*
— Как прошёл твой день? — спросил Хосок, с энтузиазмом ковыряясь вилкой в своём салате с креветками и светлыми семечками кунжута. Видимо, держался извечной диеты, известной ему одному. — Намджун хочет, чтобы мы поехали в тур, — мрачно поделился Чонгук. Он очень устал и от продюсера, и от компании другого рэпера, который откровенно действовал ему на нервы одним фактом своего существования. — Ты уже согласился? — Я сказал, что подумаю, — альфа повёл плечами под любопытным взглядом Хосока. Тот явно был чем-то взбудоражен и доволен, но пока не говорил, что послужило причиной его приподнятого, чуть насмешливого настроения. Вряд ли дело было в страданиях Чонгука, хотя сам артист готов признать, что со стороны все его душевные терзания без особого повода выглядели комично, как разукрашенный клоун или попытки Юнги спасти свою карьеру за чужой счёт. — Соглашайся, — серьёзно посоветовал Хосок. — Это хорошая возможность для тебя. Он положил свою худую ладонь с выкрашенными в ярко-оранжевый цвет ногтями поверх татуированной руки Чонгука и слегка сжал её, выражая поддержку. — Мне кажется, что это Он выезжает моими усилиями и прикарманивает мои труды, чтобы отмыться от судебного разбирательства. — О чём ты? Он судится с кем-то? — простодушно похлопал глазами омега. Он не следил за карьерой Юнги. Не смотрел интервью, не слушал песен и уж точно не знал обо всей непрекращающейся драме, происходящей с артистом. Чонгук понимал. Мог бы — забил и забыл тоже. — Да так, мелочи. Лучше расскажи, как проходит подготовка к… к чему вы сейчас готовитесь? Прости, я не запомнил, над чем ты сейчас работаешь. — К «Щелкунчику», — омега обмакнул улыбчивые губы вином. Кислятина. — Ничего особенного. Балет как балет. В ресторане, где они проводили летний вечер, играла романтичная живая музыка, официант в белом воротничке подливал им в стаканы игристый напиток, а на Хосоке был его лучший костюм. Железная броня. Он гладил чуть загорелую ладонь Чонгука, вырисовывая указательным пальцем успокаивающие круги, и уже рассказывал что-то о новых брендах и рекламных предложениях. Болтал, как всегда, ни о чём и обо всём сразу, чтобы забить тишину словами. Весь монолог пролетал мимо ушей, как красивая, но никудышная песня. Неожиданно его речь прервал короткий звонок телефона. Стандартная мелодия на двух аккордах. — Прости, я сейчас, — Чон немедленно встал с места, чтобы спокойно ответить на вызов. — Можешь говорить при мне, — возразил Чонгук, но было уже поздно. Хосок мягко отказался одним движением руки и тут же оказался на другом конце зала, где музыка не мешала ему разговаривать с кем-то неизвестным. Чонгук лишь посмотрел ему вслед, взглядом цепляясь за ровную худую спину. Омегу всегда было приятно разглядывать. Может, тот и не был писаным красавцем от природы, но время, деньги и долгая работа над собой выточили из него очень притягательного и милого молодого человека. Хосок всегда улыбался, и люди его любили за это. Любили его статность, балетную худобу и неотразимую тонкость. Любили его за опрятный и здоровый вид. Любили за всё, что он мог им показать. Чонгук любил смотреть на него, пытаясь разглядеть что-то большее, чем виделось на первый взгляд. — Звонил Мерелин, — быстро объяснил Чон, вернувшись через пару минут. Ещё более довольный и красивый от искрящейся радости, он одним глотком осушил стакан вина, на секунды забыв обо всех приличиях и манерах. Чонгук не знал, кто такой Мерелин, но кивнул, будто был знаком с этим человеком тысячу лет. Хосок продолжил: — Он уже договаривается о следующем сезоне. Он хочет ставить «Лебединое озеро», представляешь? — Это хорошо? — догадался альфа, заглядываясь на чужую широкую улыбку. — Очень-очень хорошо! Все мечтают танцевать в «Лебедином озере», а Мерелин позвал меня на постановку лично. Не на первую роль, но всё же, — пухлые губы Хосока дёрнулись вместе с непрекращающейся мелодией. — Этот балет много значит для меня с самого детства… мне нужно написать Чимину. Подожди немного. Ох, как же он будет рад! Омега уткнулся взглядом в телефон и не поднимал глаз до конца ужина.*
