Единственный плюс смерти — на следующий день не нужно на работу.
© Джейсон Лав
Если бы до 21 марта 1986-го года у Эдди спросили, что может быть хуже смерти, он бы с уверенностью ответил — ничего. Лишиться всего, что имеешь и мог бы иметь в будущем за одно мгновение, за какой-то жалкий последний стук сердца, и упасть в никуда — в рай, ад или тупо бродить по бескрайней пустоте пока вселенная не сколлапсирует, — да что вообще может быть страшнее этого? Ужас необратимости смерти он прознал давно и основательно. Когда в шесть лет пришёл домой со школы и обнаружил мать на кухонном полу, с пеной на губах и ледяными щеками; когда бухой отец раздавил его котёнка и приказал выкинуть трупик в мусорный бак, угрожая отправить его следом за котом, если не исполнит; когда курил за кладбищенским деревом, напряженно следя за четой Харгроув-Мэйфилд, стоящей у могилы Билли, с которым временами вместе выдувал по косяку. Когда Крисси ломало и выкручивало на потолке его трейлера, а потом и Патрика над озером. И, в конечном счете, когда дох сам, пока Дастин Хендерсон окроплял его окровавленное лицо горючими слезами. Нет ничего страшнее и хуже смерти. Помирать не романтично, помирать — это не «раз и всё». Это медленное, мучительное онемение конечностей, ломота в суставах, жар и холод одновременно, агоническая боль, скребущая живот и грудь. Кровавая желчь, заливающая лёгкие и запирающая глотку, не позволяющая ни вдохнуть, ни выдохнуть, на вкус как грязные пенни и коррозия. Смерть не звучит арфами ангелов — скорее, как клёкот демонических летучих тварей; смерть не похожа на свет в тоннеле, потому что вокруг только попеременно вспыхивающая кровавым неоном темнота; смерть не пахнет как утешение, смерть вообще не пахнет — она издаёт смердящее зловоние, душок канализации, смесь разложившейся тушки, дерьма и ядерных отходов. И это, вот именно это удручающее своим юродством зрелище останется перед его глазами навсегда. Так он думал. И, если честно, надеялся. Потому что, глядя в свинцово-алое небо Изнанки в последний раз, Эдди понял, что нет, хуже всего не умирать. Хуже всего — жить дальше, зная, что успел бы спасти, если бы знал как, что не помог, хотя прекрасно видел, что она нуждалась в помощи. И пускай оставлять друзей и дядю грустно, он выбирает путь в один конец с лёгкой душой. Принудительно-добровольно. Эти толчки крови из тела — не ради Харрингтона, Уилер или Бакли, не ради любознательной малышни или проклятого Хоукинса. Это ради него самого, чтобы падать в пустоту было чуть менее отвратительно и почти не страшно. И, может быть, немного ради Крисси. Последняя песня. Для неё. Смерть похожа на сон. Душный такой, в температуру, когда поверх два тёплых пледа, а тело знобит и плавит одновременно. Эти тесные липкие объятия тоже навсегда. Реальная жизнь ведь не D&D, где трагедию может изменить удачно выброшенный двадцатигранник или добрый друг, отыгрывающий хиллера. В реальной жизни, если твоё сердце останавливается, а глаза накрывает пеленой — всё, финита. Кампания успешно завершена, всем спасибо за участие. До следующего раза, блять. Однако следующего раза быть не должно было ни при каких обстоятельствах. Потому что так не бывает. Не бывает и всё тут. Бывает твоя мать в гробу в шести футах под землёй, бывает твой отец-уголовник, бывает твоя первая любовь, лежащая на полу с лопнувшими глазными яблоками. Эдди умирал, он прекрасно осознавал свою гибель и был уверен, что это навсегда. Иного конца для таких как он и быть не могло. 