Собачья шайка

      Столовая наполнялась как и ароматом только что сваренной манки, так и проснувшимися детьми, что еле передвигали свои вялые ноги и сонно падали пятой точкой на стулья. Когда Женя и Миша, наконец, закончили вытирать от утреннего слоя пыля столы, то вскоре вернулись и девочки. Лиля зашла в столовку более посвежевшей, с новым цветущем макияжем и идеально причёсанными волосами. Её светлые длинные пряди чёлки были предусмотрительно убраны набок и заколоты заколкой с золотистой бабочкой, а лицо же вновь вернуло бледный аристократический цвет и напустило на себя высокомерие, что так и сочилось из-под накрашенных ресниц её голубых глаз. Куколка больше не то, что не заговаривала с Юзвяком, она даже не смотрела в его сторону, показательно игнорируя его существование. Мише подумалось, что вот она — благодарность за взятую на себя вину, хотя, конечно же, Жека вряд ли когда-нибудь скажет ей, что защитил её от участи быть дежурной до конца этого месяца, тем самым взвалив эту ношу на себя. Зато Соня была всё такой же солнечной, с копной веснушек на носу и с радостной улыбкой на губах. Позже ребята, как и остальные детдомовцы, выстроились в очередь у большого стола раздачи и каждый ждал пока в его тарелку повариха половником шлёпнет горячую манную кашу, после чего можно будет взять вкусный бутерброд и сладкий чай с лимоном.       Сейчас Миша стоял позади Сони. Он всеми силами старался углядеть была ли манка с маслом или же со сметаной, но в силу роста не мог этого увидеть. Он то вставал на носочки, то подпрыгивал на месте, покрепче держа тарелку, чтобы ненароком не выронить её и не разбить, тем самым составив Жене компанию до конца месяца. Как только он не вертелся и не прыгал, а заглянуть в огромную кастрюлю, где лежала каша, или же заглянуть через плечо девушки в чужие наполненные тарелки, у него не получалось. Сзади же он периодически слышал, как насмешливо хмыкал и прыскал над ним Юзвяк. Его веселило Мишино поведение, от чего сам Фадеев лишь ещё больше злился. Ведь не только не ясно, чем именно он будет сегодня кормить свой голодный желудок, так ещё и Онегин стоит и ржёт ему в спину. — Может ты ещё и на сам стол запрыгнешь? — говорит Юзвяк, гаденько усмехаясь. — Попробуй, вдруг получиться разглядеть че там? — А может ты просто заткнёшься? — недовольно отвечает ему Миша, слегка повернув к нему голову передразнивая. — Попробуй, вдруг получиться побыть в тишине. — Ой-ой, наш гномик злится, — продолжает подтрунивать над ним Онегин. — Гляди не лопни от злости, а то её много в таком мелком тельце не уместится.       Мишке хотелось дать ему тарелкой по мордасам, но как только он собрался повернуться, чтобы кинуть ответочку, как из его рта вылетело лишь сдавленное: — Блять. — Че там? — быстро любопытствует Юзвяк, боясь, что с его любимой манкой чё-то не то, и взволнованно всматривается в наполненную Сонину тарелку, но когда понимает, что с ней всё нормально, а Фадеев настороженно пялится куда-то в сторону, а не на кашу, то переводит взгляд туда же. — Блять, — в той же манере констатирует Женя, замечая в толпе подростков чёрную лохматую макушку Андрея. — Вали сейчас же, — он резко и грубо хватает Мишу и, ковыляя, тянет его вон из очереди, расталкивая других ребят, таща парня ближе к стенам и подальше от глаз Иисуса. — Чего?! — начинает возмущаться блондин, выдёргивая свою руку, не желая никуда идти. — Куда я сейчас от него свалю, он же у выхода стоит! — Не знаю! — парень вырывает из рук Фадеева тарелку, что тот так сильно прижимал к груди, и на полном серьёзе велит. — Прыгай в окно.       От услышанного Мишины брови чуть ли не пробивают потолок столовой: — Ты совсем с ума сошёл? Какое окно?! — Да блять, это всего лишь первый этаж, — со всей спокойностью уверяет его Онегин, чуть ли не кидая тарелку на свободный столик. — Быстро проскользни через ребят, потом перелезь через подоконник и иди на нашу площадку. Там пересидишь.       Фадеев не собирался сбегать от Андрея каким-то воровским, будто преступник, способом, потому здраво поразмыслив, сказал: — Не думаю, что он захочет мне мстить на глазах у всех… — скептично говорит Миша, думая, что даже для Андрея бить кого-то на глазах у толпы людей да и перед поварихами — уже слишком. Да и вчера, когда они возвращались в комнату, Андрей просто молча уничтожал его взглядом, а не накидывался на него с кулаками. Юзвяк иронично хмыкает и тянет долгое: — Ооо, — а потом по-братски кладёт свою широкую ладонь блондину меж лапоток, притягивая парня к себе и, наклоняясь, шепчет ему чуть ли не в ухо, — поверь мне, он только этого и ждёт. Так что ноги в руки и… — он понижает голос до хрипотцы, а потом резко и громко гаркает тому в ушную раковину, — попиздовал в окно отсюда! — при этом мощно толкая парня вперёд.       