Зверь в ошейнике

— Ты уверен, что хочешь сделать это? — Я бы не стоял перед тобой уже принявший душ, — Акутагава попраляет свою прядь волос, заправляя за ушко, устремив холодный взгляд на тигра. Недовольный Рюноскэ, с мрачным выражением на лице и глубокой сосредоточенностью в глазах, прожигал своим взглядом Накадзиму. Его глаза, словно два ледяных клинка, пронзали пространство. Рюноскэ, с чувством превосходства и недовольства, продолжал прожигать своим взглядом Накадзиму, словно хотел проникнуть в самые глубины его души и узнать все тайны. В его глазах отражалась смесь уверенности и таинственности, которая могла ошеломить и соблазнить любого, кто оказывался в его поле зрения. Накадзима от такого аж растерялся и покраснел, сидя в кресле, стараясь слиться с ним. — Ам...л-ладно... Я думаю, нам стоит позаботиться о твоей растяжке и- — Не нужно, — сразу отрезает Рюноскэ, продолжая тиранию своими глазами, ставя Ацуши в ещё более неловкое положение. — То, что я девственник, не значит, что ты можешь так надо мной прикалываться, я не хочу травмировать тебя! — Ацуши тут же взвёлся, хмуря брови, уже думая о том, что его Рюноскэ со своими приколами про слабость начал, из-за чего не хочет уже дать свою задницу для вполне нормальной процедуры. — Ты знаешь, что женское влагалище становится в несколько раз эластичнее и его форма предназначена только для члена в моменте возбуждения? – Старший поднимает бровь и наклоняет голову. — А это при чём? — у тигра ощущение, что его пытаются выставить тупым, что очень не нравилось парню. — Я как-то упоминал, что ты при первом разе со мной перехочешь делать это. Но эти выводы делать слишком рано, пока не узнаю твою реакцию сейчас. Потрогай, — темноволосый подошёл к беловолосому, не смея поднимать халат, который так красиво окутывал его тело, подчёркивая все изгибы складками. — Между ног....? — Не задавай тупые вопросы, на которые знаешь ответ, идиот, — Накадзима устремил взгляд на промежность Рюноскэ... Его руки обхватили ноги Рю, медленно скользя вверх, пока беспристрастное лицо Акутагавы смотрело за этим зрелищем. Пальцы дошли до этого места. Глаза открылись шире, зрачки расширились, в груди закололо, словно кто-то взял и ткнул в них иглу, заставляя тело Ацуши вздрогнуть. — А где член...? — А нет члена, — Ацуши не постеснялся провести пальцами между бёдер Акутагавы, проверяя свою догадку, приподнимает халат... — Правда нет... — глупо хлопает глазами. Такое вообще возможно? Это нормально? Накадзима лишь обеспокоенно поднимает свой взгляд на Рюноскэ, который кладет руку на макушку, пытаясь успокоить. — Просто есть люди, которые такими рождаются. Поэтому моё тело не сильно выглядит мускулистым, —  в этот момент тигр понял, что его мир рухнул вдребезги. Никогда бы не подумал, что сможет встретить такого человека, как Акутагава Рюноскэ... В голове пусто, будто помехи с телевизора. Думать тяжело. Ацуши понимает одно - хочет Акутагаву лишь сильнее. Рюноскэ  особенный, прекрасный даже с такой особенностью, которая не отталкивает, а наоборот, очень привлекает. Рюноскэ не знает, как ощущает себя... Смешанные чувства... В груди тоже щемит, смесь страха и стыда переполнили горло, не давая сказать и слова. Пальцы сжимаются на седой голове, показывая чувство дискомфорта. Ацуши слишком долго пялится, и Рю кажется,  что ощущает себя неправильным ещё больше, ведь некоторых партнёров это отталкивало. — Тигр, всё в но- — Это прекрасно. Даже тут ты особенный. Мне нравится твоя промеж- — договорить не дали, ибо начали таскать за волосы, вызывая у Ацуши скуление от неприятных ощущений. Рю даже успокоился, просто был смущён, пока на его лице горел огонь. — Рот на ноль и ловишь тишину... — .....