27 марта 1986-го года Эдди Мансон усваивает урок, что вещи, которых «ни при каких обстоятельствах быть не могло» — бывают. И ещё как. ** Он открывает глаза. Открывает? Это уже что-то новенькое. Заместо мерно опадающего пепельного дождя Изнанки брезжит ослепительно белый цвет. Первая мысль… мысль, у него остались мысли?.. — это рассвет; должно быть, Эдди накурился и проспал весь день хуй знает где, Господи, какая удача, что этот кошмар ему лишь привиделся, Господи, ну и всыплет же ему Уэйн за проёбанную школу. Потом в кружащемся по спирали разуме проясняется. Нет, увы, не проспал. События последней недели вспыхивают в голове фейерверками: смерть Крисси, Дастин и ребята, иссиня-чёрная земля другого мира, рой летучих тварей, жрущих его живьём. Видимо, не дожрали, иначе бы он не сел сейчас спокойненько на пустой земле, не вдохнул бы полной грудью безветренный воздух, не посмотрел ясным взглядом на свои дранные джинсы и не нащупал ровную плоскость живота вместо рваных кровавых ран. Где-то с этого момента Эдди окончательно перестаёт понимать смысл и жизни, и смерти. Он поднялся на негнущиеся ноги, пошатнулся, огладил рукой туловище. Пальцы провалились в дырку на футболке на боку, но крови не обнаружилось. Это правда. Каким-то ёбаным чудом, но Эдди выжил. Его пульс работал, его лёгкие тянули кислород и вообще, по ощущениям он словно бы действительно только что проснулся, с лёгкой ломотой по всему телу и пересохшим ртом. Прекрасный повод порадоваться, да только опыт последних дней научил Эдди, что всё странное есть предисловие к поистине устрашающему пиздецу. Потому, хотя вновь заработавшее сердце загрохотало от радостного волнения как не грохотало все двадцать лет до этого, он не торопился отмечать второй день рождения. Сперва требовалось разобраться, куда он, чёрт побери, попал. Потому что это не его комната. И даже не Изнанка. Это абсолютное, белоснежное, пустое ничего. Он огляделся: здесь было очень тихо и светло до рези в глазах, но парадоксально, глаза реагировали на белизну спокойно. Его не тянуло прикрыть глаза и его голова не болела. Тут нет ни начала, ни конца, ни углов, ни сторон, будто его поместили внутрь снежного шара. Эдди превратился в человечка, нарисованного на бумажном листе. Может, он всё-таки умер и это и есть его ад? Обречение на вечное странствие по оглушительной тишине лимба? Эдди пошёл — сам не зная куда, просто пошёл чтобы пойти, чтобы не оставаться на месте, пока мир меняется со скоростью звука. Не было ни страха, ни горечи, лишь усталость и сонное послевкусие во рту. Интересно, а если он побежит, он врежется в пустоту, как в киношную декорацию? Есть ли здесь границы, или там, куда его отправили, должно миллионы лет бродить по ничему и в никуда? Почему тут так тихо и бессмысленно, но в то же время так хорошо, как бродить по кромке берега в штиль? У Эдди в голове роилось множество вопросов, но в них не было ни капли страха или нетерпения. В последний раз он чувствовал подобное блаженство, когда впервые попробовал валиум. Только здесь ему не нужно бояться передоза. Здесь это умиротворение останется навсегда. Ноги ступали мягко и легко, как по резиновому покрытию. Сколько он обязан здесь бродить? Месяц, год, вечность? А если вечность уже прошла, а он даже не заметил? Всё это было слишком. Странно. Но не страшно. Чёрт, ладно, ему не нравится бояться, но настолько безразлично реагировать на то, что его засунули в мокрый сон слепого, как-то неприятно. И где все?! — Эй, есть здесь кто-нибудь? — пустота не отозвалась даже эхом. — Это рай? Ад? Кто-нибудь, ау! Было бы здорово получить консультацию, знаете? Я думал, по протоколу новоприбывшим присуждается какой-нибудь, типа, гид с ангельскими крыльями, или демон-сопровождающий, или прочее дерь… мо. Эдди смолк и замер, вглядываясь в крошечную точку впереди нескончаемого белого пространства. Она забрезжила там, где по идее был горизонт, внезапно, точно на снег упала микроскопическая песчинка угля. Постепенно точка выросла, по мере приближения окрасившись в серо-зелёный и обретя формы. Конечности и фигуру. Это был человек. — Эдди! Эдди, Эдди! Она врезалась с разбегу, едва не опрокинув ошарашенного таким приветствием Эдди на… пол? землю? определения стандартного трехмерного пространства вообще применимы к этому месту?.. обвив худыми руками, по прежнему закутанными в мягкую белую толстовку с эмблемой школьной команды «Тигров». Впервые с момента как он очнулся Эдди ощутил запахи и температуру. Она была тёплой, как прогретый за день океан, и пахла лесными ягодами. И у неё