Когда Миша пытается избежать столкновение своего и так уже покалеченного носа и стекла от сильного толчка в спину, ладони неприятно врезаются в облезлый подоконник, но вся эта боль тускнеет на фоне абсурдной Жениной идеей. Сначала Фадеев думает, что это глупость и прыгать ни в какое окно он не собирается, но когда замечает, что Иисус со счастливой во все тридцать два зуба рожей осматривается, явно кого-то усердно ища, то его сомнения по поводу плохой идеи Юзвяка вмиг развеиваются.       Миша быстро подбегает к одному из распахнутых настежь окон и, отодвинув пыльный кружевной тюль, мигом перелезает через подоконник, приземляясь ногами на траву. Блондин, пригнувшись, тихонько заглядывает в столовую, пытаясь разглядеть через слегка качающийся от летнего ветра тюль фальшиво радостного Авдеева. Смог ли тот всё-таки успеть заметить Мишу или нет, но парень не смог толком ничего разглядеть через кружева, а также толпы детдомовцев. Мишка решил не тратить время попросту и, развернувшись в сторону двора, быстро шлёпал синими тапками, что были ему велики и периодически соскальзывали с него, на условное место встречи.       Женя проводил взглядом худое тело, вылезшего новенького в окно, и быстро перевёл взгляд в толпу детей, где нашёл Иисуса, болтающего о чём-то мимоходом со старшаками. Онегин облегчённо выдохнул поняв, что ублюдок ничего не заметил, но в ту же секунду напрягся, ловля себя на мысли, что он какого-то хуя испытал облегчение от того, что укрыл этого нахального мальчишку от Андрея. Тем самым медленно, но верно раскапывая себе могилу в которую его же и уложит Авдеев со своей ёбучей чеширской лыбой. Хоть Жека никогда и не прогибался под его тиранию и всегда шёл наперекор ему, то сейчас, когда у него на носу наиважнейший матч с кубком в Москве, где его талант и упорство могут заметит спонсоры, от которых зависит его светлое будущее, Онегин был готов наступить себе на горло ради себя же. Ради собственного хорошего будущего и ради возможности вылезти из этого гавна на свет божий. И сейчас ему ой как не выгодно было нянчиться с новеньким пацанёнком, что гордый до жопы и бегает повсюду с шилом в заднице. Да и почему он вообще должен с ним нянчиться? Закон про услугу за услугу уже должен был аннулироваться. Тот его от Иисуса закрыл, чтоб нахрен сустав не вывихнул, что было удивительно для Андрея быть таким послушным.       Он никогда и ни кого не слушается и не подчиняется. Авдеев сам себе хозяин. И зная его не один год, Женя был поражён, что тот смог вчера остановиться и не закончить начатое до конца. И из-за кого? Из-за новенького смазливого пиздёныша? Так просто? Не поверю никогда и ни за что. Андрей явно что-то запланировал. Ведь это же сам, мать вашу, Андрей Авдеев — грёбаный мучитель и палач сея дома. Ебанный клоун с замашками кукловода и театрала. Он никогда не упустит этой сладкой возможности повеселиться за счёт чьих-то страданий и, конечно же, не простит того, кто так просто влез в его игры с мясными мишками для битья, смея его просить остановиться, тем самым мешая его уморительному веселью.       Удивительно, что вчера, когда они вернулись в комнату, Иисус не набросился на них со своим обмундированием из лезвий, иголок и зажигалок, а был спокоен, как удав, сидя у себя на постели и гулякаясь с пустой пачкой игральных карт. Однако Жене это совершенно не внушало спокойствия, а лишь пуще разжигало предчувствие чего-то надвигающегося. Бесчеловечного и жестокого. Чего новенький пиздёныш даже и представить себе не может. Вот Жека и решил отплатить Мишке советом сегодня схорониться от Андрея, хотя, конечно, это не давало гарантии, что завтра или через неделю Иисус ничего не сможет или не захочет отыграться над бедным пареньком.       