Белое, которое неизбежно становится чёрным

Торин говорил долго. Очень долго. Так долго, что можно было умереть, воскреснуть и снова умереть. Кили стало плохо от этой тягомотины ещё в первые пять минут, но он тогда и подумать не мог, что это мало того, что затянется на полчаса, так ещё и после этих тридцати минут не закончится! А что было самое обидное, так это то, что после этой пытки в виде торжественной речи не предполагалось никакого торжества и накрытого стола! Кили устало скосил глаза на часы. Когда длинная стрелка циферблата неохотно переползла отметку в сорок пять минут, а Торин, будто насмехаясь над племянником и всеми теми, кто сидел вместе с ним в огромном парадном зале, скромно объявил, что это было только вступление, Кили понял, что больше так не может. Ему нужно было как-то отсюда слинять. Кили глянул сначала на подперевшего щёку рукой Бильбо, который бесшумно отбивал пальцами незамысловатую дробь, потом на Бофура, гипнотизирующего взглядом белоснежную скатерть стола (хотя тут можно было бы поспорить, кто кого гипнотизирует), а затем и на брата, сидящего, как обычно, справа от него. Кили обвёл взглядом остальных присутствующих и с удовольствием отметил, что все они тоже не в востроге от «вдохновляющей», но чутка затянувшейся речи Торина. Итак. Все участники похода сидели на одной стороне бесконечно длинного стола. Это плюс. Эти же участники сидели непозволительно близко к Его Величеству Зануде. Это минус. Его Величество Зануда уже начал нудить и в своём запале вряд ли обратит внимание на его уход. Это плюс. Речь Его Величества Зануды была настолько нудной, что все остальные только порадуются за него, если вообще заметят его отсутствие. Это тоже плюс. Кили довольно хмыкнул. Плюсы перевесили, а значит, можно не медлить. - Пс. Пс-пс, - тихо позвал Кили брата. - Что? - одними губами спросил Фили. - Если что, скажи, что я в туалете, - бросил Кили и стал медленно сползать за спину Фили. - Эй! Эй, ты куда? - чуть громче мышиного писка спросил Фили, в панике чуть оглядываясь назад. - Говорю же, в туалет! У меня от речи Торина живот прихватило. - Но ты же вернёшься? - в движениях губ брата (потому что даже шёпотом это было назвать сложно) угадывался - о Махал! - страх. Кили улыбнулся так, как не улыбается даже самый хитрый лис, только этого никто не увидел. - Ну разумеется. Кили спиной нырнул в темноту между колоннами, стараясь идти ровно за спиной брата так, чтобы его не заметил Торин. Нащупал ручку. Медленно, молясь всем известным ему богам, чтобы ничего не заскрипело, открыл дверь. Проскользнул, как тень, как вода, как не знаю, что ещё, в появившуюся щель. Осторожно закрыл дверь с другой стороны... И дал стрекача. Кили не бегал так, наверное, даже от орков. Нет, от орков он, конечно, бегал и так, и не так, и по-другому, но почему-то тогда в груди не клокотал смех, распирающий его изнутри. Бегать тихо, как, например, тот же Бильбо, он не умел никогда, но сейчас его топот раздавался в стенах Эребора особенно громко. Впрочем, его это не особо волновало, потому что все те, кто как-то мог препятствовать ему, остались в парадном зале, откуда он только что сбежал. От этой мысли ему снова стало на удивление смешно, весело и легко. Давно он не вытворял чего-нибудь этакого - давно, это примерно две с половиной недели. Кили уже предвкушал реакцию на его выходку и даже видел их перекошенные от злости или чего-нибудь ещё лица. Кого - их? Ну, наверное, всех тех, кого он сейчас оставил в парадном зале. Торина, в первую очередь. Ноги сами принесли его к одному из чёрных входов в Эребор (в данный момент для Кили это был выход). Узкий тёмный коридор, освещённый только бьющим откуда-то сверху тусклым дневным светом, повёл его прочь от парадного зала и длинющих торжественных речей. Так им и надо. Кили выбежал на покрытый жёсткими сухими колючками склон и огляделся. Он находился на обратной стороне Одинокой Горы, вдали от Озёрного города и главного входа в Эребор, так что ему не грозила никакая опасность в виде чьей-то нежелательной компании и таких же нежелательных вопросов, почему он не на торжестве. Кили бросился бежать вниз по едва заметной тропе, петляющей между стволов сосен. Несмотря на прохладу бора, Кили чувствовал, как от раскалённых земли и камней поднимается жар - на дворе стоял июль. Выражение «торжество в честь годовщины освобождения Эребора» было не совсем верным, потому что со дня Битвы Пяти Воинств на самом деле