было шумное, быстрое, самое счастливое сердцебиение на свете. — Крисси. Крисси?.. Крисси! Эдди в шоке выдохнул весь воздух из многострадальных лёгких и запоздало обхватил её маленькое тонкое тело в ответ. Это несомненно безумно, но это была Крисси Каннингем, — дышащая, плачущая ему в грудь, живая Крисси. Её ноги и руки не выломаны, её лицо не искажено гримасой агонии; ничто из того, какой он её запомнил на потолке трейлера, и, честно говоря, предпочёл бы забыть. На её румяной коже не было страшных кровавых потёков и не было выколотых глазниц — она отстранилась, и её глаза, заплаканные и ярко-синие, воззрели на него снизу вверх, полные радостного неверия. — Ты… здесь, — она всхлипнула, издав смешной мышиный писк, и улыбнулась ему той же улыбкой, что и днём в лесу 21-го. — Я с-слышала твою песню. Спасибо… мне никто никогда не посвящал песен, особенно таких… громких! — Ты слышала? — недоуменно переспросил Эдди. — Да! Это было очень, очень здорово! — она заплакала сквозь смех и вновь обняла его, так крепко, как только позволяла её скромная комплекция. Эдди вцепился в её толстовку, не зная, что делать, да и не думая, что что-либо надо сделать. Здесь всё было проще. Была просто Крисси. Она была жива и невредима. Тёплая, сладкая, и она была с ним. И это всё, что имело значение. — О, Эдди, мне так жаль! — Жаль? Почему, Каннингем? Крисси подняла взгляд, отлипнув от его промокшей от её слёз футболки Hellfire. Взбрело в голову, что, должно быть, после нескольких дней скитаний от копов и христанутых психов от его одежды несёт хуже, чем от помойки. Эдди попробовал отодвинуться, но Крисси не позволила, крепче сжав его в объятиях. А в чирлидершах, оказывается, было достаточно сил. Впрочем, он сам не слишком сопротивлялся. — Ты здесь, и это значит… — она поджала губы, её глаза наполнились новой порцией слёз, — это значит, что… О, прости меня. Это всё из-за меня! Если бы не я!.. Я впутала тебя во всё это, и теперь ты здесь, и ты не заслужил ничего из того, что с тобой случилось. Боже мой. М-мне так жаль, Эдди, прос-сти-и меня! Крисси с протяжным хныком уткнулась обратно в его грудь, явно нацелившись превратить остатки его футболки в носовой платок. — Крисси… — Эдди неловко коснулся её плеча; происходящее запутывало только больше, а то, что Крисси Каннингем, которая ещё неделю назад считалась мёртвой, теперь с рыданиями висла на нём, прижимаясь хрупкой фигуркой в форме чирлидерши, в которой и погибла, и вовсе казалось странной (но приятной) галлюцинацией его умершего мозга. — Крисси, эй, успокойся, ты… ты ни в чём не виновата, правда. Я сам принял это решение, и я не жалею об этом, разве что немного. Это… Охренеть можно! Крисси! — кажется, до него только сейчас дошло, что его обнимает чудом ожившая Крисси Каннингем; Эдди сам притянул её ближе, практически вдавливая в своё тело, точно плюшевую игрушку, словно надеясь растворить под своей кожей. Крисси изумлённо пискнула и неуклюже повисла на нём, слушая левым ухом его бешено скачущее сердце. — Крисси, Господи Иисусе, ты жива! Какого хрена?! Не подумай, я рад, я черто-овски рад, что ты жива, но какого хрена?! — Эд-в-д-ви… — прохрипела Крисси, которую зажало между его руками и грудью, ни выдохнуть, ни вдохнуть. — Прости, что я убежал! Прости, что я бросил тебя там, прости за то, что я был таким сраным грёбаным трусом! — он отодвинул её за плечи и окинул ошеломлённым, но счастливым взглядом. — Не представляешь, как мне жаль! Я должен был, я мог… — Нет, Эдди, ты ни в чём не виноват! Ты поступил правильно. Ты сделал то, что сделал бы на твоём месте любой! Всё хорошо. Теперь всё будет хорошо. Он покачал головой. У него было своё мнение на этот счёт; мнение, подкреплённое несколькими сутками бессонных ночей, когда перед глазами стояло её парящее под потолком тело с выкрученными, как соломинки для коктейлей, конечностями, а в ушах звенел адский хруст костей. Если бы он не оставил её, если бы побыстрее притащил кетамин, если бы, если бы… Крисси ласково улыбнулась, напоминая, что нет больше