Побег сегодня — лишь мера предосторожности на сегодня же, а никак на последующие дни в стенах этого дома. Безусловно жаль этого мальца, ведь ему просто не повезло попасть в наш детдом, где полно наглухо отбитых утырков. Хоть Мишанька и имеет какие-никакие яйца, но в данной ситуации это как красная тряпка для быка. Андрей любит ломать как раз-таки вот таких гордецов с зубами. Ведь это же куда веселее, чем топтать жалкого червяка, что и слова тебе поперёк не скажет, а будет валяться в твоих ногах и лизать тебе подошву обуви. Жалко мне его. Но себя жальче ещё больше.       Горячая манка плюхнулась в тарелку, тем самым разбудив Женька от потока неприятных мыслей. Он мотнул головой, чтоб откинуть от себя эти не всратые ему мысли, и взял приятно пахнущий лимоном чай с бутербродом, где лежал самый жирный кусок ветчины. Везуха, не каждый день поварихи так опрометчиво хорошо режут ветчину. Онегин, радый такому подгону от жизни, сел за свободный стол как раз у окна, и сразу скривился, снова вспомнив эту смазливую рожу со своим «Давай помогу», «Тебе нужно в медпункт» и прочей рыцарской хернёй. Ему тут блять детдом, а не детсад. Здесь не место таким идиотам, что верят в бескорыстную доброту, помощь и справедливость. Женька быстро запихнул ложку горячей каши в рот. Единственная приятна вещь в этом клоповнике — еда. Хоть кормят вкусно, — думает Жека, запуская очередную ложку сладкой манки в желудок, пока его не прерывает неприятный скрип стула напротив. — Надеюсь, нашему малышу футболисту нравится его вкусная кашка-малашка? — нежно сюсюкает подсевший к нему за стол Андрей. Вот же-ш, явился не запылился. — Хочешь в рот тебе её выплюну и сам тогда скажешь, вкусная ли кашка-малашка или нет? — ехидно бросает детдомовец, не поднимая глаз на Иисуса. — Фу, — Андрей наигранно кривится, — Прибереги свои извращённые наклонности для своей анорексички. — Вот чё ты пристал с утра пораньше? — недовольствует Женёк, закатив глаза при упоминании балеринки. — Дай пожрать, а. — Да вот Мишутку потерял, — с притворным волнением протягивает Андрей. — Представляешь, — он округлил глаза, как будто и вправду испытывал пропажу, печально воскликнул, вскинув руки: — Проснулся, а его и след простыл! Опять его очередная клоунада. Бесит. — А я чё, нянька по-твоему, чтобы знать, где твой Мишутка пропадает? — абсолютно спокойно лжёт Онегин, запрокидывая очередную ложку каши в рот. — Я ему, знаешь ли, задницу не подтираю, — глотает он манку, прожёвывая. — Да что ты! — продолжает удивлённо восклицать Андрей, пока сам Жека внутренне каждый раз чуть ли не давиться кашей от этих криков, а тому лишь в радость разворачивать подобную комедию. — Ты же его минутой ранее аж в окно вытолкнул! — заканчивает Иисус, подперев подбородок рукой и склонив голову набок, словно птица. Он впивается чёрными глазами в макушку соседа напротив, одновременно широко растягивая улыбку в предвкушении.       Рука с ложкой тут же замирает, нервно дёрнувшись. Жека с трудом сглатывает остатки каши во рту и поднимает взгляд ледяных глаз на нежно улыбающегося утырка, что прожигал его своими чёрными углями. У Жени руки уже так и чешутся дать тому по этим лыбящимся щам. — Тогда нахуй ты комедию ломаешь, — начинает он злиться, кривя губы, — раз сам всё своими глазами вид… — но его тут же перебивает Андрей, не дав возможность закончить: — Поиграй-ка с ним в друзьяшек, — выдаёт Иисус всё с тем же притворно-приветливым лицом, взирая на огорошенного соседа до жути довольными глазами. Тому аж есть расхотелось от услышанного, не понимая, послышалось ли ему или этот ублюдок реально это спизданул. — Чё? — не понял Жека, сощурив ледяные глаза и тут же зло бросил ложку в тарелку показывая своё отношению к подобной просьбе. — Ну там семечки поклюйте вместе, от меня поспасай его, расспроси о жизни и прочая хуйня, — всё с той же улыбающейся миной поясняет Иисус, водя своим тонким длинным пальцем по столешнице, будто бы предлагая совершенно обыденные и нормальные вещи, чем приводит Евгения в ярость сжимая кулаки с такой силой, что казалось фаланги его пальцев вот-вот покроются трещинами. — Хули ты решил, что я буду делать то, что ты велишь? — почти что выплёвывая яд, спросил детдомовец, зло сведя брови к своей разбитой переносице. — Ну, Жень, ты же и сам всё прекрасно знаешь, -с мягкостью возразил он, пока в его тёмных глазах бушевали лютые черти, — будет очень жаль, если из-за сломанной ноги ты не сможешь попасть на кубок в Москву, верно же? — его глаза блеснули, будто лезвие острого ножа.       На лице Онегина и мускул не дрогнул. Он просто застыл, понимая, что не может не подчиниться этому в край охуевшему козлу, который постоянно шантажировал его травмами, несопоставимыми с игрой в футбол. Урод. Конченый урод.       