прошло полгода, а не год. Если бы в хотя бы одном из языков существовало слово «полугодовщина» или «шестимесячье», конечно, использовали бы его. Но такого слова не было (разве только в разговорном языке), поэтому сошлись на «годовщине». Итак, сегодня отмечали (сказать, что её праздновали, после речи Торина ни у кого не повернулся бы язык) годовщину (так и быть, полугодовщину) освобождения Эребора, и именно поэтому сегодня все получили друг от друга подарки. Королевские племянники, например, среди прочих подарков получили сегодня утром от своей мамы модные (по крайней мере, в Синих Горах, как сказала Дис), красивые и, что самое главное, белые штаны. И именно в них братья пришли на торжество. И именно в них сейчас бежал по склонам Кили. Кили тем временем спустился практически к самому подножию горы и остановился у границы Лихолесья. Бор тут хоть и не заканчивался, но становился заметно реже, а земля между стволами, несмотря на последние жаркие дни, проваливалась и хлюпала под ногами, как желе. Где-то рядом весело журчала мелководная хрустальная река. Кили, с каждым шагом проваливаясь в грязь, пошёл вдоль неё куда-то в сторону виднеющегося между стволами жёлтого поля. Солнце пекло нещадно, превращая опавшую прошлогоднюю хвою в колючий ковёр сухих иголок, но сосновые кроны всё-таки сохраняли хоть немного прохлады; в воздухе витал насыщенный терпкий аромат расплавленной смолы, от которого потихоньку начинала кружиться голова. Кили хотелось спуститься к реке, чтобы освежиться, раз уж у него внезапно образовалась такая незапланированная прогулка, но он всё никак не мог найти пологий берег, чтобы спокойно к ней спуститься. Нет, сам берег был не сказать какой крутой и высокий, зато он весь порос высокой скользкой осокой, из-за которой толком не было видно самой реки, и, ко всему прочему, земля под этой осокой пружинила, как на болоте. Тут, наверное, стоило бы сказать, что Кили подумал о необходимости переодеться, но, уверяю вас, как бы прескорбно это ни звучало, подобного у него и в мыслях не было. А потому что имеем, то имеем. Кили надоело идти в шаговой доступности от так заманчиво звенящей реки без возможности почувствовать на себе её прохладу. И он рискнул. Осторожно опустившись прямо на землю, он запустил пальцы в плотные стебли осоки, крепко сжал их и потянулся одной ногой вперёд. Нога нащупала под собой землю, и к ней присоединилась вторая. Кили отпустил осоку и хотел было ловко выпрямиться, но... Предательская нога совершенно по-предательски скользнула по предательски влажной, глинистой, скользкой земле, и Кили растянулся прямо на могиле ослепительно белых штанов. Послышался громкий «плюх» - это Кили шлёпнулся в чёрную от грязи застоявшуюся воду у берега реки, скрытую высокой травой. Поднявшись, Кили зашипел, но нет, не от осознания, что стало с его одеждой, а от того, что он прилично так порезался той самой пресловутой осокой, за которую держался. Но были и хорошие новости: он таки спустился к реке и теперь стоял у её кромки, пока хрустальная вода пропитывала его парадные башмаки, надетые по праздничному случаю. Ушиб от падения, мокрая, грязная одежда и хлюпующая обувь его совершенно не смущали, а вот неприятный порез от осоки волновал его довольно сильно, ведь с такой царапиной он вряд ли сможет работать в своей ювелирной мастерской. Нормально, по крайней мере. Кили, очнувшись от размышлений, вошёл в течение, которое доходило ему до колена, и сел прямо по середине реки: прохладная вода сразу пропитала насквозь его красивую парадную одежду и остудила разгорячённую кожу. Кили подставил под бурлящий поток порезанную руку и сдавленно зашипел сквозь зубы. - Ки-и-ил-и-и-и! Кили обернулся на знакомый голос и предвкушающе улыбнулся: он уже успел немного обидиться, что его проделка осталась незамеченной и его никто не пошёл искать, но, видимо, это просто он хорошо спрятался. Кили быстро вскочил на ноги, не особо заботясь о том, что его могут услышать, и нырнул за большой серый валун на другом берегу реки. Чуть подождав и не услышав поблизости шагов, Кили поднял первый попавшийся под руку камень и бросил в реку. Раздался громкий «плюх». Как и надеялся Кили, через пару мгновений на соседнем берегу появилась знакомая львиная грива. - Кили! Ты где? Фили, так же, как и до этого Кили, опустился на землю и, вцепившись пальцами в осоку, стал боком спускаться к реке. Нащупав одной ногой твёрдую поверхность, Фили отпустил траву и попытался