Лис и Ворон

      Торги, клановые разборки, перестрелки, где каждый непродуманный шаг легко оборачивается катастрофой — Каз любил эту жизнь и не позволял себе расслабиться. Ведь кто он вне улиц Кеттердама: хромой сирота, обиженный на жизнь хулиган, замкнутый эгоист, которого кое-как терпят люди? Инеж когда-то сказала, что уйдет, если он не изменится, если не попытается открыться. Каз тогда не верил, что его призрак исполнит угрозу, и ухмылялся в ответ на ультиматум девушки. Но призрак перестала кому-либо принадлежать: она нашла родителей, научилась работать на корабле, собрала команду, и уплыла отлавливать работорговцев, как и мечтала. А Каз остался один — вынашивать очередной план мести, копить внутри злость и возрождать «Воронов». Джеспер и Уайлен часто наведывались в Бочку: рассказывали, как идут дела, играли в карты и развлекались со всей молодецкой буйностью, на какую хватало сил. Бреккер и вида не подавал, что завидует, а между тем, возвращаясь с попоек, валялся полночи в постели с открытыми глазами и растирал пульсирующую от боли ногу.       Однако, и в этой жизни бывали просветления. Пират-самодур, присланный как-то юным королем Равки для аукциона, иногда приплывал в Керчию по делам, и, успешно завершив очередные переговоры, наведывался в «Клуб воронов», пропустить с приятелем по стаканчику.       С Николаем ему было комфортно: он много шутил, веселился и никогда не лез в душу. Бреккер видел — Ланцов совсем не прост, за внешней развязностью кроются ум и изобретательность. Тем приятней ему было коротать с королем время: выпивши, он рассказывал видавшему виды Казу такие истории, что парень давился смехом от непонимания, как можно было такое сочинить. Николай, естественно, театрально оскорблялся от того, что ему не верят, но продолжал травить байки с неугасающим энтузиазмом, отчего Бреккеру становилось спокойнее и легче пережидать ночь.       Сам Ланцов обладал завидной проницательностью, но не спешил демонстрировать ее на Казе. Он позволял приятелю быть закрытым, подолгу молчать и скрывать намерения. В конце концов, иногда достаточно знать о человеке два-три факта, чтобы понять, кто он и что прячет внутри. Николай, обученный скрытности и двоемыслию лучше любого торговца или политика, понимал его чувства и незаметно, как бы для интереса, подталкивал того к откровенности. Когда это не получалось, Ланцов соглашался и продолжал играть роль бесшабашного корсара, чья главная цель — напиться до беспамятства и унести в пучину веселья мрачного собеседника. Казу это нравилось, поэтому со временем он стал приглашать Ланцова без повода — так, просто увидеться.       В «Клубе воронов» для них оборудовали приватное место: такое, чтобы шум посетителей скрывал их речи от любопытных, но достаточно отдаленное от игорных столов и барной стойки. Ты замечаешь всех, а тебя — единицы.       — Как равкианцы пьют эту гадость? — Каз отставил в центр столика стакан водки.       — Ты просто неправильно пьешь, — Ланцов, он же Штурмхонд для непосвященных, взял напиток себе и тут же отправил его внутрь. Скривившись, он закусил водку лимонной долькой и кусочком соленого огурца. — Вот как это делается, Грязные Руки. Все хотел спросить: не надоедают тебе эти перчатки?       — А тебе не надоедает этот маскарад? — парировал Бреккер, кончиком пальца очертив в воздухе овал.       — Конечно нет. Мало кому удается за жизнь побывать в двух красивых обличиях. Я же делаю это регулярно. А вот что такого в этих перчатках я честно не понимаю.       — Считай это моей фишкой. Как твой «сломанный нос».       Николай отправил в рот маслину и ухмыльнулся.       — Интересно, что у тебя под ними: рубцы от оспы; обожженная химикатами кожа; татуировка с именем бывшей?       Каз недвусмысленно покосился на легкие перчатки Ланцова:       — Интересный ход мыслей, Король Шрамов. Пусть будет любая приятная тебе версия.       Забавно, что из всего многообразия сходств, существующих в мире, этих двоих роднили проблемы с руками. Ну и любовь к скрытности, конечно.       — Значит, точно не имя бывшей девушки. Я бы удивился, узнав, что Каз Бреккер не чужд сантиментов.       — У меня только одна татуировка, — Казу как раз принесли новый стакан, и он медленно поцеживал виски. — И это символ «Воронов».       Николай, подперев голову рукой, протянул:       — Такие милашки: делаете совместные татуировки, здороваетесь по-особенному, устраиваете сходки… почти как девочки-гриши у нас в школе.       — Неужели Его Величество Король Равки недооценивает мощь ритуалов? Бьюсь об заклад, раз в неделю вы устраиваете бешеные пляски вокруг гигантского Двуглавого Орла, поете ему хвалебные псалмы и разговариваете со Святыми, чтобы с их позволения начать там же оргию.       — Нет, Бреккер, мимо, — перегнувшись через стол, Ланцов наклонился к Казу и прошептал: — Это происходит два раза в неделю.       Затуманенный алкоголем, тот расслабил губы в подобии улыбки, что еще больше раззадорило Николая.       — Хотя, если интересно, у меня есть тату с лисенком.       Бреккер непонимающе уставился на Николая.       — Одна наша общая знакомая любила меня так называть, — пояснил Ланцов. —Набил «по молодости» в каком-то кабаке. Только я тебе не покажу — место деликатное.       «Какое же это место», — подумал про себя Каз, осушив стакан полностью.       — Слушай, — продолжил корсар, — За все время, что я тут гостил, я ни разу не видел тебя с девчонкой. Ты что, монах? Или просто секретничаешь?       — Тебя тоже ни с кем не видать.       — Любишь ты, Бреккер, вопросы переводить, — он откинул назад прилипшие ко лбу волосы. — Я не цепляю красоток — или красавчиков, — в местах, где часто бываю. Они потом крутятся вокруг да около и стараются привлечь внимание. А это, как понимаешь, вредит делам.       — Или красавчиков… — задумчиво пробормотал Каз.       — А что, какие-то проблемы?       — Совсем нет. Просто не знал, — он щелкнул официанту, чтоб притащил еще выпивки, и замолк.       — Может, кто-то ревнует? — Николай вальяжно потянулся, так что его нога под столом коснулась здоровой ноги Бреккера. — Хотел меня склеить, но боялся? Признайся, хотел?       У Каза вырвался нервный смешок. Не то чтобы предположение его оскорбило или показалось странным — с кем только этот тип не флиртует, — просто в ответ на его заявление щеки парня тронула легкая краска. И хорошо, что тусклый свет клуба скрывает недуг от Ланцова. А может, все из-за алкоголя?       — Я не боюсь отказа, Король Шрамов, в отличие от тебя.       — Я тоже не боюсь, ведь мне никто не отказывает.       Какой самонадеянный. Еще и ухмыляется. Напился, что ли?       — Знаешь, я всерьез думал изменить придворный протокол и дать подданным возможность приходить на балы с парой любого пола. Как думаешь, их это сильно шокирует?       — Твою матушку так точно.       — Ты прав: сначала подготовлю почву, а потом уже устрою праздник свободной любви. Святые, да я лучший правитель!       — Такими темпами на троне окажутся два короля.        — А что, — подхватил Ланцов, — Это не невозможно. Маловероятно, конечно, но все же.       Каз заметил, что под столом опять происходит движение. На этот раз их ноги соприкасаются ближе — от ступней до колен. Он, не двигаясь, следил за дальнейшим развитием. Николай буднично вел беседу, то беззаботно шутя, то переходя на колкости, и никак не обозначал своих намерений. Тогда Бреккер, подначиваемый пьяным задором, погладил его ногу в ответ. Ланцов по-лисьи ухмыльнулся и, притворившись, что тянется перевязать шнурок, вскользь провел по его штанине рукой в перчатке. Каза передернуло: к привычному отвращению добавилось забытое чувство — как будто тысячи иголочек разом пронзают тело. Ранее он испытывал это с Инеж, прикасаясь к ее шее и рукам, боясь в любой момент потерять сознание. В одежде все ощущалось иначе: проще и… приятней?       — Господа, еще виски? — подал голос подошедший официант.       — Водки. Два раза, — попросил Ланцов, несмотря на протесты Каза.       С трудом ему удалось уговорить приятеля выпить. Сразу же подсунув ему огурчик с лимоном, Николай подсел ближе и стал объяснять Бреккеру, в какой последовательности нужно закусывать. Теперь, сидя вплотную к Ланцову, Каз потерял остатки привычной собранности: алкоголь жег горло, но рекомендации равкианца сделали свое дело — напиток пошел легко и приятно осел на языке кисло-соленым послевкусием.       — Понял наконец? — ликовал Ланцов.       Парень молча кивнул.       — Мне надо проветриться. И… к себе… наверх, — с трудом ответил он спустя две минуты.       — Идти можешь?       Голова Каза работала лучше, чем он рассчитывал, а вот тело давало сбои. Дойдя до лестницы, он пошатнулся, опершись на трость обеими руками, и прошептал:       — Черт.       — Закидывай руку, Бреккер.       — Я и сам могу…       — Упасть, сломав вторую ногу вместе с шеей? Охотно верю. Очень благородно с твоей стороны избавить мир от одного из страшнейших преступников, но, я думаю, людям ты еще нужен.       Болтовня Николая усмирила Каза, и он поддался пирату, позволив страховать себя на пути в комнату.       Апартаменты Ворона тухли от духоты. Он никогда не проветривал спальню и кабинет, находясь в другом месте, и привыкший к свежести Николай недовольно поморщился, едва перейдя порог.       — Если это новый способ пытки, то я восхищен. Напомни взять на вооружение.       Он подошел к окну, дернул на себя форточку, и холодный ветер заполнил комнату. Это немного отрезвило приятелей, но не спасло от противной жары.       — Извини, конечно, но я все-таки разденусь, — Ланцов стянул с себя жилет и рубашку. — Монаршим особам не престало ходить, светя торсом, но что делать, раз ты решил испытать на мне свой садизм.       — Не волнуйся, в Керчии не заботятся о формальностях.       Бреккер, потихоньку приходивший в себя, стал разглядывать Николая: высокий, стройный, уверенно держащийся на ногах даже после попойки — истинный король. Ворон, следя за каждым движением гостя, невольно краснел и сглатывал. Он выпил воды, ополоснул лицо, но румянец не сошел, а только усилился. Тот это заметил и присел рядом, на стул.       — Не стыдно так пялиться? Я, все-таки, скромный человек, не привыкший к вниманию.       — Я лиса ищу.       — А, того самого, на деликатном месте? — король рассмеялся. — Покажешь руки — покажу лиса.       Издевается или провоцирует? Нет, надо выставить его за дверь, пока не случилось непоправимого.       — Тогда пропадет моя тайна.       — Ой, да зачем равкианскому корсару обсуждать бандитские секреты? В конце концов, у короны есть на тебя куда больший компромат.       Азарт блеснул в глазах Бреккера: он медленно стянул кожаные перчатки, сверля собеседника взглядом. В груди, точно сигнал тревоги, стучало сердце, оповещая о том, что что-то идет не по плану. «Остановись», — кричало оно. — «Ты забываешься». Но Каз решил рискнуть.       Николай, постепенно принимавший свой настоящий облик, внимательно оглядел знаменитые Грязные Руки и наигранно ужаснулся:       — Что, таки без ожогов и оспин? Ну, Бреккер, так неинтересно. Мои пострашнее будут.       Про шрамы юного короля давно ходили слухи, и они не удивляли Каза: кому как ни ему понимать людские изъяны.       — Теперь я, — Николай встал лицом к окну и бросил полулежавшему на постели Казу: — Подойди.       Тот, кое-как поднявшись, зашел ему за спину.       — Тут ничего нет.       — А ты подними волосы.       Рыжина, прямо на глазах уступавшая место блонду, чуть-чуть ниспадала на шею короля. Бреккера передернуло от предстоящего прикосновения, но он поднял руку и отвел пряди в сторону. На шее, почти у линии роста волос, красовался золотистый лисенок.       «Я касаюсь шеи полураздетого Царя. Отброс из Бочки дышит в спину перекроенному Ланцову. Что мы творим?!»       — Ну как? — спросил Николай.       — Самокритично, — прошептал тот.       Тело пирата пылало, хоть он и стоял в расслабленной позе. Каз видел, как напряглись его мышцы, и сам почувствовал тяжесть в ногах. Переборов первую реакцию — тошноту и головокружение, — он наклонился к уху равкианца, хрипло бросив: — А я думал о другом деликатном месте.       Николай, не теряя времени, развернулся на пятках, как учат в армии, и, взяв его за предплечья, сказал:       — Не стоит мечтать о невозможном.       — Ты хотел сказать, «о маловероятном»?       — Быстро учишься, Бреккер.       