Андрей же наслаждался этим застывшем в камень лицом напротив. Он уповал своей властью, что не скрывала его наконец-то вылезшая наружу улыбка-оскал. — Ты только и делаешь, что пиздишь, — начал пылить Женя, — каждый раз обещаешь переломать мне ноги и о ужас! — рявкает он, хватая грязную ложку и швыряет её в соседа напротив, — мои ноги до сих пор целы, уёбок!       Ложка прилетела Иисусу в грудь, испачкав его олимпийку остатками манной каши. И тут красивая ангельская маска Андрея дала трещину. Вчера он уже ощутил на себе плевок Жени и тот поплатился за это лодыжкой, но, к сожалению, не сломанной, а лишь слега ушибленной, спасибо блондиночке, что влезла. А сейчас же Онегин снова посмел бросить в него свою обслюнявленную ложку с кашей и теперь гневу, пылавшему в глазах Иисуса, не было предела. Улыбка сползла с его лица, сложившись в ровную линию, и тут же оно потеряло всякий намёк на приветливость, даже на фальшивую. Он опасно наклонился вперёд, слегка ложась на столешницу грудной клеткой, чтоб как можно ближе приблизиться к сидевшему напротив детдомовцу и впился в того мрачным, убийственным взглядом. — В этот раз ни блондиночка, ни Килька тебе не помогут, — хрипел он таким глубоким голосом, что казалось, будто сейчас говорит вовсе и не человек, а сам дьявол. — Можешь хоть бежать и вовсю плакаться к директрисе или Птицыну, — продолжал Андрей прожигая соседа напротив мертвенно цепкими глазами, — тебе не будет спасения, — последние слова он почти что прошептал, будто змея, и мрачно усмехнулся, подметив как сильно напрягся Женя.       Онегин одновременно боялся и противился Андрею. Два жгучих чувства разрывали его на части. Он не мог выбрать какое чувство будет для него правильным, а потому молчал. Но даже не сказав слов согласия или не согласия, Иисус всё прекрасно понял. Он прочёл по напряжённому лицу и слегка потерянному взгляду напротив, что Онегин не сможет ему сопротивляться. Даже если он и не хочет — он сделает то, что ему велят. Потому что на кону стояла его светлая жизнь. — А теперь встал и понёс свой зад к Мише, — холодно скомандовал Иисус. — А, и не забудь передать ему это, — парень протянул к онемевшему Онегину два бутерброда и продолжил, но теперь уже со сладчайшей нежностью в голосе. — Он же бедненький так спешил удрать от меня, что остался без завтрака. Уверен, он оценит этот знак вашей начинающейся дружбы, — и напоследок Иисус окончательно раздавил угнетённого соседа, победоносно сверкнув ему своими чёрными глазами, при этом не забыв слега оскалить губы.

***

      Летнее утро вышло не таким хорошим как хотелось бы Жене. Хотя, когда оно вообще у него было хорошим? Сложно вспомнить хотя бы один день без происшествий и без террора со стороны Иисуса. Каждый раз он манипулировал Жекой дёргая его футболом, как куклу за ниточки, и каждый раз Юзвяк через «не хочу и не буду и вообще иди ты на хуй» сжав челюсти, подчинялся и прыгал под его дудочку, так, как тому хотелось. Да, он сопротивлялся, высказывал этому обмудку всё, что он думает о его поведении и поступках, пытаясь вразумить Андрея, дрался с ним и даже игнорировал, обходя всеми возможными путями, но как итог: Юзвяк был единственным из них двоих, кто, скрипя зубами, подчинялся другому. Потому что Андрей очень умный, расчётливый, лживый и при всём этом — красивый юноша, что легко манипулировал за счёт своей обаятельной улыбки как детьми, так и взрослыми.       Иисус играет роль божьего агнеца, когда ему это нужно и, конечно же, перед кем нужно. Например, как ловко он крутит Людмилой Гаврилиной и медсестрой Ирой, всего лишь пару раз одарив их своей льстивой улыбкой и комплементом. Почти вся добрая женская часть детдома ведётся на его обольстительный лживый образ, на его игривые чёрные глаз и, конечно же, лёгкий флирт, который ничего не обещает, но внушает надежду на что-то большее. Он словно змей, что вьётся вокруг своих мышек, медленно беря их в удушливый захват, не давая им возможности ни выбраться, ни дышать, если он им не прикажет. На памяти детдома уже были попытки самоубийства среди пары девчонок и только те, кто знал положение дел, понимали, что без вмешательства Авдеева там не обошлось. С парнями дело обстояло совсем иначе: Иисус запугивал, угрожал и слов на ветер не бросал. Показательные наказания перед десятком глаз и отметены на теле, что так же будут видны и никогда не забыты ни жертвой, ни зрителем — всегда и пожалуйста, дайте ему только повод и он покажет своё истинное нутро. Однако у него, как и обычного человека всё же были свои слабости, и единственная его слабостью была вспыльчивость, с которой он не мог совладать даже когда это нужно и когда его светлый образ может дать трещину. Андрей подвластен лишь собственным чувствам, таким как: скука, агрессия, жадность и неудовлетворённость. В остальном же он — это полное личное всемогущество и непререкаемый статус авторитета, безусловное подчинение окружающих и абсолютное использование людей в качестве полезных ресурсов.       