Я знаю, что наглый... Но мы можем скорее начать? Мне не терпится попробовать тебя, — тигриные глаза блеснули в чужие. Черноволосый сглатывает, пытаясь расслабиться, кивает в ответ — Будь хорошим мальчиком, — Рюноскэ поправляет свой до жути сексуальный халат и берёт ошейник с поводком, о котором они договорились ещё заранее. Собачий ошейник, который так понравился Рюноскэ, что Накадзима не мог отказаться стать псиной хотя бы на одну ночь. Он украшал шею тигра, совсем слегка сдавливая. — Теперь становись на колени и ползи, как подобает псине, — Накадзима был готов растаять от такой доминантности, расплавляясь под глазами Акутагавы, перед его ногами, как настоящий раб, который был создан только для того, чтобы выполнять хотелки Акутагавы. — Рюно- — договорить у Ацуши не вышло, тут же пощёчина обожгла лицо, оно горело, пламя языка целовало щёку. Пса сразу же грубо хватают за волосы, да так, что ощущается покалывающая боль. — Хозяин, — выдавливает хрипло Ацуши, пока его глаза, как кинжал, серые и холодные, но Тигр чувствует, насколько Рюноскэ голодный, насколько хочет... Жаждет, требует, подчиняет. Бля.... Он всегда был настолько горяч? Поводок дёргают, Накадзима понимает, что от него требуют, и осознаёт, что два раза тупить не стоит. Он тут же спускается на колени перед ним, чувствуя этот жар в животе, как сильно скручивает желудок. Рюноскэ готов задыхаться от такого детектива. Знает, насколько сильно его хотят, но и прикоснуться без команды не может. Мафиози всё тянет резину, не давая прикоснуться к своему фарфоровому телу. А Накадзима хочет. Хочет до безумия довести своего хозяина до такого состояния, пока тот не сможет встать с кровати, но единственное, что ему можно - сидеть на полу перед своим хозяином, перед своим любимым. — На кровать, живо, — Рю немного хрипит, но Ацуши не жалуется, как послушный пёс, как послушный мальчик своего хозяина, он, будучи униженным, стоит на четвереньках. Тигр молчит, пока Акутагава садится на кровать, наматывает поводок на руку, заставляя тигра ткнуться во внутреннюю часть бедра. — Проси, — взгляд Рюноскэ убивает, но Ацуши не может не повиноваться — Хозяин, я Вас молю... Пожалуйста, можно вашей псине принести Вам удовольствие? Я прошу, пожалуйста, разрешите, умоляю Вас... Я так хочу быть хорошим мальчиком, — кровь бьёт в висках, Акутагава ухмыляется, когда его щёки краснеют. Рука гладит по голове и даёт разрешение. Джинко чуть ли не скулит... Пёс портовой мафии молча кивает и тянет за поводок сильнее. Ацуши тяжело и удовлетворённо вздыхает, отодвигая ткань, смотря на интимную зону. Взгляд поднимается к чужим. Они оба этого хотят, эта ночь будет сводить их с ума. Ацуши восхищался своим хозяином всем своим существом, а его преданность была безграничной. Он готов был пожертвовать своей жизнью, если только это принесло бы радость и благополучие его возлюбленному хозяину. Его сердце горело пламенем любви, которое давало ему силы и вдохновение. Каждая его мысль и каждое его действие были направлены на то, чтобы понравиться и угодить. Он смотрел на него с благоговением, его глаза были наполнены искренним восхищением и преданностью. Его жизнь была посвящена служению и повиновению, и каждый его шаг был подчинён воле Рюноскэ. Всё, что позволяло тому почувствовать радость и счастье, было для Накадзимы высшим приоритетом. Он был счастлив, когда мог сделать что-то для Акутагавы и подарить ему свою любовь и преданность. И всё это он доказал не только простым подчинением, но и в