никаких «бы» и «если». Она его простила, даже если прощать было не за что. И она была в порядке. Красивая, лучезарная и живая. Типа. — Где… Ты знаешь, где мы? — не выпуская её из рук, Эдди заозирался по отсутствующим сторонам. Они всё ещё находились в этом странном белом пространстве, точно посреди залитой ослепительным прожектором сцены. Крисси замялась и потупила взор. — Ты… не понимаешь? Эдди мотнул головой. Крисси зарделась ещё пуще, а потом посмотрела на него долгим серьёзным взглядом. Её мокрые от слёз пальцы легли на его запястья. — Честно говоря, я и сама пока не до конца поняла, что это за место. Иногда оно… такое, — она кивнула на белое ничто вокруг, — а иногда оно меняется, если очень сильно захотеть. — Меняется? Захотеть? Что всё это значит? Крис? Крисси шмыгнула носом и, глубоко вздохнув, медленно произнесла, глядя ему в глаза: — Ты… умер, Эдди. Как и я. И поэтому ты здесь. Как и… все остальные. Сердце свалилось куда-то под желудок. Не то чтобы он не догадался об этом ещё когда лежал на руках рыдающего Дастина, захлёбываясь кровью, но получить лишнее подтверждение всё равно паршиво. Так она не жива, и он тоже. Чуда не случилось, он всё-таки подох. И Крисси тоже не воскресла на его глазах, как прекрасный ангел. Твою мать, обидно. Уэйн, Дастин, парни из группы, его мечты и будущее… Этому никогда не бывать, он навсегда лишился их всех. На душе в миг стало до тошноты погано. Эдди сжал рот в линию и посмотрел на её виноватое лицо. Спустя затяжную паузу (а может, короткую, ибо вряд ли после смерти время работает как положено и существует вообще) Эдди слабо улыбнулся уголком губ. — Значит, ты слышала как я играл, да? Это было довольно круто, согласись? Крисси моргнула, сбитая с толку резкой сменой темы, но понятливо улыбнулась. — Да, я… — Уверен, что все круги ада это слышали. Ты где такой усилитель раздобыл, из гаража самого Маршалла? Эдди вздрогнул и обернулся. Широко распахнув глаза, он уставился на Билли Харгроува, непонятно как и откуда возникшего посреди пустоты. Билли, с его фирменным светлым маллетом, в белой подранной на груди майке и узких джинсах, невозмутимо стоял в стороне от Эдди и Крисси и пытался зажечь торчащую изо рта сигарету, безостановочно щëлкая Zippo. Хорошо. Вот теперь это становилось очень странным. — Это Билли. Ты ведь помнишь Билли, да? — радостно выдохнула Крисси, вытирая мокрые щёки рукавом толстовки. Билли глянул на Эдди и игриво подмигнул. — Салют, амиго. Добро пожаловать в клуб. Приятно увидеть тебя снова, хоть и мёртвого. — Я нихрена не понимаю, — честно выдавил Эдди, перебегая паническим взглядом от Крисси к Билли. — Мы, что, в раю? Или в аду? Или это что-то вроде чистилища, и мы должны вечность тусоваться вместе в этом… в этом гигантском ничего?! Пиздец! — Нет, Эдди, это… — Барби, ты должна мне двадцатку, — вместо ответа кинул Билли Крисси. — Ты уверяла, что до него сразу допрёт. — Билли, перестань, ты ведёшь себя грубо! — Крисси надулась, глядя на Харгроува с очаровательной укоризной. — Эдди только что прибыл, конечно, он взволнован! Он столько всего пережил там, в Хоукинсе!.. — Технически не пережил, — поправил Билли. — Кто-нибудь может мне внятно объяснить, что, блять, здесь творится?! — Эдди, будучи откровенно на пределе, начал психовать. — Ты, очевидно, тоже мёртв. Но почему ты здесь? Это такая тюрьма для душ жителей Хоукинса? — Для душ, погибших от или на Изнанке, — раздался голос с другой стороны; Эдди рывком развернулся вправо и, сухо сглотнув, вытаращился на Барб Холланд, девушку с его параллели, пропавшую без вести осенью 1983-го. На Барб была тёплая верхняя одежда, немного подранная по краям, и круглые запыленные очки. Так она, оказывается, тоже?.. — На Другой стороне, — опять встрял Билли; зажигалка отказывалась поддаваться, но Билли продолжал с упорством насиловать колёсико ногтём большого пальца. Барб закатила глаза. — Так они называют тот мир. Изнанка. Ты сам слышал. — Уёбищно задротское название. Другая сторона. — Буквально одно и то