Иисус — истинное воплощения волка в овечьей шкуре. И как с ним бороться, когда светлое будущее Юзвяка, в прямом смысле этого слова, находится в заложниках у Авдеева? Всего лишь одно его действие или слово может в крах разрушить его жизнь. Новенький детдомовец — это просто одна из ступеней, которую дал ему Андрей, чтобы он встал на эту хрупкую спину новоприбывшего и перешагнул её взбираясь вверх. Это голова, по которой Онегин должен пройти безукоризненно и не задумываясь о последствиях своего выбора. Разве не впервые Женьку приходилось так делать? Конченый ублюдок Тундра, которого ему приходиться терпеть сквозь сжатые зубы, Лёлик, их маленький Воробушек, что теперь вечно молчит и шарахается ото всех и вся после того страшного случая с тем же Тундрой. А сколько раз он покрывал Иисуса и умалчивал о его злодеяниях? Юзвяк уже сбился со счёта. И вот теперь снова. Его дёргают за ниточку, которая повисла ему на шею, как петля. Стоить хоть раз соскочить и ты труп. Вот каково истинное положение дел. И ему, как никому не нужному человеку, которого за стенами детдома ждёт лишь пустота и отторжение со стороны нормальных людей: шанс хорошей жизни стоит того, чтобы перешагнуть Мишу, как всего лишь одну ступень его лестницы на верх к лучшей жизни.

***

      В этот раз Миша уселся на горку, где царил тенёк в отличие от качели, куда солнцепёк пробирался даже сквозь такую густую крону здешних деревьев. Спиной парень откинулся на прохладное железо, вместе с тем скинув с себя чужие шлёпки и поставив голые и горячие ступни на горку, давая ногам возможность охладиться. Холодное железо горки освежало распалённую от солнца кожу, даря облегчение от летнего зноя. Тишину позабытой всеми площадки нарушал лишь щебет птиц и еле заметный шум проезжающих машин от ближайшей дороги. Фадеев испытывал лёгкий голод и некое спокойствие, хотя минутой ранее его сердце наворачивало кульбиты от страха перед встречей с облезлым Чешерским котом, что изо всех сил в столовке давил из себя счастливую лыбу в его поиске. Жуть.       Резкий грохот режет по ушам и Миша тут же распахивает слегка заспанные глаза. Как оказалось, парень умудрился заснуть на неопределённое время, и над ним сейчас нависло чьё-то высокое тело. Этим телом оказался Юзвяк, что секундой ранее хлобыстнул ногой по горке для привлечения внимания. — На, — он швыряет Мише на живот два бутерброда заставив ломтики ветчины слететь с батона и упасть на ткань в паре сантиметрах от хлеба.       Фадеев пялится на утренние бутерброды, считая их стыренными, немного брезгливо поджав губы. Надеюсь, он их взял со стола раздачи, а не у кого-то с рук…да и обязательно их было бросать? Хотя, конечно. спасибо, что вообще пришёл не с пустыми руками. Опять голодать Миша не хотел, а идти от голодухи к Савелию Николаевичу и просить снова его накормить было бы уже в край невежливо, несмотря на то, что сам дяденька явно был не против, но всё же это уже слишком. — А чё чай не прихватил? — начинает изгаляться Миша, взяв один из бутербродов в руки и внимательно рассматривая его, ища, не откусан ли он где-либо. — А чё, — с неким наездом начинает басить Жека, раздражённо ища что-то в своих карманах, — ты где-то здесь видишь, блять, официанта? — Мог бы и чай принести, — продолжает бухтеть Миша, жалуясь. — В сухомятку прикажешь это есть? — и лучше бы Миша просто молчал так как только он закончил говорить, Женькины глаза опасно сверкнули и въелись в него, чуть ли не режа того на ремни. — Тебя чё-то не устраивает? — сквозь зубы бросает Онегин, поджигая вынувшую из кармана сигарету. Казалось его и так ледяные глаза покрылись толстой коркой льда, а брови тяжело нахмурились над разбитой переносицей. Он был чем-то очень разозлён, и потому Миша тут же притих, не решаясь возражать по поводу чая далее. — Вот и не выёбывайся, — заключает Юзвяк, заметив, как резко затих его сосед.       