постели, прямо сейчас, сидя на четвереньках. Акутагава подхватывает халат, когда длинные и немного жилистые руки верного пса обхватывают ноги, ощущая, как пальцы тонут, создавая складки меж ними. — Я так сильно люблю Вас, — Ацуши чуть ли не скулит, смотрит на Акутагаву влюблёнными глазами, но недолго. Он ткнулся в некий кошачий центр. Тигр замер, не мог поверить... "— Я у ног Акутагавы. Блять, я делаю это с ним, —" дыхание сбивается, Накадзима просто так сидел, пытаясь понять, что всё это не сон, не шутки, это всё реально, он в действительности занимается таким непотребством с Рюноскэ. Это только лишь сильнее заводит. Пальцы Акутагавы, которые держали халат, сжимают теперь волосы, давая тому сигнал начать что-то делать. По телу пробежалась мелкая дрожь и щёки краснели – как никак, это самый первый опыт в его жизни. Губы наконец-то двигаются, так необычно, очень мокро и липко, но это сводит с ума. Ему нравится одна лишь мысль, что он имеет право полизать Рюноскэ в таких интимных местах. — Смелее... ты помнишь стоп-слово? — нежно говорит Акутагава, поглаживая по голове, ведь стоп-слово – вещь, без которой Рюноскэ не обойдётся. Ацуши кивает, давая Акутагаве понять, что они могут продолжать. Подушечки пальцев сжимают ноги хозяина, те плотно обхватывают его голову... Так хорошо, они приятны по ощущениям, сильные, но такие худые ноги Акутагавы. Весь пёс портовой мафии – шедевр. "— Как же я его люблю, я его так люблю, он самый лучший... —" Ацуши чувствует себя как под крокодильими наркотиками, когда проходится кончиком языка от входа до самого клитора и чмокает его. Ногти хозяина впиваются в кожу, давая положительный знак, чтобы Ацуши продолжал. Накадзима не сильно понял, как вошёл во вкус и, расслабив свой язык, выделяет слюну и проходится по промежности Рюноскэ, снова задевая вход в него и чуть ниже. Всё тело горит, так горит, пылает. Это невыносимо. Акутагава ещё не стонет, но вся эта их игра давно заставила намокнуть до такой степени, что смазка стекает по бёдрам. Никогда... Никогда у него не выделялось её в таком количестве, может, это из-за того, что это Ацуши? Именно он рядом с ним и выполняет все просьбы. — Вот так, ты хороший мальчик, — послушного пёсика пробивает током от того, что творит этот человек с ним. Влажность во рту, на подбородке. Но он доволен, он хочет продолжать. Сидеть у ног любимого и вылизывать весь его беспорядок – лучшее удовольствие, которое было в жизни. Руки сильнее хватают за бёдра, Ацуши нежен с любимым, как с лепестками роз, целует мокрое месиво и проходится расслабленной мышцей снова по сикелю(это синоним к клитру) — И.. используй...губы, — Накадзима урчит, когда чувствует тепло ладони на своем затылке и слушается. Рот открывается шире, делая новую дорожку, но уже на конце хватая причину всего пика удовольствия губами, надеясь, что всё делал правильно... Ох... Стон... Это стон Акутагавы. У Тигра сейчас точно полетит крыша, но держит себя в руках... Он должен, он обязан... В какой-то момент Ацуши просто начал работать своим языком активнее, пусть тот уже начинает неметь, Тигр не посмеет себе использовать пальцы — Да, это хорошо, — цепь падает на пол, обе ладони хватаются за затылок, немного тянут за волосы. Акутагава хочет – Акутагава берёт, заставляя неопытного девственника работать усерднее над оргазмом Рюноскэ. Ацуши хотел... Хочет... Довести его до пика, показать: "Я самый послушный и хороший мальчик, не оставляй меня! Я буду самым послушным" А настоящая страсть, словно пламя, искрится в их глазах, заставляя чувствовать бешенство в каждой пульсации крови. Она разжигает