встать, но предательская сырая земля предала не одного Кили. Послышался сдавленный «ох», за ним громкий «плюх», и рядом с могилой белых штанов Кили появилась новая. Фили смачно выругался на кхуздуле, вложив в отборный пятиярусный мат всю свою боль и отчаяние, но поток его не самых светлых мыслей прервал какой-то приглушённый свист. Фили прислушался, а затем, подозрительно прищурив глаза, направился к большому серому валуну: за ним, буквально задыхаясь от смеха, лежал Кили. Фили тоже было улыбнулся, но, как только его взгляд упал на штаны брата, не особо сейчас отличающиеся от его, улыбка сползла с его лица и он высказал всё, что думает по этому поводу. Если быть честным, он высказал далеко не всё, но у него уже не хватало слов. Так они провели за валуном ещё где-то, наверное, минут двадцать, если не больше: Кили, схватившись от боли руками за живот, захлёбывался беззвучным смехом, сквозь который иногда пробивались полуистеричные всхлипы чайки, а Фили вслух вспоминал все матерные слова, какие только знал, а если не мог вспомнить, то повторял старые, чем веселил брата ещё больше. - У тебя тоже скрутило живот от речи Торина? - устало спросил наконец Кили, отдышавшись. Фили слабо кивнул. - Сослался на то, что, может, тебе стало плохо. Надо же проведать брата, - Фили глянул на чёрную, как будто он измазался в саже, одежду Кили и сравнил со своей - в принципе, они сейчас не особо отличались. Кили зашёлся новым приступом смеха, правда, на этот раз более спокойным. - Ну что там? Похватились меня? - Виду, конечно, никто не подал, негоже эльфам знать, что королевские племянники сбегают с таких торжественных приёмов, но, думаю, взбучку нам Торин устроет знатную, - Фили опустил взгляд на свои когда-то белоснежные штаны. - Как думаешь, отстирается? Кили обречённо качнул головой из стороны в сторону. - Если бы мы сразу прополоскали вещи хотя бы в реке, то, может, и отстиралось что-то. А так грязь уже намертво впиталась. - Мда, - глубокомысленно заключил Фили. Обоим было обидно не за белые штаны - это-то ладно, гномы в основном носили одежду каких-то серо-буро-малиновых оттенков и не привыкли думать о красоте вещей, - а за то, что это был подарок мамы. Оставалось надеяться, что мама знает своих сыновей лучше, чем те думают. - Ну хоть рубашка не белая, - хмыкнул Кили, оттянув чёрную ткань на своей груди. Почувствовав на себе какой-то слишком пристальный взгляд, Кили посмотрел на грудь брата, и его сердце, кажется, ухнуло куда-то вниз: на Фили-то была белая рубашка. Была. Когда-то. - Недолго мы наслаждались своим домом, конечно, - вздохнул Фили. - Ты сейчас о чём? - не понял Кили. - А думаешь, нам позволят остаться в Эреборе, увидев наши штаны? - Ой, да подумаешь, штаны, и не такое вытворяли, - хмыкнул Кили и заложил руки под голову: высоко-высоко над ним по удивительно голубому небу стремительно плыли пушистые белые облака. - Да и кто сказал, что кто-нибудь увидит наши штаны? - Ты предлагаешь вернуться в Эребор без штанов? Оба прыснули. - План, конечно, отличный, но вообще я хотел предложить пробраться через Бильбо: у него покои с выходом на улицу. У него и вещи можно одолжить. - Главное на Торина случайно не наткнуться. Оба понимающе переглянулись и снова засмеялись. - Ну что, пойдём? - со вздохом спросил Фили и снова с грустью осмотрел свою некогда белую одежду. - Надо вернуться раньше, чем закончится победная речь Торина. - Я бы сказал «добитная» речь. От слова «добить». Фили помог Кили подняться, и они вместе стали возвращаться. Правда, «возвращаться» - это сильно сказано. Скорее они перекочевали из-за валуна в реку и принялись там плескаться, утопая по колено в иле, - до другого берега братья так и не добрались. - Как думаешь, они долго ещё будут искать путь назад? - глухо спросил Торин у Бильбо, наблюдая, как его племянники старательно убивают белый цвет в их одежде. Они уже где-то полчаса стояли за толстой сосной и даже не особо скрывались. - Ещё минут пятнадцать, не больше. Потом хватятся, что уже закат, и почешут самым коротким путём к Эребору. - Или, наоборот, дождутся, пока стемнеет, и проскользнут под покровом ночной темноты. - Или окончательно превратят штаны в чёрные, а потом скажут, что никаких белых штанов не было. Ты проиграл, кстати. Ещё утром Торин с Бильбо поспорили, сколько белые штаны братьев продержутся белыми: Торин сказал, что один день, Бильбо сказал, что не доживут и до обеда. Думаю, понятно, кто выиграл.