Шоколадка «Milka»

Время то тянулось неумолимо медленно, то летело настолько быстро, будто кто-то подходил к часам и крутил их стрелочку. Если бы Антон этого «невидимку» заметил, то обязательно бы крикнул ему возмущённо-обречённое: «Эй, у нас и так времени немного! Будь человеком!». Он сидит тут уже часов пять — и нет, это не экзамен длится так долго — просто приходить нужно было раньше, до его начала. За долго тянущиеся минуты ты пролистаешь весь свой паспорт, выпьешь чуть ли не всю бутылку воды, ну а потом уже и откинешься от тревоги. Точнее откинется твоя последняя нервная клетка. Каждый раз перед сдачей ЕГЭ наблюдатели проводят школьникам небольшой инструктаж, вне зависимости от того, какой это по счёту экзамен. Шастуну это особо и не нужно было — он, вероятнее всего, на всю жизнь запомнил, как заполнять эти бланки. А особенно это ничуть не искреннее громкое пожелание удачи от контролёрши, которую он смело может звать надзирателем. Антон взглядом гипнотизирует белый лист перед собой, в пальцах прокручивает чёрную гелевую ручку, а в голове слова Арсения — своего парня, которые хоть и немного, но помогают: «Жизнь на ЕГЭ не кончается». Другого человека он может и послал бы далеко и надолго, просто продолжив своё самоистязание, но этого не может. Особенно когда голубые глаза излучают заботу и обеспокоенность, руки крепко сжимают его собственные, а весь вид так и говорит: «Доверься мне. Поверь, что всё будет хорошо, как бы страшно не было». — До конца экзамена осталось пятнадцать минут! — восклицает светловолосая улыбчивая женщина. Осознание сказанного наконец доходит до Антона, и он резко вскидывает голову, ошалелыми глазами пялясь на часы. Хочется даже спросить у Анастасии Кирилловны, не ошиблась ли она в слове "минут". Может, секунд? Шастун спохватывается и продолжает решать последние задания тестовой части, которую он планировал ещё и проверить. Но планы с крахом рушатся — ему бы работу закончить, половину которой он наверняка выполнил неверно. Внезапное чувство безвыходности не при каких обстоятельствах не собирается покидать быстро бьющееся сердце. Ему бы сейчас Арсения рядышком. Заботливого, уютного, а главное такого родного и любимого, что улыбка сама на губах расползается при мысли о нём. Желания идти домой нет от слова совсем — там мама, которая будет донимать его вопросами, а на застывшие в глазах слезы ответит лишь злобой и криками. Она добьёт, сломает своими ранящими в самую душу словами: «Ясно, ни черта не написал». А вот Арс обнимет, сотрёт слёзы и встряхнёт за плечи. Нырнёт в эту пучину отчаяния и достанет оттуда Антона. Но Шастун сейчас здесь, в школе, а не с Арсением. Он закидывает паспорт в карман толстовки — хорошо, что на экзамен можно приходить в любой одежде — и на несгибающихся ногах вываливается из кабинета. Крепко жмурит слезящиеся глаза, трёт руками лицо и пытается понять причину своего паршивого самочувствия. Даже на первом экзамене такого не было, а русский ему даётся намного легче, нежели литература. Он на всех порах выбегает из здания — к Арсению, который сегодня пропустил пары, чтобы встретить его после такого «замечательного» дня. Почему-то влага в глазах исчезать никак не собирается, а наоборот скапливается в них и грозиться вот-вот скатиться слезами по щекам. И стоит Антону услышать родной голос и увидеть знакомого человека, махающего ему ладонью, как плотину прорывает. Он, не выдерживая таких эмоций, буквально падает в чужие объятия и выдавливает из себя тихое, жалобное: — Арс... От этого отчаянного и грустного шёпота внутри у Арсения что-то с треском надламывается. Из ладони выпадает шоколадка «Milka», за которой он недавно забежал в магазин. Для Шастуна. Для того, чтобы увидеть красивую солнечную улыбку. Антон всхлипывает, сжимает руками белую рубашку и утыкается в её ворот. Как бы он не старался контролировать эмоции, которые его сейчас до краёв переполняют, ничего не выходит, и он лишь шмыгает носом и ближе льнёт к тёплому телу. Тихий ласковый голос потихоньку приводит в себя, а мягкие поглаживания по золотистым кудрям окончательно успокаивают. Антон на шаг отходит от парня и опускает взгляд вниз. Арсений молча наклоняется к его заплаканному лицу и начинает губами собирать последние слезинки. Затем поцелуем-бабочкой врезается в его влажные потрескавшиеся губы. Парень хватает его за плечи и отстраняет от себя: — Арс.. тут же люди! — Мне похуй, — красноречиво отвечает он и вновь прижимает Антона к себе, начиная аккуратно поглаживать спину. — О каких людях сейчас вообще может идти речь? Антон мысленно соглашается с этим мудрым изречением — он про первое — и нехотя выпутывается из объятий. Арсений поднимает что-то с земли и засовывает в карман ветровки — погода сегодня достаточно холодная, несмотря на то, что лето началось уже десять дней назад. Они в молчании идут к дому Попова, держась за руки. Антон наслаждается уютной тишиной, которую Арсений спустя пару минут ходьбы всё-таки прерывает: — Антош, что тебя так расстроило? — Знаю, что ты сейчас ругаться будешь, — на этих словах Арсений поднимает брови и вопросительно смотрит на него. — Ну, мне просто в какой-то момент показалось, что все мои ответы — неправильные, а каждое написанное слово в сочинении — глупое и вообще никуда не годится, — Антон это говорит еле слышно и ему в глаза не смотрит. — Я не буду ругаться, Шаст, — он мягко улыбается. — Более чем уверен, что ты написал на восемьдесят баллов минимум, и в какой-то момент просто-напросто накрутил себя. Но я всё понимаю, это нормально, ЕГЭ – та ещё хуйня. Я очень хочу хоть как-то тебе помочь. «Да ты уже пиздец как помогаешь», — думает Антон, но ничего не отвечает, лишь благодарно сверкает своими зелёными глазами и устало, но счастливо улыбается