огонь внутри. Заставляет их чувствовать магию и прельщение в каждом касании и каждом взгляде. Она способна зажечь огонь, который неугасим, и создать горячий танец, который раскалывает небо. Ацуши и Акутагава - синоним к слову страсти. Рюноскэ тянет за патлы, он откидывает голову назад, задыхается. Прекрасно. Этот щенок слишком хорошо справляется со своей работой. Акутагава чувствовал удовольствие, когда понимал, что присвоил себе Ацуши, что теперь он пёс, только его, верный и страстный. Рюноскэ, наслаждаясь взаимной привязанностью с Ацуши, в глубине души испытывает истинное счастье и благодарность за его присутствие в его жизни. Для Рюноскэ каждый момент, проведённый с Ацуши, наполнен радостью и удовлетворением. Он ощущает такое наслаждение, когда находится рядом с ним, что это становится для него целью само по себе. Он ценит и любит каждый маленький момент, проведённый вместе, будь то простое общение, совместная прогулка или даже моменты тишины, когда они просто находятся друг рядом с другом или... Их настолько странный первый секс. — Х-хо-хороший, — выдавливает Рю, когда Накадзима продолжает своё дело, эдакое поедание кошачьего центра хозяина, заставляя чужие бёдра дёргаться в предоргазменном состоянии. Ему оставалось совсем немного, чтобы кончить, пока Тигр сидел и ждал со вставшим членом, который почти что болел от возбуждения. — Стоп! — Ацуши сразу прекратил, наблюдая, как у Акутагавы трясутся ноги, как его острые и красные плечи берут пример у ног, а со рта течёт слюна. В какой-то момент, началась паника... Вдруг он сделал что-то не то? Но... Но Рюноскэ всячески пытается успокоиться. Тигр вытирает бумажными полотенцами, которые тут были заранее, свой рот от смазки и слюны. — На кровать, — халат Акутагавы, со своей элегантностью и изяществом, прикрывал его тело, но при этом оставлял несколько мест обнажёнными, особенно его ноги. Это было нечто неподражаемое, что магнетически притягивало взгляды окружающих. И Ацуши, смотря на это, просто восхищался. Ноги Акутагавы, оголённые халатом, словно мраморные статуи, излучали элегантность и изящество. Их форма и контуры, словно произведение искусства, привлекали внимание и восхищение. Тигр наблюдал за ними с глубоким восхищением, видя в них неподражаемую красоту. Он ощущал, как его душа заполняется благоговением перед этой изысканной красотой. Ацуши видел в ногах Акутагавы нечто более глубокое, чем только физическую привлекательность. Он видел в них выражение его силы, характера и изысканности. — А теперь.... Теперь положи свой член прямо между половыми губами и трись. Я не разрешаю тебе вставлять в меня, — пусть у Рюноскэ есть опыт, он никогда и никому не давал вставлять в себя, это был некий принцип из-за одного очень неприятного случая, но его не хотелось вспоминать именно сейчас. Ацуши почувствовал, как краска смущения внезапно заполнила его щеки, окрасив их в живой румянец. Чувство сильного покраснения охватило его, словно вулкан, извергающий потоки рвущихся эмоций. Волнение захлестнуло его, и он не смог скрыть своей реакции. Смущённые глаза Ацуши сконцентрировались на полу, поскольку он не смог встретить взгляд Акутагавы, испытывая смущение и неловкость. Его сердце билось сильнее, словно тропинка мартовского месяца, когда первые листочки появляются на деревьях. Ацуши попытался заговорить, но голос его стал дрожать, переполнившись эмоциями и неопределёнными чувствами. Глотка сжималась, словно узел, не позволяя ему произнести ни слова. Затаив дыхание, он старался контролировать свои эмоции, однако краснеющие щёки и дрожание в его голосе говорили о его