О любви, галстуке и заботе о болеющих

— Напиши, как доберешься! — сказал на прощание Дончжу Хванун, прежде чем захлопнуть за младшим дверь, затем щелкнул механизмом замка и на пятках развернулся к Ёнджо, маячившему за его спиной в проходе спальни. — У меня такой заботливый парень, — сказал ему Ёнджо и в голосе его были игривые нотки, дразнящие нотки, потому что это одновременно был флирт и подколка. Хванун хмыкнул и не остался в долгу. — Мне и о тебе позаботиться этой ночью? — спросил он, состроив невинное лицо все еще сохраняя между ними приличную дистанцию, потому что это было началом многообещающей игры, первым раундом в которой было задание: «Смути своего партнера как можно сильнее», и так как они оба были довольно хорошими игроками шансы на победу между ними были примерно равны. — Возможно, — ответил ему Ёнджо, — я совсем не против. К тому же я определенно нуждаюсь в заботе сегодня. Кажется, у меня жар. Я весь горю. — Я даже знаю, в каком месте ты горишь, — хмыкнул Хванун, бедрами оттолкнулся от двери и прошел мимо старшего в комнату с силой хлопнув его по заднице, так что Ёнджо охнул, не ожидая ничего подобного развернулся и шлепнул младшего в ответ. — Перестань так торопиться, — сказал ему тогда Хванун, обернувшись к старшему, — Дончжу вернется только утром. Почему ты такой нетерпеливый? — Разве только я? — спросил его Ёнджо, притянул Хвануна к себе и провел пальцами между его ягодиц через ткань домашних брюк, заставив младшего возбужденно вздохнуть от того, как вспыхнуло внутри него желание от одного только этого действия. — Будь хорошим мальчиком, — прошептал он потянувшись к Ёнджо, — давай-ка измерим твою температуру. Он подтолкнул старшего к постели подумав: «Я хотел, чтобы все это происходило немного медленнее», но желание уже пульсировало внутри него, потому что Хванун знал задолго до этого момента, что именно будет происходить между ними этой ночью, когда они останутся совершенно одни и им не нужно будет сдерживаться, им не нужно будет сдерживать голоса и не нужно будет стараться быть тише, чтобы не привлечь внимание Дончжу, спящего за стенкой. Осознание этой свободы дурманило их обоих, подстегивая фантазию и распаляя желание. Ёнджо опустился на постель притягивая Хвануна к себе. Его губы, черт возьми, Хванун в очередной раз подумал, что они идеальны, прильнули к ткани футболки прикрывающей живот Хвануна, он смутился этому нежному жесту, но лишь ненадолго, потому что дальше губы старшего скользнули ниже, к паху, продолжая дразнить, продолжая играть — это было почти издевкой, лаская, захватывая, целуя сквозь ткань брюк, совсем не скрывающих возбуждение. — Хён, — прошептал Хванун почти признавая свое поражение, потому что в голосе его уже проскальзывала мольба, а это заведомо было проигрышем, он ненавидел, когда Ёнджо так дразнит его, но старшему это, кажется, доставляло удовольствие, так что он дождался первого тихого, невольного, короткого стона прежде чем спустить с бедер младшего брюки и продолжить свои ласки уже беспрепятственно, заставляя все внутри Хвануна буквально пылать от того, насколько чертовски горячо это было: чувствовать губы и язык старшего после периода воздержания. Пальцы старшего скользнули между ягодиц Хвануна и проникли внутрь его тела, бережно растягивая, хотя в этом не было нужды — Хванун был достаточно подготовлен и они оба об этом знали, просто это было прелюдией, возбуждающей игрой, которая будоражила их еще сильнее перед тем, что должно было произойти дальше. Ёнджо отстранился, облизнулся, «черт возьми», — застонал про себя Хванун, толкнул старшего в плечо, заставив его отклониться на постель, упасть головой на подушку. — Что ты делаешь? — спросил его Ёнджо, когда Хванун подобрался ближе, но взгляд его блуждал над головой Ёнджо, высматривая необходимый предмет, пока не нашел его: черный кожаный ремень перекинутый через спинку стула, он потянулся и взял его. В глазах Ёнджо мелькнул испуг и непонимание, смешанное с любопытством. — Я всего лишь хочу поиграть с тобой, — протянул Хванун дразнясь и то, как покраснел старший дало ему понять, что пока что он одерживает в этом раунде неоспоримое лидерство. Он склонился и поцеловал Ёнджо в шею оставив след, вырвав из груди старшего почти изумленный вздох, когда теплая кожа ремня обвила его правое запястье, затягиваясь вокруг, а потом левое запястье. — Малыш, — пробормотал Ёнджо озадаченно, хоть и не сопротивляясь действиям Хвануна, когда другой конец ремня проскользнул за спинку кровати затягиваясь на поперечной перекладине изголовья — не то, что бы они не устраивали ничего подобного раньше, но именно такое происходило между ними впервые и Хванун почувствовал странное удовлетворение от того, как растерян старший, который, хоть и был очень ласков и нежен каждый раз, но совсем не привык подчиняться и уступать роль ведущего. — Тебе не нравится? — спросил Хванун, вроде бы всерьез, но в то же время игриво, потому что он бы остановился, если бы Ёнджо сказал: «это слишком смущает», но Ёнджо