***

Они проходят в маленькую съёмную квартирку Арсения. Да, места тут немного, однако уюта хоть отбавляй — большие подушки, раскиданные по дивану, мягкий свет и валяющиеся на столе книги — некоторые выданные университетом, а некоторые собственноручно купленные Арсением. Когда Антон в который раз остался у своего парня на ночёвку, то застал одну очень милую картину — Арсений тихо посапывал за столом, положив руки под голову. Шастун тогда залип на это красивое расслабленное лицо — на тонкие бледные губы, аккуратный нос и немного трепещущие во сне пушистые ресницы. Он как произведение искусства — прекрасный до безумия. Такой, что глаз не оторвать. Антон сейчас сидит на его кухне, смотрит на него и думает о нём. И говорит всё также ему, заваривающему им обоим тёплый чай: — Я люблю тебя. И любит Антон его. Арсений перестаёт помешивать ложкой сахар и оборачивается на Антона. На человека, который эти слова ему говорит очень редко — он показывает свои чувства действиями, касаниями, всем, чем угодно, но не словами. — И я тебя, Тош. — Арсений подходит к столу и предельно осторожно ставит на него дымящуюся кружку чёрного чая — есть у Попова глупая привычка наливать жидкость до самых краёв. Он плюхается на стул и внимательно разглядывает Антона, который подносит кружку ко рту и делает первый глоток. Они быстро допивают чай, идут в комнату и разваливаются на маленьком раскладном диване. Тесно, но очень уютно. Арсений включает на телевизоре какую-то глупую передачу — просто чтобы на фоне был звук — и хлопает себя по коленкам, как бы указывая на то, чтобы Шастун положил на них макушку. Антон от ощущения руки в своих волосах чуть ли не мурлычет, Арсений же каждый раз удивляется мягкости светлых локонов. — Спасибо тебе, — благодарит Антон и чувствует, как пальцы, которые до этого путали его кудряшки, на секунду застывают. — За что? — За всё, Арс. Он по-доброму усмехается и вдруг просит его подняться. Антон послушно убирает голову и наблюдает за Арсением, который выскакивает в коридор и возвращается в комнату с шоколадкой в руках. — Будешь «Милку»? Она обязательно поднимет настроение! — спрашивает он, но уже всовывает ему любимую сладость. Антон смотрит на него и глупо улыбается. Плевать на маму, которая будет мучить его расспросами. На злющего в последнее время отца. Да даже последнии нерешённые задания ЕГЭ не так уж и важны. Главное, что у него есть Арсений. Ну и «Милка», которая обязательно поднимет настроение.