После тщательно проверки принесённой ему еды, Миша молча жует бутеры, иногда искоса поглядывая стоящего напротив него детдомовца. Жека курит всё с тем же злым ебалом и усердно о чём-то думает. Тяжёлая атмосферка. Фадеев искренне негодует чем было вызвано такое поведение его соседа: утром же всё было нормально, а теперь тот чем-то яро недоволен. Да настолько, что дымит как паровоз, попутно травя несчастного Мишу, что приходиться тихо сидеть на горке и вдыхать пары яда. Честно, блондин бы уже давно вскочил и ушёл бы, совершенно не желая возиться с детдомовским курильщиком, чьё настроение скачет не по дням, а по минутам, но что-то заставляло Мишу продолжать сидеть на прохладном железе, попутно жуя принесённые бутерброды этим разозлённым парнем.       Вскоре у Фадеева закончился и второй бутер, а у Жеки закончилась третья по счёту выкуренная сигарета. Миша вскидывает заинтересованный взгляд напротив стоящего парня, ища в его лице хоть крохи хорошего настроения, но видит лишь то, что парень при каждом выплёвывании клубов дыма лишь устало, и даже скорее как-то надрывно, запрокидывает голову к небу, при всём этом его челюсть была сжата, что говорило о том, что Женя ещё зол, его глаза смотрели куда-то сквозь, долго не останавливаясь ни на одном облаке, а брови были в задумчивости нахмурены, будто он обдумывал наисложнейший план по захвату мира.       В этих поисках Миша не замечает, как начинает засматриваться на Онегина и ковырять ногтями свой палец, где отдавало болью от занесённой занозы, что попала ему под кожу в момент столкновение ладоней со старым деревянным подоконником. Его зелёные глаза цепляются за жилистые руки и мозолистые пальцы, что держали меж них тлеющею сигарету, за тонкие поджатые губы, что каждый раз с неким остервенением сдавливали фильтр никотиновой палочки, но вдруг Миша резко и громко шипит, что тут же привлекает внимание курильщика. Фадеев так увлёкся разглядыванием детдомовца, что случайно загнал занозу ещё глубже, причинив себе боль. — Чё там ещё? — спрашивает Жека, поморщив лоб в очередном недовольстве. — Ничего, — быстро бурчит Миша, пряча занозу и накрывая её своей ладонью. — Тогда чё сидишь пищишь? — Мне, что, — тут же возмущается Миша, — уже и звуков нельзя никаких издавать, пока его высочество чем-то недовольно? — Женька слегка удивлённо поднимает брови, не ожидая такого услышать, но они тут же опускаются вниз, принимая своё извечно хмурое положение. — Пока его высочество грустит: все обязаны вместе с ним нести траур, — произносит Онегин так, словно он действительно был великим королём, а перед ним на горке сидит один из его холопов. Он даже умудрился статно и по-королевски поднять подбородок. Мишка же, не сдержавшись, громко прыскает: уж очень забавно сейчас выглядел его сосед, на что курильщик лишь слегка дёргает уголок губ, давая понять, что ему тоже стало смешно от самого себя. Женька даже как-то расслабился: его лицо перестало быть настолько задумчивым и огорчённым. И вдруг Онегин неожиданно подсел напротив блондина на корточки, чем очень удивил Мишу. — Покажи, чё там ковыряешь? — просит он как ни в чём не бывало, что ещё больше приводит Фадеева в растерянность. — Ну, показывай уже, хватит сиськи мять, — говорит он видя, что тот мнётся и смотрит на него, вылупив свои зелёные глаза. Мишка не понимает, чем вызван такой резкий интерес к его персоне, а потому не двигается. — Чё, дрочил так, что палец сломал? — ехидничает Онегин, на что Мишка вмиг краснеет и кричит возражая: — Нет! У меня, блять, заноза! — и в доказательство тычет раненым пальцем в лыбящиеся лицо напротив. — Да? — продолжает издеваться сосед, — а я-то подумал, что ты тут наяривал червячка, пока меня здесь не было, — за что получает от новенького ну просто бешеный взгляд смущения вперемешку с недовольством. — Как ты только можешь нести подобную похабщину! — кричит весь залитый краской блондин, чем вызывает искренний смех у Евгения. — Ладно, показывай уже, чё там за урон у тебя, — и хватает за тонкое запястье, притягивая чужую ладонь близко к лицу. — О, нехилую ты занозку подхватил, — замечает Женя, внимательно рассматривая палец Миши. — Ща, — говорит он и задирает свою майку. Миша дёргается, не понимая, что этот ненормальный собирается делать, но тот лишь отстёгивает с изнанки ткани булавку, — сейчас достану, — утверждает он, покрепче сцепив палец Миши.       