же, Харгроув. — Ничерта. — Погодите, стоп! — взвизгнул Эдди, обрывая спор. — Вы могли следить за нами из, э-э, мира мёртвых?! — Слежкой это назвать трудно, — начала Крисси, по-прежнему держа нежные ладошки на его руках, стиснувших её плечи, как спасательный круг. — Мы не можем наблюдать за тем, что происходит дома, но мы, вроде как, умеем чувствовать это и по возможности слышать. Это… трудно объяснить, пока сам не столкнёшься. Похоже на сон, как когда тебе кажется, что ты слышал звуки наяву, но, проснувшись, осознаешь, что они тебе показались, однако ты продолжаешь их помнить и понимать. — Иногда получается чётко визуализировать происходящее, но это отнимает кучу сил, — Барб поправила на носу очки. Эдди потрясённо заморгал. — Визуализировать? В смысле, магически проецировать сюда из башки всё, о чём мечтаете? — Не, гнилой номер. Я триста раз пытался представить казино Лас Вегаса и шлюх, и ничего не сработало. — Ты омерзителен, Харгроув, — Барб наморщила аккуратный носик. Билли наконец победил злосчастную зажигалку и блаженно затянулся, пуская дым из нахальной ухмылки. Смотреть на то, как курит мертвец, было странно, но надо отдать должное, Билли выглядел клёво даже в такой безумной ситуации. — Расслабься, мы всё равно мёртвые. Никаких нам больше горячих шлюх, только занудные очкастые тёлки. — Прекратите оба! — топнула ногой Крисси. — Я схожу с ума, — Эдди застонал, морщась, точно его вот-вот вытошнит. И его и впрямь подташнивало — чувства начали возвращаться к нему, сменяя божественно насланное спросонья умиротворение ужасом. Он, блять, он мёртв! Он не спит, не под кайфом, он помер на Изнанке от укусов демонических летучих мышей и теперь стоит в окружении кучи живых трупов, людей, чьи могилы он видел собственными глазами, а в случае Крисси и вовсе сам факт смерти. Они стоят посреди какой-то сцены из мелодрамы, когда главный герой идёт по тоннелю на тот свет, и что, так теперь будет всегда?! Да лучше бы его посадили в котёл и отжарили вилами в задницу, всяко менее мучительно, чем это! Крисси, словно персональный ангел-хранитель, заботливо погладила его по локтям, чувствуя исходящую от него дрожь. Ладно. Может быть, это не так уж мучительно. — Я всё объясню, Эдди. Не беспокойся. Как бы это ни казалось сейчас странным, но тут мы в полной безопасности. Скоро ты привыкнешь и почувствуешь облегчение, — тихо, но с чувством убеждала Крисси. Привыкнуть? К собственной смерти? Эдди с трудом проглотил ком. Однако от Крисси не отступил. Ещё чего! Ему пришлось буквально отбросить коньки, чтобы Крисси Каннингем нынче стояла напротив него и нежно гладила его руки своими тонкими красивыми пальчиками. Хера-с два он отступит от неё хотя бы на дюйм. — Ты сказала… «все остальные». Кроме Билли, тебя и Барб здесь есть ещё… кто-то? Крисси поколебалась, но кивнула. — Да. Отлично. С каждой минутой всё лучше и лучше. — Кто? — Обожаю трагичные истории любви, — послышалось из-за спины Крисси. Хизер Холлоуэй, девчонка-спасательница и одна из жертв пожара в Старкорте в 85-м, смотрела на них с Каннингем с умилительной улыбкой на загорелом лице. — Особенно когда один умирает на глазах у другого! — Хизер, перестань, — зарделась Крисси. — Что? Ты нам с Барб все уши прожужжала о нëм. Наконец-то можно будет хоть на поляне посидеть спокойно. — Эдди Мансон, надо же, — в нескольких ярдах от Билли возник Фред Бенсон и одарил Эдди высокомерным взглядом из-под толстых линз очков. — Не сказать, что я удивлён твоему появлению, скорее удивлён, что ты не в тюремной робе. — Хватит, Фред, — Патрика Эдди узнал тоже и сжал челюсти, мгновенно вспомнив его искорёженное тело над гладью Озера Влюблённых. — Эдди ни в чём не виновен. Теперь я это знаю, — парень из команды «Тигров» тяжело вздохнул, бросив смущённый взгляд на Эдди. — Прости, чувак, я бы… я бы не пошёл за Джейсоном, если бы знал правду. Мне жаль, что мы свалили всё на тебя. — Да ничего. Всего лишь натравили на меня целый город кровожадных вооружённых до жопы пилигримов. С кем не бывает, — всё ещё пребывая в шоке, пробормотал