Премьера «Щелкунчика» выдалась громкой, как и все премьеры, в которых принимал участие Хосок за последние два года. У него не было большой роли, но он прекрасно выполнил свою часть работы — недюжинные усилия и наработанный профессионализм сделали своё дело. Домой Чон ехал с цветами и шампанским, отказавшись от назойливого приглашения посетить большой праздник по поводу открытия сезона. Пару лет назад Хосок, конечно же, согласился бы, но сейчас ему просто хотелось залезть в ванную, поесть разогретый ужин и позвонить Чонгуку. Тот всё-таки поддался уговорам Намджуна и поехал в тур после релиза нового альбома — пара песен поселилась в мировых чартах, а клип раскрутили по всем музыкальным каналам и транслировали повсюду без перебоя. Но даже несмотря на очевидный успех, Чонгук доволен не был: слишком тяжело ему давалась работа с Юнги. Хосок понимал почему. Он потёр виски и размял запястья в такси. После концерта болело всё тело. Заголовки сегодня пестрили: «Новый скандал: рэпер Agust D ввязался в драку со стаффом», «Драка в туре: Agust D снова буянит», «Agust D не даёт никому продохнуть», — Хосок пролистал все статьи. О Чонгуке — не было ни слова, и оно к лучшему. Не то чтобы его альфа был человеком, которого легко втянуть в такого рода конфликт, и не то чтобы он легко поддавался чужому негативному влиянию, но всё же что-то тяжелое оседало в душе Хосока, когда он думал, что Чонгук остался один на один с Юнги. Нельзя было его отпускать даже под присмотром Намджуна. Хоть продюсеру, конечно, можно доверять. Он был одним из немногих, редких, даже уникальных типов людей, с которым каждый мог почувствовать себя защищённым. Каждый, но точно не Юнги, встревающий в один конфликт за другим, творческий кризис и это идиотское судебное разбирательство. Хосок давно перестал оправдывать проблемного альфу, хоть и знал его ещё со школы совершенно другим человеком, потому что сейчас танцор не имел никакого представления, что творилось в светлой, слишком гениальной для этого мира голове Юнги. Ах да, ещё и Чонгук… — Остановите здесь, — сказал Хосок и, расплатившись, вышел в нескольких кварталах от дома. Хотелось пройтись. С цветами, шампанским, смывшимся гримом и уставшим взглядом. Счастливым двадцатишестилетним омегой в стабильных отношениях и с неплохой карьерой — таким хотелось побыть как можно дольше. Семнадцатилетний Хосок был бы в шоке от дороговизны своей одежды, двадцатидвухлетний — от довольной улыбки и покоя в карих глазах, а тот, двадцатилетний, застрявший посередине мёртвый мальчик, только бы сказал: «Я рад, что у вас с Юнги всё получилось». Ирония в том, что у них ничего не получилось. Хосок любил Юнги когда-то давно. Любил безумно, нежно, страстно и абсолютно невинно, отдав ему всё без остатка и оставшись в итоге у разбитого корыта собственных надежд. Собирать своё сердце, как осколки разлетевшегося зеркала, было сложно и невыносимо, даже посещая психолога два раза в неделю, забирая любую понравившуюся роль и снимаясь для обложки глянцевых журналов. Даже оказавшись каким-то образом в здоровых, полных заботы и внимания отношениях. Юнги пугал его при расставании, что вся карьера Хосока — карточный домик и что без его влияния тот рассыплется: подписчики в социальных сетях сбегут, режиссёры отзовут приглашения, СМИ забудут о нём через пару недель, а сам Чон сломается и сам прибежит к нему обратно. Непонятно только отчего — из-за денег или от бесконечной тоски, наводящей ужас по одиноким ночам. В чём-то альфа всё-таки был прав, но в одном он точно ошибся. Хосок не вернулся. Разгрыз себе все ногти, оторвал каждый заусенец, четыре раза менял стрижку, пропил два курса антидепрессантов подряд, но Юнги не написал. Даже номер его удалил и не вспоминал никогда. А потом… а потом в его карточном домике судьбы появился Чонгук, который не забирал всё без остатка, усыпляя все страхи Хосока. Он, выросший среди славы и денег, не задавался извечным вопросом о том, как выжить среди акул шоу-бизнеса, а просто плыл по течению. Чонгук уважал личные границы и никогда не спрашивал лишнего, не душил ревностью, не пытался манипулировать слабостями Хосока и никогда — никогда! — не упоминал Юнги в его присутствии. Хосок знал, что они, эти двое, спевшиеся в новом проекте, не ладили. Знал почему. Все знали. Счастливый двадцатишестилетний омега. Со стабильной карьерой, высоким заработком и миллионом подписчиков в инстаграме — бывший возлюбленный не имел ко всему этому никакого отношения, но отмыться от его влияния было будто бы невозможно. С заставки на телефоне на него смотрел довольный Чонгук с капелькой ванильного крема на кончике носа, со вкладки в браузере — Юнги. Пропитанный никотином, убитый кокаином и алкоголем. Хосок сел на корточки на тротуаре и закурил, отложив и цветы, и шампанское, и собственное счастье.