внутренней буре. — Да, хозяин, — по сути, смазки не надо, её очень много стекает с Акутагавы, но для своего спокойствия, Тигр берёт баночку и наливает на лобок, с которого стекает всё ниже. Дальше – дело за малым, Накадзима смотрит на Рюноскэ, который сам раздвигает свои ноги, забирая лубрикант у Джинко и смазывает внутреннюю часть бёдер. — Потом сожму, — Тигр делает так, как и велели, просовывается у промежности, ноги Акутагавы схлопнулись, давая Ацуши ощущение тесноты и некого тепла. — Теперь двигайся, давай, псина, — Рюноскэ на ощупь ищет поводок от ошейника. Накадзима самостоятельно кладёт цепь в руку любимому, это немного удивило Рю. Новые и новые толчки, Тигр взялся за ноги и закинул себе на одно плечо. Чем сильнее трение, тем теплее между ног Акутагавы. Это приятно. Ацуши хнычет от удовольствия, он так сильно любит Акутагаву и чувствует себя слишком хорошо, когда может подчиняться ему. Ничего личного детектив и не желает, он искренне хочет, чтобы Рю был первым и последним партнёром. Шлепки кожи о кожу – это непостижимая симфония, в которой хаос и ритм, жестокость и нежность соединяются в гармонии пленившего зрелища. В каждом ударе звучит мелодия страстей, и граница между болью и наслаждением становится неуловимой. Ацуши горячий, громко рычит, пользуясь каждым прикосновением кожи. В его мощной груди заключена неукротимая энергия, которая расцветает и распространяется с каждым новым ударом. Его существо, облачённое в свирепость, плывет по волнам приятной боли, когда его кожа встречается с плотью Рюноскэ, заставляя его метаться по кровати. — Да, молодец, ты можешь быть полезен, щенок, — это зовет его в страну экстаза, в мир пробужденного вожделения. Бьющая по щекам струя страсти становится поводом для его взрывающихся эмоций. Он наслаждается этой победой над своими демонами, чтобы не сорваться и не начать вести себя совсем бешено, пока Рюноскэ ослаб, не так сильно держит его на поводе. Тигр феерически ощущает каждый удар и каждый стон, который разносится воздухом. Каждый новый шлепок уводит его в мир таинственного предоргазма, где времени и места уже не существует. И в этот миг, когда кожа встречается с кожей, миг близости и исступления, границы теряют своё значение. Удовольствие и боль становятся неотъемлемыми компаньонами, объединёнными в зефирный танец, наполняющий пространство эстетической красотой. Ацуши сходит с ума, Рюноскэ не лучше. Он тихо хрипит, ведь никогда не был сильно громким, но всё тело показывает Накадзиме, как ему хорошо, что Ацуши эти стоны не нужны. Пусть это будут выдохи, вздохи, хрипение, лишь бы не фальш, который Тигр сразу учует. — Я люблю тебя, щенок, — говорит Рюноскэ, начиная сильнее течь, когда руки Ацуши сжимают ноги и целуют колени, бормочет что-то, но слышно: "Я так люблю Вас, я так хочу быть только Вашим." Когти, которые вылезли из-за способности, впивались в кожу, но им мафиози же лучше, ему нравится эта лёгкая боль. Каждое соприкосновение кожи с кожей заставляет течь для него, для Ацуши, создавая между их телами ниточки смазки. — Поцелуй меня, псина, — детектив скидывает с себя ноги Рюноскэ и раздвигает их, лишая себя какого-либо трения, но это важно? Нет, для него – совсем нет. Акутагаву сводит с ума, как головка члена трётся о клитор, вызвав импульсы по телу. Акутагава, окрылённый страстью и эмоциями, издавал изгнанные стоны, сталкиваясь с бурей удовольствия. Его дыхание было тяжелым и затянутым, словно гимн страсти, наполняющий воздух экстазом. Чувствуя, как его тело трепещет, он испытывал смешение физического наслаждения и пламени души. Каждое касание