Расплывшись в улыбке, он увлек Каза в поцелуй. Тот сперва отпрянул, но все же позволил повести себя дальше. Шутливый и беззаботный, Николай быстро стал резче. Он углубил поцелуй, плавно подталкивая парня к постели. Разорвав на мгновение ласку, король стянул с Бреккера жилет и так же бесцеремонно расправился с рубашкой.       — Поаккуратней с вещами, Ваше Величество. Здесь вам не царская гардеробная.       — Я пришлю тебе сколько хочешь костюмов, только заткнись, — Ланцов прижался к нему всем телом и сразу же заметил, как отшатнулся Каз. — Ты в порядке?             Несмотря на возбуждение, ему было трудно расстаться с фоновым отвращением, отравляющим долгожданную страсть.       — Ты поэтому перчатки носишь? — догадался Николай. — Хочешь, надень?       Ни одного лишнего слова — только суть, без попыток залезть в прошлое, расковырять незаживающую рану и узнать чью-то тайну. Он бы никогда не сказал этого вслух, но про себя помолился на наблюдательность равкианца. Всем бы такую сообразительность — не было бы филь. Нет, пожалуй, филь лучше оставить как есть.       Быстро вернув рукам уверенность, Бреккер расслабился, позволив Николаю уложить себя на постель. Он обвивал его шею, захлебывался от поцелуев, не понимая, как они до этого дошли, и куда подевалась его хваленая хладнокровность. Ланцов, с явным знанием дела, прикасался там, где Каз сильнее всего и жаждал. Тот, стараясь подражать, повторял за Николаем, чем приводил того в почти детский восторг, смешанный с умилением. Каз никогда не приближал к себе людей, даже Инеж он не доверял так, как стихийному союзнику, и теперь упивался новым чувством. Сплетенные руки в перчатках, горячие тела, натянутые, как струны, и мягкие губы с привкусом спирта — и все это в душной комнате, увешанной краденным Де Капеллем. Им приходилось участвовать в разных передрягах, но эта затмила собой все. Стоило Николаю издать первый вздох, Каза унесло в неизведанный ранее мир, и вот уже звуки раздаются синхронно, соревнуясь друг с другом в красоте и громкости.       Скрип, сильный толчок, поцелуй, перешедший в стон, за которым последовала длинная пауза, чтобы восстановить дыхание.       Каз, совершенно потрясенный, поглаживал по спине лежащего на нем Николая. Король Равки играл с его волосами, водил носом по шее и шептал что-то на родном языке. Его грудь вздымалась сначала хаотично, потом более сдержано, и каждое движение отзывалось в Бреккере приятной щекоткой.       — Что это, черт возьми, было? — спросил он немного погодя.       — Последствие водки, — весело ответил Ланцов. — Надеюсь, в следующий приезд ты не откажешься ее пить.       Ворон тихо усмехнулся. Похоже, виски больше его не интересует.       — Ты же сказал, что не ходишь в места, где клеил красоток, дважды.       — Так и есть, но для тебя сделаем исключение. Если только не будешь бегать за мной, как другие.       Эйфория стихала, уступая место неловкости. Близость Ланцова уже не смущала, но произошедшее теперь казалось чем-то постыдным. Равкианец был доволен, а Каз мрачнел.       — Вели позвать в клуб мою портниху, — прошептал Николай, садясь на край несчастной кровати. — Лиса надо замазать.       Бреккер исполнил просьбу и замолчал.       — Все в порядке?       — Угу. Не бери в голову.       Ланцов попытался поцеловать Каза, но тот увернулся, не удостоив парня взглядом.       — Жалеешь?       — Нет, было здорово.       — Но…       — Не знаю. Это очень странно.       Николая осенило:       — Это у тебя что, впервые?       — Надо же, догадался.       Ланцов аж подпрыгнул.       — Серьезно? Бреккер, ты полон сюрпризов! — он наклонился к парню и погладил его по ключице. — Это нормально. Ты чувствуешь себя не таким, как раньше. Но ничего плохого не случилось. Со мной по-другому не бывает.       Недовольство Каза рассеялось, стоило равкианцу вновь пошутить. Борясь со смущением, он дотронулся до Ланцова в ответ. В дверь постучались.       — Мистер Бреккер, пришла портниха господина Штурмхонда.       — Пусть войдет через пять минут! — выпалил он, наскоро одеваясь. Оказалось, рубашка-таки не выдержала напора корсара и треснула по швам. — Жду обещанную партию костюмов, Штурмхонд.       Тот чмокнул парня в щеку и встал:       — Я передам вашу просьбу короне, Бреккер.