Фадеев сидел не дыша. Он пребывал в состоянии глобального ахуевания. Мишка не понимал, что это за доблестные поступки со стороны детдомовского утырка: то кремом поделился, хоть его медсестра и дала на двоих, но всё же Жека мог им и не делиться, ведь тому он был нужнее, тапками своими поделился сказав, что даёт их лишь на время стояния голых ступней на кафеле в ванной, а до сих пор не забрал их, предупредил, что сегодня ему лучше не встречаться с Андреем, взял на себя чужую вину и дежурство на месяц за какую-то там нахальную девицу, помог сбежать от утырка, что появился в столовке, как гром среди ясного неба, принёс ради него бутерброды тех, кто теперь останется без полноценного завтрака, а теперь ещё и занозу помогает достать, что так-то была занесена по его же вине. Удивительно. Миша настолько задумался, прокручивая все эти моменты у себе в голове, что не заметил как Жека ковырнул иглой занозу. — А поаккуратней можно?! — вскрикнул Мишка от боли, когда с его пальца пошла кровь. — Чё, крови боишься? — смеётся Жека, продолжая ковыряться в чужой коже. — Нет, просто не хочу занести инфекцию. Так что давай… — блондин не успевает закончить предложение, как Женя мигом облизывает его палец, слизав выпущенные наружи капельки крови. — Ты че, блять, делаешь?! — вопит Миша, когда понимает какой ужас сейчас произошёл: чужой мокрый язык лизнул его палец. Парень быстро начинает выдёргивать свою руку, но сосед не даёт ему этого сделать, сильно сжимая его запястье. — Дезинфицирую, — тут же спокойно отвечает Жека, не понимая такой бурной реакции. — Это мерзко! — кривится Фадеев, смотря на свой облизанный палец. — Ой бляяять изнеженный какой, — тянет, закатывая глаза Юзвяк, но когда замечает как сильно Миша кривит лицо в отвращении, предлагает: — Да блять, просто вытри об меня, че как девчонка вопишь то? — но Мишка лишь мотает головой в отрицании, продолжая вырывать свою руку из цепкой хватки. — Да у нас все так делают! — заверяет его Жека, на что Мишины брови возмущённо взлетают вверх. — А я не все! — вскрикивает он и продолжает кричать, в придачу истерично махая ладонью, пытаясь избавиться от чужих слюней, — Фу! Гадость! Мерзость! Отврати… — Мишка замолкает, когда Юзвяк грубо тянет к себе силком чужую руку и вытирает драгоценный Мишин палец об свою футболку. — Всё? Доволен? — он так же грубо отбрасывает её обратно. — Распсиховался, блять, из-за какой-то хуйни. — Хуйни?! — снова восклицает Фадеев. — Ты называешь обслюнявить человека чей-то вонючей слюнёй хуйнёй?! — Чё это сразу вонючей?! — тут же возмущается Онегин. — А какой же ещё! — брови курильщика вмиг взмываются вверх, а потом зловеще падают к переносице. Парень смачно сплёвывает себе в ладонь. — Вот сейчас ты умоешься в этой вонючей слюне, еблан, — Мишка вздрагивает, понимая, что этот ненормальный собирается с ним сделать и быстро разворачивается взбираясь по горке вверх, убегая, но его тут же хватают за лодыжку, Мишка от резкой тяги назад ударяется коленями об железо горки, и его распластавшегося не ней тянут обратно. — Сука, не смей! — вопит блондин, брыкаясь ногами. Но его не слушают: Жека хватает чистой рукой запястье мальца и заламывает её за спину. Мишка вскрикивает от боли. — Урод! Только попробуй! — Мишка пытается выбраться и лягнуть соседа сзади ногой, но тот быстро сообразив, придавливает его обе ноги за икры одной своей огромной ногой, полностью перевалив на их свой вес. Фадеев отчаянно пытается толкнуть своей единственной свободной рукой чужую ладонь, что пытается обмазать его лицо слюнями, и когда до его щеки и чужих слюней остаётся всего каких-то пару сантиметров он сдаётся крича: — Ладно! Хватит! Она не вонючая! У тебя отличные слюни, хватит! — Мишку тут же выпускают из захвата и тот шмякается животом на железо. — Вот и нехер было выёбываться, — бросает, хрипя басом Евгений, сразу же вытирая свою обслюнявленную ладонь об штанину свои шорт. — Ты реальна не благодарный еблан, Миш, — с укоризной заявляет он, смотря, как блондин разворачивается на горке к нему обозлённым лицом. — Я тебе как другу помогаю, даже твою ебаную занозу достаю, а ты, блять, всё кочевряжишься, — он прожигает мальца, скорчившегося на горке, таким осуждающим взглядом, что у Миши засасывает под ложечкой. — Да ты, блять, ссаться в штаны от счастья