вызывало волну горячего прилива в его внутренности, и его кожа покрывалась мурашками, словно тысячи искр блаженства пронизывали его сущность. Его кровь бурлила в его жилах, медленно и мощно, как река страсти, забирающая его всё глубже в этот океан соблазнов. Трепетно приоткрыв губы, он ощутил на своих губах мокрость. Такой поцелуй был грязным, но пронизанным страстью, которая пробудила все чувства. Ацуши погрузился в губы Рюноскэ с такой силой, словно хотел стереть границы между ними и стать единым целым. Словно гремящий океан, потоки слюны покатились между их губ, стекая по их подбородкам и оставляя нашлепки на их шеях. Волны неистовой страсти заливали их обоих, потрясая их сущности. Весь мир сжался до этого мокрого, грязного и страстного поцелуя. В этом поцелуе не было места для чистоты или благородства. Они слились воедино, единым порывом, проигнорировав суету и мораль. Они потеряли себя во власти чувств, словно две души, которые нашли друг друга в этой буре, отбросив все нормы и правила. Их губы скользили друг по другу, искажая их форму, словно скульптор, который умело вытягивает из глины образ своей страсти. Глубокие вздохи и сладкие стоны сопровождали этих описываемых стихами событий. Но никакие слова не могли передать всю силу и глубину страсти, которые их объединяют в этом контакте. И когда они наконец расстались, их глаза остались гореть ярким пламенем. Оба знали, что этот контакт не был просто эпизодом в их жизни, это был знак того, что между ними существовало нечто большее, что ни время, ни расстояние не смогут их разлучить. Их сердца благоухали этим поцелуем, и они были готовы погрязнуть ещё и ещё, чтобы ощутить это заново. — Ацуши... Я сейчас кончу, — поцелуи осыпают шею и плечи с ключицами. Накадзима закидывает ноги обратно и стонет от того, что чувствует кожу ляшек любимого своей плотью. — Я так люблю тебя. Акутагава крепко сжимался, издавая сладостный стон, когда внутреннее пламя достигало своего пика. Его тело, словно инструмент, играло симфонию реакций и откликов: он дрожал в экстазе, его мышцы напрягались и ослабевали, передавая безудержное удовольствие, которое охватывало его всего. Глаза Акутагавы сверкали полуденным огнём, отражая его внутреннюю страсть и невероятное возбуждение. Это был танец его соблазна и развратной возбужденности. Мгновение истинного блаженства охватило Ацуши, когда он достиг самого вершины наслаждения. Судороги удовольствия пронизывали его тело, как огонь, плавящий его сущность. Его мышцы дрожали от сокрытой энергии, освобождающейся в бурной волне страсти. В его взгляде было отражено пленение и экстаз, словно звёзды падали с неба, окутывая его новым светом. Ацуши, словно неистовый поэт любви, судорожно вырывал из горла пронзительные слова, переплетая их с вздохами покорения: "Ты - моё всё, моя неземная красота. С тобой я ощущаю себя целым, и без тебя моя душа погрязает в пустоте. Я готов отдать тебе мои самые милые признания, потому что ты озаряешь меня своим присутствием". — Блять, тигр, просто кончи уже, – его голос брал мелодичность и ритм восхищения, когда он обращался к своему возлюбленному, с каждым словом его голос звучал всё сильнее и чувственнее, словно проникая в самые преграды сердец и разбивая барьеры страха. Оба мужчины мокрые, не только из-за пота, и слёз, а ещё из-за спермы и смазки. Тигр аккуратно ложится на Акутагаву, обнимая его. — Ты был хорош, Ацуши. — Спасибо, Рю... Ладно, я отойду и сделаю нам ванную, — было слишком, насколько тот переживал об этом первом разе. — Мне очень понравилось, это было очень хорошо, котёнок. — ...И я тебя люблю.