этого не сказал, лишь сглотнул и в глазах его вспыхнул хорошо знакомый Хвануну огонь — это был именно тот взгляд, которым смотрел на него Ёнджо когда они занимались любовью и от которого у Хвануна внутри все буквально разжигало пожар. — Разве ты не этого хотел? — промурлыкал тогда он не получив сопротивления, хихикнул и добавил: — Ты действительно горяч. Он наклонился к старшему вновь но не поцеловал, отпрянув, когда Ёнджо подался к нему, вместо этого прильнул губами к шее оставляя рядом с покрасневшим участком кожи новый след и подумал о том как это вульгарно, но будоражаще, и это еще больше подхлестнуло томящееся в нем возбуждение. Хванун расстегнул пуговицы его рубашки быстрыми ловкими движениями, отбросив в сторону галстук и спустился с поцелуями ниже, заставив Ёнджо выдохнуть его имя в сгустившийся воздух комнаты и нетерпеливо дернуть бедрами, когда губы младшего неторопливо коснулись его груди, затем солнечного сплетения, живота, оставляя влажные следы, и коснулись старшего через ткань брюк играя, прикусывая и откровенно дразня, испытывая чужое терпение. — Ун-и, — застонал Ёнджо возбужденно и от этого стона у Хвануна кожа покрылась мурашками, но Ёнджо подчинялся правилам игры, так что пальцы его обхватили ремень в порыве высвободить руки, но он остановился, хотя Хванун чувствовал как старший дрожит от охватившего его возбуждения. Хванун отстранился и избавился от футболки, а потом стянул со старшего брюки, вызвав новую волну дрожи в чужом теле, сел верхом на бедра Ёнджо и слегка потерся о его пах чувствуя, как пьянит его разум желание. Он провел кончиками пальцев по его рукам: от кистей, перетянутых теплой полоской кожи, до самых плеч ощущая как напряжены под тканью рубашки мышцы, царапнул ногтями кадык, вызвав несдержанное: — Ох, малыш! — из уст Ёнджо. Пропустил между пальцами шелковистую ткань галстука, зажал его в кулаке и потянул на себя. — Тебе идет, — сказал он игриво улыбнувшись, когда Ёнджо выгнулся под ним подаваясь Хвануну навстречу и признался. — Черт возьми, тебе действительно идет, хён. Это заводит, знаешь ли. Ёнджо покраснел, и его язык скользнул между губ, смачивая их. — Перестань дразнить меня, — сказал он. Это звучало почти как требование. — Ты классный, — прошептал Хванун склонившись к нему и оставил несколько торопливых поцелуев вдоль линии челюсти Ёнджо, заставив старшего в нетерпении заерзать на постели. — Я так хочу тебя, — хрипло прошептал Ёнджо и глаза его потемнели от желания, бушующего в его теле. Хванун отстранился от старшего, коснулся его еще раз, лаская, и наконец опустился на его бедра принимая Ёнджо всем телом, чувствуя, как старший проникает внутрь его и это одновременно так смущало и так будоражило Хвануна, что он не смог сдержать нахлынувшую красноту, залившую его лицо. Он чувствовал, как внутри у него все горит. — Хён, — застонал он и это было почти похоже на хныканье, потому что эмоции переполняли его, так что Хванун продолжил шептать имя Ёнджо когда начал двигаться, и в каждом его стоне, когда Ёнджо двигался в унисон с ним, можно было расслышать как Хванун зовет старшего. Ладони Ёнджо с трудом, но выскользнули из кольца ремня, сжали бедра возлюбленного, но Хванун не сразу это понял, отдаваясь лишь своим внутренним ощущениям, так что он заметил это только тогда, когда Ёнджо коснулся младшего, лаская, подстегивая клокочущее в нем желание, заставляя его стонать и почти молить: — Ёнджо-я, — его имя словно заклятие, терзаемый мучимым его удовольствием. Когда он кончил — это было ярко, так что его тело охватила дрожь, отзываясь на любое прикосновение, на шее под волосами у него выступил пот и он застонал, почти заскулил и задрожал, когда Ёнджо обнял его, прижал к себе, прошептал: — Мой малыш. Хванун пробормотал, не открывая глаз, все еще находясь в чужих объятиях, хотя тело его горело и он был потным: — Перестань так меня называть. — Тебе ведь нравится, — ответил ему Ёнджо, голос его был таким далеким, потому что шум крови в ушах Хвануна заглушал все остальные звуки. Хванун разлепил глаза и посмотрел на него. Волосы у старшего спутались на лбу, на шее все еще болтался галстук, который Ёнджо надевал на экзамен в университете. Хванун потянулся и провел по нему пальцами. — Если бы я только знал, что галстуки тебя так возбуждают, — протянул Ёнджо насмешливо, но лицо его горело красным, Хванун скользнул рукой ниже по его животу и обхватил расслабленного старшего рукой, играясь, лаская и поглаживая. Кажется, в первом раунде он одержал безоговорочную победу, так что сейчас он мог насладиться заслуженным триумфом. Ёнджо игриво посмотрел на него. В его взгляде Хванун уловил одновременно азарт и вожделение и, кажется, старший был не намерен прекращать эту игру сегодня ночью. — Что, хочешь еще раз? — спросил он с любопытством, в то время как младший не переставал касаться его. — Может быть, — ответил с ухмылкой Хванун, прекращая ласки и присаживаясь в постели, — но только после душа, мне нужно взбодриться… Кстати, не хочешь принять душ вместе?