должен, что хоть кто-нибудь, помимо нашей блаженной Соньки, решил с тобой возиться! — С тем, с кем хочешь дружить, башкой об стол не бьют, знаешь ли, — зло выплёвывает Миша, напоминая тому о недавнем инциденте. — Ты это заслужил. — Нет, не заслужил! — тут же возражает Фадеев, вскакивая с горки как угорелый. — Ты с нихуя мне чуть нос не сломал! — он подлетает к Онегин чуть ли не врезаясь тому в грудь. — А из-за чего? Из-за того, что я, блять, оказался не конченым мудаком, что будет смотреть, как колотят девчонку! — его зелёные глаза въелись в ледяные напротив, пытаясь, наконец, вдолбить этому придурку, что не прав здесь как раз таки он. — Хорошо, — выдаёт Женя, спустя минутный поединок диких взглядов, — я конченый мудак, что смотрел, как колотят девчонку, но я это делал не потому, что хотел и, уж тем более, не потому, что мне нравятся подобные вещи, а потому, что в нашем доме есть правила, — его голос был серьёзным, без всякого намёка на его обычный сарказм, — которые нужно соблюдать, если не хочешь, чтобы каждая детдомовская шваль гнала тебя фингалами и ополаскиванием башкой в унитаз.       Мишка слушал внимательно, стараясь уловить любое движение каменного лица напротив, он уже понял в каком отвратном месте оказался и что здесь жить самому по себе на уме не дадут, если же ты, конечно, не являешься Андреем, но он всё равно не мог заставить себя сидеть на жопе ровно, когда перед его глазами разворачиваются такие зверские поступки. — Знаешь ли, не тебе одному не посчастливилось оказаться здесь, — наконец упрекает его Юзвяк с нескрываемой болью в глазах. — Ты либо прогибаешься сам, либо тебя прогнут насильно, сечёшь? — Миша всё продолжает всматриваться в эту холодную зиму напротив, понимая, что у некоторых просто нет выбора и они не могут жить или поступать иначе, хотя даже несмотря на такую безысходность, он отказывается верить в то, что нет возможности обойтись без всего это дерьма и мерзких правил придуманных непонятно кем и непонятно зачем. — Я понял, — наконец говорит Миша, разрывая тягучую тишину, возникшую над ними, — но я отказываюсь жить по таким ебаным правилам. — Ха, — Жека хмыкает, кривя губы, — тебя заставят, — утверждает он обыденно, словно зная, что всё так и будет, — и лучше, если ты сам вольёшься к нам в дом, а иначе, — он предупреждающе наклоняется к парню и щурит свои ледяные глаза, — ты станешь никчёмным отбросом, который сам откроет свой рот и в него нассут пол детдома отморозков, — при этих словах Мишка неприятно дёргается. — И ты ещё будешь молить о том, чтобы тебе просто заливали в глотку мочу, а не то, что предстоит тебе испытать в ином случае, — Евгений смотрит прямо и серьёзно, от чего уверенность Мишки заметно пошатывается и он первы, проморгавшись, разрывает цепкий контакт глаз.       Миша, конечно, знал и принимал, что здесь всё ужасно, но чтоб настолько плохо он не думал. Травля, тычки, подножки и драки это то, что крутилось в его представлении об этом доме, но то, что рассказал ему Женя, полностью перевернуло его представление об этом детдоме. Да и ещё в его памяти снова всплыли ожоги Бориса, что тот так старательно прятал. Фадеев тяжело сглотнул ком, обдумывая, что ему теперь делать с этой удручающей информацией и что теперь с ним сделает Андрей, однако Мишины думы прерывает рука, что протянул ему Онегин: — Предлагаю держаться меня и тогда, — уверяет его Юзвяк зная, что бесстыдно лукавит, — всё это гавно обойдёт тебя до самого выпуска.       Миша задумчиво смотрит на протянутую ему ладонь и не решается её пожать в качестве согласия: уж всё это выглядит как-то скомкано и быстро. Недавно лицом в стол бил, а теперь предлагает не просто помощь, а защиту. И тем более не за что-то, а просто так. Ведь Фадеев ничего, кроме того, что влез в ссору между ним и Андреем, ничего путного и заслуженного для Жене не сделал. Однако опять вспомнив про бесчеловечные ожоги, зловещий взгляд Андрее, Тундру, обещавшего что они ещё свидятся и про мочу в глотке, он всё же неуверенно протягивает ему руку, на что Онегин нетерпеливо тут же хватает её и сильно сжимает чужие мелкие пальцы в жёстком рукопожатии. — Вот и договорились, — холодно бросает Юзвяк, сразу же откидывая чужую руку, направляясь прочь с площадки. — Надеюсь, я пожал не ту руку, что была в твоих слюнях?! — кричит ему вдогонку обеспокоенный своей чистоплотностью Миша, на что получает сокрушающий ответ: — Она самая!