в ответ Эдди. — Привет, сынок, — возле Хизер материализовался Боб Ньюби, бедняга Боб, владелец магазинчика радио и музыкальной техники, куда Эдди до 1985-го года частенько захаживал за полезными штучками для гитары. Насколько он помнил, официально Боб погиб в несчастном случае. Выходит, случай был далеко не случайным, раз уж мистер Ньюби находится среди прочих жертв того Мордора для курильщиков. От вида Боба ему стало ещё невыносимее. И почему он держал на руках толстого рыжего кота?! — Это всё какой-то бред. Вы что, все зомби?! Мы все зомби?! — Эдди принялся щупать туловище на признаки гниения. — Мы не грёбаные зомби, — презрительно фыркнул Билли. — Нет, вряд ли, — качнул головой Фред. — Лично я точно нет, я слишком хорошенькая для зомби, — Хизер поправила воротничок своего красивого платья: безукоризненно чистого, ни следа крови, ни дырки, ничего, что выдавало бы в ней погибшую год назад в страшной катастрофе девушку. Остальные почившие, люди, которых убило, выпотрошило, вывернуло щупальцами страшных монстров Изнанки, окружили Эдди, спокойно улыбаясь такими же чистыми обычными лицами. Словно ничего не изменилось. Словно всё, наконец-то, стало хорошо. Кажется, у него начиналась гипервентиляция. — Какого дьявола, блять, я не… Это невозможно, я, может быть, повидал кучу жуткого дерьма за последнюю неделю, но чтобы вы все, мать вашу, встретили меня всей своей призрачной компанией? Нет. Это слишком. Я на такое не подписывался и вас всех тем более не ждал. Я сваливаю! — он дёрнулся в сторону, всерьёз рассчитывая смыться. — А как же обещание больше не сбегать? — Билли глумливо осклабился. — Это была единоразовая акция! — Эдди, — окликнула его мечущуюся фигуру Крисси. — Где здесь запасной выход? Пожарный люк? Хотя бы стремянка?! — Эдди, посмотри на меня! Эдди прекратил голосить и опустил полные отчаяния глаза на Крисси. Её большие серо-синие глаза служили двумя маяками в темноте, — вернее, в данном случае в белизне. Милая, добрая Крисси Каннингем, смерть которой навсегда изменила его жизнь, а потом и закончила её. Крисси, вокруг которой крутились все его мысли последние дни его земного существования, переполненные чувством вины и стыда, стояла на расстоянии вытянутой руки и улыбалась ему, как самому приятному человеку на свете. Она не злилась, она перестала таить обиды и чего-либо желать от него или вселенной. Даже наркотики ей были уже ни к чему. Ничто больше не имело смысла, и не возымело бы никогда. И, возможно, в этом и было истинное упокоение. Только сейчас Крисси хотела одного — того, что Эдди в своё время сделал для неё на короткие пять минут дурацкой сделки и не успел завершить в ночь её смерти. Поддержать там, где не успела жизнь. — Мы поможем тебе привыкнуть. Мы все пережили… переумерли… забей, в общем, мы все знаем, каково тебе сейчас, — она мило хихикнула, неловко переступив с ноги на ногу, — и мы ответим на все твои вопросы, обещаю. Я не оставлю тебя. — Снимите комнату. — Я не оставлю тебя, — с нажимом повторила Крисси, игнорируя комментарий Билли, — в таком состоянии. Не знаю, что нас всех ждёт дальше, и ждёт ли вообще… Но, по крайней мере, нам ничего не угрожает. Это уже плюс, правда? Если… если в смерти вообще есть какие-то плюсы… Рыжий кот спрыгнул с рук добродушно улыбающегося Боба и подошёл к Эдди, чтобы с ленивым мурлыканием потереться о его ногу. Билли тоже подплыл сбоку и хлопнул Эдди по плечу в дружеском, поддерживающем жесте. — Давай, Мансон, теперь можно отдохнуть. Мы заслужили. А эти там, внизу, сами разберутся. Эдди потерянно оглядел вереницу мёртвых друзей и знакомых. Задержал взгляд на Крисси. Она прикусила пухлую губу и вновь легонько провела пальцами по его рукам, вызывая табун мурашек. Сумасшествие от первой до последней секунды — отличное начало его загробной жизни, ничего не скажешь. Ну, думал Эдди, по крайней мере, в этом странном посмертии его организм работает вполне исправно. Иначе откуда бы в его штанах в считанные секунды образовался нормальный такой, вполне даже живой стояк.