленно зацветает — сходит с ума, глотая лекарства и его поцелуи, выдирая цветы из тела и откашливая лепестки. он лижет, посасывает, въедается в неё, сжимая пальцами бёдра. перед оргазмом она прижимает его плотнее, и он языком чувствует пульсацию внутри, когда после пары секунд судорог тело фусюань обмякает и она запрокидывает голову назад, шумно вдыхая. цзин юань упокаивающе оглаживает подрагивающие ноги ладонями, целует её в живот, поднимая глаза на распустившийся в рёбрах цветник. может, это никогда не было спасением. но фусюань гладит его щеку обмякшей ладонью, зовёт по имени, оплетая руками шею. и это будет слишком жестоко — оставить её сейчас, даже если никто из его любимых не закончил счастливо. любовь — убеждает почти реальный голос ланя в его голове — должна умереть.